Николс снова кивнул, убирая пистолет.

Да, езжайте. Надеюсь, с вашей... подругой все будет хорошо.

Я посмотрела на него, не пытаясь скрыть смущения.

Да, я тоже надеюсь.

Но думала я не о Мюзетт, а обо всех остальных. Сколь многим может она повредить, если у нее есть благословение от Совета или хотя бы от Белль Морт. Мне пришлось узнать, что из-за политических интриг в Совете если ты враждуешь с одним из членов, это еще не значит, что тебя ненавидят остальные. Похоже, что многие члены Совета согласны были со старинным сицилийским правилом: враг моего врага — мой друг.

Судья тоже пробормотал слова благодарности и выразил надежду, что моя подруга быстро поправится. Репортерша ничего не сказала — она глазела на Ашера как загипнотизированная. Вряд ли он ее зачаровал — она смотрела так, будто никогда не видела такого красивого мужчины. Наверное, так оно и было.

Волосы его сияли в свете фар настоящим золотом — занавес почти металлических волн, сияющим морем стекающий справа от лица. Золотой оттенок еще сильнее подчеркивался темно-коричневым шелком рубашки. Она была с длинными рукавами, навыпуск поверх синих джинсов, заправленных в коричневые сапоги. Выглядело так, будто он одевался в спешке, но я знала, что так он одевается всегда. И он встал так, чтобы левая сторона его лица — самый совершенный в мире профиль — была подставлена свету. Ашер мастерски использовал игру света и тени, чтобы подчеркнуть то, что хотел показать, и скрыть то, чего показывать не хотел. Видимый глаз был светло-голубым, как у сибирской лайки. У людей таких глаз не бывает. Даже при жизни он наверняка был необычайно красив.

Видны были контуры полных губ, блеск второго синего-синего глаза. А то, чего он никак не хотел показывать, начиналось в паре дюймов за глазом и тянулось полосой почти до рта, — шрамы. И еще шрамы сбегали вниз по телу, скрытые одеждой.

Репортерша уставилась на него недвижно, будто и дышать перестала. Ашер это заметил и напрягся. Наверное, потому что знал: стоит ему махнуть головой и показать ей шрамы, как восхищение сменится ужасом — или жалостью.

Я взяла его за руку:

Пойдем.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: