1 страница. Паллиативная терапия и радикальная медицина (сравнительный анализ)

Введение

Паллиативная терапия и радикальная медицина (сравнительный анализ)

Терминальные состояния (определение с медицинской точки зрения)[1]

Ситуация болезни, опасной для жизни пациента

Психогенные или ситуативные реакции на неблагоприятный

диагноз и их связь с личностными особенностями больного

Проблемы инкурабельных больных

Психогенные реакции больных на поздних, инкурабельных стадиях заболевания

Роль врача в сообщении больному информации

о неблагоприятном диагнозе

Качество жизни в паллиативной медицине

Хосписная служба: история, проблемы, перспективы

Психотерапия терминальных больных

Психотерапия средой

Арт-терапия.

Звукотерапия

Сказкотерапия и театротерапия

Куклотерапия

Невербальная психотерапия

Духовный аспект работы с умирающими

Индивидуальная психотерапия

Медицинские аспекты качества жизни[2]

Симптоматика терминального состояния, требующая

медицинского контроля

Принципы клинического ведения тяжелого хронического болевого синдрома

Проблема умирания

Медицинский аспект умирания*

Родственники терминального больного

Динамика и типы взаимоотношений

в семьях терминальных больных

Забота о родственниках терминального больного

Проблемы персонала хосписа

ПРЕДИСЛОВИЕ

Предпосылая работе короткую рекомендацию, всегда начинаешь с пред­ставления автора. Итак, Гнездилов Андрей Владимирович, врач-психиатр, док­тор медицинских наук, профессор НИПНИ им. В. М. Бехтерева и кафедры психиатрии МАПО, почетный доктор Эссекского университета в Англии, пер­вый врач первого хосписа в Санкт-Петербурге и в России, вместе с английс­ким журналистом Виктором Зорза является основателем хосписного движе­ния в России.

За всеми этими регалиями стоит жизнь человека, посвятившего себя са­мой трудной проблеме — помощи умирающим людям. С 1973 г. его труд вра­ча-психиатра и психотерапевта соединился с работой онкологов, а с 1990 г. — развитие паллиативной медицины позволило осуществить открытие хосписов как особых учреждений, которые обслуживают безнадежных пациентов. За плечами Гнездилова общение с тысячами людей, больных и их родственни­ков. Опыт работы, который оценен не только в России, но получил признание и в Германии, и в Польше, и во Франции, в Америке, и в Англии, где зароди­лось само хосписное движение. Не случайно труд доктора Гнездилова высоко признан в крупнейшем университете Англии в Эссексе, а Андрею Владими­ровичу присвоено звание почетного доктора. Не случайно его приглашают с выступлениями перед медицинской общественностью разных стран. Если вду­маться в его деятельность, то невольно задаешься вопросом, откуда взялось это мужество, толкнувшее к самим рубежам смерти. Ответ приходит, если знако­мишься с доктором Гнездиловым лично. Старинное слово «романтик», уже изживающее себя, как нельзя точно характеризует его. Отсюда и любовь к сказ­кам, и постоянное стремление к одухотворенной жизни. В некотором смысле романтизм можно представить как устремление к невозможному, попытка вне­сти в жизнь несбыточное. У Гнездилова эта попытка удается, порукой чему — его удачливость: он — счастливый человек и щедро делится со всеми.

Проблемы паллиативной медицины как научного направления еще доста­точно новы для нас. Однако исследования и литература по этим вопросам, осо­бенно на Западе, имеет уже достаточный потенциал. В отечественных источни­ках, к сожалению, можно констатировать заметный пробел. Если же к этому присовокупить творческий подход автора, опыт работы в условиях хроническо­го кризиса, в котором пребывает страна, и специфику национальной культуры, то тема «последнего часа» окажется достаточно актуальной и интересной.

Вероятно, может заинтриговать и своеобразный опыт «психиатра в онко­логической клинике», который начался в 1973 г. в НИИ онкологии им. Петро­ва, и после 10 лет работы продолжился 11-летним периодом работы в первом российском хосписе.

Пресловутый пуд соли, необходимый для познания другого человека, съе­ден автором с лихвой. Не один и не сотню раз пришлось пройти автору вместе с онкологическими больными до их последней черты. Богатство клиническо­го опыта чувствуется за каждым тезисом работы, и многие психологические наблюдения интересны тем, что прослеживаются в динамике.

В самом деле, чем отличается последний день от предыдущих? Не та же ли проблематика жизни и смерти, надежды и судьбы, любви и прощения, вины и искупления. И с точки зрения психопатологии комплекс негативных прояв­лений в виде тревоги, страха, депрессии, агрессии, —- все, что обнаруживает­ся в период первой встречи с онкологом, звучит почти в том же регистре и в последний день в хосписе.

Тем не менее паллиативное направление привносит много нового в отно­шения к пациенту. Высокая заявка на создание качества жизни терминальных больных достаточно реалистична и лишена мистических тайн. Уже в прибли­зительном анализе двух направлений радикальной и паллиативной медици­ны звучит вполне оптимистический подход. Обращение к духовности в чело­веке, доверие к мудрости природы, опора на взаимоотношения, лишенные лжи... Разве это не призыв к тому потенциалу, который раскрывается в гениях чело­вечества, проявляется в героизме простых людей и свойствен фактически каж­дому. В содержании книги достаточно примеров, подтверждающих эту мысль и дарящих оптимизм в самых, казалось бы, драматических ситуациях.

Динамика переживаний, комплексы психологических проблем, изменения адаптивных возможностей детально описываются как в главах о первичном пребывании пациентов в онкологической клинике, так и в главах, посвящен­ных проблемам инкурабельных больных в терминальной стадии.

Важным моментом можно считать знакомство читателя со структурой хосписной службы в России. Полемический характер проблемы, которая иначе ви­дится «сверху», с административно-бюрократических позиций, и «снизу» — с позиций врача и больного, восполняет то, вечно отсутствующее звено «обратной связи». Любая реформа должна опираться на этот принцип, если желает быть жизнеспособной.

Разработка структуры хосписной службы должна, видимо, опираться на реальные модели, испытанные временем, а не «удешевленные» варианты оте­чественных велосипедов, как убеждает нас автор. В высоком, а может быть, в настоящем смысле этого слова помощь должна быть бескорыстна, а для опла­чиваемых услуг стоит подыскать другое название. Принцип «за смерть нельзя платить», легший в основу хосписного движения, может кого-то раздражать, однако, возражать против его гуманного содержания вряд ли разумно, как и пытаться создавать «обходные модели».

Интересна трактовка качества жизни в нетрадиционных понятиях, когда привычный подход к страданию как к негативу сменяется на более глубокий взгляд— страдание раскрывает глубинные пласты личности, является дверью в область духовного. Эта идея привлекала в свое время и русских старцев, и Достоевского, и, конечно, отражение ее в практике хосписной службы не слу­чайно. Приоритеты духовности в русском человеке дают основы для несколь­ко иных подходов в психотерапии, и это немаловажно. Интересно в этом пла­не замечание английской медсестры, посетившей российский хоспис, о том, что в Англии эффективнее справляются с болью, однако в России лучше об­легчают страдания.

Не кажется претенциозным пафос всей этой работы, наполненный, с од­ной стороны, страданием, с другой — попыткой развенчать его, придать иной смысл, облегчить, не отказываясь от него, а принимая и трансформируя его.

Многосторонен подход к психотерапевтической помощи. В условиях фак­тической нищеты, распространившейся не только на население, но и на меди­цинские учреждения, кажется немыслимым такое обилие вариантов помощи. Особенно интересен ассортимент арттерапевтических методик. Порой кажет­ся кощунственным сопоставление театра и смерти, сказки или колыбельной песни для умирающих... Однако не вызывает сомнений благая установка, чув­ство заботы и любви к пациенту, и это оправдывает, казалось бы, несовмес­тимые вещи. Старинная русская традиция лечения колокольными звонами приобретает особый характер, где сплетаются и христианские настроения, и медитативные прозрения. И в каких бы рамках мы ни рассматривали помощь пациенту, единый духовный подход, который провозглашают и христианские психологи, и представители других религиозных, научных и гуманистических воззрений, здесь звучит наиболее полно.

Многообразие подходов к больным отражает попытку индивидуализиро­вать терапию. Хорошо ощущается целый пласт возможностей в невербальной психотерапии, где заложена идея трансформации самого врача в лекарство для больного. Также представляется актуальной история кукол не только как игровых элементов воздействия на психику, но и как своеобразных талисманов, осуществляющих перенос опоры с врача на атрибут его личности.

Представляются важными медицинские аспекты ведения терминальных больных и осуществление контроля над болью. Разумеется, не существует единого рецепта для всех пациентов, и автор не претендует на это. Однако гуманность — это та основа, без которой не мыслим никакой шаг в сторону умирающего пациента. «Последний стакан воды» нам, здоровым пока лю­дям, нужен не меньше, чем уходящему. Ответственность перед своей совес­тью требует определенной открытости и группового подхода, где рядом с уходящим стоит и врач, и священник, и родственник, и каждый вносит свою долю в содержимое «стакана». Особую ценность, с нашей точки зрения, пред­ставляет собой предлагаемое Гнездиловьш идеальное видение традиционно самой странной проблемы жизни — ее конца. И здесь оказывается, смерти можно не только не бояться, но и принять ее спокойно и светло. По твердому убеждению автора, не только рождение, но и смерть можно считать праздни­ком. Прозрачно читается в книге обращение Гнездилова к обществу принять участие в последнем «Празднике» уходящих, поскольку Время подарит его каждому, кто ждет его или не ждет.

Руководитель кафедры психотерапии МАПО, профессор, доктор медицинских наук Б. С. Фролов

С любовью и благодарностью. Посвящается Майклу Сиггсу — большому анг­лийскому гуманисту, близкому Другу страж­дущих России и тех, кто пытается им помочь в хосписах Санкт-Петербурга

Введение

Наша жизнь наполнена событиями, имеющими определенную периодич­ность. Солнце своими лучами будит нас к активности очередного дня. Его за­ход, мрак и темнота способствуют ночному отдыху — сну. Природа просыпа­ется весной, будоражит нас великолепием красок и запахов и засыпает поздней осенью, к зиме, когда земля покрывается белым саваном снега. Мы знаем, что зимнее одеяние -— всего лишь одна из форм земного бытия, которая сменится ярким весенним нарядом и все будет — вновь и вновь... Все... Нет, не все. Не будет весны для многих людей, закончивших свое земное существование.

Такие бывают закаты на свете, Такие бывают весной вечера, Что жалко мне всех, разминувшихся с этим, И умерших ночью — вчера.

Ежегодно среди 10 000 пациентов общей врачебной практики в развитых странах Запада умирает в среднем 104 человека. В Санкт-Петербурге число не доживших до чуда очередного весеннего вечера составляет в среднем 170 че­ловек на те же 10 000. Мы можем знать лишь одно: к этой весне мы остались живы. Повторится ли чудо встречи в следующем году, мы не знаем. Потому как смерть — всего лишь один из этапов жизни, необходимый и обязательный, срок которому нам не известен. Но это незнание побуждает нас день за днем творить радость общения с миром, жить день за днем.

Наше отношение к смерти, естественному состоянию, наступающему у каждого из живущих в индивидуально обусловленное время, случайно или закономерно, вряд ли может считаться адекватным. Что особенно заметно в повседневной медицинской практике, где эта проблема игнорируется.

Об этом заставляет нас думать и современная медицинская литература, по­священная вопросам диагностики и лечения терминальных состояний (в онко­логии, кардиологии, гематологии, нефрологии и других медицинских специаль­ностях). Нам хотелось попытаться как-то восполнить этот пробел. И наша книга, тема которой, конечно же, не сама смерть, а подготовка к встрече с ней, — об умирании, которое длится все время течения терминального состояния, все то время, когда кажется, что срок уже определен и надо готовиться в дорогу, ниче­го не забыв здесь, где будет продолжаться жизнь, где будут жить и наши дети, и наши внуки, и правнуки, где будут каждую весну трескаться почки и раскры­ваться листья на посаженных нами деревьях, где будут жить сказанные нами слова и сотворенные дела, где будет жить память о нас.

Паллиативная терапия и радикальная медицина (сравнительный анализ)

Понятие паллиативной медицины появилось давно, однако ее границы до сих пор не имеют четкой очерченности, так как она базируется скорее на фило­софских принципах. Сами же философские понятия достаточно сильно разнятся в своих трактовках, поэтому самым адекватным, пожалуй, будет объяснение тер­мина, связанное с этимологией слова «паллио», что в переводе означает обвола­кивание, облегчение и, соответственно, компромиссный путь решения пробле­мы. Приближенно к нашей теме, паллиативная медицина приходит тогда, когда болезнь невозможно вылечить. Теперь для пациента можно и нужно сделать во много раз больше, нежели в случае благоприятного прогноза течения болезни. Уместно напомнить известное выражение, под которым подписалось бы боль­шинство профессиональных медиков: «Если ты не можешь вылечить, то хотя бы облегчи страдания больного, если не можешь облегчить, то раздели их...»

Итак, одной из основных задач паллиативной медицины является взятие под контроль симптомов болезни, что означает не излечение, а уменьшение или уничтожение субъективной остроты симптомов, сведение к минимуму страданий пациента. Вторым значимым моментом является организация ухо­да за больным. Широко известно, что самые блестящие операции не могут гарантировать выздоровления, если не организован правильный уход.

Третьим, ведущим и организующим принципом паллиативной медицины является создание качества жизни для пациента. В самом деле, когда возника­ет проблема качества жизни, как не в тот период, когда ее количественный потенциал становится зримо ограниченным. Таким образом, паллиативная медицина, основываясь на факторе времени жизни, становится адекватной не только по отношению к неизлечимым больным, но также и к пожилым людям. ибо старость является процессом, который сложно затормозить, а лечение ее не дает реальных гарантий успеха.

И наверное, самым драматическим, хотя и не всегда легко вербализуе­мым аспектом паллиативной медицины является присутствие фактора смер­ти. Любая болезнь в конечном итоге угрожает нашему здоровью и собствен­но самой жизни.

С любых позиций наша психическая, духовная жизнь имеет приоритет перед биологическим существованием. Таким образом, забота о качестве жизни в предвидении приближающегося конца объясняет и попытки контроля нал симптомами, и уход за пациентом как максимальное сохранение психической Стабильности. Последняя же имеет определенные особенности. Взять хотя бы фактор времени. Известно, что каждый живет в своем времени и простран­стве. Психологическое время с годами невероятно ускоряется. По мнению про­фессора Н. Козырева, чувство времени связано с запасом жизненной, психи­ческой энергии человека. Потому для ребенка, еще не растратившего своих запасов, день кажется огромным, а для взрослого он пролетает со скоростью часа по сравнению с детством. Угнетающее время ожидания смерти для неиз­лечимого больного может растягиваться и сжиматься в зависимости от обсто­ятельств. Психологическое пространство имеет также свои индивидуальные особенности. Человек, как общественное существо, состоит в многообразных взаимоотношениях с окружающими. И потому задача паллиативной медици­ны касается не только самого пациента, но и его семьи, близких друзей.

Итак, паллиативная медицина ориентирована не на одно лишь настоящее, но на психологическую реальность, где неразрывно слились и прошлое, и бу­дущее, и настоящий миг.

Для большей ясности хотелось бы привести сравнительный анализ ради­кальной медицины, которой обучаются все медики, и паллиативной терапии, разработка которой еще не завершена.

Итак, попытаемся высветить позитивные и негативные стороны обоих направлений. Радикальная медицина ставит своей задачей во чтобы то ни ста­ло вылечить больного или максимально продлить его жизнь. Смерть воспри­нимается как абсолютный враг, в исключительно негативных тонах. Жизнь на земле — единственная и самая большая ценность, никакая иная не может за-менить ее ни на земле, ни на небесах. Соответственно этой установке знание болезни и умение ее лечить является высшей целью радикальной медицины.

Профилактика заболеваний становится гарантией успеха в борьбе с ними. Доступность радикальной медицины определяется ее гарантированной бес­платностью. Адекватность лечения оценивается фактором времени. Быстрота лечебного эффекта является важнейшим показателем качества лечения.

Конфиденциальность в лечении гарантируется законом. Тайна диагноза является неукоснительным принципом, который может быть применим во многих случаях и к самим пациентам, если речь идет о неизлечимости и смер-

тельном прогнозе. «Белая ложь» допустима в целях милосердия по отноше­нию к безнадежному больному во избежание суицида. Стереотип культуры обслуживания пациента всегда должен следовать принципу оптимизма, кото­рый регламентируется медицинской деонтологией и фактически учит больно­го, как ему жить, как принимать испытания, как себя вести.

В сложившейся социально-бытовой ситуации вся ответственность за болезнь ложится на врача и медицинский персонал. Крайние ситуации суицида или от­каза от помощи и лечения трактуются не как решение самого пациента, а как недосмотр врача. Адекватность волеизъявления пациента всегда оценивается путем психиатрического контроля.

Иерархия взаимоотношений и взаимодействий в медицинских учреждени­ях строится по принципам командной системы. Первое лицо, за все отвечаю­щее, — это главный врач, за ним — начмед, заведующий отделением, лечащий врач, сестра, санитарка и, наконец, сам больной, на которого и направлены все заботы персонала. Процесс лечения строго регламентирован многочисленными приказами, руководствами, методическими письмами, что гарантирует соблю­дение единого подхода к лечению, начиная от лечебно-диагностического режи­ма, включая методы терапии, препараты, хирургическое вмешательство и т. д. Кажущиеся стройность, строгость и научность системы заметно пошат­нулись за последнее время, не выдержав испытаний постоянного дефицита бюджетных средств, смены идеологий, бюрократизации, создающей путани­цу, произвола экономического кризиса. И в этих условиях не только высвети­лись негативные черты радикальной медицины, но и то, что было в ней хоро­шего, извратилось до своей противоположности.

Обобщая проблемы, попробуем провести анализ негативных сторон су­ществующей медицинской системы. Принцип радикальной медицины «Выле­чить во что бы то ни стало» содержит в самом себе крайне уязвимую позицию. Можно ли вылечить пациента на всю жизнь? И если да, то тогда он должен умирать здоровым?

Но если он умирает не по болезни, а идеально — по старости, то ста­рость — это болезнь или нет?

Начав задавать подобные вопросы, мы рано или поздно зайдем в тупик.. Приходится признать, что когда-нибудь физическая жизнь человека прихо­дит к концу, и это закономерность, принадлежащая самой жизни. Трудно даже представить последствия бесконечной физической жизни, если она будет проте­кать в тех же временных рамках — рождения, детства, зрелости и старости. Что произойдет с человечеством, если оно добьется массового бессмертия? Итак, рассмотрение смерти как абсолютно негативного явления неправомерно. Смерть так же естественна, как и рождение, и является неизбежным атрибутом жизни.

В ореоле тех атеистических убеждений, что превращают нашу жизнь в един­ственную ценность в мире, за пределами которого нет ничего равнозначного жиз­ни, мы забываем о бессмертии человеческого духа. В самом деле, простейший вопрос, заданный уходящему человеку: «Самое ли страшное — ваша смерть?» — открывает целую сокровищницу иного смысла, который перечеркивает пря­молинейную простоту ценностной шкалы радикальной медицины. «Страшнее моей смерти — смерть детей», «Потеря честного имени», «Утрата веры, любви» и, наконец, — «бессмысленность». Бессмысленность, бесцельность жизни страш­нее смерти. Не в этом ли аспекте стоит посмотреть на ценностную шкалу меди­цины, где длительность жизни становится критерием эффективности лечения и ограничивает функции врача регламентом дней, а не их качеством.

При исследовании положения о «знании медиком болезни» и о «ее лече­нии» зачастую упускаются сложные психосоматические взаимоотношения в организме. В свете многих психологических исследований можно видеть, как безвыходность социальной, бытовой ситуации запускает механизм депрессии. Частым результатом последней бывает нежелание жить дальше. Эта установ­ка, в свою очередь, резко снижает сопротивляемость организма, его иммуни­тет, а следом за этим спешат многочисленные болезни. В числе их, возможно, не последними являются и онкологические заболевания. Схема, несмотря на некоторую свою примитивность, не лишена основания. Сознательно каждый человек боится и не желает болезни, но подсознательное нежелание жить мо­жет запустить механизм болезни.

Профилактика болезни часто опирается на прививки. Но в свете тех страш­ных эпидемий наркомании, преступности, агрессивности общества, существу­ют ли «прививки от зла»? Кроме того, трудно говорить о «гарантиях» профи­лактики и лечения в условиях рыночных отношений, когда речь идет о выжи­вании людей, когда лекарства и лечение становятся недоступными значитель­ной части населения.

Проблема «быстрого лечения» изжила себя уже давно. Стандартизирован­ные методы лечения, нацеленные на то, чтобы оборвать болезнь, нарушают нормальный ход развития иммунитета. Привнесение принципа «Пятилетка в "четыре года» в медицину — крайне опасный эксперимент.

Конфиденциальность и тайна диагноза, как и регламентированный опти­мизм, заставляющий врача и медсестру лгать пациенту о его заболевании и прогнозе, породили не только барьеры между медиками и больными. Сколько невротических реактивных состояний вроде канцерофобии и т. п. родилось в результате недостоверных контактов. Всем нам хорошо известно, что человек имеет право на свою жизнь. Однако если речь заходит о смерти, то этот вопрос чиновники присваивают себе или в лучшем случае делятся с родственниками, не спросив на то разрешения самого больного.

Парадоксальная установка ответственности врача за болезнь пациента выросла из авторитарной системы общества, где народ был ребенком на попе­чении гениального отца-лидера. Во всех государственных структурах повто­рялась эта модель взаимоотношений, но в медицине она выглядит крайне драматично. Беспомощность пациента, целиком полагающегося на медиков, блокирует его собственные установки на здоровье. В случаях бесперспектив­ности лечения вину ощущают прежде всего врач и медсестра.

Наверное, нелепость иерархической модели в медицинском учреждении не нуждается в комментариях. Вместо семерых слуг пациент имеет семь на­чальников, которые определяют его режим, поведение, учат, что надо и чего не следует, — фактически распоряжаются его жизнью.

Так называемое единство подхода к больному, стереотип лечения и взаи­моотношений часто нарушают психическое здоровье и в среде персонала. Проблема гуманнейшей из профессий подчас начинается с вопроса, «кто глав­нее» в лечении пациента, чья роль «значимее». Это напоминает спор шприца и иголки, или попытки определить, что ценнее в розе — цвет или запах? Иерар­хия истинных ценностей строится с позиции, что самым главным лицом в боль­нице является пациент, а тот, кто ближе к нему, тот, кому он доверяет, может занимать следующее место. Второй вопрос о единой системе нагрузок на вра­чей, сестер и санитарок разрешается с позиций совести и индивидуального подхода. Труд персонала не может оценить никто, кроме него самого, так как-психологические перегрузки неизмеримы. Доверие, поддержка, взаимоуваже­ние и выручка могли бы демократизировать взаимоотношения, этому есть пре­цеденты. Существование жесткого режима для пациента распространяется, к сожалению, и на персонал. Заложники одной системы, медики, закрепощая пациента, закрепощают и самих себя. Только свободное, по возможности не­зависимое положение пациента по закону обратной связи может облегчить труд персонала.

Проводя анализ основных положений радикальной медицины, мы неза­метно перешли к принципам медицины паллиативной. Принципы паллиа­тивной медицины уже давно используются в разных областях человеческой жизнедеятельности. Само понятие «паллиатив» означает косвенное решение вопроса, когда прямое оказывается недоступным. Как самостоятельное направ­ление, паллиативная медицина оформилась не так давно. Этому событию пред­шествовало, во-первых, развитие реаниматологии в 50-60-х годах XX века. Появление тысяч больных, перенесших клиническую смерть и «припомнив­ших» опыт «посмертного существования», заставило общество переменить мнение о границах смерти. В обобщенном виде эти исследования опублико­вал доктор Моуди в книгах «Жизнь после жизни» и «Жизнь после смерти» в 1966 г. Оказалось, что прекращение работы сердца и мозга еще не означало

самой смерти, а переживания самих пациентов, порой подтвержденные сви­детелями, как будто указывали на перспективу иной жизни, вне физического тела. В то же время американская исследовательница Элизабет Кублер-Росс, работавшая с умирающими онкологическими больными, обобщила их про­блемы и особо отметила, что в период угасания функций тела часто наблюда­ется духовный всплеск. В остающиеся для жизни дни душа растет с небыва­лой быстротой, меняя ценности и реализуя все свои потенциальные возмож­ности, которые не были актуализированы.

Третьим фактором, предварившим развитие паллиативной терапии, были работы Станислава Грофа, который пытался снять психические компоненты боли, каковыми являются тревога, страх, отчаяние. В своих экспериментах доктор Гроф использовал психотропные препараты ЛСД, а затем методы го-лотропного дыхания. Эти приемы вызывали особые состояния психики или измененное сознание, когда чувства и ожидания пациентов реализовывались через образы и видения. Как и у доктора Моуди, больные отмечали изменения пространства и времени и ощущали свое «Я» независимым от физического тела. Происходила своеобразная репетиция смерти, в которой ее реальность ставилась под сомнение.

Все эти открытия, даже подвергнутые критическим нападкам, посеяли в обществе интерес к проблемам смерти, и в первую очередь к умиранию.

Тогда-то в рамках паллиативной медицины и зародился комплексный под­ход к проблемам умирающих, поскольку неизбежность ухода каждого тре­бовала участия всех. Среди великого множества рецептов жизни не оказа­лось современной, хорошо разработанной модели смерти. Что же касается старых культур, которые оставили нам плоды изысканий древних цивилиза­ций, такие как Египетская, Тибетская, Индийская «Книга Мертвых», то вуль­гарно-материалистическая направленность науки давно отбросила их вмес­те с мистико-религиозным европейским наследием. В настоящее время в рамках паллиативной медицины благодаря усилиям самых разных специа­листов происходит формирование «модели смерти», которая легла бы в ос­нову практической работы с терминальными больными и включала в себя медицинский, социальный, психологический и духовный аспекты работы с умирающими пациентами.

Прежде чем рассмотреть основные принципы паллиативной медицины, хотелось бы подчеркнуть, что критический обзор «радикальной медицины» отнюдь не ставит нас в позицию выбора между этими двумя моделями. Каж­дая из них имеет и должна иметь право на существование. Вопрос только в их очередности. Радикальная медицина нацелена на излечение болезни и ис­пользует все средства, имеющиеся в ее распоряжении, пока есть хоть малей­шая надежда на выздоровление. Паллиативная медицина приходит на смену

радикальной с того момента, когда все средства использованы, эффекта нет и перед больным возникает перспектива смерти.

Итак, основополагающим принципом паллиативной медицины является признание естественности смерти. Процесс смерти имеет самые непосред­ственные аналогии с процессом рождения. Некоторые акушеры свидетельству­ют о значимости в развитии плода третьего, девятого и сорокового дня, когда закладываются экто-, эндо- и мезодерма. Религиозные традиции поминания умершего также акцентируются на этих днях. Уход души из тела путем спира­леобразного движения, с «проходом через туннель», в конце которого «сияет св.ет», имеет аналогию с процессом родов. Существует мнение, что как чело­век рождается, так и умирает: тяжелые роды — долгая смерть и наоборот. Дети повторяют сюжет жизни и смерти своих родителей и т. д. Конечно, эти мнения часто не обладают критерием строгой научности. Однако можно опираться на один из материалистических, а стало быть заранее научных, доводов в том, что «случайность есть проявление закономерности». Фактически в мире нет ничего случайного. Соответственно, и «ненаучные» данные — не случайны и имеют свою закономерность, отражая, может быть, не всю полноту истины,

однако немалую ее часть.

Второй постулат паллиативной медицины довольно трудно усваивается медиками, воспитанными в традициях радикальной медицины. Звучит он так: процесс родов наиболее благоприятен для ребенка и матери, если он протека­ет естественно, соответственно биологическим ритмам обоих, когда в него не вмешиваются извне. Точно такое же отношение переносится в паллиативной медицине и на процесс человеческого умирания. Если запущена программа смерти, то недопустимо тормозить ум ирание или стимулировать, ускорять его. Именно здесь особенна важна забота врача о душе пациента, которая предпо­лагает помощь больному в том, чтобы выстоять перед лицом фатально неиз­бежных страданий. И конечно, речь идет, прежде всего, о формировании спо­собности принять и вынести страдания.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: