Эпизод второй. Беги!

Светлый длинный коридор. Бесконечные ряды темно-коричневых дверей, иногда разрываемые большими залами с диванами, креслами и оазисами небольших деревьев в объёмных деревянных горшках.

Я иду по Музею.

Комната № 2101. Я открываю дверь.

— Здравствуй, Никита — говорю я.

— Привет, Зав — слышится через несколько секунд звонкий мужской тенор из дальнего угла комнаты. — Если ты пришёл не освободить меня, то можешь уходить.

Ярко тёмные глаза, как и прежде, сверкнули вызовом, а неясный лунный свет узкого тюремного окна на миг осветил бледное лицо. Я не ответил Никите, я просто молча сел на грязный каменный пол рядом с ним.

Пленник. Сколько их таких за историю человечества сгнило в одиночных камерах? Безнадёжные, отчаявшиеся и безумные люди. Все, но только не этот.

Я посмотрел на Никиту: грязный, оборванный. Во что он верит? Что ему всё-таки удастся отсюда сбежать? Ха, а ведь из камеры побег ему удавался, и не раз: прятался от меня у других экспонатов — где я его только не вылавливал! Но вот покинуть сам Музей — это дело более сложное, можно сказать, почти невозможное.

— Опять пришёл спросить тебя, - начал я, — что ты хочешь там увидеть, за Музеем? Ты ведь тут уже много лет и знаешь, что мир за это время изменился не в лучшую сторону. Деревни твоей уже давно нет — по ней прошлись целых две Мировых войны, родные твои давно умерли: жена, дети и даже внуки. Свобода? Ха, какую свободу ты жаждешь?

Никита долго молчал. От сковывающей нас тишины, казалось, начало звенеть в ушах.

— Я сполна походил по твоему музею, - наконец сказал он — И я уверен, где-то есть выход из этой картонной реальности.

— Ты думаешь, люди за пределами Музея не живут, как ты сказал, в картонных реальностях? Никита, живут, ещё как живут. И у каждого она своя, прямо как у тебя камера.

Он поднял свой взгляд и посмотрел мне прямо в глаза.

— Допустим так. Но мне нужен мир реальных людей, а не это сборище застывших экспонатов.

— Ха! Твой реальный мир и есть сборище застывших экспонатов, просто самые ценные из них, на мой взгляд, конечно, хранятся здесь.

И снова, снова почти десятиминутная пауза. Никита, ну что за манера вести разговор?

— Тогда зачем он нужен, этот твой музей?

— Никита, Музей затем и нужен, что бы люди могли посмотреть на себя со стороны, заглянуть в самые дальние уголки самих себя. Поверь, это им помогает очень сильно.

— Если нет разницы, зачем меня тут держишь? Всё равно, ко мне кроме тебя никто давно не ходит.

— А вот как раз увидеть мне самого себя со стороны, именно ты, Никита, и помогаешь. Прости, но ты нужен мне. Я хотел бы верить, так же как веришь ты.

Он пристально посмотрел мне в глаза, огонь его зрачков пытался проникнуть в самые потаённые чуланы моего подсознания, зачерпнуть самый глубокий и тёмный ил его водоёмов.

— Я потерял самое главное, — начал я, — я перестал чувствовать жизнь. Я владею целым миром людей, но не чувствую их. А ведь это так важно для меня, для Заведующего — чувствовать, любить. Тоска и пустота съедает меня. Я скоро сам стану экспонатом. Экспонатом беспредельной скуки, беспредельного безразличия, равнодушия. Люди будут путать меня с камнем, со статуей — они будут смотреть сквозь меня. И я не знаю, не знаю, почему это произошло со мной. Не знаю. Как не знает тысячи и сотни тысяч других людей, попавших в эти сети тоски. Что, что терзает меня изнутри каждую ночь и каждый день? Груз и тяжесть прошлых лет? Сомнения, что жизнь прожита не так, как следовало бы? Отсутствие семьи и любимой женщины? Отсутствие цели в жизни? Где, где я потерял эту путеводную нить, я не понимаю. Да и была ли она у меня? Что ломается в наших душах, почему мы не как чётко спланированный механиком аппарат, чётко знающий цели, чётко знающий средства и чётко следующий вписанным инструкциям? Ведь как всё просто у природы: есть цветок — он растёт от дождей, впитывает Солнце и цветя, дарит всем радость, а себе новую жизнь; есть зверь – он гармонично занял место в пищевой цепочке, его радость — это его сытость, это возможность размножится, это возможность теплым весенним утром погреться на полянке, чувствуя, что холодная и голодная зима уже позади. Зверь, цветок, Светило — это одно целое, а я? А этот мир людей? А наши сомнения и наша тоска — это тоже задуманная и нужная часть этого мира или это болезнь? Вирус…

Я немного отдышался. По снегам моих висков текли мелкие капельки пота.

— У тебя есть цель — сбежать, и это хорошо. Но что будет потом, ты хоть раз задумывался? Пойдёшь искать могилу своей жены? Начнёшь жить заново? Что? И главное, зачем? Зачем тебе эта жизнь, среди людей?

Никита снова замолчал. Огненные глаза тёмными зрачками сверлили пространство где-то далеко за пыльной стеной.

— Малка давно мертва, я это понимаю и на могилу не пойду. Мне хватит того, что запах её каштановых волос живёт в моей памяти до сих пор. Жизнь заново? — он усмехнулся. — Дом, семья, хозяйство — всё, чего меня лишили люди, всё чего меня лишаешь здесь ты. Нет, не заново.

И снова тишина. Я слышал стук его сердца, я видел, как еле заметно колыхалась паутина на полу от его дыхания.

— Я буду ходить по Свету и смотреть людям в глаза. Да! — он засмеялся. Это было так неожиданно, что я сильно вздрогнул. — Да, Заведующий, именно так — мне нужна свобода, что бы я мог ходить по миру и смотреть людям в глаза!

На несколько секунд я подумал, что он проиграл: камера всё-таки свела его с ума. Но это было лишь первое впечатление, и оно было ложное. В этот момент, за его, казалось бы, тупым стремлением вырваться из Музея я разглядел гораздо большее. И, кажется, я стал понимать, что мне делать дальше.

- - - -

Я открываю дверь. Запах невинно зелённой городской рощи стремительно проникает мне в ноздри. Шуршание машин и детский смех между потёртых лавочек заполняют мой слух. Вон, та молодая женщина – идёт к любимому. Она – как второе Солнце в этом парке. Её провожает задумчивый взгляд врача-студента. Он сегодня весь день читал Карлоса Кастанеда, мечтал о пустыне Гоби и задавал себе вопрос: «что есть для меня счастье?». Ха, поезжай в свои пески, юноша, поезжай скорее! Не жди ни часа, ни минуты, поезжай!

Девушка, а за ней и взор мечтателя, проходят мимо меня. Легкая волна духов Adidas калечит аромат весенних листьев. Тысячи шагов. Сотни глаз. Неясный шелест голосов. Одинокая улыбка.. Прохладный непыльный ветерок.

Я осторожно ступаю. Быстрее. Уже бегу. Отталкиваюсь и с головой прыгаю в этот живой океан людей.

Моё сердце заполняется огненным вихрем уже почти забытых чувств.

Я среди вас, мои любимые, среди вас.… Сижу на сутулом плече, перебираю пальцы рук, качаюсь на ноге, свисающей с высокого стула. Я в ваших мыслях, в ваших желаниях, в ваших фобиях и в ваших страстях. Я стою незримым соучастником, когда вы плачете в ванной. Я глажу вас по слегка растрёпанным волосам. Вы не чувствуете, но вам уже гораздо легче. Я наблюдаю вместе с охранником за случайным счастливцем в казино: радуюсь, горюю и боюсь за него. Я вместе с вами первый раз беру в руки новорождённого: улыбаюсь и бесчувственно падаю от усталости.

Я плыву, я растворяюсь в вас. Вы мой воздух, моя кровь, моя река, мой единственный и самый верный причал. Я безумно, безумно вас всех люблю: и хороших, и злых, и скверных скряг, и самых безнадёжных зануд. Всех. Всех до одного.

Я хожу по этой планете и смотрю вам в глаза. Да, просто смотрю вам в глаза. И в них я вижу всю вашу жизнь, всё ваше прошлое и будущее, все самые тёмные закоулки и светлые манежи ваших человеческих душ. Вы знаете, мне пока больше и не надо.

- - - -

Комната №2101. Стою несколько секунд. Открываю дверь и осторожно вхожу. Пыль неторопливо разлетается под весом чёрных замшевых ботинок.

– Возможно, Никита, конечно возможно – улыбаюсь я.

Мне никто не отвечает. Эта комната пуста уже многие годы.

Тишина.

Родион, 2009

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: