Рорайма Последнее оставшееся великое приключение 5 страница

—Очень просто, сэр, — просветил меня Морис. — Мы берем кору вот этого дерева.

Он показал на ствол с волокнистой корой и про­должал:

—Кладем ее вместе с маленькими-маленькими ще­почками так, чтобы был открыт доступ для воздуха. Потом поливаем керосином!

«Стоило мне в бытность бойскаутом набивать себе голову всякими премудростями...» — цинично подумал я.

Мо и Джо выступили в путь первыми в сопровож­дении большинства индейцев и Майка. Морис, Дон и я составили арьергард. Как и предсказывал Мо, этап был поистине «корневой». Лейтнерии и шиповатые пальмы протянули во все стороны свои змееподобные корни. Как будто мы очутились в телестудии и шагали по сплошному переплетению разноцветных кабелей. «Попугаичьи клетки» маддабури (Clusia), весьма под­ходящая обитель для опасных тварей, наводили на мрачные мысли: я представил себя заточенным в такой клетке и поедаемым заживо муравьями-воинами.

—Тебе известно, Дон, — сказал я, останавливаясь, чтобы сфотографировать крупную бабочку Caligo, — что дальше на юг попадается ядовитый бамбук?

На реке Раппу, притоке Эссекибо, индейцы делают наконечники стрел из бамбука, содержащего яд, сход­ный с вурали или кураре.

—Слышь, Хеймиш, — обратился ко мне Дон, гля­дя через видоискатель своей герметичной камеры. — Стань-ка возле того дерева, я тебя щелкну.

Он то ли не слышал моих слов, то ли не придал им значения.

На пути к избранной им цели, будь то местная пивная или гора Эверест, Дон никогда не спешит поначалу. В этот день его темп замедлялся еще и тем, что Дона по-прежнему беспокоила поврежденная нога. Меня такой темп вполне устраивал, поскольку я набе­гался накануне, да к тому же напоролся ступней на корень, провалившись ногой в прикрытую листьями ямку, в которой торчал острый обломок, — нечто вроде индейской «волчьей ямы» с острым колом на дне для поимки диких зверей... Таких «волчьих ям» на нашем пути было тысячи, и обилие листьев длиной до полу­метра надежно максировало их.

Мориса явно не устраивали такие тихоходные спут­ники. Будто пес, вырвавшийся на долгожданную про­гулку, он устремлялся вперед, потом оглядывался, всем своим видом поторапливая нас.

День выдался идиллический, дождь не превосходил хороший британский ливень, и, выйдя на берег ре­чушки, которая стремительно бежала по песчаниковым булыжникам, мы решили сделать привал.

—Как насчет посидеть у речушки, приятель?

—Хорошая мысль, — отозвался я. — У меня еще кекс остался.

—Что ж, проявим заботу о себе, — воодушевился Дон.

Как только мы управились с содержимым жестяной банки, я вспомнил свои старательские навыки. Однако золота в речной гальке мне не попалось, лишь кое-какие интересные шлихи.

Едва мы тронулись дальше, как сразу же включи­лись потовые краны; правда, влага небесная быстро разбавила пот. Мы следовали вдоль реки. Обросшие мхом деревья напоминали цилиндрические губки: за­денешь нечаянно — по руке течет вода.

—Паук, мистер Дон!

Морис, шедший впереди Дона, указал на большого мохнатого птицеяда, который способен совершать прыж­ки на несколько десятков сантиметров. Я попросил Мориса поймать его для меня. Вооружившись двумя палочками, он прижал ими паука; тем временем я из­влек из кармана полиэтиленовый мешочек. Меня сне­дала зависть к Джо: он поймал крылатое насекомое, удивительно похожее на работающий комбайн, и окрес­тил его Генри. Естественно, я мечтал переплюнуть его. Правда, мои паук был всего семнадцать-восемнадцать сантиметров в длину, тогда как взрослые птицеяды достигают тридцати сантиметров. Так или иначе, не­счастная тварь была водворена в узилище. Морис вы­звался нести в руке мешочек с птицеядом, и мы продол­жали свой нелегкий путь.

Тропа стала заметно круче. Вообще-то мы начали набирать высоту сразу за лагерем 1, но до сего дня это почти не чувствовалось. И кустарник тут был по­гуще. Он заполнял почти все просветы между боль­шими деревьями, и я хорошо представлял себе, каких трудов стоило прокладывать здесь тропу.

—Теперь уж не заблудимся, — заметил Дон.

—Какое там! Идешь, словно по траншее, — согласил­ся я, смахивая с лица жесткий вьюнок.

Перейдя через ручей, мы увидели за поваленными деревьями лагерь о. Майк встретил нас горячим чаем, пообещав, что вскоре поспеет мясной пудинг. Все об­ступили нас, любуясь пауком. Куда там Генри до него! Джо, великий любитель всякой насекомой живности, не замедлил предложить Морису четыре доллара, если тот поймает ему еще более крупного птицеяда, и шесть долларов за жука-геркулеса.

Предоставив Джо сорить деньгами, я стал критиче­ски осматривать лагерь 6. Здесь царила приятная про­хлада. На расчистке стояла просторная двухсекционная хижина длиной около двенадцати метров. Наши трое друзей уже подвесили гамаки и теперь разбирали свое имущество. Небольшой шалаш с кровлей из пальмовых листьев служил кухней. Двое индейцев изо всех сил раздували еле теплившийся костер—керосин явно кон­чился!

—Джо убил змею по пути сюда, — сообщил нам Мо.

—Большую? — поинтересовался я.

—Да нет, малек, — сознался Джо.

—Нет, вы только поглядите! — воскликнул я, роняя конец своего гамака и выбегая наружу. — Какой вид!

Облака очистили часть Великого Носа Рораймы. Будто могильный камень, над зеленой грядой впереди возвышался могучий красный монолит, опоясанный древовидными папоротниками и эпифитами. У меня захватило дух. Мои товарищи опрометью выскочили из хижины, словно филистимляне, спасающиеся от ярости Самсона.

—Какая выдержка, Хеймиш?! — крикнул Дон, глядя вверх.

—Одна сотая при диафрагме одиннадцать.

—Ух ты, фантастика! — послышался восторженный голос Джо.

Ничего не скажешь, стенка отменная... Я схватил бинокль — поздно. Гору снова заволокли облака, и мне вспомнилось старинное индейское поверье, будто бе­лому человеку не дано видеть Рорайму свободной от облаков.

Только мы, полюбовавшись Рораймой, налегли на мясо и почки, как в лагерь ворвался Адриан. В этот день он прошел весь путь от лагеря 3, однако выгля­дел совсем свежим; рукава его зеленой рубахи даже сохранили складку. Вместе с ним пришли Айзек Джерри и еще двое индейцев. Остальные, включая группу Би-би-си, решили ночевать в лагере 5. В тот вечер Алекс записал в своем дневнике: «Корневой лагерь, лагерь 5... Я ослаб от голода, и меня, как обычно, била дрожь. В самом деле, что это за еда: для взрослого че­ловека на день одна малюсенькая порция риса — этого че­ресчур мало».

Айзек и его два товарища принялись сооружать еще одну хижину, и всего через час она была готова. Приятно было глядеть, как спокойно и умело они ра­ботают. Новый каркас являл собой подлинный образец строительного искусства. Две параллельные балки по­зволяли разместить десяток гамаков.

Вертолет с нашим личным горным снаряжением ожидался только через три дня, поэтому Майк и Мо решили на другой день идти дальше и оборудовать лагерь 7, захватив с собой Мориса и двух носильщи­ков. Часть вечера мы разбирали принесенные ими ранцы и сумки. Очень уж жалко выглядел этот груз, если подумать о том, сколько всего нам понадобится на высотных этапах! Мы извлекли две газовые плиты для индейцев, которые все еще силились раздуть кос­тер под немудрящим навесом из пальмовых листьев на тонких стоиках.

Я уже высказывал Адриану свои (поддержанные Доном) опасения по поводу нехватки продовольствия. Теперь, когда он распаковывал свой рюкзак в накрытой чистеньким желтым брезентом новой хижине, я снова поднял этот вопрос.

—Насчет продуктов, Адриан, — осторожно начал я. — По-моему, их слишком мало.

—Продуктов у нас навалом, Хеймиш, — улыбнулся он, небрежно взмахнув рукой, как будто держал в ней рог изобилия. — Но Мо и Майк все упаковали.

—Где они, покажи! — стоял я на своем. — Я видел
доставленные сюда сумки. Как я понимаю, этих при­пасов хватит всего на несколько дней.

—Не может быть, — возразил Адриан. — У нас вдоволь продуктов.

Адриан — душа человек, и мне не хотелось портить ему настроение сейчас, после долгого и трудного пе­рехода, который он совершил из лагеря 3. Пусть от­дохнет, сказал я себе, но завтра непременно вернемся к этой теме.

Адриан поразительно вынослив для своего возраста. В более молодые годы он не уступал на тропе боль­шинству индейцев, а порой и превосходил их, уверен­но передвигаясь в трудной лесистой местности. Его рост около ста восьмидесяти сантиметров, но из-за прямой осанки он кажется выше. В лагерь 6 он при­шел с букетом чудесных орхидей; позднее я узнал от него, что самые редкие орхидеи стоят до пятисот фун­тов стерлингов.

—Знаешь, Джо, — сказал я, снимая ботинки (рабочие башмаки, подаренные нам крупной обувной фирмой в Джорджтауне), — это место напоминает мне строи­тельную площадку. Слой грязи местами не меньше двух десятков сантиметров.

—Я бы скорее сравнил с выгребной ямой, — воз­разил Джо, больше моего разбирающийся в строитель­ных делах.

А ведь здешняя площадка с протекающим мимо ручьем была намного лучше всех предыдущих, не­смотря на болотистую почву!

На этой широте солнце не отклоняется далеко от экватора, а потому продолжительность дня в разные времена года мало различается. У нас уже выработа­лась привычка ложиться в лесу с приходом темноты — около половины седьмого вечера и вставать в шесть утра, с первыми лучами солнца. В таком походе не­мало времени проводишь в гамаке. Понимая роль хорошего ложа, Адриан приобрел для нашей экспедиции широкие индейские гамаки, украшенные изящными кисточками. Они немало весили, но это вполне иску­палось их удобством. Индейцы весь свой досуг прово­дят в гамаках, лежа наискосок.

Страх быть укушенным или ужаленным довел нас до того, что мы почти не расставались с палками. Я был вооружен «террордактилем» — особым айсбайлем, которым пользуюсь для подъема по вертикальному льду. Насадил его на старый шест от носилок, и по­лучилась отменная прогулочная трость. В тот вечер я поведал у костра товарищам о ложной тревоге, ис­пытанной мной накануне. Шагая по тропе, я наступил на прикрытую опавшими листьями палку длиной по­больше метра. Дальний конец ее подскочил вверх, и, повинуясь рефлексу (явно обостренному под влиянием слышанных нами историй), я долбанул палку «террор-дактилем», приняв ее за бушмейстера или что-нибудь еще жутко ядовитое. Теперь-то мне было смешно, но мы давно приметили, что Адриан, самый опытный среди нас, никогда не входил в лес без своей трости и аварийной сумки.

Глава седьмая

Он сил своих еще не исчерпал,

Он сам себя за слабость укорял.

И ветер смог мне с высоты донесть

Истошный вопль: «Скажи, надежда есть?»

А. Теннисон. Видение солнца

— Ей-богу, не возьму в толк, как это одна страна сумела всему миру навязать эту дрянь... — пробурчал он с отвращением. — Только подумать, нам подносят ее даже у подножия Затерянного мира!

Второе утро подряд мы покорно уминали на завт­рак густую комковатую овсянку, и мне становилось все труднее защищать наше национальное блюдо.

—У тебя найдется лишний полиэтилен, Хеймиш? — спросил Джо.

—Могу уделить один, — ответил я, подавая ему вмес­тительный черный мешочек.

Хотя мы еще не сознавали этого, уже тогда начи­налось то, что Алекс назвал «полиэтиленовым синдро­мом». У нас было запасено свыше пятисот мешочков разных видов и размеров, и все равно их постоянно не хватало. Под конец экспедиции мы тряслись над ни­ми так, как если бы это было шоколадное печенье.

— Пошли, что ли,— послышался голос Мо.

Он и Майк уже приготовили здоровенные рюкзаки, так что верх торчал выше головы. Сопровождающие их индейцы нагрузились не хуже. Майк надел свои заслуженные шорты, Мо — полосатые рейтузы. Бросив нам «привет», они зашагали вверх по крутому берегу в дальнем конце расчистки, за обителью Адриана, и мгновением позже лес уже поглотил их.

Лагерь 6 был идеальным растительным питомником. Пожалуй, больше всего нас поражали эпифиты, кото­рые росли в самых неожиданных местах. Особенно много вьюнков и прочих растений примостились на могучем дереве с контрфорсами. За сплошной заве­сой зелени и не различить самый ствол, уподобивший­ся плечикам для одежды. Верхние сучья были укра­шены колышущимися шторами из толстых лиан, возле которых возбужденно порхали колибри, и трепещущие крылышки пичуг напоминали блестящие лопасти вклю­ченного электрического вентилятора.

День выдался пригожий. Выглянувшее солнце, как это бывает вблизи экватора, дохнуло на расчистку жа­ром, словно паяльная лампа. Мы развесили для про­сушки одежду на длинном суку и умылись в ручье, который с журчаньем катил по усеявшим лесную поч­ву камням.

Я провел утро за писанием корреспонденции для «Обсервера». Джо одолжил мне для этой цели свою фактурную книгу с копирками. Так у него заведено писать письма домой: один экземпляр жене, второй дочери, третий остается себе, и домой он привозит фактурную книгу, похудевшую на две трети. Дон за­нимался стиркой и продолжал разбирать горное сна­ряжение. Генри и мой паук безмятежно висели в своих полиэтиленовых мешочках на краю хижины. Подняв голову, я мог видеть клубящиеся облака вдоль осно­вания Носа. Они словно исполняли танец с вуалями, позволяя временами рассмотреть заманчивые участки красной скалы.

Внезапно кто-то окликнул нас. Отложив писанину, я соскочил с гамака и увидел Нила, изможденного и всклокоченного. Мятая синяя шляпа нахлобучена кое-как, полы рубашки распахнуты наподобие дверец бара, и живот заметно втянулся (Нил каждый день придирчиво обозревал свое брюшко и с волнением справлялся, как мы его находим).

—«Кто эти грязные бородачи в лохмотьях, — проци­тировал я на память Флеккера. — Что всю дорогу нам загородили?»

—«Мы пилигримы, мы всегда в пути, — тотчас ото­звался он, поднимая трость. — Туда, где синих гор по­следняя гряда».

—Вот не думал, что ты знаешь «Гасана»! — удивил­ся я.

—Вот не думал, что ты знаешь «Гасана», дружище! Надо будет как-нибудь еще почитать друг другу.

Из хижины вышел Дон.

—Привет! — поздоровался он. — Кого я вижу! Безум­ный Хлюпик собственной персоной!

—Если бы ты знал, Дон, до чего я вымотался, так-перетак, — с чувством отозвался Нил. — Не много наберется в моей жизни таких тяжелых переходов...

Вскоре явились также Гордон и Алекс; последний, как всегда, держал в объятиях свой «Эклер». За ними пришли и другие члены отряда, только Рагу и Майка не было видно — они малость забуксовали на послед­нем подъеме. Алекс был в приличном состоянии. Утром им досталось на завтрак всего по три ложки картофельного пюре и по три галеты. Нехватка про­вианта давала себя знать весьма наглядно.

До самого вечера лагерь встречал членов экспеди­ции. Рагу и Майк устали донельзя.

—Господи, я уже думал, что не дойду, мэн, — говорил Рагу. — Думал, там и подохну на тропе.

По нему было видно, как ему досталось. Весь в поту, рубашка и брюки разорваны, он опустился на груду сумок, словно проколотый воздушный шар. К тому времени в лагере уже кипела жизнь, и замыкающим тут же подали чай.

Я обратил внимание на полиэтиленовый мешочек, который пил осторожно положил на свой рюкзак.

—Что там у тебя в оранжерее?

—Ничего особенного. Я поймал паука-птицеяда. Жуткая тварь, правда?

—У меня есть такой же. — Я указал на висящий на шнурке мешочек с моей добычей. — Можешь вос­пользоваться концом моего шнурка — хватит и твой мешок перевязать.

—Мы их несколько штук видели, — сообщил Гордон. — Но уж не стали ловить.

Судя по всему, эти крупные птицеяды водятся пре­имущественно на высотах, соответствующих лагерю 6, то есть около тысячи двухсот метров. По словам Айзе­ка, выше и ниже этого рубежа они помельче.

Я еще раз проверил наши припасы и подсчитал, что при нынешнем голодном пайке нам хватит про­вианта на семь дней. Наличные запасы чая и сахара уже кончились, и я стал допытываться у Адриана, где все остальное. Однако Адриан по-прежнему выражался как-то туманно. В отличие от Дона. Он был настроен весьма решительно, и я сразу распознал признаки на­двигающейся бури, но Адриана она застигла врасплох, и он был заметно потрясен, когда Дон высказал свое мнение о его организаторских способностях. Не доби­лись мы толка и от Айзека Джерри. Он высказал предположение, что недостающий провиант лежит в сумках, которые остались в лагере 3 и будут достав­лены завтра.

— Чем скорее мы уйдем от этого цирка на стену, тем лучше, — пробурчал Дон, выпустив пары. — Да и в лагере семь тоже хотелось бы обойтись без этого про­клятого зверинца. Тем более, что Мо говорит, там с местом туго.

Направляясь к хижине, он сердито бросил напо­следок:

— Шпионы, Би-би-си, любители цветочков... Мы при­были сюда, чтобы подняться вон на ту скалу!

И Дон указал своим швейцарским ножом в сторо­ну Великого Носа.

Не успел я дойти до хижины, как возник новый конфликт. Наши индейцы требовали расчет. Во-первых, их не устраивала плата; во-вторых, как члены секты адвентистов седьмого дня, они не соглашались рабо­тать в субботу.

Серьезная проблема! Нам и так не хватало носиль­щиков, а эти парни до сих пор работали безотказно. Нил снял интервью с ними. Индейцы охотно призна­ли, что им не по душе этот лес и что они могут заработать столько же у себя дома. Мы платили им по ставкам, утвержденным властями, за вычетом узако­ненных отчислений в больничную кассу.

Вечером хлынул такой дождь, словно перед тем сто лет царила засуха. О силе ливня говорит то, что капли величиной с земляной орех отскакивали от толстого слоя ила сантиметров на сорок! Мы все, кро­ме Нила, наблюдали этот потоп, удобно простершись на гамаках; когда же он с необычной для сорокачеты­рехлетнего мужчины прытью полез на свой гамак, по­слышался страшный треск — одна из балок сломалась, и с полдюжины тел шлепнулось на землю. И я осо­знал, что в минуту кризиса позиция у торца не со­всем лишена преимуществ: поскольку крайний гамак находится ближе к угловым столбам, риск постыдного падения в грязь намного сокращается. На мою долю пришелся только смягченный пружинистым гамаком рывок; правда, я затем все равно чуть не опрокинулся от хохота. Глядя, как полуголые тела разных габаритов с бранью барахтаются в грязи, я ощутил потребность утешить своих товарищей очередной избранной цита­той из Нового Завета:

—«И пошел дождь, и разлились реки, и подули ветры, и налегли на дом тот; и он упал, и было падение его великое». От Матфея, глава седьмая, стих двадцать седьмой.

—Ты везучий, трам-тарарам, Макиннис, — с горечью отметил Джо. — Погляди на мой гамак — весь в грязи...

Воскресенье 14 октября мы объявили общим вы­ходным днем. Рагу возродился к жизни после тяжело­го перехода и в сопровождении одного индейца бодро удалился в лес, захватив кипу полиэтиленовых ме­шочков.

—Здесь в лесу можно найти кое-что интересненькое, — радостно возвестил он и покинул лагерь походкой тучного верблюда, забыв от нетерпения про недостаточ­ную гибкость своих членов.

—Пойду-ка я в лагерь семь. — Дон поглядел сквозь зеленый туннель на солнце. — Погода вроде бы ничего. Не могу смотреть, как эти пустозвоны мечутся взад-вперед, будто навозные мухи.

Добавив несколько еще более благоухающих срав­нений, он быстренько уложил свое имущество. По­скольку Мо нуждался в продовольствии, мы пригото­вили две упаковки по восемнадцать килограммов; до­ставив их в лагерь 7, носильщики должны были сра­зу же вернуться. Дон пропустил их вперед и зашагал по тропе, взвалив на спину красный станковый рюкзак и напялив на голову присвоенную нечестным путем синюю шапочку Джо.

Джонатан фотографировал растения для Адриана, и я обратил внимание на орхидею с листиками ши­риной каких-нибудь три миллиметра. «Шпион» Морис увлеченно носился со своим «Болексом», подражая Алексу. Мы не прониклись симпатией ни к нему, ни к Джонатану. Они явно соперничали между собой и весьма язвительно отзывались друг о друге. Отцы обоих занимали крупные посты в Гайане: родитель Мориса был министром, Джонатана — каким-то начальником в фирме «Букерс».

У Алекса выходных дней не бывало. Нил без кон­ца приставал к нему, чтобы он что-нибудь снял. На этот раз Алекс ответил резонным отказом:

—Нет пленки, Нил.

—Господи, совсем забыл, — вздохнул Нил. — Ниже было чересчур темно, а теперь, когда можно снимать, нету этой проклятой пленки.

—Возможно, хватит на короткий эпизод с паука­ми — предложил Алекс. — Снимем, как они топают по бревну или еще где-нибудь, на это много пленки не надо.

— Ладно, давай. Хоть что-нибудь будет в запасе. Роль морской свинки играла моя рука, покоящаяся на каркасе хижины. Я делал вид, будто увлеченно со­зерцаю Великий Нос, который временами проглядывал между облаками, меж тем как большой птицеяд при­ближался к моей руке, карабкаясь по столбу. Я ухит­рился скосить один глаз чуть ли не под прямым уг­лом к другому, ибо прежний опыт сотрудничества с преданными своему делу киношниками научил меня, что они вряд ли станут предупреждать, когда паук подойдет к моим пальцам на условленные два санти­метра! Правда, Адриан относился к этим паукам со­вершенно спокойно и даже позволял им ходить по своей руке. Я спросил одного индейца, известны ли случаи, чтобы кто-то умер от укуса птицеяда. Он от­ветил, что это маловероятно, разве что человек очень ослаблен, а вот заболевание возможно, притом доста­точно серьезное. Скорпионы куда опаснее, добавил он, и встречаются они чаще.

Утро в лагере: пыхтение индейцев, тщетно стараю­щихся развести костер из сырых щепочек. Керосин почти весь кончился, осталось только немного для за­правки фонаря Адриана, призванного, как выяснилось позднее, отпугивать вампиров (кстати, не так уж много их водилось в этом районе, вопреки всем нашим стра­хам). Слушая гул дождя, Гордон решил записать его на пленку, но, прослушав запись, пришел к выводу, что она не пригодится — зритель никогда не поверит, что дождь может поспорить с самыми искусными бара­банщиками из полицейского духового оркестра города Глазго. Переварив сие бодрящее заключение, я решил воспользоваться своей баночкой-выручалочкой, которая стояла на земле в пределах досягаемости (с наступлением темноты мы предпочитали не покидать гамаки, тем более босиком). После чего осторожно отодвинул противомоскитную кисею — чрезвычайно осторожно, по­тому что речь шла о специальной, очень нежной ки­сее (от фирмы «Букерс», Джорджтаун),— и выглянул наружу, в зеленый ад. Одно из преимуществ ночевки у торца заключалось в том, что вы могли насладить­ся видом утреннего леса, мокрого и склизкого, словно мех побывавшего под водой кролика.

Когда завтрак сулил что-нибудь получше овсянки, я не мешкая натягивал пижаму, меж т i как мой со­сед Джо звучно отхаркивался на землю между нашими гамаками в расчете на то, что я рано или поздно наступлю на содержимое его дыхательных путей.

К этому времени отделенный от меня двумя гама­ками Нил останавливал свою храповую машину, а храпел он так, что лишь немногим уступал в децибелах пятидесятисильному подвесному мотору «Ивинрад» гайанских вооруженных сил. Храп прекращался вдруг, слов­но выключалось зажигание. Не только в этом Нил напоминал мне мотор или генератор — он целый день находился в движении, метался туда-сюда, словно по­зитрон, берясь за разные дела, которые нанятые для этой цели индейцы выполняли куда быстрее.

Все это и многое другое занимало мой мозг в ран­ние утренние часы, когда пробуждался к жизни наш мирок. Наклонясь, я дотягивался до своих ботинок (они стояли у противоположной от Джо стороны га­мака) и по очереди вытряхивал их, как и надлежит бесстрашному исследователю, после чего втискивал в них ноги, отчего ботинки погружались еще на два-три сантиметра в прибывающую с каждым днем грязь.

—Мне бы сгущенки в кашу, Освальд, — попросил я в это утро. — И не больше одной-двух пчел, если от них еще пахнет медом.

—Будет сделано, мистер Хеймиш, сию минуту. Что-то сегодня с костром нелады.

—А когда у вас были лады? — пробурчал я. — Вам бы сюда Баден-Пауэлла на недельку, чтобы он вас по­учил.

—А кто это? — спросил необычайно разговорчивый для индейцев Освальд (тот самый коренастый широко­лицый крепыш, что шел вместе со мной до лагеря 5).

—Был такой тип... Он смог бы развести костер даже под водопадом Кайетур... Но еще больше прославился другой мужик, по имени Прометей. Он первым украл огонь у миссионеров, и они здорово разозлились на него, даже приковали к горе вроде гораймы, и он висел там тридцать тысяч лет, и гарпии ели его пе­чень. В конце концов его освободил один силач, вроде мистера Дона.

— Не верь ни единому слову этого человека, — предо­стерег Освальда Нил, подходя с крышкой от котелка за своей порцией. — Он просто хочет выманить у тебя побольше овсянки.

—Зеро Дельта, Зеро Дельта...

Это Чам налаживал связь, чтобы передать свежие данные о нашем продвижении и срочный запрос Нила: когда будет вертолет, поскольку группа Би-би-си оста­лась почти совсем без пленки? Мы уже управились с завтраком — по две столовые ложки овсянки на брата, — когда Чам подошел к Адриану и доложил, что с вертолетом «что-то не в порядке». Нил скрипнул зуба­ми, но ничего не сказал. Подозреваю, он боялся от­крыть рот в эту минуту, чтобы ярость не выплесну­лась через край. Разойдясь по хижинам, мы смотрели, как дождь нещадно хлещет землю, превращая ее в грязную жижу, а мирный ручей, которым мы любова­лись, когда пришли сюда, становится беснующимся потоком.

В четыре часа поступило не совсем неожиданное для меня известие: вертолет вышел из строя, и неиз­вестно, когда будут получены запасные части.

Пожалуй, именно в этот момент мы осознали до конца всю серьезность нашего положения. Несколько слов, принятых по радио Чамом, угрожали срывом экспедиции, о которой Адриан мечтал два десятка лет и в осуществление которой каждый из нас вложил свои силы и» способности. Дождь, грязь, нараставшая в последние несколько дней общая депрессия и теперь ко всему этому листок бумаги с принятой Чамом вестью... Нил поднял руки вверх над головой — жест утопающего, который уходит под воду в третий раз. Наше Эльдорадо рушилось на глазах. Адриан молча удалился в свою хижину и сел на ящик с аптечкой.

Я стоял под кухонным навесом, осаждаемый дымом от костра (в кино его никогда не видно). В лесу зву­чала обычная какофония писков и свистов. Гора над нами продолжала вырабатывать облака, подобно маши­не, производящей сахарную вату; с северо-запада на­плывали косые завесы дождя.

Адриан позвал меня. Я вошел, пригибая голову, под брезент и сел на гамак Айзека.

—Леймиш, — начал Адриан, и в голосе его звучала твердая решимость. — Нам следует обсудить тактические вопросы. Я знаю, что с продовольствием совсем плохо и что киносъемки почти прекратились из-за отсутствия пленки. Остается только одно: мы с Айзеком и еще несколько индейцев должны вернуться в Маиурапаи и забрать там провиант, пленку и горное снаряжение. Айзек пройдет по селениям и попробует нанять еще носильщиков.

—Но до Маиурапаи порядочный конец, — возразил я, не представляя себе, как он в шестьдесят один год одолеет путь до реки Како и обратно. — Это сколько времени уйдет...

—Не так уж много, Хеймиш. Мы уже обсудили это с Айзеком. Если выйти на тропу у Паиквы, кото­рую Джон Стритли, Айзек и я проложили в апреле, можно обернуться за неделю. И я сегодня же закажу по радио продукты из Джорджтауна. Мой брат все закупит, как только получит радиограмму, а Боб Фер­нандес спустится в Джорджтаун и заберет купленное.

—Но ведь лес между нами и Паиквой совсем не исследован?

—Это верно, — ответил Адриан. — Но я уверен, что мы справимся. Понимаешь, мне кажется, что тут мы пройдем намного быстрее. Когда в апреле мы с Джо­ном шли вверх вдоль Паиквы, то стали пробиваться в сторону Рораймы не там, где надо, — слишком высо­ко поднялись. А нижняя часть тропы в полном по­рядке.

Чувствовалось, что Адриану нелегко нести такую нагрузку. Он привык водить в дебри Гайаны малень­кие экспедиции, которые почти всецело обходились продуктами, закупаемыми в индейских селениях; во всяком случае, ему надо было считаться лишь с нуж­дами нескольких опытных путешественников. Нынеш­няя экспедиция, эта огромная медлительная многонож­ка, выросла больше чем вдвое против того, что пред­ставлялось ему поначалу. Мы слишком много требовали от него. Сколько времени и сил пришлось потратить Адриану, преодолевая всевозможные бюрократические препоны, еще до того, как мы покинули Джорджтаун! И он добился поразительных результатов благодаря своим связям с властями. Надо думать, мы сами в равной мере были повинны в том, что возникла не­разбериха.

Полчаса спустя у моего конца хижины раздался звонкий голос «шпиона» Мориса:

— Чей паук сидит на столбе, мэн? Он удрал из полиэтиленового мешочка!

Мы мигом соскочили с гамаков, оставив кто про­верку снаряжения, кто книгу, и сгрудились около бал­ки, по которой сердито вышагивал мой паук, но никто не рвался ловить его. Наверно, я тоже был бы сердит, если бы меня два дня держали в прозрачном мешке и не кормили. Волосатое чудовище вздыбилось на че­тырех задних ногах, демонстрируя клешни-хелицеры, похожие на грабли. В конце концов Нил снова водво­рил его в мешочек. Позже тот же расхрабрившийся Нил небрежно поднял за жало крупного черного скор­пиона. У меня, как и у ушедшего вперед Дона, не хватало духу на такие подвиги, в отличие от Джо, который быстротой реакций не уступает мангусте.

Возвратившись в гамаки, мы принялись ждать ужин (вареный рис). Алекс нервно скрипел зубами, слушая, как Нил в двадцатый раз за день гнусаво напевает одни и те же строки: «Утро наступило... Прямо на живот…»

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: