Небесная бутылка. – Сикомор-пальма. – Мамонтовые деревья. – «Дерево войны». – Проект крылатой колесницы. – Битва двух племен. – Резня. – Вмешательство свыше.

Ветер усиливался и делался порывистым. «Виктория» все время меняла направление. Ее бросали то к северу, то к югу, и она никак не могла встретить постоянное воздушное течение.

– Мы как будто несемся быстро, но в сущности не очень-то подвигаемся вперед, – проговорил Кеннеди, заметив частые колебания магнитной стрелки.

– «Виктория» летит со скоростью по крайней мере полутораста километров в час, – отозвался Фергюссон. – Наклонитесь оба, и вы увидите, с какой быстротой мелькают все предметы под нами. Взгляните-ка! Этот лес будто несется нам навстречу.

– И вот он уже сменился поляной, – заметил охотник.

– А вместо поляны теперь селенье, – объявил через несколько минут Джо. – Ну, до чего же озадаченные и растерянные лица у этих негров!

– Оно и понятно, – ответил доктор. – Ведь когда французские крестьяне впервые увидели воздушный шар, они начали стрелять в него, приняв за какое-то чудище. После этого, согласитесь, что же взять с суданского негра. Ему-то уж совершенно простительно таращить глаза при виде нашей «Виктории».

– Ей-ей, мне очень хочется, – конечно, с вашего, сэр, позволения, сбросить пустую бутылку! – заявил Джо, когда «Виктория» пронеслась над одним селением футах в ста от земли. – Если только эта бутылка целой и невредимой долетит до негров, они, пожалуй, начнут ей поклоняться, а разбейся она-из ее осколков, верно, понаделают себе талисманов.

Говоря это, Джо швырнул вниз бутылку; она тотчас же разлетелась вдребезги, а туземцы с пронзительными криками разбежались по своим хижинам.

– Взгляните-ка вон на то дерево! – немного погодя закричал Кеннеди. – Сверху оно одной породы, а снизу – другой.

– Ну и страна! Подумайте только, здесь деревья растут одно над другим! – закричал Джо.

– На обломанный ствол сикомора нанесло плодородной земли, а в один прекрасный день ветром бросило туда же зерно пальмы, и оно там проросло, как обыкновенно прорастает в грунте.

– Вот славный способ! – воскликнул Джо. – Я его непременно введу у нас в Англии. Это было бы очень недурно для лондонских парков. И уж говорить нечего, как этим можно увеличить количество фруктов в садах! У нас были бы сады в несколько этажей. Особенно такая штука пришлась бы по вкусу мелким землевладельцам.

В этот момент надо было поднять «Викторию», чтобы перелететь через вековой банановый лес вышиной более трехсот футов.

– Что за великолепные деревья! – воскликнул Кеннеди. – Я не могу себе представить что-либо красивее этих величественных лесов. Ты только взгляни, Самуэль!

– Да, дорогой Дик, в самом деле эти бананы удивительно высоки, – отозвался Фергюссон. – Но, надо тебе сказать, в лесах Америки они никого не поразили бы.

– Как? Ты хочешь сказать, что существуют еще более высокие деревья?

– Да, конечно, – так называемые мамонтовые. В Калифорнии, например, нашли кедр вышиною в четыреста пятьдесят футов. Это будет повыше башни на здании парламента и самой высокой египетской пирамиды. Ствол внизу имеет сто двадцать футов в окружности, а судя по концентрическим слоям его древесины, ему не более не менее как целых четыре тысячи лет с лишним.

– Ну, тогда, сэр, здесь нет ничего удивительного, – вмешался в разговор Джо. – Если живешь четыре тысячи лет, так уж, понятно, будешь высокого роста!

Пока доктор рассказывал, а Джо подавал реплики, лес кончился и на смену ему показалось множество хижин, расположенных вокруг площади. Посредине площади одиноко росло дерево. При виде его Джо закричал:

– Ну, если на этом дереве четыре тысячи лет растут подобные цветы, то я его не поздравляю!

И он указал на ствол гигантского сикомора, кругом заваленный человеческими костями. Цветы же, о которых говорил Джо, были недавно отсеченные человеческие головы, висевшие на кинжалах, воткнутых в кору дерева.

– У людоедов такое дерево называется «деревом войны», – пояснил Фергюссон. – Индейцы сдирают кожу с головы своих жертв, а африканцы – те отсекают им всю голову.

– Это, конечно, вопрос моды, – заметил Джо. Но уже селение с окровавленными головами скрылось из глаз, а вместо него развернулась картина не менее отталкивающая: там и сям валялись брошенные на растерзание гиенам и шакалам полуобглоданные человеческие трупы.

– Это, должно быть, трупы преступников, – сказал доктор. – По крайней мере я знаю, что в Абиссинии преступников кидают на съедение диким зверям.

– Не скажу, чтобы это было более жестоко, чем виселица, – отозвался шотландец. – Только грязнее, вот и все.

– А на юге Африки, – продолжал рассказывать доктор, – преступника запирают в его собственной хижине со всем его скотом, быть может, даже и с семьей, а затем поджигают. Вот это действительно жестокость. Но если виселица менее жестока, то все-таки я согласен с Кеннеди, что и это варварство.

Тут Джо разглядел своими зоркими глазами несколько стай хищных птиц, паривших в воздухе, и указал на них своим спутникам.

– Да это орлы! – закричал Кеннеди, смотря в подзорную трубу. – Чудесные птицы! Они несутся с неменьшей быстротой, чем мы.

– Только бы они не напали на нас, – проговорил Фергюссон. – Эти орлы, поверьте, для нас страшнее диких зверей и диких племен!

– Вот еще! Мы их живо разгоним ружейными выстрелами, – отозвался охотник.

– Я предпочел бы все-таки, дорогой Дик, не прибегать к твоему искусству, – возразил Фергюссон, – ведь тафта, из которой сделан шар, не выдержит и первого удара их клюва. Но, к счастью, мне кажется, наш шар скорее напугает этих страшных птиц, чем привлечет их.

– Ах! Мне пришла мысль! – воскликнул Джо. – Сегодня положительно они приходят ко мне целыми дюжинами. Знаете, если бы нам умудриться запрячь этих самых орлов в нашу корзину, они потащили бы нас по воздуху.

– Этот способ предлагался серьезно, – заметил доктор, – но боюсь, что он мало применим к таким норовистым существам.

– Мы бы их выдрессировали, – развивал свою идею Джо, – вместо удил надели бы на них наглазники, с помощью которых мржно было бы, закрывая то один, то другой глаз, поворачивать их налево и направо, а закрывая им оба глаза, заставлять их останавливаться.

– Уж позволь мне, милый Джо, предпочесть твоей орлиной упряжке попутный ветер – это и вернее и не требует пищи, – ответил доктор.

– Пусть будет по-вашему, сэр, но от своей мысли я всетаки не отказываюсь.

Был полдень. «Виктория» последнее время подвигалась медленнее: земля уже не неслась, а только проходила под нею.

Вдруг раздались крики и свист. Путешественники нагнулись. Взору их предстало зрелище, очень их взволновавшее. Два племени с ожесточением сражались, пуская в воздух тучи стрел. Воины, стремясь уничтожить друг друга, не замечали появления «Виктории». В этой чудовищной свалке участвовало приблизительно человек триста, и большинство из них было окровавлено. Вся эта картина производила самое отвратительное впечатление.

Когда, наконец, «Виктория» была замечена, битва на время прекратилась, но завывания стали еще ужаснее, и в корзину полетело несколько стрел, из которых одна пронеслась так близко, что Джо умудрился схватить ее.

– Давайте-ка поднимемся повыше, где нас не достанут стрелы, – крикнул Фергюссон. – Будем как можно осторожнее! Рисковать нам нельзя.

Битва возобновилась; снова были пущены в ход топоры и копья. Не успевал кто-нибудь свалиться на землю, как его противник уже отсекал ему голову. В этой бойне принимали участие и женщины: они подбирали отрубленные окровавленные головы и складывали их на поле битвы. Между женщинами происходили схватки из-за этих отвратительных трофеев.

– Ужасное зрелище! – с омерзением воскликнул Кеннеди.

– Скверные людишки, – проговорил Джо. – А впрочем, одень их в военную форму, и они были бы не хуже всяких других солдат.

– Меня так и подмывает принять участие в этой битве! – вырвалось у охотника, размахивающего своим карабином.

– Ни в коем случае! – крикнул Фергюссон. – Зачем нам вмешиваться в то, что нас совсем не касается? Ты хочешь разыграть роль провидения, а сам даже не знаешь, кто тут прав, а кто виноват. Скорее, скорее подальше от этого отталкивающего зрелища! Если бы великие полководцы могли взглянуть вот так, сверху, на театр своих действий, они, пожалуй, потеряли бы вкус к проливаемой ими крови и завоеваниям.

Вождь одной из диких орд выделялся своим огромным ростом и геркулесовской силой. В одной его руке было копье, которое он то и дело вонзал в гущу вражеского отряда, в другой – топор, которым он работал не менее беспощадно. Вдруг этот Геркулес отшвырнул далеко от себя копье, бросился к одному раненому, отсек топором ему руку, схватил ее и с наслаждением впился в нее зубами.

– Ах, какой отвратительный зверь! – закричал Кеннеди. – Нет, я более не в силах терпеть!

И вождь с простреленной головой свалился навзничь. Тут воины его словно оцепенели. Эта сверхъестественная смерть вождя страшно напугала их и в то же время воодушевила их противников. В один миг половина сражавшихся убежала с поля битвы.

– Поищем повыше течение, которое поскорее унесло бы нас отсюда, – промолвил доктор. – Это зрелище, признаться, возбудило во мне отвращение.

Но Фергюссону не удалось улететь своевременно. И наши путешественники увидели, как победители набросились на убитых и раненых, как вырывали они друг у друга еще тёплые куски человечьего мяса и с жадностью пожирали их.

– Тьфу! Это омерзительно! – крикнул Джо.

Но вот «Виктория», увеличившись в объеме, стала подниматься. Еще несколько минут до нее долетал вой озверевшей орды, и затем ее унесло на юг, а ужасающая сцена резни и людоедства осталась позади. Шар летел над холмистой местностью, по которой текли к востоку многочисленные речки и ручьи; они без сомнения впадали в те притоки озера Ну и реки Газелей, любопытное описание которых дал Лежан.

С наступлением ночи «Виктория», пролетев в этот день сто пятьдесят миль, бросила якорь у 27° восточной долготы и 4° 20' северной широты.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: