Главная

Популярная публикация

Научная публикация

Случайная публикация

Обратная связь

ТОР 5 статей:

Методические подходы к анализу финансового состояния предприятия

Проблема периодизации русской литературы ХХ века. Краткая характеристика второй половины ХХ века

Ценовые и неценовые факторы

Характеристика шлифовальных кругов и ее маркировка

Служебные части речи. Предлог. Союз. Частицы

КАТЕГОРИИ:






Фридрих Шеллинг Философия искусства




О трагедии

Итак, если трагедия отличается от эпоса всеми этими преимуществами и еще действием своего искусства, - ведь она должна вызывать не случайное удовольствие, а указанное нами, - то ясно, что трагедия выше эпопеи, так как более достигает своей цели.

Мы уже отметили: только там, где необходимость предопределяет несчастье, она может проявиться действительно в борьбе со свободой. Вопрос заключается в том, каким образом должно быть это несчастье, чтобы соответствовать строю трагедии. Несчастье только внешнего характера не вызывает истинно трагического противоречия. Ведь мы требуем как само собой разумеющееся, чтобы личность была выше внешнего несчастья, и мы ее презираем, если она на это не способна. Герой, который наподобие Улисса

преодолевает при своем возвращении на родину ряд злоключений и разнообразные бедствия, вызывает наше

удивление, мы охотно следим за ним, но он не представляет для нас трагического интереса, ибо этим

бедствиям можно противостоять с помощью такой же силы, т. е. физической силы или рассудка и

смышлености. Но даже такое несчастье, которому нельзя помочь средствами, находящимися в распоряжении человека, как-то неизлечимая болезнь, потеря имущества и т. п.,

не имеет трагического интереса, ибо остается только

физическим; ведь переносить с терпением неизбежное —

это всего лишь подчиненное и не переходящее границ

необходимости действие свободы.

Аристотель приводит в «Поэтике» следующие

случаи превратности судьбы: 1) когда справедливый

человек из счастливого состояния впадает в несчастье, он

весьма верно замечает, что это не вызывает ни страха,

ни сострадания, но только возмущение, и поэтому это

негодно как материал для трагедии; 2) когда дурной

человек переходит от несчастья к счастью; это менее

всего трагично; 3) когда заведомые злодеи и порочные

лица переходят от счастья к несчастью. Такой ход

событий мог бы затронуть чувство человеколюбия, по

не мог бы вызвать ни сострадания, ни ужаса. Итак,

остается лишь средний случай, когда предметом

трагедии оказывается такой человек, который, не

выдаваясь особо ни добродетелью, ни справедливостью,

подвергается несчастью не вследствие своих пороков и

преступлений, но вследствие ошибки; при этом тот,

кому это выпадает на долю, принадлежит к числу тех,

кто пользовался большим счастьем и уважением,

каковы Эдип, Фиест и др. К этому Аристотель добавляет 208,

что в связи с этим в старину поэты выносили на сцену

разнообразные фабулы, а теперь — в его время —

лучшие трагедии ограничиваются судьбой немногих родов,

например Эдипа, Ореста, Фиеста, Телефа и тех, кому

пришлось либо претерпеть, либо совершить ужасное.

Аристотель рассматривал как поэзию, так и

специально трагедию с точки зрения скорее рассудка,

нежели разума. С этой точки зрения он в совершенстве

Ф- П. Шеллинг

описал единственный высший случай трагедии. Однако

этот самый случай имеет еще более высокий смысл во

всех примерах, им приведенных. Смысл этот в том, что

трагическое лицо необходимо оказывается виновным в

каком-либо преступлении (и чем больше вина, какова,

например, вина Эдипа, тем [целое] трагичнее или

запутаннее). Это и есть величайшее несчастье из всех

возможных: без действительной вины оказаться виновным

по воле стечения обстоятельств.






Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском:

vikidalka.ru - 2015-2024 год. Все права принадлежат их авторам! Нарушение авторских прав | Нарушение персональных данных