ТОР 5 статей: Методические подходы к анализу финансового состояния предприятия Проблема периодизации русской литературы ХХ века. Краткая характеристика второй половины ХХ века Характеристика шлифовальных кругов и ее маркировка Служебные части речи. Предлог. Союз. Частицы КАТЕГОРИИ:
|
МАЛЕНЬКИЙ РОК-Н-РОЛЛНАСКАЛЬНОЕ
Сайде – на чай Свиться струйкой водопроводной – Двинуть к морю до холодов. Я хочу быть такой свободной, Чтобы не оставлять следов. Наблюдая, как чем-то броским Мажет выпуклый глаз заря, Я хочу быть немного Бродским – Ни единого слова зря.
***
«Все монеты – в море. Чтоб не пропить» - И швыряют горстями из Драных сумок деньги. И стало быть – Вы приехали в Симеиз. Два народа: семьи смешных мещан, Что на море сварливят «Ляжь!» И безумцы – бесятся сообща, Убегают на голый пляж, - Их глаза вращаются как шасси, Заведенные ЛСД. Я же пью свой кофе в «Дженнет кошеси», Что сварила моя Сайде.
***
Сумасшествием дышит ветер – Честно, в городе карантин: Здесь, наверное, каждый третий – Из Кустурицевых картин. Всяк разморен и позитивен. Джа здесь смотрит из каждых глаз – По полтиннику мятых гривен Стоит правильный ганджубас. Улыбаются; в драных тапках Покоряют отвесный склон. И девицы в цветастых шапках Стонут что-то про Бабилон.
***
Рынок, крытый лазурным небом – И немыслимо пахнет все: Заглянуть сюда за тандырным хлебом – И уйти навьюченной, как осел. Здесь кавказцы твердят всегда о Том, что встречи хотят со мной. У меня на плече иероглиф «Дао», Нарисованный черной хной.
***
Кроме нас и избранных – тех, кто с нами Делит побережье и пьет кагор, Есть все те, кто дома – а там цунами, И мы чуем спинами их укор. Отче, скрась немного хотя бы часть им Неисповедимых Твоих путей. Ты здесь кормишь нас первосортным счастьем – А на нашей Родине жжешь детей.
***
Море: в бурю почти как ртуть, В штиль – как царская бирюза. Я: медового цвета грудь И сандалового – глаза.
***
Жить здесь. Нырять со скал на открытом ветре. В гроты сбегать и пережидать грозу. В плотный туман с седой головы Ай-Петри Кутать худые плечи – как в органзу. Долго смотреть, пока не начнет смеркаться, Как облака и камни играют в го. А мужчины нужны для того, чтобы утыкаться Им в ключичную ямку – больше ни для чего.
***
Кофе по-турецки, лимона долька, Сулугуни и ветчина. Никого не люблю – тех немногих только, На которых обречена. Там сейчас мурашками по проспекту Гонит ветер добрых моих подруг. И на первых партах строчат конспекты По двенадцать пар загорелых рук. Я бы не вернулась ни этим летом, Ни потом – мой город не нужен мне. Но он вбит по шляпку в меня – билетом, В чемодане красном, на самом дне. Тут же тополя протыкают бархат Сюртука небес - он как решето; Сквозь него холодной Вселенной пахнет И глядит мерцающее ничто. Ночи в Симеизе – возьми да рухни, С гор в долину – и никого в живых. И Сайде смеется из дымной кухни И смешно стесняется чаевых.
8-10 сентября 2004 года
ФРАНЦУ КАФКЕ
Резво и борзо, Выпучив линзы, Азбукой Морзе, Пластикой ниндзя, Донельзя близко, Лезвийно резко, Чтоб одалиской - За занавеску; Пулей сквозь гильзу, Нет, безобразней: Смерзшейся слизью, Скомканной грязью, Чтоб каждый сенсор Дрогнул, как бронза: "Боль-ты-мой-цензор, Боль-ты-мой-бонза"; Медленно, длинно, Словно он сам - за, В панцирь хитина Бросят вонзаться (Вот бы хребтину Перегрызать за!..) Яблоко в спину Грегора Замзы. Как в самом деле Просто до жути; Боли хотели - Так торжествуйте. Небо как пемза. Окна без солнца. Боль-ты-мой-цензор. Боль-ты-мой-бонза. Будто угрозу, Видно не сразу Зоркую язву, Что одноглаза; Казнь вызывала Стыдные слезы Сеет заразу Злая заноза - Вьет свои гнезда, Ширится бездной. И стало поздно. И бесполезно. Вырвался. Взвился. Тельце, как пнули - Лязгнуло гильзой Пущенной пули.
Ночь с 7 на 8 октября 2004 года.
"Без всяких брошенных невзначай..."
Без всяких брошенных невзначай Линялых прощальных фраз: Давай, хороший мой, не скучай, Звони хоть в недельку раз. Навеки – это всего лишь чай На верхние веки глаз… Все просто, солнце, – совьет же та Гнездо тебе наконец. И мне найдется один из ста Красавчик или наглец. Фатально – это ведь где фата И блюдечко для колец… И каждый вцепится в свой причал Швартовым своим косым. И будет взвизгивать по ночам Наверное даже сын. «Любовь» - как «обувь», не замечал? И лучше ходить босым.
19 октября 2004 года
ЖРЕЧЕСКОЕ
Город стоит в метельном лихом дурмане - Заспанный, индевеющий и ничей, Изредка отдаваясь в моем кармане Звонкой связкой твоих ключей, К двери в сады Эдема. Или в Освенцим. Два поворота вправо, секунд за пять. Встреть меня чистым выцветшим полотенцем. И футболкой, в которой спать...
* * *
Что-то верно сломалось в мире, Боги перевели часы. Я живу у тебя в квартире И встаю на твои весы. Разговоры пусты и мелки. Взгляды - будто удары в пах. Я молюсь на твои тарелки И кормлю твоих черепах. Твои люди звонками пилят Тишину. Иногда и в ночь. Ты умеешь смотреть навылет. Я смотрю на тебя точь-в-точь, Как вслед Ною глядели звери, Не допущенные к Ковчег. Я останусь сидеть у двери. Ты уедешь на саундчек...
***
Словно догадка Вздрогнет невольно – Как же мне сладко. Как же мне больно. Как лихорадка – Тайно, подпольно – Больно и сладко, Сладко и больно, Бритвенно, гладко, Хватит, довольно – Больно и сладко, Сладко и больно. Мертвая хватка. К стенке. Двуствольно. Было так сладко. Стало Так Больно…
***
Все логично: тем туже кольца, тем меньше пульса. Я теперь с тоской вспоминаю время, когда при встрече Я могла улыбчиво говорить тебе: "Не сутулься", Расправляя твои насупившиеся плечи, Когда чтобы зазвать на чай тебя, надо было Засвистеть из окна, пока ты проходишь мимо. Чем в нас меньше простой надежды - тем больше пыла. Чем нелепее все - тем больше необходимо. И чем дальше, тем безраздельнее мы зависим, Сами себя растаскиваем на хрящики. Здравствуйте, Вера. Новых входящих писем Не обнаружено в Вашем почтовом ящике.
***
Ставками покера. Тоном пресвитера: Вечером рокеры - Днем бэбиситтеры. Чтобы не спятили. Чтобы не выдали. Утром приятели - Вечером идолы.
***
Я ведь не рабской масти - будь начеку. Я отвечаю требованиям и ГОСТам. Просто в твоем присутствии - по щелчку - Я становлюсь глупее и ниже ростом. Даже спасаться бегством, как от врагов Можно - но компромиссов я не приемлю. Время спустя при звуке твоих шагов Я научусь проваливаться сквозь землю. Я не умею быть с тобой наравне. Видимо, мне навеки стоять под сценой. Эта любовь - софитовая, извне - Делает жизнь бессмысленной. И бесценной.
P.S. Хоть неприлично смешивать кантату с Частушками - мораль позволю тут: С годами мной приобретется статус, И чаши в равновесие придут. Согреем шумный чайник, стол накроем И коньяку поставим посреди. Устанешь быть лирическим героем - Так просто пообедать заходи
Ночь с 28 на 29 ноября 2004 года
СПЕЦАГЕНТЫ
Братья силятся в опечатках Разглядеть имена зазноб – Я влюбляюсь без отпечатков Пальцев. Правда, с контрольным в лоб. Сестры спрашивают о личном Светским шепотом Их сиятельств – Я влюбляюсь всегда с поличным. Без смягчающих обстоятельств. Фразы верхом, а взгляды низом. Трусость клопиков-кровопийц. Я влюбляюсь всегда с цинизмом Многократных самоубийц.
***
Целоваться бесшумно, фары Выключив. Глубиной, Новизной наполнять удары Сердца, - что в поцелуй длиной. Просыпаться под звон гитары, Пусть расстроенной и дрянной. Серенады одной струной. Обожаю быть частью пары. Это радостней, чем одной. Но в любви не как на войне, А скорее всего как в тайной Агентуре: предатель не Осуждается, а случайной Пулей потчуется во сне; Ты рискуешь собой вдвойне. И, подрагивая виском, Словно ягодное желе я, Сладким девичьим голоском Металлическим – сожалею, Но придется – метнуть куском Стали в спину. Давись песком, Будто редкостным божоле и Как подденут тебя носком – Улыбайся им, тяжелея. Так и буду одна стоять, Оседая внутри клубами. Память – это глагол на «ять». Памю. Памяли. Памишь. Пами.
14 декабря 2004 года.
"Очень спокойно, мелочью не гремя..."
Очень спокойно, мелочью не гремя, Выйти навстречу, пальчиками тремя Тронув курок, поближе стрелять к межбровью; Если и вправду это зовут любовью, - Господи Святый Боже, помилуй мя. Страсть – это шаткий мост от друзей к врагам; Если фанатик - значит, и моногам: Ты ему дышишь в шею, едва осмелясь, А в голове отточенным хуком в челюсть Складываешь бесшумно к своим ногам. Страсть – это очень технологичный дар Чуять его за милю нутром – радар Встроен; переговариваться без раций. Хочешь любить – научишься доверяться. Фирменный отрабатывая удар.
Ночь с 23 на 24 января 2005 года.
СУЖЕНОЕ-РЯЖЕНОЕ
Гадание Чуши не пороть. Пораскованней. - Дорогой Господь! Дай такого мне, Чтобы был свиреп, Был как небоскреб, Чтобы в горле рэп, А во взгляде стеб, Чтоб слепил глаза, Будто жестяной; Чтоб за ним как за Каменной стеной; Туже чтоб ремней, Крепче, чем броня: Чтобы был умней И сильней меня; Чтобы поддержал, Если я без сил, Чтобы не брюзжал, Чтобы не бесил, Чтобы был холен, Чтобы был упрям, Чтоб «У этой вон – Идеальный прям!» Чтобы, пыль вокруг Каблуком клубя, Он пришел и вдруг – «Я люблю тебя».
***
По реке плывет топор. Вдоль села Валуева. Он не видит и в упор, Как же я люблю его.
***
- Рассказать ему? – Бровь насупит. Да и делать-то будешь что потом? - А исчезнуть? Как он поступит? - Не умрет. Все приходит с опытом. - А не любит? – Ну значит – stupid, Пусть тогда пропадает пропадом.
***
- Уходить от него. Динамить. Вся природа ж у них – дрянная. - У меня к нему, знаешь, память – Очень древняя, нутряная. - Значит, к черту, что тут карьера? Шансы выбиться к небожителям? - У меня в него, знаешь, вера; Он мне – ангелом-утешителем. - Завяжи с этим, есть же средства; Совершенно не тот мужчина. - У меня к нему, знаешь, – детство, Детство – это неизлечимо.
***
Шалостью бризовой, Шелестью рисовой – Поговори со мной, Поговори со мной, Солнечной, лиственной Вязью осмысленной – Ну поделись со мной Тяжкими мыслями, Темными думами, Мрачной кручиною – Слушать угрюмыми Соснами чинными Буду; как рай земной Под кипарисами – Поумирай со мной, Поговори со мной, Слезы повылей чуть - Я ведь как оттепель, Я тебя вылечу, Станет легко тебе, Будто бы сызнова Встанешь из пламени, Только держись меня, Не оставляй меня. А коль решишь уйти, Вот те пророчество: Будешь искать пути, Да не воротишься.
28-29 января 2005 года.
СИАМСКИЕ БЛИЗНЕЦЫ
Целуемся хищно И думаем вещно; Внутри меня лично Ты будешь жить вечно, И в этой связи мы Единей скелета, - На долгие зимы, На многие лета; В нас ширится мощно Грудная геенна - И денно и нощно, И нощно и денно, Сиамское темя У двух иностранцев - Мы вместе на время. Но не на пространство. И да не возропщем, Пока не остынем. Найдемся по общим Подкожным пустыням.
Ночь с 16 на 17 февраля 2005 года.
"А где я? Я дома, в коме, зиме и яме..."
А где я? Я дома, в коме, зиме и яме. Мурлыкаю в ванной медленно Only you, Пишу себе планы, тут же на них плюю; А кожа сидит на креме как на клею И, если не мазать, сходит с тебя слоями. А он где? Никто не знает; по веществу ведь Он ветер; за гранью; без вести; вне игры. Пусть солнце бесстыдно лижет ему вихры, Пусть он устает от женщин и от жары, - Его, по большому счету, не существует. Ведь, собственно, проходимцы тем и бесценны. Он снится мне между часом и десятью; Хохочет с биллбордов; лезет ко мне в статью. Таджики – как саундтрек к моему нытью – В соседней квартире гулко ломают стены. Такая болезнь хоть раз, но бывает с каждым: Я думала: я забыла сказать о важном, Я вывернусь, я сбегу, полечу в багажном, Туда же, все с той же бирочкой на руке. Я думала: я ворвусь и скажу: porque?!.. Но Вечный грустит над очередью к реке, В которую никого не пускает дважды.
Ночь с 18 на 19 февраля 2005 года.
"И триединый святой спецназ..."
И триединый святой спецназ Подпевает мне, чуть фальшивя. Все, что не убивает нас, Просто делает Нас Большими.
9 марта 2005 года
ОБСТАНОВОЧКА
В трубке грохот дороги, смех, «Я соскучился», Бьорк, метель. Я немного умнее тех, С кем он делит свою постель. В почте смайлики, списки тем, Фото, где я сижу в гостях; Мне чуть больше везет, чем тем, Кто снимается в новостях. В сумке книжка с недорогим Телефоном, медведь, тетрадь: Мне спокойнее, чем другим, Кому есть уже, что терять. В сердце вставлен ее альбом, Кровь толкается чуть быстрей. Там безлюдней вспотевших лбом Подворотен и пустырей.
Ночь с 12 на 13 февраля 2005 года.
ЖУРФАК
Три родинки как Бермудский архипелаг. Четыре кольца взамен одного кастета. А выглянешь из окна университета – Всё башенки, купола и трехцветный флаг. Михайло похож на шейха в тени чинар. Подруга пьет чай под лестницей, поджидая Родного короткостриженного джедая, С которым пойдет прогуливать семинар. Речь пряна и альма-матерна – по уму. Покурят – и по редакциям: сеять смуту В людских головах. Заглядываешь – в минуту Друзья тебя топят в едком густом дыму. Моргать – мерить кадры веками: вот, смотри. Улыбкой пугать как вспышкой; жить просто ради Момента, когда зажгутся на балюстраде Магические, как в Хогвартсе, фонари. Ты легкими врос: пыль, кофе, табак и мел, Парфюмы – как маячки, как густой в ночи след Фарного света; если тебя отчислят, Ты сдохнешь, как кит, что выбросился на мель.
26 марта 2005 года.
ТРИНАДЦАТЬ СТРОФ
От богатых господ, Золотыми гостиными Уношу тебя под Ногтевыми пластинами, За подкладкой – как гаш, Мысли взглядами робкими Отсылая в багаж Черепными коробками; Мимо тех, кому лжем, Шефу, маме ли, Кате ли – Перочинным ножом Сквозь металлоискатели, Из-под острых ресниц Глядя, будто бы клад ища – Мимо старых гробниц Или нового кладбища; От срывающих куш - Или рвущихся в дебри те – Мимо грязных кликуш И холеных селебрити, Что галдят ни о чем – Каблучищами гордыми Льдом, песком, кирпичом, Мостовыми, биллбордами, Уношу, словно ком Снежный – в горле – не выстою – Как дитя под платком Уносила Пречистая; Вместо пуль и камней, Сквозь сердечную выжженность, Мимо тех, кто умней, Или, может быть, выше нас, Волочу, как босяк Ногу тащит опухшую. Мимо тех, кто иссяк, Или тех, кого слушаю, Посекундно платя – Обещая, что в пыль сотру. Уношу, словно стяг, Что полощется по ветру – Во весь дух. Во всю прыть – Как горючее кровь еще – Уношу, чтоб зарыть, Утопить, как сокровище, И доверить воде Бескорыстно, по-вдовьему: Чтоб на Страшном суде Бросить в чашу весов Ему. В банк? Проценты с него? Чтобы я – да тетрадь вела?.. Отче, я ничего, Ничего не потратила.
9 апреля 2005 года.
"Первой истошной паникой по утрам..."
Пройду, любовищу мою волоча. В какой ночи, бредовой, недужной, Какими Голиафами я зачат - Такой большой И такой ненужный? В. Маяковский, 1916.
Первой истошной паникой по утрам – Как себя вынести, Выместить, вымести; Гениям чувство кем-то-любимости – Даже вот Богом при входе в храм – Дорого: смерть за грамм. Впрочем, любая доза для нас горька Ломками острыми; Странное чувство рожденных монстрами: Если не душит собственная строка – Изредка доживаем до сорока. Загнанно дышим; из пузырька драже Сыплем в ладонь, от ужаса обессилев. Лучший поэт из нынешних – Саш Васильев, И тому тридцать шесть уже. Впрочем, мы знаем каждый про свой черед – Кому из верности Нас через дверь нести; Общее чувство несоразмерности – Даже с Богом, который врет – Ад, данный наперед: Мощь-то близкого не спасла б Тенью хоть стань его. Нету смертельнее чувства титаньего, Тяжелей исполинских лап – Хоть ты раним и слаб. Масть Кинг-Конгова; дыбом шерсть. Что нам до Оскара, Мы – счет веков с кого; До Владимира Маяковского Мне – всего сантиметров шесть. Царь? Так живи один, не калечь ребят. Негде? Так ты прописан-то сразу в Вечность. Вот удивится тот, кто отправит в печь нас: Памятники! Смеются! И не горят!..
Ночь с 18 на 19 апреля 2005 года.
БЛАГОВЕСТ
В этой мгле ничего кромешного нет – Лишь подлей в нее молока. В чашке неба Господь размешивает Капучинные облака. В этом мае у женщин вечером Поиск: чье ж это я ребро? Я питаюсь копченым чечилом. Сыр – и белое серебро. Этот город асфальтом влагу ест Будто кожей. А впереди Тетя встала послушать благовест, Что грохочет в моей груди.
Ночь с 14 на 15 мая 2005 года.
"Лето в городе, пыль столбом..."
Лето в городе, пыль столбом. Надо денег бы и грозу бы. Дни – как атомные грибы: Сил, накопленных для борьбы, Хватит, чтобы почистить зубы, В стену ванной уткнувшись лбом. Порастеряны прыть и стать. Пахнет зноем и свежим дёрном, Как за Крымским за перешейком. Мозг бессонницу тянет шейком – И о бритве как о снотворном Начинаешь почти мечтать. Как ты думаешь, не пора ль? Столько мучились, столько врали. Память вспухла уже, как вата – Или, может быть, рановато? Ты, наверное, ждешь морали. Но какая уж тут мораль.
29 мая 2005 года.
"Что-то клинит в одной из схем..."
Что-то клинит в одной из схем. Происходит программный сбой. И не хочется жить ни с кем, И в особенности с собой. Просто срезать у пяток тень. Притяжение превозмочь. После - будет все время день. Или лучше все время ночь.
***
Больно и связкам, и челюстным суставам: - Не приходи ко мне со своим уставом, Не приноси продуктов, проблем и денег – Да, мама, я, наверное, неврастеник, Эгоцентрист и злая лесная нежить – Только не надо холить меня и нежить, Плакать и благодарности ждать годами – Быть искрящими проводами, В руки врезавшимися туго. Мы хорошие, да – но мы Детонируем друг от друга Как две Черные Фатимы. - Я пойду тогда. – Ну пока что ль. И в подъезде через момент Ее каторжный грянет кашель Как единственный аргумент.
***
О, швыряемся так неловко мы – - Заработаю я! Найду! – Всеми жалкими сторублевками, Что одолжены на еду, Всеми крошечными заначками, Что со вздохом отдал сосед – Потому что зачем иначе мы Вообще рождены на свет, Потому что мы золоченая, Но трущобная молодежь. Потому что мы все ученые И большие поэты сплошь. Пропадешь, Коли попадешь в нее – Ведь она у нас еще та – Наша вечная, безнадежная, Неизбывная нищета.
***
Уж лучше думать, что ты злодей, Чем знать, что ты заурядней пня. Я перестала любить людей, - И люди стали любить меня. Вот странно – в драной ходи джинсе И рявкай в трубку, как на котят – И о тебе сразу вспомнят все, И тут же все тебя захотят. Ты независим и горд, как слон – Пройдет по телу приятный зуд. Гиены верят, что ты силен – А после горло перегрызут.
***
Я совсем не давлю на жалость – Само нажалось. Половодьем накрыло веки, не удержалось. Я большая-большая куча своих пожалуйст – Подожгу их и маяком освещу пути. Так уютнее – будто с козырем в рукаве. С тополиной опухолью в листве; - Я остаюсь летовать в Москве. - Значит, лети. Лети.
17 июня 2005 года
СЛИВЫ
Ты умело сбиваешь спесь – Но я справлюсь, куда деваться; Ночью хочется напиваться, Утром хочется быть не здесь. Свален в кучу и гнил на треть, Мир подобен бесхозным сливам; Чтобы сделать Тебя счастливым, Нужно вовремя умереть. Оступиться, шагая по Нерву – hey, am I really gonna Die? – не освобождать вагона, Когда поезд пойдет в депо. В землю падаль педалью вжать, Чтоб не радовалась гиенья Свора пакостная; гниенья Коллективного избежать. И другим, кто упруг и свеж, Объяснить все как можно четче; Я уже поспеваю, Отче. Забери меня в рай и съешь.
Ночь с 25 на 26 июня 2005 года.
МАЛЕНЬКИЙ РОК-Н-РОЛЛ
P.S. И не то чтоб прямо играла кровь Или в пальцах затвердевал свинец, Но она дугой выгибает бровь И смеется, как сорванец. Да еще умна, как Гертруда Стайн, И поется джазом, как этот стих. Но у нас не будет с ней общих тайн – Мы останемся при своих. Я устану пить и возьмусь за ум, Университет и карьерный рост, И мой голос в трубке, зевая к двум, Будет с нею игрив и прост. Ведь прозрачен взор ее как коньяк И приветлив, словно гранатомет – Так что если что-то пойдет не так, То она, боюсь, не поймет. Да, ее черты выражают блюз Или босса-нову, когда пьяна; Если я случайно в нее влюблюсь – Это будет моя вина. Я боюсь совсем не успеть того, Что имеет вес и оставит след, А она прожектором ПВО Излучает упрямый свет. Этот свет никак не дает уснуть, Не дает себя оправдать ни в чем, Но зато он целится прямо в суть Кареглазым своим лучом.
Ночь 28-29 июня 2005 года.
DISK WORLD
Мир это диск, как некогда Терри Пратчетт Верно подметил; в трещинах и пиратский. Каждую ночь приходится упираться В то, что вино не лечит, а мама плачет, Секс ничего не значит, а босс тупит; И под конец мыслительных операций Думать: за что же, братцы? – И жать repeat. Утро по швам, как куртку, распорет веки, Сунет под воду, чтобы ты был свежее; Мы производим строки, совсем как греки, Но в двадцать первом треке – у самых шей Время клубится, жарким песком рыжея, Плюс ко всему, никто не видал Диджея И неизвестно, есть ли вообще Диджей. И мы мстительны, как Монтекки, И смеемся почти садистски – А ведь где-то другие деки. И стоят в них другие диски. Там ладони зеркально гладки – Все живут только настоящим, Там любовь продают в палатке По четыре копейки ящик; Солнце прячет живот под полог Океана – и всходит снова; Пляж безлюден, и вечер долог, Льется тихая босса-нова, И прибой обнимает ноги, Как веселый щенок цунами, И под легкими нет тревоги, И никто не следит за нами; Просто пена щекочет пятки И играют в бильярд словами, В такт покачивают мулатки Облакастыми головами; Эта музыка не калечит, Болевой вызывая шок – Она легче – Её на плечи И несешь за собой, как шелк. Мы же бежим, белки закатив, как белки, Кутаемся в родной пессимизм и косность; Воздух без пыли, копоти и побелки Бьет под ребро как финка и жжет нутро. …Новое утро смотрит на нас, раскосых, Солнечной пятерней тонет в наших космах И из дверей роняет в открытый космос, Если пойти тебя провожать к метро.
25 июля 2005 года.
"В освещении лунном мутненьком..."
В освещении лунном мутненьком, Проникающем сквозь окно, Небольшим орбитальным спутником Бог снимает про нас кино. Из Его кружевного вымысла Получился сплошной макабр. Я такая большая выросла, Что едва помещаюсь в кадр.
Ночь 28-29 июля 2005 года.
"Доктор, как хорошо, что Вы появились..."
Доктор, как хорошо, что Вы появились. Доктор, а я волнуюсь, куда ж Вы делись. Доктор, такое чувство, что кто-то вылез И по лицу сползает из слезных желез. Доктор, как Вы живете, как Ваши дети? Крепко ли спите, сильно ли устаете? Кресло тут в кабинете, Господь свидетель, Прямо такое точно, как в самолете. Доктор, тут к Вам приходят все словно к Будде. Доктор, у Вас в газете – все на иврите? Доктор, прошу Вас, просто со мной побудьте. Просто со мной немножко поговорите.
***
Что меня беспокоит? На-ка вот: Я хочу, чтоб на Рождество Сделал Бог меня одинаковой, Чтоб не чувствовать ничего. Острый локоть – В грудную мякоть: Чтоб не ёкать И чтоб не плакать; Чтоб не сохнуть И чтоб не вякать – Чтобы охнуть И рухнуть в слякоть.
***
Лечь, лопатки впечатать в дно И закутаться в ил, древнея. Вот тогда станет все равно. А со временем – все равнее.
***
Что молчите, не отвечая мне? И качаете головой? Может, чая мне? от отчаянья? С трын-травой? У меня, может, побываете? Перейдем на другой тариф мы? Запретите слагать слова эти В эти рифмы? Приласкаете? Отругаете? Может, сразу удочерите? Доктор, что Вы мне предлагаете? Говорите! В дверь толкнешься на нервной почве к Вам - Руки свяжут, как два ремня!.. Что Вы пишете птичьим почерком? Вы выписываете меня?..
Ночь 13-14 августа 2005 года.
ИГРЫ
Ну давай, давай, поиграй со мной в это снова. Чтобы сладко, потом бессильно, потом хреново; Чтобы - как же, я не хотел ничего дурного; Чтоб рычаг, чтобы три семерки - и звон монет. Ну давай, давай, заводи меня, трогай, двигай; Делай форвардом, дамкой, козырем, высшей лигой; Я на старте, я пахну свежей раскрытой книгой; Ставки сделаны, господа, ставок больше нет. Раз охотник - ищи овцу, как у Мураками; Кулаками - бумага, ножницы или камень - Провоцируй, блефуй, пытай меня не-звонками; Позвонками моими перебирай в горсти. Раз ты вода - так догони меня и осаль, но Эй, без сальностей! - пусть потери и колоссальны, Мы, игрушечные солдаты, универсальны. Пока не умираем, выхрипев "отпусти". Пока нет на экране баллов, рекордов, блесток; Пока взгляд твой мне жарит спину, лазурен, жёсток; Пока ты мое сердце держишь в руке, как джойстик, Пока ты никого на смену не присмотрел; Фишка; пешечка-партизан; были мы лихими, Стали тихими; привыкать к добровольной схиме, И ладони, глаза и ружья держать сухими; От Е2-Е4 в сторону шаг - расстрел. Я твой меч; или автомат; дулом в теплый бок - Как губами; я твой прицел; я иду по краю, Как сапер, проверяю кожей дорогу к раю На руке у тебя - и если я проиграю, То тебя самого в коробку уложит - Бог.
27 августа 2005 года
"Просыпаешься - а в груди горячо и густо..."
Просыпаешься – а в груди горячо и густо. Все как прежде – но вот внутри раскаленный воск. И из каждой розетки снова бежит искусство – В том числе и из тех, где раньше включался мозг. Ты становишься будто с дом: чуешь каждый атом, Дышишь тысячью легких; в поры пускаешь свет. И когда я привыкну, черт? Но к ручным гранатам – Почему-то не возникает иммунитет. Мне с тобой во сто крат отчаяннее и чище; Стиснешь руку – а под венец или под конвой, - Разве важно? Граната служит приправой к пище – Ты простой механизм себя ощущать живой.
***
И родинки, что стоят, как проба, На этой шее, и соус чили – Опять придется любить до гроба. А по-другому нас не учили.
***
Я твой щен: я скулю, я тычусь в плечо незряче, Рвусь на звук поцелуя, тембр – что мглы бездонней; Я твой глупый пингвин – я робко прячу Свое тело в утесах теплых твоих ладоней; Я картограф твой: глаз – Атлантикой, скулу – степью, А затылок – полярным кругом: там льды; that’s it. Я ученый: мне инфицировали бестебье. Тебядефицит. Ты встаешь рыбной костью в горле моем – мол, вот он я. Рвешь сетчатку мне – как брусчатку молотит взвод. И – надцатого мартобря – я опять животное, Кем-то подло раненное в живот.
Ночь с 17 на 18 сентября 2005 года.
ПЯТИЭТАЖКА
Да, я дом теперь, пожилая пятиэтажка. Пыль, панельные перекрытия, провода. Ты не хочешь здесь жить, и мне иногда так тяжко, Что из круглой трубы по стенам течет вода. Дождь вчера налетел – прорвался и вдруг потек на Губы старых балконов; бил в водосточный нос. Я все жду тебя, на дорогу таращу окна, Вот, и кровь в батареях стынет; и снится снос.
***
Мальчик мой, как ты, сколько минуло чисел? Вуза не бросил? Скорости не превысил? Хватит наличных денег, машинных масел? Шторы развесил? Волосы перекрасил? Мальчик мой, что с тобой, почему не весел? Свет моей жизни, жар моих бедных чресел! Бросил! – меня тут мучают скрипом кресел, Сверлят, ломают; негде нажать cancel; В связке ключей ты душу мою носил – И не вернул; и все; не осталось сил.
***
Выйдешь, куртку закинешь на спину и уйдешь. И отключится все, и повылетают пробки. И останется грохотать в черепной коробке Жестяной барабан стиральный машины Бош: Он ворочает мысли скомканные – все те, Что обычно; с садистской тщательностью немецкой. И тревога, как пульс, вибрирует в животе – Бесконечной неоткрываемой эсэмэской.
20 сентября 2005 года.
БАБЬЕЛЕТНЕЕ
Октябрь таков, что хочется лечь звездой Трамваю на круп, пока контролер за мздой Крадется; сражен твоей верховой ездой, Бог скалится самолетною бороздой. Октябрь таков, что самба звенит в ушах, И нет ни гроша, хоть счастье и не в грошах. Лежишь себе на трамвае и шепчешь - ах, Бог, видишь, я еду в город, как падишах!
***
Как у него дела? Сочиняешь повод И набираешь номер; не так давно вот Встретились, покатались, поулыбались. Просто забудь о том, что из пальца в палец Льется чугун при мысли о нем - и стынет; Нет ничего: ни дрожи, ни темноты нет Перед глазами; смейся, смотри на город, Взглядом не тычься в шею-ключицы-ворот, Губы-ухмылку-лунки ногтей-ресницы - Это потом коснется, потом приснится; Двигайся, говори; будет тихо ёкать Пульс где-то там, где держишь его под локоть; Пой; провоцируй; метко остри - но добро. Слушай, как сердце перерастает ребра, Тестом срывает крышки, течет в груди, Если обнять. Пора уже, все, иди. И вот потом - отхлынуло, завершилось, Кожа приобретает былой оттенок - Знай: им ты проверяешь себя на вшивость. Жизнеспособность. Крепость сердечных стенок. Ты им себя вытесываешь, как резчик: Делаешь совершеннее, тоньше, резче; Он твой пропеллер, двигатель - или дрожжи Вот потому и нету его дороже; С ним ты живая женщина, а не голем; Плачь теперь, заливай его алкоголем, Бейся, болей, стихами рви - жаркий лоб же, Ты ведь из глины, он - твой горячий обжиг; Кайся, лечи ошпаренное нутро. Чтобы потом - спокойная, как ведро, - "Здравствуй, я здесь, я жду тебя у метро".
***
Схватить этот мир, взболтать, заглотать винтом, Почувствовать, как лавина втекает ртом, - Ликующая, осенняя, огневая; Октябрь таков - спасибо ему на том - А Тот, Кто уже придумал мое "потом", - Коснулся щекой спины моего трамвая.
Ночь с 4 на 5 октября 2005 года
ПРОЕБОЛ
Вера любит корчить буку, Деньги, листья пожелтей, Вера любит пить самбуку, Целоваться и детей, Вера любит спать подольше, Любит локти класть на стол, Но всего на свете больше Вера любит проебол. Предлагали Вере с жаром Политическим пиаром Заниматься, как назло – За безумное бабло. Только дело не пошло – Стало Вере западло. Предлагали Вере песен Написать, и даже арий, Заказали ей сценарий, Перед нею разостлав Горизонты, много глав Для романа попросили – Прямо бросились стремглав, Льстили, в офис пригласили – Вера говорит: «Все в силе!» И живет себе, как граф, Дрыхнет сутками, не парясь, Не ударив пальцем палец. Перспективы роста – хлеще! Встречу, сессию, тетрадь – Удивительные вещи Вера может проебать! Вера локти искусала И утратила покой. Ведь сама она не знала, Что талантище такой. Прямо вот души не чает В Вере мыслящий народ: Все, что ей ни поручают – Непременно проебет! С блеском, хоть и молодая И здоровая вполне, Тихо, не надоедая Ни подругам, ни родне! Трав не курит, водк не глушит, Исполнительная клуша Белым днем, одной ногой – Все проебывает лучше, Чем специалист какой! Вере голодно и голо. Что обиднее всего - Вера кроме проебола Не умеет ничего. В локоть уронивши нос, Плачет Вера-виртуоз. «Вот какое я говно!» – Думает она давно Дома, в парке и в кино. Раз заходит к Вере в сквер Юный Костя-пионер И так молвит нежно: - Вер, - Ей рукавчик теребя, - Не грусти, убей себя. Хочешь, я достану, Вер, Смит-и-вессон револьвер? Хочешь вот, веревки эти? Или мыло? Или нож? А не то ведь все на свете Все на свете Проебешь!
14 октября 2005 года
БАБОЧКИНО
Я обещала курить к октябрю – и вот Ночь мокрым носом тычется мне в живот, Смотрит глазами, влажными от огней, Джаз сигаретным дымом струится в ней, И все дожить не чаешь – а черта с два: Где-то в апреле только вздремнешь едва – Осень. И ты в ней – как никогда, жива. Где-то в апреле выдохнешься, устанешь, Снимешь тебя, сдерешь, через плечи стянешь, Скомкаешь в угол – а к октябрю опять: Кроме тебя и нечего надевать. Мысли уйдут под стекла и станут вновь Бабочками, наколотыми на бровь Вскинутую твою – не выдернешь, не ослабишь. Замкнутый круг, так было, ты помнишь – как бишь? - Каждый день хоронить любовь – Это просто не хватит кладбищ. Так вот и я здесь, спрятанная под рамы, Угол урбанистической панорамы, (Друг называл меня Королевой Драмы) В сутки теряю целые килограммы Строк – прямо вот выплескиваю на лист; Руки пусты, беспомощны, нерадивы; Летом здорова, осенью – рецидивы; Осень – рецидивист. Как ты там, солнце, с кем ты там, воздух тепел, Много ли думал, видел, не все ли пропил, Сыплется ли к ногам твоим терпкий пепел, Вьется у губ, щекочет тебе ноздрю? Сыплется? – ну так вот, это я курю, Прямо под джаз, в такт этому октябрю, Фильтром сжигая пальцы себе, - uh, damn it! – Вот, я курю, Люблю тебя, Говорю – И ни черта не знаю, Что с этим делать.
Ночь с 17 на 18 октября.
ДАВАЙ БУДЕТ ТАК
Давай будет так: нас просто разъединят, Вот как при междугородних переговорах – И я перестану знать, что ты шепчешь над Ее правым ухом, гладя пушистый ворох Волос ее; слушать радостных чертенят Твоих беспокойных мыслей, и каждый шорох Вокруг тебя узнавать: вот ключи звенят, Вот пальцы ерошат челку, вот ветер в шторах Запутался; вот сигнал sms, вот снят Блок кнопок; скрипит паркет, но шаги легки, Щелчок зажигалки, выдох – и все, гудки. И я постою в кабине, пока в виске Не стихнет пальба невидимых эскадрилий. Счастливая, словно старый полковник Фрилей, Который и умер – с трубкой в одной руке. Давай будет так: как будто прошло пять лет, И мы обратились в чистеньких и дебелых И стали не столь раскатисты в децибелах, Но стоим уже по тысяче за билет; Работаем, как нормальные пацаны, Стрижем как с куста, башке не даем простою – И я уже в общем знаю, чего я стою, Плевать, что никто не даст мне такой цены. Встречаемся, опрокидываем по три Чилийского молодого полусухого И ты говоришь – горжусь тобой, Полозкова! И – нет, ничего не дергается внутри. - В тот август еще мы пили у парапета, И ты в моей куртке - шутим, поем, дымим… (Ты вряд ли узнал, что стал с этой ночи где-то Героем моих истерик и пантомим); Когда-нибудь мы действительно вспомним это – И не поверится самим. Давай чтоб вернули мне озорство и прыть, Забрали бы всю сутулость и мягкотелость И чтобы меня совсем перестало крыть И больше писать стихов тебе не хотелось; Чтоб я не рыдала каждый припев, сипя, Как крашеная певичка из ресторана. Как славно, что ты сидишь сейчас у экрана И думаешь, Что читаешь Не про себя.
1-2-3 ноября 2005 года.
НОЯБРЬСКОЕ
Он вышел и дышит воздухом, просто ради Бездомного ноября, что уткнулся где-то В колени ему, и девочек в пестрых шапках. А я сижу в уголочке на балюстраде И сквозь пыльный купол милого факультета Виднеются пятки Бога В мохнатых тапках. И нет никого. И так нежило внутри, Как будто бы распахнули брюшную полость И выстудили, разграбили беззаконно. Он стягивает с футболки мой длинный волос, Задумчиво вертит в пальцах секунды три, Отводит ладонь и стряхивает с балкона. И все наши дни, спрессованы и тверды, Развешены в ряд, как вздернутые на рею. Как нить янтаря: он темный, густой, осенний. Я Дориан Грей, наверное – я старею Каким-нибудь тихим сквериком у воды, А зеркало не фиксирует изменений. И все позади, но под ободком ногтей, В карманах, на донцах теплых ключичных ямок, На сгибах локтей, изнанке ремней и лямок Живет его запах – тлеет, как уголек. Мы вычеркнуты из флаеров и программок, У нас не случится отпуска и детей Но – словно бинокль старый тебя отвлек – Он близко – перевернешь – он уже далек. Он вышел и дверь балконную притворил. И сам притворился городом, снизив голос. И что-то еще все теплится, льется, длится. Ноябрь прибоем плещется у перил, Размазывает огни, очертанья, лица – И ловит спиной асфальтовой темный волос.
13 ноября 2005 года.
ДЕТСКОЕ
Я могу быть грубой – и неземной, Чтобы дни – горячечны, ночи – кратки; Чтобы провоцировать беспорядки; Я умею в салки, слова и прятки, Только ты не хочешь играть со мной. Я могу за Стражу и Короля, За Осла, Разбойницу, Трубадура, - Но сижу и губы грызу, как дура, И из слезных желез – литература, А в раскрасках – выжженная земля. Не губи: в каком-нибудь ноябре Я еще смогу тебе пригодиться – И живой, и мертвой, как та водица – Только ты не хочешь со мной водиться; Без тебя не радостно во дворе. Я могу тихонько спуститься с крыш, Как лукавый, добрый Оле-Лукойе; Как же мне оставить тебя в покое, Если без меня ты совсем не спишь? (Фрёкен Бок вздохнет во сне: «Что такое?» Ты хорошим мужем ей стал, Малыш). Я могу смириться и ждать, как Лис – И зевать, и красный, как перец чили Язычок вытягивать; не учили Отвечать за тех, кого приручили? Да, ты прав: мы сами не береглись. Я ведь интересней несметных орд Всех твоих игрушек; ты мной раскокал Столько ваз, витрин и оконных стекол! Ты ведь мне один Финист Ясный Сокол. Или Финист Ясный Аэропорт. Я найду, добуду – назначат казнь, А я вывернусь, и сбегу, да и обвенчаюсь С царской дочкой, а царь мне со своего плеча даст… Лишь бы билась внутри, как пульс, нутряная чьятость. Долгожданная, оглушительная твоязнь. Я бы стала непобедимая, словно рать Грозных роботов, даже тех, что в приставке Денди. Мы летали бы над землей – Питер Пэн и Венди. Только ты, дурачок, не хочешь со мной играть.
Ночь 18-19 ноября 2005 года.
ЛУННАЯ СОНАТА
Я не то чтобы много требую – сыр Дор Блю Будет ужином; секс – любовью; а больно – съёжься. Я не ведаю, чем закончится эта ложь вся; Я не то чтоб уже серьезно тебя люблю – Но мне нравится почему-то, как ты смеешься. Я не то чтоб тебе жена, но вот где-то в шесть Говори со мной под шипение сигаретки. Чтоб я думала, что не зря к тебе – бунты редки – Я катаюсь туда-сюда по зеленой ветке, Словно она большой стриптизерский шест. Я не то чтобы ставлю все – тут у нас не ралли, Хотя зрелищности б завидовал даже Гиннесс. Не встреваю, под нос не тычу свою богинность – Но хочу, чтоб давали больше, чем забирали; Чтобы радовали – в конце концов, не пора ли. Нас так мало еще, так робко – побереги нас. Я не то чтоб себя жалею, как малолетки, Пузырем надувая жвачку своей печали. Но мы стали куда циничнее, чем вначале – Чем те детки, что насыпали в ладонь таблетки И тихонько молились: «Только бы откачали». Я не то чтоб не сплю – да нет, всего где-то ночи с две. Тысячи четвертого. Я лунатик – сонаты Людвига. Да хранит тебя Бог от боли, от зверя лютого, От недоброго глаза и полевого лютика – Иногда так и щиплет в горле от «я люблю тебя», Еле слышно произносимого – в одиночестве.
13 декабря 2005 года.
БОССА НОВА
В Баие нынче закат, и пена Шипит как пунш в океаньей пасти. И та, высокая, вдохновенна И в волосах ее рдеет счастье. А цепь следов на снегу – как вена Через запястье. Ты успеваешь на рейс, там мельком Заглянут в паспорт, в глаза, в карманы. Сезон дождей – вот еще неделька, И утра сделаются туманны. А ледяная крупа – подделка Небесной манны. И ты уйдешь, и совсем иной Наступит мир, как для иностранца. И та, высокая, будет в трансе, И будет, что характерно, мной. И сумерки за твоей спиной Сомкнет пространство. В Баие тихо. Пройдет минута Машина всхлипнет тепло и тало. И словно пульс в голове зажмут, а Между ребер – кусок металла. И есть ли смысл объяснять кому-то, Как я устала. И той, высокой, прибой вспоровшей, Уже спохватятся; хлынет сальса. Декабрь спрячет свой скомороший Наряд под ватное одеяльце. И все закончится, мой хороший. А ты боялся.
21 декабря 2005 года.
Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском:
|