Интегральное видение для слегка свихнувшегося мира 8 страница

Давайте вместо этого будем ценить прошлое, почитать его, испытывать благодарность за те его достижения, на которые опирается наше современное сознание — но давайте освободимся от его власти. Когда мы смотрим на мудрецов прошлого, восхищаемся их прозрениями и влюбляемся в того или иного из них, что мы видим и чувствуем на самом деле? Что это может быть как не наша высшая Самость или Дух, поскольку Дух един и пребывает вне времени? Наша приверженность к прошлому — это как раз и есть неверно истолкованное интуитивное восприятие абсолютного Духа, которое наша нынешняя неспособность к вневременной трансценденции уводит от Постижения в настоящем к

Термин из лексикона психоанализа. (Прим. ред.)

обожествлению, типичному для прошлого. Так что давайте перестанем цепляться мертвой хваткой за древнюю мудрость, чтобы могла взойти заря вечно новой и вечно обновляющейся Древней Мудрости, освещая нам дорогу к дому, который ждет впереди.

Духовная эволюция, культурная эволюция эволюция, как таковая: традиции мудрости прошлого редко признают какой-либо из аспектов этого либерального, прогрессивного и эволюционного воззрения. Однако кому дано их за это осуждать? Как может любой из нас всерьез соглашаться с идеей духовной эволюции перед лицом опаляющих образов Освенцима, Хиросимы, Вундед-Ни, ГУЛАГа, Чернобыля; когда имена Гитлера, Муссолини, Сталина, Пол Пота, Амина каленым железом выжжены на плоти современности, и до сих пор видны незажившие шрамы?

В книге под названием «Ввысь из Эдема: трансперсональный взгляд на человеческую эволюцию» я попытался разобраться с этими сложнейшими из проблем. Хотя книга неизменно завоевывает все более широкое признание, поначалу она вызвала массу споров по причинам, которых я касаюсь в предисловии к новому изданию, посвященном, в первую очередь, одной из важнейших проблем (и главных кошмаров) современной социологии и антропологии: как можно говорить о культурной эволюции, когда на горизонте маячит Освенцим?

Этот вопрос имеет решающее значение, так как пока мы не сможем дать на него приемлемый ответ, не существует вообще никакого способа примирить древнее и современное мировоззрения (поскольку первое отрицает эволюцию, а последнее — принимает ее). И, значит, нам необходимо научиться видеть эволюцию в радикально новом свете, который позволит нам в полной мере признавать и по достоинству оценивать как взлеты, так и падения движения Духа во времени.

Но для того, чтобы увидеть эволюцию как Дух в действии, следует ответить на некоторые суровые возражения, поскольку, фактически, ни традиционалисты, ни либеральные модернисты не примирились в полной мере с фундаментальным смыслом эволюции как таковой. Если эволюция действует во всей остальной вселенной, то она должна действовать и в человеческих существах, а это означает, что человеческие культуры также должны эволюционировать. Отсюда следует, что должны возникать все более развитые формы отношений между людьми — а это наталкивается на противоречие известное как «Освенцим». Другими словами, будущее интегральных исследований решающим образом зависит от того, какую именно позицию мы займем по отношению к самой эволюции: в каких областях действует эволюция и что она означает на самом деле? И, если мы хотим понимать эволюцию как Дух в действии, то как мы можем ответить на вопрос о ГУЛАГе?

Я написал «Ввысь из Эдема» в 1977 году, когда было весьма модно считать, что эволюция затрагивает все сферы Вселенной, кроме человеческой. То есть примерно двенадцать миллиардов лет продолжались родовые потуги Космоса, в ходе которых все в нем подчинялось эволюционным принципам, и этот экстраординарный и всеобъемлющий процесс, в конце концов, породил первых людей, после чего тут же прекратил действовать.

Создавалось впечатление, что эволюция действует во всей остальной вселенной, но только не в людях! Этого весьма необычного мнения придерживались традиционные религиозные мыслители, ретроромантики и либеральные социальные теоретики — практически весь пантеон влиятельных авторов и теоретиков из всех областей социальных исследований.

Большинство религиозных традиционалистов допускали, что развитие присуще индивидуальным человеческим существам, но не коллективному и культурному человечеству. Традиционалисты проявляли такую острую антипатию к культурной эволюции, главным образом потому, что современная история почти полностью отвергла традиционные религиозные мифы, и, значит, если история действительно направлялась эволюцией, то эволюция очень грубо обошлась с ними и их убеждениями.

Несомненно, современность, в целом, основательно отвергла религию: либеральная современность не приемлет руководящую и политическую роли традиционной мифологической религии, не приемлет религиозно-мифологические объяснения научных фактов и истин и не приемлет специфически религиозные принципы в общественном дискурсе и общественной морали.

И потому традиционалисты — как и можно было ожидать — рассматривают современность как мощное антидуховное движение, ужасное движение секуляризации и рационализации: современность

— это великий Сатана. И если это породила эволюция, тогда пусть ее будет поменьше. Выражаясь более сильно, эволюция не действует в человеческой сфере!

Ретроромантики и неоязычники полностью соглашались с тем, что эволюция действует во всей остальной вселенной, но не в человеческой сфере. На самом деле — добавляли романтики — в случае людей эволюция пошла вспять! По общему убеждению романтиков, люди как филогенетически, так и онтогенетически, зародились в некотором первобытном Эдеме, великом раю, изначальном Царствии Небесном на земле, а потом все резко пошло под уклон. Могучие силы, действующие в Космосе миллиарды и миллиарды лет — силы, которые создали муравьев из атомов и обезьян из амеб, колоссальные силы, которые сдвигали галактики и квазары в планетарные конфигурации, которые порождали клетки, обладающие ощущениями, организмы, наделенные восприятием, и животных, которые могли видеть, чувствовать и даже мыслить — все эти силы с появлением людей внезапно и резко застопорились — они просто перестали работать! И ни по какой другой очевидной причине, за исключением того, что эти силы не сопрягались с идеями ретроромантиков о том, как должен развиваться мир. Эволюция — для всего остального Космоса; упадок — для человечества. Какой странный и порочный пример дуализма!

Эту массовую враждебность по отношению к культурной эволюции разделяли и либеральные социальные теоретики — причем по некоторым вполне понятным и даже благородным причинам. Социальный дарвинизм в своих наиболее распространенных формах был таким грубым и таким жестоким — не говоря о том, что он основывался на наиболее сомнительных аспектах теории Дарвина

— что стал означать не больше, не меньше, как полное отсутствие сострадания к своим собратьям по виду. И потому либеральные социальные теоретики практически всех направлений приняли коллективное решение: вместо того, чтобы пытаться отделить здравые аспекты культурной эволюции от абсурдных, лучше избегать этой темы и даже вовсе отрицать ее существование.

Таким образом, положения, которые я выдвигал в своей книге, в то время были довольно смелыми и, определенно, спорными. Различные великие теоретики от Тейяра-де-Шардена до Ауробиндо и Гегеля уже высказывали идею о том, что сама эволюция, в действительности, представляет собой духовное развертывание, в котором каждая последующая стадия трансцендирует, но включает в себя предыдущую. Однако ни один из них не соединил это философское представление с реальным анализом антропологических данных и никто не предложил объяснения той или иной конкретной стадии этой эволюции, основанного на каких-либо детальных эмпирических и антропологических свидетельствах. В этом отношении, я полагаю, «Эдем» стал значительным достижением.

Как раз в то время, когда я писал эту книгу, у англоязычных читателей только что появилась возможность познакомиться с исследованиями двух других теоретиков, работающих примерно в той же общей области — Жана Гебсера и Юргена Хабермаса. То, что мне было известно о Гебсере, я почерпнул из одной длинной статьи, опубликованной в «Мэйн Каррентс» (в то время это была единственная такая статья, опубликованная на английском), но этого хватило, чтобы безошибочно показать мне, что мы с Гебсером обнаружили практически одни и те же стадии в общей последовательности эволюции человеческого сознания. Из уважения к новаторской работе Гебсера (он занимался этим еще за десятилетия до моего рождения) я немедленно присоединил его терминологию к своей, так что различные культурные стадии получили такие названия, как «магически-тифоническая» или «ментально-эготическая».

Другими словами, это были стадии эволюции культурных мировоззрений (стадии эволюции Нижнего Левого сектора) — стадии, которые Гебсер в своих революционных исследованиях уже идентифицировал как архаическую, магическую, мифическую, ментальную и интегрально-аперспективную. Мои собственные исследования привели меня к сходным, почти идентичным стадиям, которые я назвал уроборической, тифонической, членской, эгоической и экзистенциальной. (И, значит, когда я присоединял к этому термины Гебсера, я зачастую говорил о магически-тифонической или мифически-членской стадиях и т.д.)

Однако в моем подходе за интегрально-экзистенциальной стадией — высшей у Гебсера — следовали дальнейшие, или более глубокие, стадии самого духовного и надличностного развития — от психической до тонкой, каузальной и недуальной — которые Гебсер ясно не распознает. Но до этого момента Гебсер остается непревзойденным мастером и одним из главных новаторов в понимании эволюции культурных мировоззрений.

(Интегральные исследования (как дисциплина) включают в себя подробное изучение всего спектра культурных мировоззрений в процессе их развития и эволюции. Ведь то, что проявляется в индивидах как спектр сознания (Верхний Левый сектор), в культурах проявляется как спектр мировоззрений (Нижний Левый сектор). Таким образом, главная задача интегральной антропологии состоит в отслеживании корреляций между онтогенетическим и филогенетическим формированием человечества как вида.)

Это непосредственно связано с работой Юргена Хабермаса и его коллег. Хабермас приобрел шумную известность своей работой «Познание и человеческие интересы», которая представляла собой опустошительную атаку на чистый позитивизм и эмпиризм. К 1976 году он выпустил «Коммуникацию и эволюцию общества» — краткий, но, в целом, блестящий набросок того, что ему представлялось универсальными стадиями развития сознания. Когда работа Хабермаса попалась мне на глаза, я как раз заканчивал «Эдем» и потому смог лишь кратко его отметить, но было вполне очевидно, что Хабермас, двигаясь с совершенно иной исходной позиции, натолкнулся на те же общие стадии, что и мы с Гебсером. Хабермас стал тем, кого многие люди, включая и меня самого, считают величайшим из живущих в мире философов, и в последующих книгах я буду часто и с благодарностью пользоваться плодами его неисчерпаемого гения.

Однако и Гебсеру, и Хабермасу недоставало подлинно духовного измерения. Гебсер предпринимал энергичные попытки включить в свою работу духовную сферу, но вскоре стало очевидно, что он просто не знал или недостаточно глубоко понимал созерцательные традиции, которые только одни способны проникать в суть Божественного. Как я уже говорил, за высшей, интегрально-аперспективной стадией Гебсера, в действительности, следуют еще несколько стадий надличностного или духовного развития, которые Гебсер неуклюже запихивает в свою интегральную стадию. А Хабермас, будучи по сути немецким рационалистом, не понимал (и до сих пор не понимает пор) никакого Бога выше Рассудка.

Поэтому требовался некий гибрид Ауробиндо, Тейяра-де-Шардена, Гебсера и Хабермаса — иными словами такая концептуальная схема, которая могла бы реально совмещать в себе сильные стороны их подходов. Оглядываясь назад, я полагаю, что как раз это мне и удалось сделать в книге «Ввысь из Эдема». С тех пор я уточнил категории, введенные в «Эдеме», и расширил секторы анализа (заинтересованные читатели могут обратиться к книгам «Пол, экология, духовность» и «Краткая история всего»). Однако основная схема приводится здесь, и я полагаю, она все еще не утратила своей актуальности. В действительности недавние исследовательские данные и теоретические результаты как минимум существенно повысили обоснованность общей концепции и основных выводов «Эдема».

Решающая проблема заключалась вот в чем: попытка принять культурную эволюцию в качестве объяснительного принципа человеческой истории наталкивается как раз на те фундаментальные возражения, которые заставили традиционалистов, романтиков и либеральных социальных теоретиков яростно и последовательно отвергать ее. Иными словами, если эволюция действует в человеческой сфере, как нам объяснить Освенцим? И как мы смеем выносить суждения о том, что одни продукты культуры эволюционировали в большей степени, чем другие? Как мы смеем выстраивать такие классификации ценности? Что это за самонадеянность!

Таким образом, хотя я и начал упомянутое предисловие с упреков в адрес теоретиков-антиэволюционистов, в действительности они выдвигают несколько глубоких и значимых возражений, к которым необходимо подходить со всей серьезностью и как можно более беспристрастно.

К примеру, традиционалисты не могут поверить в культурную эволюцию из-за таких ужасов современности, как Освенцим, Хиросима, Чернобыль. Как мы можем говорить, что эволюция действует в людях, когда она порождает таких монстров? Лучше вообще отрицать эволюцию, чем оказаться перед необходимостью объяснения этого бесстыдства.

А романтики реагируют на почти всеобщую человеческую симпатию к времени, которое предшествовало сегодняшнему смятению. В целом, первобытные мужчины и женщины не страдали от бедствий современности — никакого промышленного загрязнения, совсем немного рабства, мало споров о собственности и т. д. Разве мы действительно не скатились вниз по любой качественной шкале? Не пора ли вернуться к природе, к благородному варварству и, тем самым, найти более подлинную самость, более честное сообщество, более богатую жизнь?

Точно так же у либеральных социальных теоретиков есть все причины в ужасе отшатнуться от понятия культурной эволюции. Ее невообразимо грубые формы, наподобие социального дарвинизма, не просто страдают недостатком сострадания. Гораздо пагубнее то, что подобного рода невежественный «эволюционизм» в руках нравственных кретинов породил бы именно ту разновидность разрушительных и варварских понятий сверхчеловека, господствующей расы и грядущих людей-полубогов, которые леденящим гусиным шагом промаршируют в историю, которые каленым железом выжгут свои убеждения на измученной плоти миллионов, воплотят свою идеологию в газовые камеры и сделают их универсальным средством разрешения споров. Естественно, что либеральные социальные теоретики, реагируя на подобные ужасы, естественно, склонны видеть в любой разновидности «социальной иерархии» прелюдию к Освенциму.

Очевидно, что попытка использования эволюции сознания в качестве объяснительного принципа какого бы то ни было рода сталкивается с несколькими серьезными трудностями. Поэтому нам требуется не что иное, как набор принципов, которые могли бы объяснить и прогресс, и регресс, хорошее и плохое, взлеты и падения движения эволюции, которая, тем не менее, в той же мере действует в людях, как и в остальном Космосе. В ином случае мы сталкиваемся с чрезвычайно странной ситуацией вбивания острого клина в самую середину Космоса: все нечеловеческое управляется эволюцией; все человеческое — нет.

Каковы же принципы, которые могут реабилитировать культурную эволюцию в утонченной форме, таким образом воссоединив человечество с остальным Космосом, и, в то же время, объяснить взлеты и падения в ходе раскрытия сознания? Вот несколько основных объяснительных принципов, которые, на мой взгляд, нам необходимы:

1. Диалектика прогресса. В ходе эволюции и раскрытия сознания, каждая стадия разрешает или снимает определенные проблемы предыдущей стадии, но затем прибавляет свои собственные, новые и неподатливые (и порой более сложные и трудные) проблемы. Именно потому, что эволюция во всех сферах (человеческой и прочих) действует посредством процесса дифференциации и интеграции, каждый новый и более сложный уровень с необходимостью сталкивается с проблемами, которых не было у его предшественников. Собаки болеют раком, а атомы — нет. Но за это не следует огульно проклинать эволюцию! Это означает, что в эволюции есть и хорошее, и плохое — такова диалектика прогресса. И чем больше стадий эволюции — чем глубже Космос — тем больше вещей могут пойти не так, как надо!

Так что эволюция неизбежно означает появление новых возможностей, новых чудес и новых триумфов на каждой новой стадии, однако они неизменно сопровождаются новыми ужасами, новыми тревогами, новыми проблемами, новыми бедствиями. И «Ввысь из Эдема» — это хроника новых чудес и новых болезней, которые развертываются на безжалостных ветрах эволюции сознания.

2. Различение между дифференциацией и диссоциацией. Именно потому, что эволюция идет посредством дифференциации и интеграции, что-то может пойти не так на любой и каждой стадии — как я сказал, чем глубже Космос, тем больше бедствий может случиться. И одна из наиболее распространенных форм эволюционной патологии происходит, когда дифференциация заходит слишком далеко и превращается в диссоциацию. К примеру, в эволюции человека одно дело — дифференцировать разум и тело, и совершенно другое — диссоциировать, разобщать их. Одно дело дифференцировать культуру и природу, совершенно другое — диссоциировать их. Дифференциация — это прелюдия к интеграции; диссоциация — это прелюдия к катастрофе.

Как мы увидим на следующих страницах, человеческая эволюция (как и любая другая эволюция) отмечена последовательностью важных дифференциаций, которые абсолютно естественны и совершенно необходимы для эволюции и интеграции сознания. Но на каждой стадии эти дифференциации могут зайти слишком далеко в сторону диссоциации, которая превращает глубину в болезнь, рост в раковую опухоль, культуру в кошмар, сознание в агонию. И «Эдем» — это хроника не только необходимых дифференциаций эволюции сознания, но также и патологических диссоциаций и искажений, которые слишком часто следуют за ними по пятам.

3. Различие между трансценденцией и вытеснением. Когда мы говорим, что эволюция протекает посредством дифференциации, это означает, что она идет через трансценденцию и включение. То есть каждая стадия эволюции (человеческой и любой другой) трансцендирует и включает в себя предшествующие стадии. Атомы — части молекул, молекулы — части клеток, клетки — части сложных организмов и т. д. Таким образом каждая последующая стадия включает в себя предшествующие, а потом добавляет свои собственные определяющие и целостные (эмерджентные) качества: она трансцендирует и включает в себя.

Однако, как раз по этой причине в случае патологии более высокое измерение не трансцендирует и включает в себя более низкие, а трансцендирует и вытесняет, отрицает, искажает, разрушает их. Именно такой выбор предоставляется каждой новой и более высокой стадии: трансцендировать и включать в себя, помогать, интегрировать, почитать; либо трансцендировать и вытеснять, отрицать, отчуждать, угнетать. «Эдем» — это хроника великих трансцендентных событий человеческой эволюции, равно как и абсурдных случаев подавления, угнетения и жестокости. Чем ярче свет, тем глубже тень, и «Эдем» всматривается и в свет, и в темноту.

4. Различие между естественной иерархией и патологической иерархией. В ходе эволюционного процесса то, что было целым на одной стадии, становится частью целого на следующей. Таким образом, все и вся в Космосе представляет собой то, что Артур Кестлер назвал «холоном» — целым, которое одновременно служит частью некоторого другого целого, и так до бесконечности. Целые атомы — это части молекул, целые молекулы — части клеток и т.д. Каждая вещь — это целое/часть, холон, существующая в естественной иерархии или порядке возрастания целостности и холизма.

По этой причине Кестлер указывал, что нормальную иерархию, в действительности, следует называть холархией, и он был совершенно прав. Все процессы эволюции (человеческой и любой другой), отчасти, происходят путем иерархизации (холархизации) — каждое старшее измерение трансцендирует и включает в себя младшие уровни: каждый уровень — это целое, которое служит частью другого целого, и так до бесконечности. Именно поэтому каждая развертывающаяся стадия трансцендирует и включает в себя своих предшественников, и таким образом, Космос развертывается как бесконечная последовательность все более объемлющих целых.

Однако то, что трансцендирует, может вытеснять. И таким образом, нормальные и естественные иерархии могут вырождаться в патологические иерархии, в иерархии господства. В этих случаях заносчивый холон не хочет быть и целым, и частью — он хочет быть целым, и точка. Он не хочет взаимно быть частью чего-то большего, нежели он сам; он не хочет участвовать в сообществах своих собратьев-холонов; он хочет господствовать над ними по своей воле. Сообщество заменяется властью; общение заменяется господством; взаимность заменяется угнетением. И «Эдем» — это хроника необычайного роста и эволюции нормальных иерархий — роста, который по иронии судьбы допускает вырождение в патологические иерархии, которые оставили свои выжженные клейма на истерзанной плоти несчетных миллионов — шлейф террора, который тянется за животным, способным не только трансцендировать, но и вытеснять.

5. Высшие структуры могут быть поставлены на службу низшим побуждениям. Племенное устройство, когда оно предоставлено самому себе, относительно доброкачественно просто потому, что его средства и технологии относительно безвредны. С помощью лука и стрелы не нанесешь большого вреда биосфере и другим людям (и эта ограниченность в средствах не означает присутствия мудрости). Проблема том, что развитые технологии рационального обоснования, будучи поставлены на службу племенным и этноцентрическим побуждениям, могут стать разрушительными.

Освенцим — это не результат рационализма. Это результат того, что многие продукты рационализма используются иррациональным образом. Освенцим — это рациональность, взятая на вооружение идеологией племенного обособления, этноцентристской мифологией крови, почвы и расы, укорененной в земле — романтической по склонностям, варварской по своей этнической сути. Нельзя всерьез пытаться осуществить геноцид с помощью лука и стрелы; но это можно попытаться сделать с помощью стали и угля, двигателей внутреннего сгорания и газовых камер, пулеметов и атомных бомб. С точки зрения любого определения рациональности эти желания невозможно назвать разумными или логически обоснованными — это этноцентристская идеология племенной вражды, берущая на вооружение инструменты развитого сознания и использующая их исключительно для удовлетворения самых нижайших побуждений. Освенцим — это завершающая стадия, но не рассудка, а племенного менталитета.

Таковы некоторые различения, которые, на мой взгляд, необходимы для того, чтобы реконструировать эволюцию человеческого сознания гораздо более удовлетворительным и убедительным образом — так, чтобы можно было четко объяснить неоспоримые Достижения, равно как и неоспоримые катастрофы человеческой истории. И наконец, это позволяет нам дать ответ на возражения теоретиков антиэволюционизма, который до сих пор во многих отношениях настойчиво преобладает в теоретическом дискурсе этой области.

Традиционалистам мы можем сказать: вы не поняли диалектику прогресса. Вы учли все плохие стороны современности, но тщательно обошли стороной все хорошее, и потому вы проклинаете расцвет современности и ее рационал-секуляризацию, не имея возможности видеть того, что на самом деле современность — это форма развертывания Духа как Присутствия сегодняшнего мира. Поэтому вы преклоняетесь перед предшествующим мифологически-аграрным веком, когда весь мир поклонялся мифическому богу или богине — когда на всей этой благодатной земле процветала религия, и каждые мужчина и женщина благоговейно принимали вашего Возлюбленного Господа, и все было зачаровано и живо духовным знамением.

И давайте для собственного удобства игнорировать последние данные, из которых совершенно ясно следует, что в 10% кочевых и в 54% аграрных сообществ существовало рабство; в 37% кочевых и в 64% аграрных сообществ выкупали невест; 58% кочевых и, что удивительно, 99% сельскохозяйственных обществ часто или время от времени вели войны. Храмы этих возлюбленных Бога и Богини воздвигались на согбенных спинах миллионов и миллионов порабощенных и замученных людей, которым отказывали даже в простейших человеческих достоинствах, и которые кровью и слезами отмечали путь к алтарю этого возлюбленного Бога.

Традиционалисты напомнили нам о кошмарах современности; хорошо бы им не так легко забывать о кошмарах дней минувших. А что касается положительных нововведений современности, о которых традиционалисты столь странно умалчивают, давайте напомним им: великие освободительные движения — освобождение рабов, женщин, неприкасаемых — все эти великие движения освобождения дал миру именно рационализм, который был (можете не сомневаться!) формой развертывания Духа в современном мире. Положительные аспекты современности, включая успехи медицины, которые лишь одни исцелили больше боли и страданий, чем любой другой прогресс в истории, — это и есть Эрос и Агапе теперешнего развертывания Духа: только либеральные демократии представляют собой сострадание Духа не на каких-то бессердечно обещанных мифических небесах, но здесь и сейчас, на земле, в реальной жизни огромного множества людей, которые до этого жили на этой милой земле как рабы, как собственность других, и почти всегда как собственность тех, кто искренне верил в славу великого и чудесного Бога.

Итак, мы говорим традиционалистам: Вы не увидели диалектики прогресса, вы не увидели, что высшее может быть поставлено на службу низшему, вы не увидели, что форма Духа в теперешнем мире — это и есть положительные стороны современности. По этим и многим другим причинам вы престали ощущать пульс продолжающейся эволюции и развертывания Духа, вы утратили связь с чудом эволюции как самореализации через самотрансценденцию.

Ретроромантикам мы говорим: Вы спутали дифференциацию с диссоциацией, вы спутали трансценденцию с вытеснением. И поэтому всякий раз, когда эволюция приводит к новой и необходимой дифференциации, вы кричите: упадок! кошмар! бесконечный ужас! регресс! — утрата Эдема, отчуждение человечества, цепь несчастий, запечатленная на страницах истории.

Желудю приходится дифференцироваться, чтобы из него мог вырасти дуб. Однако, если в каждой дифференциации вы видите диссоциацию — если вы последовательно путаете эти два понятия — тогда вы вынуждены рассматривать дуб как ужасное насилие над желудем. И потому ваше решение любой проблемы, с которой сталкивается дуб, состоит в следующем: мы должны вернуться назад в нашу прекрасную «желудевость».

Решение, разумеется, должно быть прямо противоположным: найти те факторы, которые мешают желудю самоактуализироваться в качестве дуба, и устранить эти препятствия, чтобы могли естественным образом происходить дифференциация и интеграция, а не сдвиг в направлении диссоциации и фрагментации. Мы можем согласиться с романтиками, что в непрерывный ход развития и эволюции нередко вкрадывались ужасные патологии (с этим никто не спорит!), однако решение заключается не в идеализации «желудевости», а в устранении препятствий, которые не дают желудю вырасти и достичь самоактуализированной «дубовости». Либеральным социальным теоретикам мы говорим: Вы не поняли различия между естественной иерархией и патологической иерархией, и потому в своем понятном рвении устранить последнюю вы разрушили первую: вместе с водой вы выплеснули ребенка.

Построение шкал ценностей — иерархий в самом широком смысле — неизбежно при любой человеческой деятельности просто потому, что все мы — холоны: бесконечные контексты внутри контекстов, и каждый более обширный контекст выносит суждение по поводу своих менее объемлющих контекстов. И, значит, даже когда теоретики социального равноправия заявляют о своем неприятии иерархии, они используют для этого иерархические суждения — они утверждают, что отсутствие ранжирования лучше, чем ранжирование. И это иерархическое суждение ставит их в неудобное положение, заставляя противоречить самим себе — тайно принимать то, что они громогласно осуждают. Их иерархия отрицает иерархию, их ранжирование ненавидит ранжирование.

Разумеется, они делают все это, пытаясь избавиться от патологических иерархий, и, на мой взгляд, эту цель все мы можем только приветствовать. Однако единственный способ избавиться от патологических иерархий состоит в том, чтобы принять нормальную и естественную иерархию — то есть принять нормальную холархию, которая возвращает заносчивый холон на его законное место в обоюдной взаимности любви, общности и сострадания. Но без холархии у вас получаются скопления, а не целостности, и никакая интеграция вообще невозможна.

Таким образом, используя этот подход и эти пять различений, мы можем воссоединить человечество со всем остальным Космосом и сбросить с себя бремя воистину странного и косного дуализма: человечество — здесь, а все остальное — там. Подобное антропоцентристское высокомерие ужасно — и исповедуют ли его традиционалисты, реакционные экотеоретики или романтики — это позиция, которую нам нет нужды принимать.

Еще более абсурдно отрицать эволюцию в человеческой и культурной сферах, поскольку это значит — отрицать, что в коллективном человеческом осознании происходит или может происходить научение. Это то же самое, что сказать, что человечество с самого первого дня знало все, что можно знать обо всем; ничто не росло и не развивалось, ничто не эволюционировало, не возникали новые истины, эволюция вообще бездействовала.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: