Главная

Популярная публикация

Научная публикация

Случайная публикация

Обратная связь

ТОР 5 статей:

Методические подходы к анализу финансового состояния предприятия

Проблема периодизации русской литературы ХХ века. Краткая характеристика второй половины ХХ века

Ценовые и неценовые факторы

Характеристика шлифовальных кругов и ее маркировка

Служебные части речи. Предлог. Союз. Частицы

КАТЕГОРИИ:






ПЕТЕРБУРГ В ЖИЗНИ И ТРУДАХ Н. П. АНЦИФЕРОВА 2 страница

Книга «Петербург Достоевского» вызвала очередную волну читательского и исследовательского интереса к образу города в творчестве писателя. Этому содействовали литературные достоинства монографии, ее исследовательский пафос и замечательные иллюстрации М. В. Добужинского. И хотя споры о топографической точности писателя не стихают до сих пор, указанные Анциферовым дома Раскольникова, Сони и старухи-процентщицы обрели новую «построманную» жизнь. Так зародился еще один «миф» о городе (воспользуемся термином Анциферова), миф, возникший не в художественном произведении, а во вдохновенном научном исследовании.

Анциферов придавал огромное значение топонимике — го­родской номенклатуре, по терминологии тогдашнего градоведения. «Городские названия — язык города, — писал он. — Они сообщают о всех областях его жизни. Они рассказывают о его росте, о его связях с другими городами, о его нуждах. В них живет память о прошлом» 41. Первоначальную задачу изучения города он видит в дешифровке его языка — городских названий, чего не было в предшествующей градоведческой литературе 42.

Петербургской улице и отдельным районам города Анци­феров посвятил несколько работ: «Наша улица (Опыт подхода к изучению города)» 43, «Главная улица города» 44, «Улица рынков (Садовая, ныне улица 3-го Июля в Ленинграде): Краеведческий материал для экскурсии по социальному и экономическому быту» 45, «Район морского порта (эпоха торгового капитализма): Экскурсия по Васильевскому острову (Стрелка и Тучкова набережная)» 46. Исследователь исходил из посылки: «…рассматривать улицу как элемент города, в ко­тором могут отразиться все присущие ему черты. А через познание части мы придем к познанию целого» 47. Таким образом, Анциферов рассматривает улицу (район) как своеобразный микрокосм городского организма, в котором заключено прошлое, отражается настоящее и проглядывает будущее го­рода. В работах «Наша улица» и «Главная улица города» дана программа комплексного изучения городских названий, а в стать­ях «Улица рынков» и «Район морского порта» Анциферов демонстрирует, как торговая функция Садовой улицы или портовая — Стрелки формируют специфическую социальную и то­понимическую среду вокруг магистрали или внутри района.

Почти все «петербургские» труды Анциферова содержат в себе одновременно экскурсы в историческое прошлое улицы или района, градоведческие рекомендации по их изучению и ме­тодические разработки для проведения экскурсий.

Не обошел своим вниманием Анциферов и окрестности города, где он летом отдыхал и работал. Лето 1917 г. он проводит с семьей в Царском Селе, в 1918 г. живет на даче в Петергофе, в 1919—1920 гг. работает с женой в ин­тернате в Красной Славянке. В 1920 г., после рождения сына Сергея (Светика), Анциферовы получили на лето комнату в пустовавшем тогда Павловском дворце, при котором Нико­лай Павлович вел в 1921 г. семинарий по изучению Пав­ловска. Особенно дорого ему было Царское (с 1918 г. Детское) Село. Выше уже говорилось о том, что в лицейской церкви состоялось венчание Анциферова, а его экскурсии и семина­рий по Царскому Селу пользовались особым успехом. В 1924 г., когда после рождения дочери Тани у Татьяны Николаевны возобновился туберкулезный процесс, Анциферовы оставили городскую квартиру на Малой Посадской и переехали в Детское Село. Первое время они жили в здании биологической станции, а вскоре получили квартиру в двухэтажном деревянном доме (сгорел во время войны вместе с библиотекой и архивом) по улице Революции (№ 14), недалеко от входа в Александровский парк. «Здесь, как и в Ленинграде на Малой Посадской, — вспоминает Г. А. Штерн, — собиралось много народу, особенно по воскресеньям. Были тут и друзья, и ученики, и местные экскурсионные работники». Вполне зако­номерно появление книг Анциферова, посвященных Царскому Селу и пригородам: «Детское Село» (М.; Л., 1927), «Окрест­ности Ленинграда. Путеводитель» (М.; Л., 1927), «Пушкин в Царском Селе (Литературная прогулка по Детскому Селу)» (Л., 1929). Именно Николаю Павловичу и удалось установить местонахождение «кельи» (как называл ее поэт) Пушкина в Лицее, где Анциферовы снимали комнату в 1921 г. (Лицей стал музеем в 1949 г.)

Уже в середине 1920-х гг. историко-культурное направле­ние в краеведении стало вытесняться производственным, ориентированным на изучение города и деревни только в соответствии с программой социалистического строительства Ликвидация Петроградского экскурсионного института означала официальное закрытие гуманитарного экскурсиеведения. Идеологическое наступление на традиционное краеведческое движение в городах и провинции закончилось его разгромом на рубеже 1930-х годов. «Идеалистическое мракобесие, пропаганда религии — вот что отличает «научные» исследование Гревса и его последователей»,— говорилось в одной из статей, где «буржуазные» краеведы-гуманитары обвинялись в явно контрреволюционной трактовке исторического материала» 48. «Краеведение, — взывал автор другой статьи, — должно иметь и совершенно определенную классовую направленность, и определенный классовый состав работников» 49. Одновременно с проработкой в печати «вредителей-краеведов» начались их массовые аресты по всей стране.

Весной 1929 г. Анциферов был арестован ГПУ по делу религиозного кружка «Воскресенье», которому инкриминирова­лось «воскресение старого режима», и отправлен на три года в Соловецкие лагеря особого назначения. В этом же году скончалась от туберкулеза Татьяна Николаевна. Из лагеря, в 1930 г., его привезли в Ленинград для нового следствия но делу Академии наук и, в частности, Центрального бюро краеведения, обвиняемого в подпольной контрреволюционной деятельности. К прежнему сроку добавили два года, и Анциферов снова оказался в лагере в Медвежьей Горе на строительстве Беломорско-Балтийского канала 50.

Осенью 1933 г., сразу после освобождения, Анциферов приехал в Детское Село повидаться с детьми, которые жили у сестры жены — Анны Николаевны. По совету друзей, опасавшихся нового ареста, в 1934 г. он перебрался в Москву. В 1934—1935 гг. Анциферов заведовал водным отделом Музея коммунального хозяйства (ныне Музей истории и реконструкции Москвы). В эти годы он женился на Софье Александровне Гарелиной, с которой был знаком по экскурсионной деятельности с начала 1920-х гг. В 1936 г. он начал работать в Литературном музее, но весной 1937 г. был вновь арестован. Пройдя тюрьмы (Лубянка, Таганка, Бутырки), Анциферов получил восемь лет за «контрреволю­ционную деятельность» и был этапирован в Уссурийский лагерь 51. Английский историк Роберт Конквест в своем исследовании «Большой террор» отмечает, что в 1939 г. глав­ная волна арестов пошла на спад и часть заключенных была выпущена на свободу. Среди этих счастливцев оказался и Николай Павлович. «Дело мое прекращено, — сообщал он Г. А. Штерну 17 декабря 1939 г., вскоре после приезда в Москву, — я возвращен жизни» 52.

Необходимо отдать дань мужеству Владимира Дмитриевича Бонч-Бруевича, который не только сразу восстановил Анци­ферова в Литературном музее и выплатил ему пособие, но и в дальнейшем оказывал содействие в публикации его книг (несколько из них вышло под редакцией В. Д. Бонч-Бруевича).

Московский период, деятельности Анциферова выходит за рамки настоящей статьи. Отметим только, что в 1940 — 1956 гг. он работал в Литературном музее, занимал должность ученого секретаря, заведовал отделом. Николай Павлович го­товил выставки, посвященные Пушкину (1937 и 1949 гг.), Гер­цену, Гоголю, Грибоедову, Лермонтову, Ломоносову, Майкову, Тютчеву и другим русским писателям и поэтам, участвовал в создании музеев Герцена, Достоевского, Тургенева, Чехова; выпустил 8 книг и около 40 стате 53,

К «петербургской» теме Анциферов вновь возвратился в годы войны. В 1944 г. он защитил в Институте мировой литературы кандидатскую диссертацию «Проблемы урбанизма в русской ху­дожественной литературе (Опыт построения образа города — Петербурга Достоевского — на основе анализа литературных традиций)». В своем отзыве на эту работу Б. В. Томашевский, ходатайствуя о присуждении ее автору докторской степени, дал высокую оценку Н. П. Анциферову как исследователю Петербурга: «В данной работе выдвинута и разработана новая проблема — изучение города в изображении художествен­ной литературы. От автора подобных исследований требуется, чтобы он соединял в себе и качества литературоведа и ка­чества историка. Мало того — требуется тонкое и детальное знакомство с самим материалом, т. е. конкретное знание самого изображаемого города. Кроме того, изучение темы города неразрывно соприкасается с рядом прикладных областей литературоведения, с экскурсионной практикой, музейной работой и специфическими формами популяризации и пропаганды литературы. По прежним работам Н. П. Анциферова, по всей его многообразной научной деятельности мы знаем, что он в высшей степени владеет всеми этими знаниями и всем этим умением. Ни для кого не является тайной, что инициатором и главным представителем этой темы является Ник. Пав. Анциферов» 54.

Из обширной переписки Анциферова с Г. А. Штерном видно, что во время блокады Ленинграда Николай Павлович жил в постоянной тревоге за судьбу города и оставшихся там детей: «Очень исстрадался за ленинградцев» (7. 01. 42); «Сейчас готовим выставку «Литературные места, захваченные фашистами» (среди них наше бесконечно любимое Детское Село» (02. 43). «Наконец-то кончилась осада и разрушение нашего великого города, — сообщал он Штерну 1 февраля 1944 г., узнав об освобождении Ленинграда. — Но судьба наших памятников Петергофа, города Пушкина, Павловска и других потрясает» 55. И он начал работать над книгой «Пригороды Ленинграда: города Пушкин, Павловск, Петродворец» (издана в 1946 г.). А вскоре до Анциферова дошла страшная весть о смерти сына в блокадном Ленинграде и об исчезновении дочери. И только в 1948 г. он узнал, что его Татьяна, угнанная на работу в Германию в 1942 г., жива и находится в США.

К Пушкину Анциферов постоянно возвращался на протяжении всей своей творческой жизни. В его архиве хранится неопубликованное исследование «Проблемы изучения „Медного всадника“» с авторской пометой: «СПБ 1923 — Москва 1950».

В 1949 г., когда отмечалось 150-летие со дня рождения поэта, Анциферов выступал с докладами и лекциями, участвовал в обсуждении проекта памятника Пушкину в Ленинграде, готовил выставку «Лицейские годы и Петербург Пушкина». В 1950 г. вышли его работы: «Москва Пушкина», «Пушкин в Царском Селе», «Петербург Пушкина».

При чтении книги «Петербург Пушкина», включенной в настоящее издание, следует иметь в виду, что она писалась в пору господства вульгарно-социологического подхода к оценке литературы, в атмосфере оголтелой кампании борьбы с космополитизмом и специально к юбилею поэта. На конференции в Пушкинском доме, сообщает Анциферов Штерну 16 июня 1950 г., «говорили странные вещи, утверждали, что Пушкин уже перерос всех декабристов, что он полон ожидания крестьянской революции (словом — Чернышевский). Бродский объявил, что Пушкин опирался на разночинцев». В письмах к Штерну Анциферов сетует, что его работы о Петербурге «отсылают в Обком в Ленинград», а «редакторы печатать не решаются»56. Книга «Петербург Пушкина» несет на себе печать своего времени, и в ней уже нет того свободного творческого полета, которым так пронизана «Душа Петербурга».

Николай Павлович, как вспоминает его дочь Татьяна Николаевна Камендровская, всегда считал себя «петер­буржцем». Потеряв семью, он все свои чувства перенес на любимый город. Он часто приезжал и Ленинград, навещал могилы родных и друзей, бродил по царскосельским паркам и городу в белые ночи, долго сидел у Медного всадника. По свидетельству современников, Анциферов был одарен осо­бым чувством видения города, который он воспринимал отра­женным в зеркале истории и культуры.

В январе 1958 г. он завершил мемуары «Путь моей жизни», посвятив их своим внукам — Наталии и Михаилу. 2 сентября этого же года Николай Павлович скончался в Москве.

Не только друзья, но и все встречавшие Анциферова отмечали обаяние и притягательность его личности. «При всей ценности его литературного наследия главным и самым заме­чательным его созданием, именно созданием творческого духа человека, была его жизнь, — утверждал Г. А. Штерн. — Для тех, кто знал его, становилась очевидной воплощенная в нем реальная сила добра, правды и любви. Человеческим и нравственным ориентиром для Н. П. Анциферова были, прежде всего, Франциск Ассизский и Герцен. Николай Пав­лович стоически вынес все обрушившиеся на него удары судьбы и гулаговские испытания. Мы были свидетелями разговора, когда незнакомая нам женщина рассказывала ученице Анцифе­рова О. Б. Враской, что ее муж, атеист и член партии, работавший в 1930-х гг. учителем в Кеми, где и встретил Николая Павловича, часто повторял в кругу домашних: «Я один раз в жизни видел настоящего святого. Запомните его имя — Николай Павлович Анциферов».

 

А. М. Конечный, К. А. Кумпан

 

1 Топоров В. Н. Петербург и Петербургский текст русской литературы//Семиотика города и городской культуры: Петербург. Труды но зна­ковым системам. XVIII. Тарту, 1984. С. 15.

2 Дело об оставлении при Петроградском университете Н. П. Анциферова//Центральный государственный исторический архив Ленинграда, ф. 14, оп. 1, д. 11096, л. 7 (далее: ЦГИАЛ); дата рождения приведе­на по метрической книге города Умани.

3 Анциферов Н. П. Путь моей жизни: Воспоминания. 1958 г.//Отдел рукописей Государственной публичной библиотеки им. М. Е. Салты­кова-Щедрина, ф. 27 (находится в обработке), архив Н. Н. Анциферова, л. 5 (далее: ОР ГПБ).

4 Бенуа А. Мои воспоминания. М., 1980. Кн. 1. С. 183.

5 ЦГИАЛ, ф. 303, оп. 2. д. 1865, л. 25 об., 52; д. 1875, л. 9 об.

6 Путь моей жизни, л. 362—363.

7 Анциферов Н. П. Дневники: Петербургский университет. Т. 1//ОР ГПБ, ф. 27, л. 2—3.

8 Путь моей жизни, л. 386.

9 Дневники: Петербургский университет, л. 77.

10 Путь моей жизни, л. 405—408.

11 Анциферов Н. П. Иван Михайлович Гревс/Публикация Б. С. Кагановича//Памятники культуры. Новые открытия: Ежегодник 1985. М., 1987. С. 61

12 Дневники: Петербургский университет, л. 79—83.

13 ЦГИАЛ, ф. 14, оп. 1, д. 11096, л.3—19.

14 Конечный А. М. Н. П. Анциферов — исследователь Петербурга//Пе­тербург и губерния: Историко-этнографические исследования. Л., 1989. С. 155.

15 Анциферов Н. П. Тетрадь наших деточек: Таточки и Павлиньки. Выписки из дневника//ОР ГПБ, ф. 27, л. 51—53.

16 Штерн Г. А. Тенишевское училище. Машинопись. 1960 г. (хранится в домашнем архиве сына; далее: Собрание А. Г. Штерна).

17 Анциферов Н. П. Душа Петербурга. С. 173 наст. изд.

18 Богданов Е. Три столицы//Версты. 1926. № 1. С. 148. Е. Богданов — псевдоним Г. П. Федотова (1880—1951), участника семинара И. М. Гревса, известного историка и религиозного мыслителя.

19 Добужинский М. В. Воспоминания. М., 1987. С. 23. См. также альбом автолитографий М. В. Добужинского «Петербург в 1921 году» (Пг., 1923).

20 Ходасевич Владислав. Литературные статьи и воспоминания. Нью-Йорк. 1954. С. 399—400.

21 Анциферов Н. П. Душа Петербурга. С. 173 наст. изд.

22 Ленинградский государственный архив литературы и искусства, ф. 53, архив Петроградского экскурсионного института, оп. 1, д. 69, л. 6 об. (далее: ЛГАЛИ).

23 См.: Экскурсионное дело. 1921. № 2/3. С. 206—207; Экскурсионный вестник. 1922. Вып. 1. С. 5.

24 См.: Конечный А. М. Общество «Старый Петербург — Новый Ленинград». 1921—1938//Музей 7. М., 1987.

25 ЛГАЛИ, ф. 53, оп. 1, д. 46, л. 50—52.

26 Штерн Г. А. Пригороды Ленинграда. Машинопись. 1960 г. (Соб­рание А. Г. Штерна).

27 Вейнерт Я. А. Воспоминания о Николае Павловиче Анциферове. Машинопись. 1958 г. (Собрание М. В. Вербловской).

28 ЛГАЛИ, ф. 53, оп. 1, д. 69. л. 18.

29 См.: Центральное бюро краеведения//Краеведение. 1923. № 1. С. 46—47.

30 Известия Центрального бюро краеведения. 1927. № 3. С. 83—86.

31 Гревс И. М. Дальние гуманитарные экскурсии и их воспитательно-образовательный смысл//Экскурсионное дело. 1922. № 4—6. С. 4—5.

32 Анциферов Н. П. О методах и типах историко-культурных экскурсий. Пг., 1923. С. 23.

33 Об Александре Блоке. Пб., 1921. С. 285.

34 Из стихотворения А. А. Ахматовой «Ведь где-то есть простая жизнь и свет…» (1915).

35 Анциферов Н. П. 1919-й год//ОР ГПБ, ф. 27, л. 7.

36 Анциферов Н. П. Душа Петербурга. С. 48 наст. изд.

37 Дело студента Петербургского университета Н. П. Анциферова// ЦГИАЛ, ф. 14, оп. 3, д. 54139, л. 44 об.

38 Дневники: Петербургский университет, л. 74.

39 Экскурсионное дело. 1921. № 2—3. С. 49—68, 194. К статье приложена схема маршрута по Петербургской стороне.

40 Подробнее см.: Кумпан К. А., Конечный А. М. Наблюдения над топографией «Преступления и наказания»//Известия Академии наук СССР: Серия литературы и языка. 1976. № 2. С. 180—190.

41 Анциферов Н. П. Пути изучения города как социального организма: Опыт комплексного подхода. Л., 1926. С. 147.

42 См.: Гассерт К. Города: Географический этюд. М., 1912; Вебер Макс. Город. Пг., 1923.

43 См.: Экскурсии в современность. Л., 1925. С. 5—51.

44 См.: На путях краеведения. М., 1926. С. 99—106.

45 См.: По очагам культуры: Новые темы для экскурсий по городу. Л., 1926. С. 57—108.

46 См.: Анциферов Н. П. Теория и практика экскурсий по обществоведению. Л., 1926. С. 156—211.

47 Анциферов Н. П. Наша улица//Экскурсия в современность. С. 12.

48 Рубинштейн Н. Борьба с классовым врагом в краеведческой литературе и задачи историков-марксистов//Против вредительства в краеведческой литературе. Иваново, 1931. С. 5, 7.

49 Вангенгейм А. Ф. Краеведение и социалистическое строительство//Советское краеведение. 1930. № 6. С.5.

50 Подробнее об этом периоде см.: Анциферов Н. П. Три главы воспоминаний/Публ. С. Еленина, Ю. Овчинникова//Память: Исторический сборник. Париж, 1981. Вып. 4. С. 55—152; Анциферов Н. П. Из воспоминаний/Публ. А. И. Добкина, А. Б. Рогинского//Звезда. 1989. № 4. С. 117—165.

51 См.: Анциферов Н. П. 1937-й год: Тюрьмы (Бутырки и Таганка)//ОР ГПБ, ф. 27

52 Собрание А. Г. Штерна.

53 Полную библиографию работ Н. П. Анциферова см.: Добкин А. И. Н. П. Анциферов: Материалы к биобиблиографии//Анциферовские чтения: Материалы и тезисы конференции (20—23 декабря 1989 г.). Л., 1989. С. 19—23.

54 Анциферов Н. П. Проблемы урбанизма в русской художественной литературе. Т. 2//ОР ГПБ, ф. 27.

55 Собрание А. Г. Штерна.

56 Собрание А. Г. Штерна.

57 Штерн Г. А. Воспоминания о Николае Павловиче Анциферове. Апрель 1960 г. (Собрание А. Г. Штерна)

 

ДУША ПЕТЕРБУРГА

ПРЕДИСЛОВИЕ

 

В эпохи кризисов великих культур особенно остро пробуж­дается сознание содержащихся в них духовных ценностей, осо­бенно ярко поднимается чувство любви к ним и вместе с тем желание и жажда хранить их и защищать. Город — один из сильнейших и полнейших воплощений культуры, один из самых богатых видов ее гнезд. Когда колеблется жизненность великой культуры, сердце невольно влечется погрузиться в нее, лучше ее разгадать, слиться с нею теснее. В частности, хождение по памятникам ее становится при этом специфически дорогим де­лом, хочется особенно жгуче проникнуть и тайну того, что они говорят.

Образы городов давно уже привлекают умы и энергии тех, кто предан «человечности», ощущает свою связь с humanitas* и humana civilitas**. Давно уже живет в нас потребность путешест­вовать к замечательным центрам культуры, прошлой и настоящей, читать о них, срастись с ними душою. Давно и в литерату­ре выработался тип книг, посвященных описанию городов***. В них много ценного, это одни из наиболее читаемых категорий литературы, это — прекрасное пособие для изучения замеча­тельных очагов, где цветут высшие дары человечности. Но надо уметь подойти к сложному предмету познания, в частности, по­нять город, не только описать его, как красивую плоть, но и по­чуять, как глубокую, живую душу, уразуметь город, как мы уз­наем из наблюдения и сопереживания душу великого или дорого­го нам человека.

В предлежащей книге Н. П. Анциферова именно и ставится задача, воплощающая такую идею изучения города, как позна­ние его души, его лика, восстановление ею образа как реальной собирательной личности (Seelengeschichte ****, la psychologie d’une ville *****) ******. Она разрешается на примере великого центра, много дорогого для тех, кто чтит русскую культуру, видит ее своеобразие, ценит многообразные проявления и сочетания свойств. К освещению трудного вопроса привлечен до сих пор не использованный материал — художественная литература, поэзия, беллетристика. Выполнен замысел, сам по себе важный и новый, — с удивительною чуткостью, богатою полнотою, большою содержательностью и редкой любовью. От книги веет особым оригинально индивидуализированным ароматом.

Литература о Петербурге до сих пор бедна и одностороння. Настоящего, солидного, яркого и полного научного путеводителя по его истории до сих пор еще нет. Талантливая книга В. Я. Курбатова 3 дает почувствовать некоторые грани художественного обличья города. С книгой его приятно ходить по улицам и урочищам столицы, смотреть на следы ее прошлого, на физиономию его настоящего и думать о его многосодержательной и многострадальной судьбе. Н. П. Анциферов дал теперь для таких прогулок и таких дум много нового, замечательного материала и осветил его проникновенною мыслью.

«Душа Петербурга» угадана Н. П. Анциферовым удивительно верно, изображена с убедительною цельностью в прекрасно понятом единстве таинственного лика «Северной Пальмиры» на фоне грандиозной истории города «трагического империализма». Впервые сплетён около истории Петербурга такой яркий венок из тех образов, в какие преломлялось лицо создания Петра, града Медного Всадника, в творчестве великих писателей русской земли, ее талантливых поэтов и романистов.

Радостно приветствовать книгу Н. П. Анциферова, пожелать ей достойного успеха. Следует быть благодарным издательству «Брокгауз — Ефрон» за то, что оно дало возможность ей появиться в свет, а затем задумало целый ряд сочинений 4, в которых будут истолковываться индивидуальные и коллективные образы великих культур, лица, центры, эпохи и течения. Мне очень дорого работать над редактированием предполагаемой серии, для которой настоящая книга Н. П. Анциферова является хорошею «первою ласточкою». Большое благо, что А. П. Остроумова-Лебедева украсила ее своими превосходными рисунками, так тонко схватывающими петербургский пейзаж, так верно отражающими душу города.

Петербург уже пережил апогей своей славы, померк ныне его блеск. Но умирает ли он или только тяжко болен? Будем верить, что он возродится не в прежней царственной мантии, но в новом расцвете научно-художественного зиждительства, идейной работы и культурной энергии, которые станут всенародным достоянием. А теперь книга Н. П. Анциферова поддержит к нему любовь: он призвал на помощь для его истолкования столько мечательных голосов и присоединил к ним свое правдивое слово.

Профессор Ив. Гревс

 

Августа 1922 г.

 

* Человечество, человечность (лат.).

** Гуманизм, человеческая культура (лат.)

*** На Западе издаются целые иллюстрированные коллекции: Les villes d’art célèbres, Berühmte Kunststätten, Italia artistica, Medieval town и др. А у нас начиналось (в изд. «Образование» целое собрание — «Культурные сокровища России. (Примеч. авт.) 1

**** История души (нем.).

***** Психология города (фр.).

****** См. развитие этой основной мысли в статье автора настоящих слов «Монументальный город и исторические экскурсии» (в журн. «Экскурсионное дело», № 1, 1921 г.) Эта же точка зрения проводится в прекрасных книгах Вернон Ли «Италия» и П. П. Муратова «Образы Италии». (Примеч. авт.) 2

 

GENIUS LOCI* ПЕТЕРБУРГА5

 

Toute la suite des hommes, pendant le cours de tant de siècles, doit être considérée comme un même homme qui subsiste toujours et apprend continuellement **.

Pascal «Pensées» 6

I

 

Прав ли Паскаль? Можно ли смотреть на исто­рию человечества как на историю человека, который был всегда и учился беспрестанно? Есть ли история ― биография рода человеческого? Этот взгляд предпо­лагает такое единство рода и такую цельность, какими обладает только личность. Присуще ли это про­цессу развития человечества? Как бы ни был велик материал, дающий возможность широко пользовать­ся обобщениями и усматривать в истории ряд по­вторяющихся процессов, все же совокупность этих процессов создает неповторимое единство, да и каж­дый из этих процессов можно назвать повторяю­щимся только в самых общих чертах. Вместе с Пас­калем можем и мы рассматривать историю челове­чества как индивидуальный целостный и единый процесс, а род человеческий (genus humanum) как живой организм. Человечество с этой точки зрения представляет собою, таким образом, из начала суще­ствующее целое, все элементы которого способны су­ществовать только в системе этого целого. Так, серд­це, мозг, глаза человека могут быть действенны только в живом человеке. Каждый элемент организ­ма может представлять собою также организм, но только в связи со своим целым; бытие его получает полноту своего значения. К ясному восприятию орга­ничности рода человеческого можно прийти только путем постижения органичности составляющих его частей. Каждый культурно-исторический организм представляет собою весьма сложный комплекс куль­турных образований, находящихся во взаимной зави­симости друг от друга, столь тесной, что какое-либо изменение в одном из них влечет за собою измене­ние во всем организме. Ип. Тэн 7, характеризуя куль­туру зарождающегося абсолютизма во Франции, стре­мит-

* Дух-хранитель (божество) места (лат.).

** Все поколения людей на протяжении стольких веков можно рассматривать в виде одного человека, существующего вечно и беспрестанно познающего (фр.).

ся установить общие черты среди столь чуждых явлений, как меркантилистическая политика Кольбе­ра 8, стихосложение Буало 9, богословская концепция Боссюэ «Града Божьего» 10 и стриженые аллеи Верса­ля. Одним словом, Тэн стремится найти стиль, присущий всем явлениям культурно-исторического типа данной эпохи. А мысля культуру данной эпохи как нечто органическое, как бы живое, можно ска­зать: найти genius aevi, «дух века».

А. И. Герцен, столь мало теоретически знакомый с проблемами философии истории, своим чутьем подошел к этой задаче и дал нам мимоходом набро­сок, освещающий эту проблему. В своей статье «Venezia la bella» он пытается представить город как живой организм.

«Вода, море, их блеск и мерцание обязывают к особой пышности. Моллюски отделывают перламут­ром и жемчугом свои каюты… Земли нет, деревьев нет, что за беда! Давайте еще больше резных ка­меньев, больше орнаментов, золота, мозаики, ваяния, картин, фресок. Тут остался пустой угол ― худого бога морей с длинной мокрой бородой в угол! Тут по­рожний уступ ― еще льва с крыльями и с Евангели­ем Св. Марка. Там голо, пусто ― ковер из мрамо­ра и мозаики туда! Кружева из порфира туда! Побе­да ли над турками, над Генуей, папа ли ищет друж­бы города ― еще мрамора, целую стену покрыть ис­сеченной занавесью и, главное, еще картин. Павел Веронезе, Тинторетто, Тициан ― за кисть, на помост: каждый шаг торжественного шествия морской краса­вицы должен быть записан потомству кистью и рез­цом» 11.

Как тонко здесь установлена связь между пышно­стью Венеции и ее несравненного искусства с поло­жением ее среди пустынных лагун. Как хорошо по­ясняет эту органическую связь сравнение с моллю­ском, убирающим свое жилище жемчугом!

Герцен на основании общего обзора города дает характеристику его души.

«Один поверхностный взгляд на Венецию пока­зывает, что это город крепкий волей, сильный умом, республиканский, торговый, олигархический, что это ― узел, которым привязано что-то за вода­ми, ― торговый склад под военным флагом: город шумного веча и беззвучный город тайных совеща­ний и мер…» 12

Как же можно ознакомиться с исторически сло­жившимся культурным организмом, чтобы ярко пе­режить его, ибо без познания его нельзя живо ощу­щать ход истории как жизненный процесс?

<== предыдущая лекция | следующая лекция ==>
 | 


Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском:

vikidalka.ru - 2015-2024 год. Все права принадлежат их авторам! Нарушение авторских прав | Нарушение персональных данных