Любая хорошо выполненная функция подкрепляется положительным переживанием. 1 страница

Репродуктивное поведение поддерживается половым чувством. Во всяком проявлении жизни ведущей стороной является получение удовольствия, которое имеет двойственную природу; это или удовольствие от совершения приятного, или удовольствие избавления от неприятного

Поэтому познание эмоции должно быть направлено на осознание тех ОПЕРАЦИЙ УМА, с помощью которых порождается эта эмоция. Опять мы приходим к требованию сделать бессознательное сознательным. Любая эмоция возникает в определённых обстоятельствах. Информация об их оценке подвергается обработке, в результате чего и возникает эмоция. Эта сложная работа нашего ума может быть понята и контролируема. Чем примитивнее и проще эмоция, например, страх или отвращение, тем труднее её осознать и понять. Высшие же эмоции понять (чувства и переживания) понять легче хотя бы потому, что программы умственного поведения, порождающие эти эмоции, возникли позже, недавно. Если страх и гнев мы испытывали в младенчестве, а может быть, ещё и во внутриутробном состоянии, то зависть, стыд, обиду, стали испытывать с момента осознавания самого себя, не ранее трёх лет. В этот период развития возникает «Я-концепция» и благодаря слову умственные операции становятся контролируемыми. поэтому мы начинаем психологический анализ с высших эмоций.

Эмоции, возникающие в общении с другим человеком. Другой человек может быть источником как радости, так и неприятностей. Через другого мы удовлетворяем большую часть наших потребностей, от другого мы эмпатически заражаемся радостью или страхом, другой может обеспечить нашу безопасность или, наоборот, её уменьшить. Его психическое состояние действует на нас, хотя мы имеем смутное представление о том, как это происходит. Может быть, мы бессознательно расшифровываем мимику и жесты, возникающие у другого непроизвольно, а может быть, действует таинственное биополе, генерируемое его эмоциями, и мы синтонно резонируем в ответ на его вибрации?.

Как устроена обида? Если тебя лягнёт осёл, то, надеюсь, ты на него не обидишься. Если на тебя нападёт тот, кого ты не знаешь, то, наверное, на него ты тоже не будешь обижаться, а испугаешься, побежишь или вступишь в борьбу. Но если ты увидишь, что твой друг пренебрегает твоими интересами или тот, кого ты любишь, ведёт себя с тобой иначе, чем ты ожидаешь, то возникает неприятное чувство, которое мы называем обидой.

Следовательно, эмоция возникает из столкновения моей модели, которую я набросал на реальность, в данном случае на поведение другого, с реальным поведением этого другого. Притом необходимо, чтобы этот другой был для меня значим, а может быть и любим. Пусть это будет друг, возлюбленная, жена, близкий человек. Каждая из этих категорий людей вызывает во мне некоторые ожидания, как они должны вести себя в соответствии со своими ролями по отношению ко мне. Мы выделим здесь по крайней мере три элемента:

а) мои ожидания относительно поведения человека, ориентированного на меня; как он должен себя вести, если он является моим другом. Представления об этом складываются в опыте общения;

б) поведение этого другого человека, отклоняющееся от моих ожиданий (в лучшую) в неблагоприятную сторону; например, я ожидаю, что мой сын должен быть заботливым и вовремя сходить за хлебом, а он уткнулся в книгу и забыл сделать это;

в) наша эмоциональная реакция, вызванная несоответствием наших ожиданий и поведения другого.

Если мы воспроизведём эти три элемента. Мы выделяем эти три элемента, но остаётся открытым вопрос: почему же мы все-таки обижаемся? Да просто потому, что считаем, будто другой человек ЖЕСТКО ЗАПРОГРАММИРОВАН НАШИМИ ОЖИДАНИЯМИ, отрицаем его право на самостоятельное действие. Стоит подумать, почему он не сделал то, что я ожидал, как мы увидим, что у него было нечто такое, что исключало возможность поведения, соответствующего нашим ожиданиям. Когда дело касается осла, то мы знаем, что это животное лягающееся, что оно может лягнуть в любое время, и оно нами не рассматривается как запрограммированное нашими ожиданиями. Мы его признаём за самостоятельное существо, не зависящее от нас.

А вот своих близких мы не признаём таковыми и от этого на них обижаемся. значит, из стремления запрограммировать другого и проистекает обида. А если бы мы его признали самостоятельным существом, которое само определяет своё поведение, то у нас не было бы оснований обижаться на него. Да мы на него и не обижались бы. Ведь мы не обижаемся на погоду за то, что она вдруг испортилась и расстроила все наши планы! Мы признаём природу независимой от наших ожиданий. А если бы мы считали, что она должна соответствовать нашим ожиданиям, то обижались бы на неё. Ведь не зря персидский царь Ксеркс обиделся на Босфор, который неожиданно разбушевался, расстроив переправу, и приказал наказать пролив плетьми. Он считал, что природа должна ему благоволить, так как он царь.

Но откуда берётся эта установка на то, что другой человек зависит от нас? Почему мы обижаемся именно на тех, кого любим?

Это неукротимое стремление ПРОГРАММИРОВАТЬ ПОВЕДЕНИЕ ДРУГОГО и ЭМОЦИОНАЛЬНАЯ РЕАКЦИЯ НА НЕУДАЧУ ПРОИСХОДИТ ИЗ ДЕТСТВА.

Когда ребёнок обижается на родителей, он программирует их поведение в соответствии со своими ожиданиями и наказывает их каждый раз за отклонение от этих ожиданий чувством вины. Ребёнок обиделся. Плачет, и родители, поскольку они его любят, испытывают вину, которая стимулируется внешними признаками обиды, которые нетрудно прочитать на лице ребёнка. Эта вина побуждает к изменению поведения, и родители делают то, что нужно ребёнку. Обидчивость ребёнка необходима для нормального развития родителей.

Мы привыкли думать, что мы воспитываем детей, но совершенно не замечаем, КАК ОНИ ВОСПИТЫВАЮТ НАС, наказывая нас чувством вины за каждую оплошность.

На стадии детства это оправдано: ребёнок помогает духовному созреванию родителей, т.е. превращает их из мужа и жены в папу и маму, вырабатывая у них с помощью своей обиды определённые черты поведения, необходимые для нормального развития подрастающего человека. Это необходимо для формирования его личности.

Но с того момента как личность ребёнка сформирована, необходимость в такого рода подпорках для созидания здания личности отпадает. Ведь после того как дом построен, леча только мешают жить. Точно так же наша ОБИДЧИВОСТЬ – ЭТО ИНФАНТИЛЬНАЯ РЕАКЦИЯ НА ОКРУЖЕНИЕ, ВОСПРОИЗВЕДЕНИЕ ДЕТСТВА ВО ВЗРОСЛОМ. Посмотрите на своё выражение лица, когда вы обижены. Ведь оно становится детским и по-детски злым!

Наши обиды питаются энергией магического сознания, атавизмы которого ещё остаются у многих из нас до юности, зрелости, мудрости и даже старости. Известно, что магия состоит в первобытном анимизме, в отождествлении сущности мира, источника самодвижения с сущностью души, нашим мышлением. Поскольку путём мысли и воли мы регулируем своё поведение, то начинаем полагать, что и движение мира регулируется скрытой мыслью и волей. Поскольку эти сущности одинаковы, то возникает убеждение, что с помощью правильной мысли можно управлять ходом внешней жизни. Это убеждение развивается в младенчестве, когда вселенная ребёнка подчиняется движениям души: стоит закряхтеть или издать какой-то звук, как элементы вселенной (мать, отец, близкие) приходят в движение. Ребёнок чувствует себя центром вселенной, «приводит её в движение», координирует свою связь с нею, поэтому любые препятствия с её стороны вызывают гнев, обусловленный сопротивлением «нереального». У ребёнка нет границы между Я и не-Я. это состояние, говоря языком психологии, может быть охарактеризовано как «абсолютная проницаемость границ Я», некоторое неизвестное нам «океанское чувство».

Структура реальности и соответствующее чувство ещё не образовались. Я ребёнка сливается с окружением. Медленное развитие чувства реальности происходит в опыте, изнанкой которого остаётся изначальное отрицание реальности. Вначале осознаётся независимое существование природных объектов, а далее очень медленно происходит изживание магической установки относительно тех, с которыми ребёнок идентифицирует себя. тот, кто включается в Я ребёнка или взрослого, является объектом магической установки. Его реальность отрицается, и поведение другого жестко программируется.

Обида является реакцией на дезинтеграцию нашего Я: «он включён, составляет частицу меня, он, другой – почти «Я», но его поведение не соответствует моим ожиданиям». Внутренняя дезинтеграция всегда переживается мучительно. Другой способен обидеть меня лишь потому, что я отрицаю его реальность, а он оказывается реален, и притом совсем по-иному, чем ожидается мной.

Обижаясь, я эксплуатирую любовь другого и управляю его поведением, наказывая чувством вины. При взаимодействии двух людей обида одного обязательно дополняется чувством вины у другого, она апеллирует к этому чувству вины. Если же другой не способен на переживание вины, обида становится бесполезной, нефункциональной. Мы не обижаемся на тех, кто нас не любит.

Познание эмоции обиды, таким образом, предусматривает выделение моих ожиданий, понимание их происхождения, фиксацию информации о реальном поведении другого и, наконец, восприятие рассогласования ОЖИДАНИЙ и РЕАЛЬНОСТИ. Тот, кто может это делать, познаёт сущность своей обиды.

Обида отличается от оскорбления тем, что при оскорблении поведение другого не только отклоняется от моих ожиданий, но и имеет цель причинить мне страдания, в силу чего оскорбитель не испытывает чувства вины. Когда мы по поводу любой обиды оскорбляемся, мы освобождаем другого от чувства вины, уменьшаем его страдание и признаем, что он нас не любит. Когда обида рассматривается как оскорбление, то она быстрее перерастает в гнев и агрессию. Последняя оттягивает энергию обиды и оскорбления на себя и тем самым ослабляет страдание обиды.

Агрессия и гнев, как мы уже знаем, филогенетически более древние защитные механизмы. Этим и объясняется, что иной гневливый и агрессивный человек считает, что он не обижается и главная его проблема – гнев. На самом же деле гнев порождается теми же умственными механизмами обиды, которая автоматически трансформируется в гнев.

Искусство самопознания в этом случае состоит в том, чтобы за изнанкой гнева усмотреть обиду. Однако гнев может вызываться и любой другой неприятной эмоцией. Обида разрушает наш организм тем, что включает умственную агрессию, мысли, в которых мы наказываем обидчика, и это не может не истощать нашу иммунную систему, которая приходит в состояние готовности участвовать в хорошей драке, предусмотренной древними инстинктами, сохраняющимися в человеке привычки.

Как устроена вина? Во взаимодействии любящих обида у одного дополняется чувством вины у обидчика. Поэтому устройство вины противоположно обиде. Если я обидел тебя, то восприятие внешних признаков обиды на твоём лице начинает меня терзать чувством вины. Причём, если я сам обидчив, т.е. обычно сильно страдаю от обид, то соответственно я предполагаю, что обиженный тоже страдает, и это усиливает во мне вину. Замечено, что обидчивые люди сами страдают от вины больше, чем необидчивые. Мы носим в себе нашу вину и обиду благодаря дару мышления. Непроизвольно, случайно возникающие мысли (мысли «дерьмо») сами собой могут включать механизм активности, конструирующий вину в самых неподходящих ситуациях. Чем больше непроизвольности и спонтанности в мышлении, тем чаще вина всплывает в сознании, причиняя боль.

Внешне вина не имеет особых признаков в экспрессии, жестах и выражении лица, разве только страдающий от вины скажет, что виноват. Поэтому если мы попытаемся взглянуть, изнутри на чувство вины, то увидим, что оно возникает вследствие непроизвольной, привычной активности, результаты которой могут быть описаны приблизительно следующим образом:

а) каким должен быть я или каким должно быть мой поведение в соответствии с ожиданиями другого. Мой ум автоматически конструирует модель, каким я должен быть. Здесь не существует точных критериев. На самом деле мне неизвестны ожидания другого, я их создаю в соответствии с общими представлениями о том, чего другой ждёт от меня. Эта модель ожиданий может быть реальной, т.е. соответствовать хотя бы в ключевых моментах подлинным ожиданиям другого, но она может быть и совсем не такой, каковы ожидания другого;

б) восприятие собственного моего состояния или поведения здесь и теперь;

в) акт сличения модели ожидания с собственным поведением, в результате которого обнаруживается рассогласование, мучительность которого поддерживается обликом эмоции обиды на лице, в словах и поведении другого. Чем сильнее он обижен реально или в моём представлении, тем сильнее моё чувство вины. Эта дезинтеграция во мне мучительна, поскольку нервная система чувствительна к любым рассогласованиям в системе «Я». это страдание иррационально и подобно мистическому Хаосу, которого боялись даже боги. Этот разрыв между тем, каким я должен быть здесь и теперь, и тем, ктоя есть, усиливается и подкрепляется; обиженный другой защищается от обиды примитивными и древними средствами, становится гневливым и агрессивным, что ещё мучительнее и потому, что идёт от любящего.

Если в обиде человек ещё хоть как-то ещё может как-то справиться со своей эмоцией, изменив свои ожидания о другой, скорректировав их в направлении реальности, приняв другого человека таким, как он есть, наконец, простив его, то чувство вины не может быть изменено этими актами нашей души (вот почему Иуда повесился..). Вина сидит в человеке как заноза. Это – мрачный тиран, который терзает душу виновного без пощады. Если боги любили бы друг друга и Прометей действительно не просто нарушил завет, но ещё и обидел отца, то он должен страдать от чувства вины, которое не изживается силой страдания. У Прометея за ночь печень отрастала заново, что символизирует собой этот процесс.

Вина является страданием, непереносимым длительное время, и она ослабляется тем, что агрессия и гнев виноватого оттягивают энергию вины по более отработанной древней схеме защиты. Однако вина может порождать и другие механизмы психической защиты, ни один из которых не может устранить вину, а только временно ослабляет её.

Познание вины состоит в том, чтобы осознать эти три группы операций, совершаемых нашим умом (построение модели ожидания, представление о своём поведении и акт сличения с этой меркой) и контролировать их. Для этого в психотерапии есть прекрасная методика МЕТА-ЗЕРКАЛА. Тогда будет предотвращено появление этой эмоции или ослаблено её протекание. Для этого нужно научиться контролировать указанные действия ума. Познание вины и признание её побуждает нас просить прощения, так как это ослабляет страдание. Прощение нужно вначале просить у бога, а потом у обиженного.

Чувство вины может быть полезным для незрелых: тогда любящие могут управлять их поведением, не наказывая, в лишь обижаясь. В семьях, основанных на любви, детьми управляют, вызывая периодически чувство вины. Если в этом преуспеть, то возникает глубокий невроз, основанный на вине. Механизмы защиты приобретают причудливый характер, создавая такие симптомы невроза, как, например, навязчивую заботу, демонстрацию любовных действий, насыщенных страхом и даже агрессией, а иногда мазохизмом. Смотрите фильмы «Секретарша» и «Управление гневом».

Чувство вины может возникать в различных ситуациях и отношениях. Мы можем быть виноватыми перед родителями, детьми, перед женой или мужем, перед друзьями, к которым испытываем привязанность и симпатию и с которыми потому идентифицируем себя, считая для себя значимыми их ожидания относительно нас. Однако сколь бы многообразным ни было чувство вины, эмоция, лежащая в его основе, одна – это вина, порождаемая рассогласованием того, каковы я и моё поведение, положение и облик, с тем, каким я должен был бы быть в соответствии с ожиданиями значимого, любимого другого или других.

Различные вариации в чувстве вины и, соответственно, мысли, причиняющие страдания, определяются особенностями и чертами, по которым обнаруживается рассогласование, но скрывающаяся за этим многообразием эмоция – едина, хотя она и носит сугубо индивидуальный характер. Об этом удивительно хорошо показано в фильме «Бабник». Вот почему, поэтому у одного чувство вины сопровождается спазмами сосудов, питающих сердце, и он жалуется на приступы боли в загрудинной области (ВСД – вегето-сосудистая дистония), а у другого – сжимается сфинктер, выводящий желчь в тонкую кишку, у одного клиента, который приходил ко мне на приём с жалобой на депрессию, приступ шейного радикулита, принятый невропатологом за остеохондроз, с поразительной точностью совпадал по времени с женитьбой против воли матери, которую он очень любил. Был от неё зависим. Его поступок явился толчком к состоянию вины. Которое он не успел даже пережить основательно, так как болезнь, боль от недостатка питания нервных клеток спинного мозга заглушала или, точнее, притягивала к себе страдание от чувства вины. Точно с такими же симптомами ко мне недавно приходила молодая женщина 36 лет с конфликтом матери и виной, с шейным остеохондрозом и всеми атрибутами вины.

В детстве мы зачитывались фантастикой. В одном фантастическом романе я прочитал, где герой, мрачный тиран и деспот, разработал систему, позволяющую методом вживления электродов жёстко программировать поведение жителей страны, которые каждый раз, когда у них появлялись помыслы о действия против тирана, автоматически получали болевой шок, когда они восхваляли свой образ жизни и подчинялись – награду. Сейчас я удивляюсь мыслью, что фантастика, даже самая причудливая и изощрённая, поразительно отстаёт от жизни. Разве можно эти примитивные электроды, вживлённые в мозг, сравнить с автоматизированными функциональными системами умственных операций порождающих вину и стыд, с помощью которых культура и окружающие нас люди программируют наше поведение и даже мысли? Всякий раз, когда моё поведение отклоняется от ожиданий других, через которые действует культура, я получаю свою дозу болевого шока, именуемого чувством вины.

Как устроен стыд? Когда я думаю о некоторых своих пациентах, страдающих от страха перед тем, что они будут или виноваты, или несостоятельны, то мне вспоминается фраза древних: «Бичующие стыдом, влекутся они к добродетели!» стыд является сильной эмоцией, функциональное значение которой состоит в том, чтобы регулировать поведение человека в соответствии с нормами, зафиксированными в «Я-концепции» человека.

Благодаря развитию самосознания и появлению и появлению стыда процесс социализации и воспитания детей ставится «на автомат». Если удалось внедрить в представление о самом себе («Я-концепция») такое качество, как «Я-умный» Я-праведный», «Я-щедрый», то носящий в себе эти критерии будет испытывать стыд всякий раз, когда окажется не совсем умным или вынужден будет солгать ради блага близких, или не сможет проявить широты души, не пожертвовав последние деньги на благотворительность. Всякий раз он будет испытывать внутреннюю разорванность от чувства стыда. рассогласование «Я-концепции» со своим реальным поведением трансформируется в очень тежёлое переживание. Эмоция стыда способствует насильственной социализации челдовека, который под ударами стыда влечётся к добродетели.

Стыд поддерживается окружением из соображений его собственной безопасности и удобства. Мы уверены в том, что совестливый, стыдливый человек будет поступать даже во вред себе, лишь бы его поведение соответствовало внедрённой в него «Я-концепции»,. «Здесь и теперь я должен в совеем поведении состоянии, положении в обществе, уровне исполнения роли, во внешности, в одежде, в способностях и многом другом соответствовать моей «Я-концепции». Таков императив, нарушение которого наказывается стыдом. Однако побуждение стыдом ригидно и инфантильно. Это понимал ещё Аристотель, хотя он был далёк от идей психоанализа. Человек в своём индивидуальном развитии должен пройти через стыд. Однако далее он не может руководствоваться только стыдом.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: