Философская часть Лаодикийского послания

⇐ Предыдущая 17 18 19 20 212223 24 25 26 Следующая ⇒

Ниже приводится полный текст этого документа:

«Душа самовластна. Заграда ей вера. Вера наказание ставится пророком. Пророк старейшина исправляется чудотворением. Чудотворения дар мудростью усилеет. Мудрости сила фарисейство жительство. Пророк ему наука. Наука преблаженная. Сею приходит в страх Божий. Страх Божий начало добродетели. Сим вооружается душа».

Какого рода информация относительно природы движения субботников может быть почерпнута из этой краткой работы? С начала 1950–х первые два предложения этого послания рассматривались как лозунг русского гуманизма. Ряд гуманистически настроенных ученых предполагал, что Курицын рассматривает веру как барьер, как заграду на пути души к свободе[344]. Однако со всей очевидностью из текста явствует противоположное. Курицын представляет веру как охрану для души. Слово заграда имеет значение не только ограничения, но и защиты. Заградить означает защитить, спасти. Таким образом, гуманистическая интерпретация данного отрывка представляется не совсем уместной[345].

Моше Таубэ, который считает, что Лаодикийское послание имеет еврейское происхождение[346], предлагает альтернативный перевод начала этого послания: «Душа есть отдельная субстанция, чьим вместилищем является религия»[347]. Этот перевод основан на предположении, что Лаодикийское послание отражает в себе тенденции, найденные в «Secreta Secretorum»[348]. Однако этот перевод не находится в гармонии с русским текстом Лаодикийского послания. Более вероятно, что философская часть Лаодикийского послания находится в гармонии с его непосредственным контекстом — Литореей в квадратах. Литорея в квадратах, с другой стороны, делает сильный акцент на единстве души и тела, что находится в прямой противоположности с дуалистическими тенденциями «Secreta Secretorum»[349]. Вряд ли возможно, что философская часть Лаодикийского послания является обработанным переводом недостающего «духовного круга» «Secreta Secretorum»[350]. Независимо от толкования, как богословское, так и философское ударения этих двух работ противоположны, что обеспечивает Лаодикийскому посланию независимый характер.

С недавнего времени Лаодикийское послание стало привлекать к себе внимание многих западных исследователей. При анализе философской части этого послания Файн и Майер усматривают следы иудаизма[351]. Фрейданк и Ханей, напротив, связывают его с греко–византийской традицией. Фрейданк усматривает эту связь, прежде всего, в Литорее в квадратах, грамматической части Лаодикийского послания [352]. Ханей видит влияние Платона и неоплатонизма в философской части этого документа[353].

Относительно недавно исследователь Ф. В. Лилаейнфелд написала несколько работ о Лаодикийском послании как источнике для изучения истории социальной мысли конца XV столетия[354]. Лилаейнфелд начинает свой анализ с Литореи в квадратах – труда, который она рассматривает как доказательство того, что автор этих сочинений проявлял интерес к еврейской кабале. Однако Лилаейнфелд не исключает, что эта «кабала» может быть мотивирована христианской мыслью.

Литорея в квадратах

Литорея в квадратах следует непосредственно за Лаодикийским посланием и найдена в тех же манускриптах. Литорея в квадратах состоит из сорока квадратов, каждый из которых содержит две буквы алфавита и грамматические комментарии к ним. Составлять подобного рода грамматические послания было в традициях восточных православных богословов. Ягич отмечает: «Начиная с XVI столетия, мы встречаем все больше и больше коротких статей по грамматике»[355]. Максим Грек, знаменитый православный богослов, трудившийся на Руси в XVI столетии, использовал подобную таблицу для своих исследований в области грамматики.

Литорея в квадратах составляет вторую часть Лаодикийского послания и по большей части являются собранием грамматических правил. Отдельные квадраты предназначены для каждой буквы алфавита и раскрывают различные характеристики этой буквы. Здесь мы находим записи о гласных и согласных звуках, мужском, женском и средних родах, о знаках ударения и т. д. Литорея в квадратах, вместо принятых в русском языке, предлагает новые варианты названий для гласных и согласных звуков: душа для гласных и тело для согласных.

Изначально предназначенные для выражения фонетического и грамматического значения, данные таблицы зачастую передают определенную идеологию. Литорея в квадратах не является исключением. Это сочинение представляет антропологические взгляды новгородско–московских диссидентов. Эти взгляды определяют весь диапазон доктринальной позиции новгородско–московского движения. В противоположность средневековому богословию, находящемуся под влиянием идей Платона и Аристотеля, субботники признавали психосоматическое единство души и тела. Курицын сравнивает согласные буквы с телом, а гласные — с душой. Только их единство, настаивает он, дает жизнь словам и предложениям[356].

Толкование

Литорея в квадратах была составлена для профессиональных переписчиков. Она не могла быть используема как самостоятельное пособие по грамматике. Для того чтобы этот документ можно было использовать, требовалось руководство для начинающих. Таковым являлось Толкование — документ, который обычно располагается в манускриптах, содержащих Лаодикийское послание. Он объясняет терминологию, используемую в Литорее в квадратах. Автор Толкования сообщает, что оно написано для тех, кто вопрошает «како и по чему глаголются столпи и плоти, приклады ж души, и что сих различие… Мы же по елику Духа Святого подасть благодать сих соединение и растояние противу мощи своея поведати начнем»[357]. Цель Толкования, согласно автору, помочь людям в понимании грамоты: «И той вины грамота состроена, да искуснее будут человеци и не удаляются от Бога»[358].

Стиль и цель этого документа предполагают, что его автором является Федор Курицын. Клибанов не сомневается в этом: «Кто, как не сам автор грамматической таблицы, мог объяснить ее? У нас также имеются прямые доказательства того, что Федор Курицын и есть автор Толкования»[359]. Клибанов сравнивает фонетику и стилистику обоих документов и приходит к заключению, что они были написаны одним и тем же автором[360]. Даже последние слова Лаодикийского послания – это те же слова, что выражают цель Толкования: «Сие послание чтуще, разумети толкованье его, да тако писати божественыа книгы прямо и гладко»[361].

Оба документа разделяют одну и ту же философскую тему. Автор Толкования утверждает: «Якоже бо душа неведома без тела, сице и тело нечювственно без души. Тело приуготовление, а душа совершение, и обеими обретается разум»[362].

Фонетическая система, предложенная Курицыным, не приобрела большой популярности на Руси. Клибанов отмечает: «Церковь не могла признать фонетической классификации Лаодикийского послания, так как эта классификация была проникнута философской тенденцией, враждебной церкви. Она могла согласиться с тем, что «тело нечювственно без души», но никак не с тем, что «душа неведома без тела»[363].

Повесть о Дракуле

Большинство авторов соглашаются с тем, что Федор Курицын является автором знаменитой Повести о Дракуле – средневековой политической сатиры[364]. Эта повесть о правителе Валахии, «христианине греческой веры», имевшем репутацию необычайно жестокого человека. Повесть приводит целый ряд происшествий, свидетельствующих об извращенной и неоправданной ничем жестокости. Детальное описание большей части этих историй на английском языке можно найти в Gudzy, History of Early Russian Literature [365].

То, каким образом данная книга рассматривалась исследователями советского периода, в очередной раз являет их явную тенденциозность. Согласно этой позиции, Федор Курицын якобы желал оправдать перед своей аудиторией ту форму правления — фактически тиранию – которую навязал своему народу Влад Дракула. Курицын, якобы, представляет правление «железной рукою» как превосходнейшую форму государственного управления. Однако это предвзятый взгляд, отражающий представленную выше попытку намеренно неверного прочтения писаний субботников. Большинство работ на данную тему было написано в сталинский период.

Нет нужды описывать сталинский режим. Однако немногим сегодня известно, что Сталин увлекался историей Руси, особенно тем ее периодом, в который централизованная власть Москвы утвердила себя над обширнейшей территорией, от захваченных на Западе польских земель, Черного моря на Юге до Сибири на Востоке. Любимым историческим персонажем Сталина был сам Иван Грозный. Именно по заказу Сталина и был в 1943 году поставлен режиссером Сергеем Эйзенштейном известнейший фильм Иван Грозный [366]. Самым талантливейшим образом Эйзенштейн представляет исторический портрет Ивана III как жестокого, но, в то же самое время, очень сложного и привлекательного человека. Попытки таким же образом представить и Дракулу были менее успешны. Тем не менее, на протяжении нескольких десятилетий манускрипт Курицына рассматривался как своего рода гимн сильному, хотя и жестокому режиму.

Ясно, однако, что Повесть о Дракуле – острая политическая сатира на тоталитарный режим, и вместо того чтобы прославлять его, она пытается всеми силами воспрепятствовать установлению такого же режима на Руси. Курицын ясно выражает свое отношение к «герою» Повести, объясняя, что его имя означает «дьявол», или говоря, что «дьявол – его тезка», в связи с описанием безвинно умерщвленных им работников.

⇐ Предыдущая 17 18 19 20 212223 24 25 26 Следующая ⇒

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском:

vikidalka.ru - 2015-2024 год. Все права принадлежат их авторам! Нарушение авторских прав | Нарушение персональных данных