Предпосылки проблемы

О. А. Жиганков, доктор исторических наук

СЛАВЯНСКОЕ ХРИСТИАНСТВО

Книга 2

Новгородско–Московское Движение

Вступление

Второй том «Славянского христианства» представляет по сути несколько упрощенный вариант моей работы, изданной впервые в Германии на английском языке и называвшейся «The Fifteenth‑Century Novgorod‑Moscow Movement» (VDM Verlag Dr. Müller) и расширенный вариант небольшой книжечки, изданной мною в середине девяносных под названием «Еретики, или люди, опередившие время».

События, о которых идет речь в этом исследовании, были такими же яркими и горячими, как и те костры, на которые в начале XVI века суждено было взойти их главным участникам. Эти события могли, в принципе, предварить западную Реформацию и даже скорректировать ее курс (каким бы громким ни казалось это утверждение), но вместо этого завершились трагедией царской семьи, интеллигенции и множества простых людей, внезапно вырвавшихся из эпохи средневековья прямо в новое время, но смертью своею ознаменовавших прочное утверждение России на средневековых стезях.

Это было время, когда от феодальной, княжеской раздробленности Россия переходила в неведомую ей эпоху, и то, каковой этой эпохе предстояло быть, зависело не только от тех или иных законов развития общества, но и от множества других обстоятельств. И одним из таких обстоятельств, в данном случае решающих, была религия, разница в убеждениях, в христианских ценностях. Новое противостояло старому. Новое — это вера в свободу каждого человека самому избирать для себя, во что ему верить; это установка, ставившая под сомнение разноперое патриотическое наследие Церкви, которым та манипулировала, как ей вздумается. Новое – это хорошо забытое старое, возврат к библейскому авторитету, возврат к самим источника («ad fontes», как провозгласили западные гуманисты) христианской веры — библейским писаниям.

Это было время, давшее первого в истории России венчанного царя, Димитрия, за которым стояла партия, именуемая в то время русскою. Изучению этой‑то партии автор и посвящал свое свободное время на протяжении многих лет. В представленном исследовании изложены в первую очередь те факты, которые касаются ключевого вопроса в рассмотрении движения новгородско–московских верующих, а именно: были ли сторонники этой русской партии настоящими христианами (т. е., буквально, верили ли они в Божественность Иисуса Христа) или нет? Конечно, предлагаемая работа не ограничивается сугубо этой темой — будет рассмотрена и событийная канва, и политические хитросплетения, и, что называется, «и жизнь, и слезы, и любовь». Но все же, открывая данную тему, мне хотелось бы наиболее пристально остановиться на исследовании христианских убеждений той группы людей, которая находится в центре моих интересов, потому что главной движущей силой и осью развернувшейся в конце XV века борьбы явилась не политика (хотя не обошлось и без нее), но религия. Большинство сторонников русской партии объединяли не только или даже не столько политические убеждения, сколько убеждения религиозные. Во что верили эти люди? Почти пять столетий как эта группа носит позорный ярлык «жидовствующие». Он подобен колокольчику, который вешают на прокаженного, чтобы никто и близко к нему не подходил и не касался его струпьев. Подобный ярлык отпугивает многих христианских исследователей, а исследователей светских эта тема волнует мало. Поэтому я и решился снять негласное табу с этой темы и заново рассмотреть, насколько серьезно можно говорить об антитринитаризме (неверии в Троицу) в среде «новгородско–московских еретиков» (иное прозвище данной группы людей). А это и было одним из главных обвинений в их адрес. Мы называем указанное обвинение одним из главных потому, что все прочие обвинения свидетельствуют лишь о том, что это движение по своей сути было протестантским. Сегодня, когда в России протестанты получили право на существование, обвинения новгородско–московских верующих в неприятии иконопочитания, в отвержении культа святых, в соблюдении субботы, а не воскресенья, в единство души и тела и др. многим уже не кажутся собственно обвинениями. Напротив, на эти факты можно было бы смотреть как на ранние проблески Реформации в средневековой Руси. Можно было бы, если бы не грозная тень антитринитаризма, которая накрывает собою все прочие стороны этого движения, лишая многих людей всякого желания даже оглядываться на него.

Сегодня практически всех сторонников Димитрия, или русской партии, — виднейших бояр, дипломатов, членов великокняжеского семейства — именуют, как бы по злой иронии, «жидовствующими». В результате интриг противоборствующей партии, которую называли в то время кто «греческой», кто «фряжской» (итальянской), Димитрий, не успев даже вступить в свои права, по ложным (сегодня это признают практически все историки) наветам был брошен в темницу, где и был «по скору время умерщвлен», а его державное место занял сын великого князя Ивана III от второго брака — Василий. Победитель, как известно, всегда прав и может диктовать потомкам то, что ему удобно и выгодно. Это срабатывает почти всегда. И единственная оговорка, которая здесь уместна: а на какой срок это срабатывает? Как долго продлится обман? В случае же с жидовствующими загадка растянулась почти на 500 лет — наверное, истории, чтобы отдать свои тайны, требуется хорошая встряска извне. Но в нашем варианте такой встряски не происходит, поэтому и выходят по данному вопросу не груды книг, а пока одна лишь эта книга.

Историки знают, что современники именовали виновника смерти царевича Димитрия Василием Грозным. Но сыну его, Ивану, суждено будет навсегда закрепить за собою это леденящее душу прозвище. Для меня очень показательно, что начало русской истории, вернее той ее страницы, которая открывается на самодержавии словами «Царевич Димитрий», написано киноварью, а перечеркнуто кровью. У меня нет веры в то, что построенное на крови принесет много благ. Кровью исписаны многие главы русской истории, кровью залита была и последняя страница русского самодержавия.

Конец XV века был не просто временем, когда Русь выбирала себе одного из двух возможных государей. Русь выбирала для себя нечто большее — она выбирала тот путь, по которому ей затем столетиями надлежало шествовать. Впрочем, мы не можем сказать, что выбирала этот путь Русь, — это будет кощунством по отношению к народу. Все вершилось в определенных государственно–церковных кругах, и даже близкие к великокняжескому престолу люди часто просто попадали под кровавое колесо самовластия. Мы не знаем и не можем знать, что сталось бы с Россией, пойди она по иному пути и не обагри кровью первые же шаги в самодержавии. Но мы не можем также утверждать, что то, что свершилось, было лучшим из того, что могло было случиться. Позвольте мне в подтверждение своего мнения привести цитату великого русского историка Н. М. Карамзина: «История не терпит оптимизма и не должна в происшествиях искать доказательств, что все делается к лучшему: ибо сие мудрование несвойственно обыкновенному здравому смыслу человеческому, для коего она пишется».

Последнее мое замечание относительно данной книги – она была переведена с английского языка. Поскольку перевод состоялся спустя более чем десять лет со времени написания этой книги, некоторые цитаты, переведенные мною с русского на английский, были заново переведены с английского на русский. Большинство таких цитат мне удалось найти и заменить непосредственно цитатами из русскоязычных источников, но за давностью лет и разбросанностью моей библиотеки по разным странам мира, некоторые цитаты я пока сопоставить не смог. Я могу поручиться за их верность, но заменить их изначальными русскоязычными цитатами в настоящее время мне не представляется возможности. Прошу читателей быть снисходительными к книге в этом плане.

О. А. Жиганков, доктор исторических наук

Глава 1

Введение

Период с конца 70–х годов XV века до 1505 года занимает особое место в истории общественной, политической и религиозной мысли Руси. Движение, которое в литературе девятнадцатого века получило название новгородско–московского, или ереси жидовствующих, остается загадкой для историков, богословов и философов[1]. Само название этого движения предполагает радикальный разрыв с традиционной христианской доктриной и обычаями. Настоящее исследование делает попытку приоткрыть завесу тайны и воссоздать богословие этого движения. Данная вводная глава представит проблему, цель, обоснование, границы, методологию, терминологию исследования, использованные источники, а также наметит возможные шаги к решению проблемы.

Предпосылки проблемы

Комментатор официальной Церкви, современной новгородско–московскому движению, описывает это движение как «еретическую бурю», которая грозила стать «погибелью для всего православного христианства от еретических учений»[2]. Конец пятнадцатого века в русской церковной истории охарактеризовался попыткой церковной реформы, которая стала не просто популярной: она была принята царской семьей, внушительным числом знати и интеллигенции, а также многими представителями среднего и низшего классов Руси. Николай Гудзи отмечает, что приверженцами ереси были и представители среднего и низшего духовенства[3]. Самый крупный сегмент нового церковного движения состоял из «ремесленников, торговцев, вообще горожан, а также сельского и городского духовенства наконец, землевладельцев»[4], – наиболее прогрессивных групп населения того времени.

Иосиф Волоцкий[5] (1440–1515) осуждает это учение, называя его «новоявившейся ересью новгородских еретиков», но не использует термин «жидовствующие»[6]. Однако название «жидовствующие», в конце концов, твердо укоренилось в русской литературе благодаря некоторым доктринам этого движения, особенно соблюдению субботы. Движение русских субботников во многом стало определяющим для становления российского государства[7]. Почему же этот эпизод по сей день является «закрытым» для русской светской и церковной истории? Почему историки, в том числе и протестантские, с гораздо большей охотой принимаются за разработку куда менее значимых и более избитых исторических тем? Ответ на эти вопросы следует искать в традиционном убеждении, что идеологическое ядро этого русского средневекового движения составляла иудейская по сути теология с ее отвержением отличительных христианских доктрин, таких как Второе пришествие Иисуса Христа и учение о Троице.

Историки и богословы в большинстве своем уверены в том, что новгородско–московское движение пятнадцатого века носило антитринитарный характер[8]. Луис Гринберг подчеркнуто описывает русских диссидентов пятнадцатого века как исповедующих «иудейские доктрины»[9]. Этот вопрос, однако, не был критически исследован; большая часть критики берет свое начало в пятнадцатом и шестнадцатом веках – в период дебатов между инакомыслящими и официальной церковью. Только в конце девятнадцатого столетия этот вопрос вновь привлек внимание некоторых православных исследователей. Традиционное понимание этого движения подверглось переоценке[10]. Некоторые исследователи отмечали, что вопрос о якобы антитринитарном характере этого реформационного движения должен остаться открытым для дальнейших дискуссий[11]. К сожалению, такие дискуссии никогда не велись вплоть до настоящего исследования.

Со времени Революции 1917 года религиозные организации в России потеряли очень многое: имущество, литературу и значительную часть своих свобод, так что сложившаяся ситуация была весьма неблагоприятной для анализа религиозных вопросов. Однако именно в этот период советскими и западными авторами были написаны наиболее значительные работы по новгородско–московскому движению, хотя и окрашенные преимущественно в атеистические и гуманистические тона. Это особенно верно в отношении оценки тринитарных взглядов диссидентов. Наталья Казакова и Яков Лурье восхваляют «еретиков» за их предполагаемую критику «наиболее уязвимых сторон христианской догматики… прежде всего догмата о Троице – догмата, неизменно смущавшего простой человеческий ум своим явным несоответствием логике: Бог один и одновременно троичен, состоя из Отца, Сына и Святого Духа»[12].

В конце 80–х в России была провозглашена религиозная свобода. Эта новая ситуация вызвала «духовную войну» в России. Известный специалист в области прав и свобод человека в России Джон Витт подмечает, что «это, в некоторой степени, богословская война. С одной стороны, Московский Патриархат Русской Православной Церкви решил восстановить себя в роли духовного лидера русского народа, и, с другой стороны, конкурирующие религиозные сообщества России и зарубежья начали активно поносить и порочить друг друга»[13]. Кажется очевидным, что в таких обстоятельствах Русская Православная Церковь не заинтересована в пробуждении интереса к полемике пятисотлетней давности. Тем не менее, на вопрос о новгородско–московском движении, поднятый более пятисот лет назад, по сей день нет ответа.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: