9 страница. Короче говоря, если Сунгуйю и впрямь унес удав, то его можно считать мертвецом.

Короче говоря, если Сунгуйю и впрямь унес удав, то его можно считать мертвецом.

По словам очевидцев, чудовище было куда больше тех змей, каких им когда-либо приходилось встречать.

Барбантон скомандовал: «Вольно!» — и негры снова затараторили. Они на разные лады описывали сцену похищения и, кажется, были в страшном отчаянии от того, что потеряли своего царька.

— О! И зачем Сунгуйя убил вчера того, другого?! Мы бы обязательно с ним договорились!

— Ну, знаете, — возмутился Фрике, — чем я-то вам могу помочь?! Или вы хотите, чтобы я нашел для вас нового вождя?! А может, я еще и конституцию вам должен написать?! Я, между прочим, не справочное бюро и никогда не занимался устройством судьбы безработных монархов! Спросите у генерала, может, он знает, как вам помочь. Хотя ему так не поправился ваш царь, что он вряд ли захочет еще раз связываться со всем этим. Однако шутки в сторону! Судьба Сунгуйи меня не слишком-то интересует, но я все-таки считаю нужным его найти. Змея наверняка оставила след, по нему-то мы и отправимся. Только не галдеть! Покажите мне место, где на вождя напала змея… Пойдемте, генерал! О чем это вы задумались?

— Я думаю о том, что они очень скоро позабудут всю мою науку. Очень жаль!

— Так что же вам мешает остаться с ними, превратить их в настоящих солдат и стать над ними царем… или даже учредить республику и сделаться ее президентом?

Барбантон тяжело вздохнул и промолчал. Кто знает, может, это и впрямь был бы для него наилучший выход?

Вскоре отряд достиг того места, где произошла катастрофа. Вот что, оказывается, там случилось.

На земле лежало сухое дерево, преграждавшее путь группе негров во главе с Сунгуйей. Вождь одним прыжком перескочил через него и при этом задел ногой другое бревно, находившееся рядом. И вдруг оно со страшным шипением поднялось и мгновенно оплело беднягу кольцами. Он не успел даже ничего прохрипеть и был стремительно унесен в чащу.

Этот мнимый ствол дерева оказался гигантской змеей!

Идти по ее следу было очень легко, так как тяжелое тело оставляло на земле нечто вроде колеи.

Можно было подумать, что кто-то проволок тут мачту.

Но вскоре след оборвался: впереди расстилалась непроходимая трясина.

Однако Фрике вовсе не собирался отказываться от поисков.

Почва слишком зыбкая? Ну и что из того? Можно сделать фашины^[130] или хотя бы простые настилы из ветвей. Он ни за что не перестанет искать змею, проглотившую человека, на шее которого висит медальон с бумажкой стоимостью в триста тысяч франков! Ни за что!

Негры поняли замысел юноши и начали усердно рубить высокий тростник, росший по краям болота. Они вязали из него тугие снопы и клали их один возле другого на поверхность трясины.

Поначалу они взялись за дело с большим энтузиазмом, как дети, увлеченные игрой, и быстро проложили довольно длинный отрезок пути.

Но постепенно движения чернокожих стали замедляться, тесаки — реже ударять по стеблям, а вскоре туземцы и вовсе бросили работу. То ли их испугала возможная близость змеи, то ли охватила обычная для аборигенов лень.

Но Барбантон не пожелал смириться с этим. Видя, как его другу хочется отыскать змею и ее жертву, он, хотя и не понимал причин такого желания, посчитал своим долгом помогать Фрике. Жандарм собрал вчерашних подчиненных, громко скомандовал: «По местам!» — и все без исключения повиновались ему!

Этот старый служака с его громовым голосом и грозным видом отлично умел управляться со своими черными марионетками: он так завораживал их взглядом, что им и в голову не приходило ослушаться!

Командовал Барбантон или лично, или через лаптота, которому негры тоже подчинялись беспрекословно.

Барбантон забыл, что он в отставке, что его генеральство рассеялось как дым, что он даже не может опереться на волю монарха, поставившего его когда-то начальником. Какое это имеет значение? Он сумел за короткое время своего командования внушить черным солдатам такую привычку к послушанию, так приучить их к дисциплине, что они по-прежнему считали его генералиссимусом. Бывший жандарм встал впереди колонны и приказал:

— Марш-марш!

А потом смело повел через болото пехотинцев, превращенных им в саперов.

Отлично! Дело опять пошло на лад, и сооружение временного шоссе продолжалось.

Хотя жандарм и внушил своим подчиненным большое рвение к работе, ее все-таки приходилось ненадолго прерывать: людям следовало подкрепиться.

Но затем настилка гати возобновлялась.

С момента похищения вождя миновало более четырех часов, хотя они и пролетели для всех незаметно.

Наконец дорога привела к густым зарослям тростника. Растения были так переломаны и утоптаны, что образовалось нечто вроде небольшой полянки. Может, здесь побывало целое стадо гиппопотамов?..

Фрике, который шел одним из первых, не смог удержаться от возгласа удивления и даже ужаса!

Прямо перед ним, в пяти-шести шагах, на болотистой почве лежали две черные ноги, раздавленные и покрытые тучами разноцветных мух; чуть повыше колен виднелись два лоскута красной материи — остатки английского генеральского мундира, который был на Сунгуйе. Все остальные части тела несчастного вождя как раз исчезали в огромной, до пределов растянутой пасти змеи.

— Черт возьми! Чудовище здесь!

Гигантская рептилия поглощала покойного монарха. Переломав и перетерев человеческое тело, обильно смочив его слюной, змея заглатывала добычу с головы. Эта операция была уже на две трети завершена: сейчас исчезнут ноги, и вождь окажется похороненным в живой могиле.

Но какая у этой змеи была голова! Какое туловище! Фрике, прочитавший много книг о путешествиях и сам уже навидавшийся всяческих чудес, даже не представлял себе, что природа способна сотворить подобное страшилище.

Сейчас, когда животное едва не лопалось от сытости, оно было не опасно.

Хотя змея еще и не спала (наевшиеся гады обычно засыпают), она никому не могла причинить вреда своими исполинскими челюстями.

Змеиные зубы загнуты таким образом, что, впившись ими в крупную жертву, животное уже не может выпустить ее. Оно непременно пропустит добычу через все свои пищеварительные органы. Кольцевые мускулы медленно и лениво сжимаются, проталкивая жертву все дальше и дальше, и это продолжается иногда несколько дней — в зависимости от размеров добычи. Иногда даже случается, что часть уже перетертого и смоченного слюной змеиного обеда пожирается мухами и протухает раньше, чем бывает проглочена.

У пресмыкающегося, казалось, жили одни только глаза. Фрике внимательно и холодно смотрел в них: черные, маленькие и подвижные, как у птицы, они время от времени прикрывались веками.

Фрике понимал, что, если такая змея ударит кого-нибудь хотя бы хвостом, это будет равносильно падению на него целого дерева, поэтому ему хотелось поскорее расправиться с чудовищем.

Для этого хватало одного выстрела из карабина Гринера. Фрике не собирался применять разрывные пули — ведь они испортят красивую кожу, которая станет украшением коллекции.

Юноша велел всем отойти подальше, а сам хладнокровно приблизился к змее на расстояние двух метров и собрался выстрелить ей в голову… Однако, подумав, он решил, что даже мгновенно убитое животное (если учесть его вес) может в последней предсмертной судороге нанести очень опасный удар.

Фрике отступил на несколько шагов, вскинул ружье и выстрелил.

Сквозь дымовую завесу он увидел длинное взметнувшееся вверх тело, которое тут же упало на зыбкую болотистую почву. Через мягкую камышовую подстилку брызнула грязная и вонючая вода.

Змея мертва, в ее затылке зияет рана. Пуля пробила шейные позвонки, мгновенно убив чудовище. Но оно оказалось таким живучим, что последняя спазма подняла все его тело и швырнула на смятый тростник.

Теперь Фрике получил возможность рассмотреть рептилию повнимательнее. Невзирая на свою способность ничему не удивляться, он был поражен размерами этого колосса, глубоко погрузившегося в вязкую болотную жижу.

Парижанин подозвал Барбантона, и тот подошел к нему со всей своей негритянской свитой.

— Посмотрите-ка, дружище, какого красивого земляного червячка я уложил!

— Превосходно! Он весит по меньшей мере тонну! А длина-то, длина! Метров двенадцать — тринадцать, если не ошибаюсь! И толщиной с изрядный бочонок! Кстати говоря, что вы собираетесь с ним делать?

— Все очень просто. Ваши негры обвяжут гада длинной и крепкой лианой, вытащат на твердую землю и сдерут с него кожу: она великолепна, и месье Андре с радостью присоединит ее к своей коллекции. А мясо, которого здесь и впрямь около тысячи килограммов, съедят подданные покойного Сунгуйи — оно наверняка ничуть не хуже слонятины. К тому же вы можете объяснить им, что змеиное мясо очень полезно, легко переваривается… в общем, говорите все, что вздумается, лишь бы нам от них как-нибудь отделаться! Заставьте поработать вашу фантазию! Впрочем, я уверен, что они не откажутся от священного мяса змеи, которая закусила их монархом: ведь у него был волшебный талисман, делавший его полубогом, и, значит, съев этот деликатес, они и сами приобщатся благодати!

— Ладно, я все понял. Ну а как быть с трупом?

— Не беспокойтесь, я сам извлеку из змеи то, что осталось от Сунгуйи, и утоплю останки в болоте.

— Очень рад, что в траурной церемонии вы обойдетесь без меня: я чувствую к ней глубочайшее отвращение!

— Все зависит от нервной системы. Я, например, отношусь к этому совершенно спокойно.

Тут Фрике подошел к мертвой змее, разжал ей тесаком челюсти, широко раскрыл пасть чудовища, использовав в качестве рычага кусок дерева, и вытащил оттуда труп чернокожего царька.

Молодой человек увидел на шее жертвы кожаный мешочек с медальоном, быстро достал не принесший никому удачи фетиш и спрятал его в карман.

При этом юноше пришло на ум одно философское соображение: верно говорят — то, что кому-то горе, другому счастье. Бедняга Сунгуйя погиб, и после его смерти супруга нашего уважаемого жандарма получит медальон вместе с драгоценным лотерейным билетом.

«Кажется, Барбантон ничего не заметил. Тем лучше: не придется объясняться с ним!»

Все произошло именно так, как и хотелось Фрике. Негры без всяких церемоний опустили в тину того, кто совсем недавно был их вождем, завязали на шее чудища петлю из лианы, которая по прочности не уступала канату, вытянули змею из болота, помогли Фрике снять с нее шкуру, разрезали тушу на куски, прокоптили их над костром и спокойно направились к поселку, нагруженные, как мулы контрабандистов.

На какое-то время жители села будут избавлены от голода: ведь чернокожие не только не брезгуют мясом змей, но, наоборот, считают его лакомством и предпочитают мясу многих других животных.

__________

Снабдив провизией целую туземную деревню, Фрике тем самым выполнил свое обещание. Пора было возвращаться на яхту. Негры очень хотели отговорить от отъезда хотя бы бывшего главнокомандующего, но тот, вспомнив ужасный эпилог празднества по случаю победы и собственное добровольное пособничество ей, твердо решил отправиться вместе с другом во Фритаун.

Французы выбрали превосходную пирогу, легкую, крепкую и достаточно большую, чтобы вместить всех шестерых путешественников и их багаж. Над пирогой устроили навес из листьев для защиты от солнца, и она была готова к отплытию в тот же день.

Три негра и лаптот, который охотно сменил свое звание капитана туземной армии на роль простого гребца, сели на весла, и лодка быстро пошла вниз по реке Рокелле.

Через четыре дня спокойного плавания они были уже на рейде Фритауна.

После стольких приключений друзья мечтали об отдыхе.

Барбантон твердо заявил, что он не вернется на яхту, пока там будет находиться его жена, а останется в самом Фритауне. Поэтому, несмотря на то, что на сигнальных вышках казарм и больнице все еще висел желтый флаг, он велел, чтобы пирога подошла к городскому причалу…

— Посмотрите-ка! Посмотрите! — вдруг воскликнул Фрике и указал на легкий силуэт судна, стоявшего примерно в двух кабельтовых от них.

— Что случилось, мой дорогой мальчик? — спросил бывший жандарм. — Я вижу «Голубую антилопу», и у меня сердце разрывается при мысли, что я не могу взойти на нее и пожать руку месье Андре!

— Но на мачте!..

— Черт возьми! И правда! Проклятый желтый флаг! Зараза пробралась и на ее борт!

— Вы разве не видите, что национальный флаг приспущен?! Значит, на яхте покойник!

Обоим друзьям пришла в голову одна и та же страшная мысль.

Барбантон уже передумал сходить на берег, он указал гребцам на судно и скомандовал сдавленным голосом:

— К кораблю, ребята, и побыстрее!

Через несколько минут они уже были у правого трапа «Голубой антилопы» и ловко карабкались по нему. Когда же, едва переводя дух, французы ступили на палубу, их глазам предстала величественная в своей мрачности картина.

ГЛАВА 17

Гроб на борту яхты. — Леденящий душу страх. — Жертва эпидемии. — Прощай, моряк! — Пока двое друзей путешествовали. — Мадам Барбантон в отсутствие мужа. — Самопожертвование. — Перерождение моральное и даже физическое. — Сладкие волнения. — Жандарм обвиняет себя. — Фрике возвращает медальон владелице. — Два выигрыша четы Барбантон.

На палубе яхты происходила волнующая и печальная церемония.

Сначала Фрике и Барбантон увидели весь экипаж корабля, построившийся в две шеренги и скорбно молчавший; потом заметили неподалеку от рулевой рубки длинный прямоугольный предмет, покрытый национальным флагом, и поняли, что перед ними стоит гроб.

Страх сжал парижанам сердца, и им показалось, что миновала целая вечность, пока они наконец с облегчением не перевели дух.

О, прекрасный эгоизм дружбы! Из заднего люка с трудом поднимался на палубу месье Андре! Он шел туда, куда призывал его долг.

Значит, их друг жив!

Разумеется, они будут оплакивать неведомого мертвеца, но можно ли винить их за то, что они испытали радость, поняв всю беспочвенность тревоги за Андре?!

— А вдруг эта несчастная женщина умерла, и я даже не успел проститься с ней?! — горестно прошептал жандарм.

Андре подошел к гробу, обнажил голову и, обращаясь к команде, проговорил следующие слова:

— Я пришел сюда, чтобы вместе с вами проводить в последний путь нашего замечательного рулевого Ива Танде, которого унесла безжалостная эпидемия. Наш добрый товарищ будет спать в чужой земле, но я позабочусь о том, чтобы за его могилой тщательно ухаживали… К несчастью, большего я для него сделать не могу! Никто из нас не забудет печальной стоянки в Сьерра-Леоне, и мы сохраним в наших сердцах вечную память о друге, погибшем на своем посту! Прощай, Ив Танде! Прощай, отважный моряк! Ты умер честно, так покойся же с миром!

При этих словах капитан подал знак, боцман свистнул в дудку, и гроб, поднятый четырьмя матросами, установили на траурно убранную шлюпку, подвешенную за бортом яхты на талях.

Затем прогремел пушечный залп, и шлюпка вместе с рулевым и гребцами медленно опустилась на воду.

Одновременно снарядили большой катер, к штурвалу которого встал сам капитан, и делегация от экипажа направилась к берегу, чтобы сопроводить гроб на английское кладбище.

И только тут Андре заметил своих друзей.

Он протянул к ним руки и воскликнул:

— Наконец-то вы вернулись! Но при каких печальных обстоятельствах!

— На нашу яхту проникла желтая лихорадка, ведь так?

— Увы! Нас постигло большое несчастье, и дай Бог, чтобы не было еще и других жертв!

— Значит, на борту есть больные?

— Да. Ваша жена, Барбантон! Бедняжка! Пойдемте, дружище, она ожидает вас с большим нетерпением!

— Сейчас, месье Андре! Фрике, не оставляйте меня, я чувствую себя таким несчастным, когда думаю, что эта женщина, которая все-таки носит мою фамилию, заболела опаснейшей болезнью… Она очень плоха? Скажите правду!

— Два дня мадам была при смерти, но теперь самое страшное позади.

— Тьфу-тьфу, чтобы не сглазить! Однако, месье Андре, женщина, которая выздоравливает после желтой лихорадки, не может не нервничать… и, честное слово, мне снова делается страшно!

— Да Бог с вами, мое старое дитя, не говорите глупостей! Уверяю вас, что после этого тяжелого потрясения ваша жена и морально и физически стала совсем другим человеком.

— Неужели, месье Андре?

— Чистая правда, мой друг! Лихорадка проникла к нам десять дней назад. Сначала мы были этим очень подавлены, потому что у нас заболело сразу двое и в один день… Я тогда едва мог двигаться и только давал указания, как надо ухаживать за больными… И как вы думаете, Барбантон, что сделала ваша жена? Она стала сиделкой, днем и ночью дежурила в лазарете, выполняя всю необходимую и малоприятную работу! Ее самоотверженность и стойкость восхищали весь экипаж! Я утверждаю — и такого же мнения придерживается английский врач, посещавший яхту, — что ее энергия и упорство помогли больным куда больше, чем любые лекарства: ведь она поддерживала в людях бодрость духа… Один из наших матросов, без всякого сомнения, обязан ей жизнью… К несчастью, четыре дня назад, когда он находился уже вне опасности, его спасительница заболела сама. К сожалению, ей не удалось выходить того, кого мы с вами сегодня хоронили… Но что же вы медлите? Идите, идите к ней, она то и дело спрашивает о вас, и ваше появление непременно ускорит выздоровление!

— Вы ничего не перепутали, месье Андре? — пролепетал добряк жандарм, в душе которого проснулись воспоминания о прошлом.

— Неужели я стал бы лгать вам? Единственное, чего она боялась, — это умереть, не помирившись с вами!

— Тогда ведите меня к ней, дорогой друг! Клянусь, даже в первом бою я волновался меньше!

Бреван улыбнулся, оперся на плечо Фрике и начал спускаться в нижние помещения яхты. Там он подошел к каюте, дверь в которую была приотворена.

Услышав шаги трех человек, хотя и приглушенные ковром, в коридор высунулся симпатичный юнга, дежуривший возле больной.

— Она спит? — спросил Андре.

— Нет, месье, ее разбудил пушечный выстрел.

— Тогда войдем!.. — И Бреван первым шагнул за порог. — У меня для вас хорошие вести, мадам!

— Мой муж?..

— Он только что вернулся вместе с Фрике!

— Ах, месье, но где же он?!

— Минутку. Входите, дружище, входите, не будьте ребенком!

— Месье Андре, у меня ноги подкашиваются! — прошептал бывший жандарм, которого Андре почти силком втащил в каюту за руку, а Фрике подталкивал сзади.

Барбантон увидел свою жену. Она сидела на постели, опершись о гору подушек. Бледная, похудевшая, с глазами, блестевшими лихорадочным блеском… Больная, задыхаясь от волнения, протянула ему руку и разрыдалась.

Жандарму почудилось, что он прирос к полу. Старый солдат растерянно посмотрел на жену, взял ее за руку, громко кашлянул, желая скрыть смущение, и прослезился.

Полноте, да знакомо ли ему лицо этой женщины?! Его жестокое выражение смягчилось, взгляд перестал быть колючим, губы не кривились больше в ехидной усмешке.

Андре сказал правду о ее физическом преображении, но похоже было, что она преобразилась и внутренне.

Больная первой обрела дар речи.

— Ах, друг мой, — сказала она тихим, низким и ласковым голосом, — я уже не надеялась увидеться с вами! Страшная болезнь!.. Какое страдание, какая тоска в сердце!.. Поверьте мне, умереть без вашего прощения было бы ужасно! Я не ценила вас, мой бедный друг, была очень жестока и несправедлива к вам!.. Скажите, вы прощаете меня?

Барбантон, с покрасневшим носом и мокрыми глазами, сдерживаясь изо всех сил, чтобы не разрыдаться, ожесточенно теребил свою бородку.

— Мадам!.. Мой друг!.. Мое дорогое дитя! Я… Я — старая скотина! Господи, я же вел себя с вами как жандарм… по-военному! Я не умел вести себя иначе! Кто мог научить меня хорошим манерам — канаки?! Вы ругали меня за солдафонские повадки — и правильно делали! Я тоже сначала не понимал вас, а потом… потом было уже поздно!

— Вы так добры, ведь вы же ни в чем не виноваты передо мной! Но если вам так кажется… что же, пускай! Я не буду вам противоречить!.. Вы же видите, я собираюсь начать новую жизнь… если только Бог оставит меня в живых!

— Но вы уже почти здоровы! Так сказал месье Андре!

— Желтая лихорадка иногда дает рецидивы… и в очень тяжелой форме! И еще. Я опять о болезни… Вы вернулись, и одна моя тревога сменилась другой! Лихорадка очень заразна… может, вам не стоит бывать у меня?

— Не тревожьтесь, мадам! — вмешался Андре. — Фрике и вашему мужу ровным счетом ничего не грозит, потому что они объездили самые нездоровые места побережья и, к счастью, не заболели. Это значит, что у них выработался иммунитет… Кроме того, я думаю, что благодаря многочисленным санитарным мерам эпидемия скоро прекратится. К тому же мы вот-вот покинем этот зараженный берег. Раскочегарим нашу топку и поплывем на юг. Свежий морской воздух быстро уничтожит все болезнетворные миазмы!.. Мадам, мы оставляем вас наедине с мужем, вам есть о чем поговорить… Пойдем, Фрике!

— Иду, месье Андре!.. Но прежде мне хотелось бы отдать мадам один предмет, добытый мною при весьма странных обстоятельствах. Думаю, вы рады будете получить его.

И парижанин достал из кармана пресловутый медальон.

— Вот то, что я вынул из желудка змеи, имевшей в длину тридцать пять футов! Она проглотила эту безделушку вместе с укравшим ее у вас негром!.. Я даже не пытался открыть медальон, так что взгляните сами, на месте ли еще эта ценная бумага.

Горячо поблагодарив молодого человека, возвращающего надежду на богатство и счастье, мадам Барбантон открыла медальон дрожащими от лихорадки пальцами — и издала легкий возглас разочарования… Он был пуст!

Фрике и Андре вполголоса выругались от досады и удивления, а Барбантон остался почему-то совершенно безучастным.

— Ах, — тихо сказала больная, очень легко принявшая эту неприятность, — раз билет потерян, то нечего о нем и думать! Хотя жаль, конечно, потому что он принес бы нам целое состояние. Ну да ничего не поделаешь, дружок, придется нам с тобой и дальше усердно трудиться рука об руку.

— Решительно, Элоди, вы очень хорошая женщина, и эти слова тронули меня гораздо сильнее, чем вы можете себе представить!.. Да, мы, несомненно, будем счастливы и будем работать… если, конечно, захотим… ведь можно прожить и на ренту! Вот, возьмите… узнаете ли вы это?

Говоря так, Барбантон не спеша извлек из кармана изрядно потертый бумажник, с той же медлительностью вынул из него сложенную вчетверо бумагу и протянул ее жене.

— Как! Неужели билет?!

— Три ноля, две тысячи четыреста двадцать один! Номер моей метрики, как вам известно!

— Вот здорово! — воскликнул совершенно ошеломленный Фрике. — Как же это, жандарм?! Значит, билет был у вас, а вы мне даже ничего не сказали?!

— Извините меня, приятель, но я совсем позабыл о нем! Вот как он попал ко мне: едва лишь я встретился с Сунгуйей после моего бегства… чего уж там, будем называть вещи своими именами… как заметил у него ваш медальон. Мне это совсем не понравилось, и, будь я по-прежнему жандармом, я бы непременно посадил преступника в тюрьму… Однако не мог же я допустить, чтобы эта ценная вещь оставалась в грязных лапах подобной скотины?! Тогда я решил напоить Сунгуйю до потери сознания. Это пришлось ему по вкусу, и он немедленно произвел меня в генералы… Признаюсь без стыда, что я воспользовался его опьянением и вынул из медальона ценную бумагу… Но я сделал это с добрыми намерениями! Я собирался вернуть ее вам, дорогая Элоди, да еще вместе с моей доверенностью!

— Правда?!

— Честное слово! Когда мы приплыли во Фритаун, я собирался просить Фрике передать это вам, но потом заметил желтый флаг на мачте яхты и приспущенное национальное знамя и так разволновался, что позабыл обо всем! Зато теперь!.. Теперь я счастлив. Как же мне повезло!.. Мы с Элоди оба выиграли в этой лотерее: вы, моя дорогая, выиграли много денег, что вовсе неплохо, а я — добрую жену! И я куда богаче вас, мое сокровище! — галантно закончил свою речь бывший жандарм.

__________

Как ни ужасен тот урожай смертей, который собирает желтая лихорадка, многие все же выздоравливают после нее и до конца своих дней могут больше не опасаться этого недуга.

Иногда, кстати, случается, что эпидемия лихорадки прекращается внезапно и необъяснимо.

Протекает эта болезнь по-разному.

Чтобы ее избежать, лучше всего уехать из тех мест, где она распространена, в места с холодным климатом, например, в горы.

Разумеется, следует соблюдать меры предосторожности, которые предписывает накопленный опыт по борьбе с этой болезнью, и непременно уничтожать все вещи, принадлежавшие больным, какими бы ценными они для вас ни были.

И непременно гоните прочь всякие страхи, сохраняйте спокойствие духа, противопоставляйте беде всю вашу энергию! Вот те полезные советы, которые я могу дать.

Андре решил — по мере возможности — прибегнуть ко всем этим средствам.

На яхте «Голубая антилопа» был такой запас угля, что его вполне хватило бы для далекого похода в открытое море, и сразу же по возвращении экипажа с похорон Бреван приказал разжечь огонь в топке машинного отделения.

Он намеревался плыть к мысу Доброй Надежды.

Его решение всех удивило и обрадовало.

Новые горизонты, новые впечатления, возвращение к привычным обязанностям, благотворный морской воздух и, главное, облегчение при мысли, что они покинули зачумленный берег, — все это быстро сотрет из людской памяти грустные события последних дней.

А пока команда занималась дезинфекцией корабля. Его скребли, мыли, окуривали от трюма до верхушек мачт.

Экипаж трудился очень усердно, будучи уверен, что с болезнью покончено.

В самый момент отплытия вдруг обнаружился новый случай заболевания, но лихорадка протекала настолько вяло, что никого не испугала; наоборот, всем стало ясно, что эпидемия идет на убыль.

От Сьерра-Леоне — вернее, от Фритауна — около тысячи пятисот километров до Кейптауна^[131], главного города Капской колонии. Яхта шла со средней скоростью десять узлов и через десять дней благополучно достигла Кейптауна, где ее заставили выдержать строжайший восьмидневный карантин.

Ничего другого никто и не ожидал: строгость английской санитарной службы была вполне понятна.

Супруги Барбантон, счастливые, как двадцатилетние молодожены, сошли на берег после пышного торжества, устроенного в их честь. Бывший жандарм не имел больше причин скрываться от жены в африканских дебрях, поэтому ему не терпелось вернуться в Париж, хотя Андре и предлагал им продолжить путешествие и поохотиться в разных местах земного шара.

Было решено, что они сядут на первый же пароход, отходящий в Европу.

Все нежно распрощались с супругами, и экипаж яхты, не исключая и юнги, обещал обязательно навестить чету Барбантон.

Затем на яхту погрузили большой запас свежей провизии и угля, и в одно прекрасное утро она отплыла в неизвестном направлении.

Может, мы с вами еще и встретимся с «Голубой антилопой».

Конец

Примечания

1

Бос — равнинная местность к юго-западу от Парижа, славящаяся плодородными почвами и охотничьими угодьями.

(обратно)

2

Лье — единица длины во Франции; сухопутное лье равно 4,444 км.

(обратно)

3

Бари Антуан Луи (1795–1875) — французский скульптор и живописец, прославившийся полными драматизма и пластической энергии изображениями диких животных («Лев», 1836).

(обратно)

4

Канаки — коренные жители Гавайских или Сандвичевых островов. Европейцы называли канаками обитателей различных островов Полинезии.

(обратно)

5

Сьерра-Леоне — в настоящее время — республика, в 1808–1961 годах — английская колония (Западная Африка, побережье Атлантического океана). Столица — город Фритаун.

(обратно)

6

Какофония — сумбурное, хаотическое нагромождение звуков.

(обратно)

7

Баобаб — дерево семейства бомбаксовых, характерное для саванн Африки; живет до 5 тысяч лет; ствол в окружности достигает 25–40 метров.

(обратно)

8

Венера — в римской мифологии первоначально богиня весны и садов; впоследствии почиталась как богиня любви и красоты.

(обратно)

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: