Болгария и просветители

С Болгарией связана, хотя, возможно, и опосредованно, просветительская деятельность Кирилла и Мефодия. За короткий промежуток времени с помощью их учеников совершилась настоящая культурная революция в славянском народе. Создание славянской письменности имело для славянской культуры исключительное значение, так как европейская цивилизация посредством этой культурной революции начала достигать и славянские народы[227].

После смерти Кирилла Мефодий предпринял попытку перевести все Писание. В. П. Оргиш комментирует этот факт следующим образом: «… Сейчас трудно установить, был ли этот труд [перевод всего Писания] им завершен. Важно, однако, отметить, что многие ветхозаветные славянские книги, дошедшие до нас в списках XV и XVI вв., носят на себе отчетливые следы болгарского языка X в., что указывает на древнейший болгарский перевод. Сделанные братьями–монахами переложения с греческого (частично, возможно, и с латыни) богослужебных руководств из Болгарии перешли на Русь и с некоторыми исправлениями дошли до наших дней. По ним восточные славяне учились совершать церковную литургию»[228].

Этот факт лишний раз доказывает, что Болгария играла одну из главных ролей в распространении христианства на Руси. Развитие древнеболгарской письменности стало своего рода основанием для культурной общности славянских народов, в частности русского и болгарского[229].

Царь Борис заботился о материальном обеспечении (приюте и питании) изгнанных учеников Кирилла и Мефодия, разместив их в домах знатных болгар в столице. Клименту он пожаловал три дома в Охриде и благоустроенные поместья «для отдыха» в Охриде и Главинице¹³. Климент, между прочим, свидетельствует, что Кирилл и Мефодий действительно делали переводы на болгарский язык:

«Поелику народ славянский или болгарский не понимал Писания на греческом языка, то святые… молили Утешителя… ниспослать им способность к изобретения письмен, которыя бы согласовались с грубостию болгарского языка; молитва их была услышана, и они, изобретши славянские буквы, перевели Богом дарованныя Писания с греческого языка на болгарский»[230]. Болгарский народ по сей день чтит Кирилла и Мефодия как болгарских книжников.

Набрав довольно быстро силу и самостоятельность, болгарская церковь накопила переводы библейских и богослужебных книг. Уже в 927 г. Болгарская церковь отказывается подчиняться Византии и управляется собственным иерархом из болгар.[231]

После неудач Болгарии в 60—70–х годах X века она была включена в состав Византийской империи, однако окончательного покорения Болгарии как такового не произошло. Три области: Преспа, Охрид и Пинда продолжали вести патриотическую войну против Византии. Предводителями этого движения были Шишман и его сыновья. Вскоре сын Шишмана Самуил (977—1014) восстанавливает границы Болгарии, и к 986 г. в ее состав входили Придунайская Болгария, Македония, Фессалия. Его царство простерлось от Дуная до Адриатики. Около 30 лет греки терпели подобное отношение со стороны Болгарии и тратили огромные усилия на преодоление болгарской угрозы.

Влияние на Русь

8 октября 927 г. между Болгарией и Византией был заключен мир, изменивший всю политику Болгарии.Византия признала царский титул слабого преемника царя Симеона — царя Петра, выдав за него внучку императора Романа Марию. Также она признала патриарший сан за предстоятелем независимой Болгарской церкви и, более того, обязалась платить ежегодную дань[232]. М. Д. Приселков утверждает, что с этого момента Болгарская церковь становится третьим центром, где Киевская Русь могла искать церковной иерархии на приемлемых для национального самолюбия условиях. Об этом же пишет и Гумилев[233].

Болгарское влияние на древнерусскую Церковь выразилось и в развитии древнерусской книжности, южнославянские истоки которой несомненны.[234] А. А. Шахматов практически отождествляет древнерусский литературный язык с древнеболгарским[235]. Этому же исследователю принадлежит гипотеза о болгарском происхождении летописного Сказания о крещении Владимира (в частности, Речи философа). М. Д. Присeлков, отталкиваясь от предположений Шахматова, указывал на Западную Болгарию (Охридское архиепископство) как на главный источник древнерусского христианства[236]. М. А. Буданов в своей статье «К вопросу о влиянии еретических воззрений на христианство Древней Руси»[237] также считает болгарско–корсунскую версию принятия христианства как единственную объясняющую особенности ранне–русского христианства.

М. П. Погодин писал, что болгарские духовные лица часто приходили в Киев с целью распространить христианскую веру точно так, как за сто лет до этого к ним приходили Кирилл и Мефодий. Именно болгары и принесли с собой богослужебные книги и другую духовную литературу[238].

Это во многом, определило облик Руси в XI в. Преемственность книжной традиции наложила свой отпечаток на характер образования в самом Киеве и соответственно во всей Киевской Руси. Как отмечает В. М. Живов: «На Руси сложилась принципиально иная, нежели в Византии, система образования»[239]. Одновременно с образованностью стремительно двигалась и христианизация русской земли. Благодаря тому, что система обучения основывалась на христианских религиозных произведениях, знакомство с новой верой проходило и на интеллектуальном уровне. Воспитание основывается на религиозном христианском наследии, прежде всего на библейской книжности. Практически все пришедшие на Русь или переведенные уже там книги были на первом этапе исключительно религиозного характера.

Многие историки высказываются о преимущественном влиянии на христианизацию Руси именно Болгарии. Например, чешские историки, вслед за Пешиной, излагавшие историю князя Олега по–иному передавали завершение биографии князя Олега Моравского. J. G.Stredowsky и C. B. Hirchmenzel сообщали о возвращении Олега из Польши обратно в Россию и участии Олега и прибывших с ним на Русь священников и моравской знати в обращении русских в христианство[240]. Сохранилась в трудах некоторых историков и дата смерти Олега – 967 г. J. G.Stredowsky, сообщая о смерти Олега, замечает, что он умер в своем отечестве: «Anno 967. Olgus ultimus Moravicum Rex, pro illius differentia temporis, in Russia exul, curis ac aetate fractus, vitem ibidem defecit…»[241].

М. Д. Приселков, говоря о принятии Русью христианства из Болгарии, упоминает в частности о рассказе из Иоакимовской летописи о крещении Владимира и «всей земли Русской», которое связывается с походом киевского князя на болгар. Та же Иоакимовская летопись называет легендарного киевского митрополита Михаила Болгарином[242]. Стоит отметить и сказание, гласящее, что первые шесть епископов на Руси были из Болгарии[243]. А. Леонид, к примеру, называл Охридскую церковь центром подготовки кадров для Руси[244].

Тот факт, что Владимир был женат на крещеной болгарке,родившей Бориса и Глеба, М. Д. Приселков расценивает как доказательство особенного влияния Болгарии на христианизацию Руси. По его мнению, Владимир крестился от Охридской церкви, и на Руси до 1039 г. не было отдельной иерархии, поскольку ее функции выполняла Охридская церковь[245]. Другие ученные, в числе которых и М. В. Левченко, считают, что Русская церковь не зависела от Охридской, но роли ее в христианизации Руси он не умаляет[246].

М. Д. Приселков напоминает, что у христиан есть обычай при крещении менять имя. Этому обычаю последовала русская княгиня Ольга, приняв имя Елены, жены императора Константина. Владимир принял имя Василий в честь императора. Естественно спросить, в чью же честь Борис получил имя Роман, а Глеб — Давид.

Сын болгарского царя Петра — Роман бежал из Константинополя на родину, где был провозглашен царем. По времени это могло произойти между 976—985 гг. и 996 или 997 гг. — датой смерти Романа. Это значит, что после 987 г. Роман уже был царем. Вполне естественно, что Владимир, позаимствовав церковную иерархию для Киевской Руси из Болгарии, в знак дружбы и союза дал своему сыну Борису, родившемуся после крещения семьи Владимира в 987 г., христианское имя Роман.

Во время восстаний Македонской провинции в 969 и 976 гг., завершившихся созданием независимой от Византии Македонской державы, руководящую роль играл, несомненно, старший из четырех сыновей македонского князя Николая — Давид, оба раза встававший как старейшина во главе этих восстаний. Позже Македонская держава была включена в Болгарское государство. Давид был первым царем вновь образованного государства из данной династии и, несомненно, чувство глубокого уважения к нему Самуила[247], его преемника на престоле, побудило его предложить Глебу имя своего старшего брата, первого царя.

Таким образом, оба христианских имени святых братьев дают нам некоторую почву для нашей догадки о болгарском влиянии и болгарской иерархии в начальный период жизни Русской церкви.

Еще одним аргументом в пользу болгарского влияния в Крещении Руси является упоминание в русских летописях некоего архиепископа Иоанна. Первое упоминание о греческом митрополите, или епископе, на Руси связано с Феопемптом (1037). Вполне естественно, что Греческая церковь пожелала заполнить этот пробел в своей иерархии в период до Феопемпта. Порядок имен предшественников Феопемпта разнится в зависимости от источников: одни летописцы называют имена митрополитов Михаила, Леона, Иоанна[248], другие ставят на первое место Леона, а затем уже Михаила и Иоанна[249].

Возникает вопрос: откуда почерпнуты эти имена? Имя Иоанн можно встретить в сказаниях о святых братьях Борисе и Глебе, а также у Нестора. Остается вопрос: откуда почерпнуты два остальных имени — Михаил и Леон? Приселков считает их явно выдуманными[250].

Упоминания об Иоанне в сказаниях о святых Борисе и Глебе относится ко времени Ярослава Владимировича, точнее — ко времени открытия его мощей и установления празднования 24 июня. А. А. Шахматов предполагает, что это могло произойти или в 1020, или в 1026 г.[251] Обратившись к каталогу болгарских патриархов и архиепископов, мы действительно находим, что в эти годы во главе Болгарской церкви — тогда Охридского архиепископата — стоял архиепископ Иоанн. Скорее всего, это указывает на то, что Владимир после Корсунской войны не принял церковную иерархию Нового Рима, а обратился в Болгарскую державу Самуила. Установившаяся у нас церковная иерархия продолжалась и после правления св. Владимира при сыне его Ярославе[252].

Упоминание имени архиепископа Иоанна в сказаниях о святых братьях Борисе и Глебе во–первых подтверждает догадки об установлении у нас власти Охридской церкви, во–вторых, является связующим звеном для объяснения возможности появления в Киеве в 1037 г. греческой митрополии, которую помнят наши древнейшие летописи.

При поражении болгарских войск царя Самуила во главе церкви Болгарии — Охридского патриархата — стоял патриарх Иоанн. Договор под Струмицей (1018) с императором Василием был заключен при его содействии. Этот договор лег в основу нового устройства покорившегося Византии царства[253].Вся Болгария была выделена в один катепанат со столицей в Скопье и наделена значительной степенью внутреннего самоуправления. Болгарская церковь оставила за собой большую независимость от Константинопольской церкви, во главе ее стоял Иоанн, сменивший сан с патриарха на архиепископа. Но эта независимость Болгарской церкви сошла на нет после смерти Иоанна.

Византийский император поставил на его место архиепископа Льва, «первого из римлян», открывшего собою весьма продолжительный ряд архиепископов–греков. Их назначали сами императоры, так что архиепископия Охридская, представлявшая собой духовную власть над всем болгарским народом, совершенно превратилась из болгарской в греческую, став центром огречивания болгар[254].

После разгрома Болгарии Византией (1018) на Руси в большом количестве появилась переводная болгарская литература. Кроме того, после этого поражения Русь наводнили тысячи болгарских беженцев, среди которых, несомненно, находились писцы–книжники и духовенство. Часть их была включена в работу по переводу религиозно–философской, исторической и другой светской литературы.

К сожалению, вопрос о болгарском влиянии на Русь в трудах наших ученных разработан недостаточно. Подкрепляемая многовековыми религиозно–богословскими традициями и огромным культурно–историческим авторитетом, Византия всегда особенным образом акцентировала внимание на «Корсунской легенде», притом в ее традиционном, специфическом прочтении. Мы предполагаем, что Русь вполне могла пользоваться услугами Болгарской церкви, и зависеть первоначально не от Византии, а от болгарского патриархата.[255]

М. Д. Приселков, говоря о принятии Русью христианства из Болгарии, упоминает в частности о рассказе Иоакимовской летописи о крещении Владимира и "всей земли Русской", которое связывается с походом киевского князя на болгар. Иоакимовская летопись прямо называет легендарного киевского митрополита Михаила Болгарином.

По словам Рыбакова, болгарская Церковь «сыграла огромную роль в деле Крещения Руси. В том‑то и секрет относительной лёгкости распространения у нас христианства (сравнительно с Западной Европой), что вера усваивалась народом на его родном славянском языке, максимально приближенном к разговорному, в духе кирилло–мефодиевской христианской традиции».[256]

Появление библейских и церковных книг способствовало вытеснению языческих представлений и постепенному укоренению христианского сознания и новой картины мира. Греческие и римские миссионеры, проповедовавшие в славянских землях христианство на незнакомом языке, сталкивались с непониманием и равнодушием. Это особенно касалось тех случаев, когда в качестве методов евангелизации «варваров» использовались насилие и меч. Лишь после перевода библейских богослужебных книг славяне примкнули к христианской Церкви.

Труд Кирилла и Мефодия дал славянам новые возможности на пути к дальнейшему культурному прогрессу. Именно этот труд стал для Руси фактором, который определил ее выбор в пользу Восточной церкви и одновременно понизил шансы на успех исламских, католических и иудейских миссионеров. Древнерусским людям было намного проще усваивать новую религию на понятном для них славянском языке, ибо ее идеи содержались в понятных им книгах, которые на протяжении длительного периода составляли главный литературный потенциал.

Моравская миссия Кирилла и Мефодия оказала непреходящее влияние на становление и развитие славянского христианства. Неудача их миссии в самой Моравии, а также гонения на их последователей все же не умалили значения их вклада в распространение христианства среди славян. Переводы Священного Писания широко распространились в славянских землях, а гонимые у себя дома ученики нашли приют в братских странах, таких, как Болгария и Русь.

Религиозное влияние Болгарии органично вписывалось в русскую культуру, так как в основе своей оно имело славянские корни. Болгары и их последователи русские обращались к классикам богословия напрямую, минуя греческую литературу, а именно к Иоанну Златоусту, Афанасию Александрийскому, Епифанию Кипрскому, Иоанну Синайскому, Ефрему Сирину, Григорию Великому и др.[257] Кроме того, ощутимое влияние богомилов, или павликан, на болгарское народное христианство не могло не оказать влияние на особенности раннехристианского периода на Руси, равно как и на последовавшие конфликты с Византией.

Богослужебная практика на понятном и знакомом языке сыграла решающую роль в утверждении христианства, и последнее не имело бы успеха, если бы начальная богослужебная практика совершалась на греческом языке или латыни. Следовательно, первые священнослужители скорее всего были из Болгарии и подчинялись Болгарской церкви.

Анализируя особенности славянского христианства, сравнивая их с одной стороны с Римом и Византией, а с другой — с ранним периодом христианства на Руси, мы можем видеть, что Русь находилась более в рамках общеславянской христианской традиции, нежели под влиянием исторических церквей. Все эти факторы в совокупности наводят нас на мысль о том, что славянскому фактору должно уделяться значительно больше внимания при рассмотрении становления христианства на Руси.

Возможное влияние катар и альбигойцев