Судьба Московской конвенции 1972 г.

У. Батлер*

профессор, академик Российской академии естественных наук и Академии наук Украины, профессор Лондонского университета,
арбитр МКАС при ТПП РФ

У. Батлер

В рамках Комплексной программы дальнейшего углубления и совершенствования сотрудничества и развития социалистической экономической интеграции стран – членов СЭВ[1], принятой в июле 1971 г., бывшие социалистические страны приняли ряд мер, направленных на гармонизацию и унификацию подхода к международному арбитражу в отношении споров, возникающих между хозяйственными организациями в странах – членах СЭВ. В этой связи особый интерес представляют два документа.

Первый документ – Конвенция о разрешении арбитражным путем гражданско-правовых споров, вытекающих из отношений экономического и научно-технического сотрудничества, подписанная 26 мая 1972 г. и вступившая в силу 13 августа 1973 г.[2] Данная Конвенция установила, что в силу договора все подобные споры подлежат рассмотрению в арбитражном суде, минуя юрисдикцию государственных судов. Согласно ст. II (1) Конвенции споры подлежат рассмотрению в арбитражном суде при торговой палате в стране ответчика или – по договоренности сторон – в третьей стране – участнице настоящей Конвенции.

Второй важный документ послужил дальнейшей гармонизации процедур арбитражных судов при торговых палатах. Он существовал в форме Единообразного регламента арбитражных судов при торговых палатах стран – членов СЭВ и содержал приложение, включающее в себя Положение о третейских сборах, расходах и издержках сторон[3].

Влияние Единообразного Регламента еще подлежит изучению на примере процессуальных норм, принятых в постсоветское время постоянными арбитражными судами, продолжающими работать в странах Центральной Европы, Монголии, на Кубе и во Вьетнаме. Однако в настоящей работе мы обратимся к самой Московской конвенции 1972 г. и ее статусу международного договора в постсоветскую эпоху. Вопрос заключается в том, до какой степени она формально остается в силе и какова актуальность Конвенции для стран, политически и законодательно вставших на путь перехода к рыночной экономике.

Необходимо отметить, что принцип, реализованный в Комплексной программе 1971 г., был предопределен двусторонними Общими условиями поставок, которые были заключены в 1951–1957 гг. и включены в многосторонние «Общие условия поставок товаров между организациями стран – членов Совета Экономической Взаимопомощи» 1958 г. (разд. 65), также в редакцию этого документа 1968–1975 гг., с поправками 1979 г. (разд. 90), в Общие условия монтажа (разд. 56, 59) и оказания других технических услуг, связанных с поставками машин и оборудования между организациями стран – членов Совета Экономической Взаимопомощи (разд. 33) 1973 г. Проведение арбитражного суда в стране, не являющейся стороной Общих условий или Московской конвенции, было запрещено.

Цели Московской конвенции

Несмотря на то что Московская конвенция 1972 г. являлась неотъемлемой частью программы социалистической экономической интеграции, она была и остается «открытой» конвенцией, к которой могли присоединиться другие стороны при наличии согласия уже присоединившихся сторон (ст. IX). В сущности Конвенция расширила требование обязательного арбитража для споров в сфере ее компетенции[4] и определила место проведения арбитража: страна ответчика, если по соглашению сторон не выбрана третья страна – участница Конвенции. Принимая во внимание, что Единообразный Регламент на практике в значительной мере унифицировал регламенты арбитражных судов национальных торговых палат, многие специалисты в области международного арбитража, как на Востоке, так и на Западе, приветствовали подписание Московской конвенции 1972 г., считая ее важным шагом на пути сокращения количества споров о территориальной подсудности и модернизации процессуальных требований к арбитражу.

Обязательный или принудительный арбитраж в данном контексте означает, что арбитражное соглашение в письменной форме в силу применимых Общих условий или Московской конвенции включено в договоры и соглашения, регулируемые данными документами. Так же как, например, Венская конвенция о международной купле-продаже товаров обязывает стороны, которые согласились соблюдать ее положения или должны соблюдать их в силу участия их страны в данной Конвенции и автоматического применения данного документа к их спору, принудительные арбитражные соглашения констатируют согласие сторон на разрешение их спора в арбитраже. Автономность сторон в каждом случае находится в сфере интересов унификации, гармонизации и упрощения разрешения спора по разным направлениям.

Несмотря на это, некоторые юристы социалистических стран в то время называли институт принудительного арбитража шагом на пути создания «специальных судов» (неудачный термин, принимая во внимание советскую историю).

Постсоветская оценка Московской конвенции 1972 г.

В эйфории свободы, которой сопровождался распад СССР, оценки Московской конвенции 1972 г. были различными. В последние месяцы существования СССР (март – июнь 1991 г.) эксперты правительства на своих встречах рассматривали возможность сделать положения Московской конвенции не императивными, а диспозитивными[5]. Но предпринято так ничего и не было.

Многие наблюдатели, пораженные скоростью Перестройки, предрекали скорый конец Московской конвенции: «…сохранение Московской конвенции, по крайней мере в настоящем ее виде, кажется сомнительным»[6]. Хорват объявила, что «в скором времени этот социалистический феномен, по всей вероятности, «будет унесен ветром»»[7]. Другие эксперты были более осторожны в оценках: «Мнения разнятся относительно того, прекратит ли свое существование Конвенция автоматически в результате событий в Восточной Европе»[8].

Фактически текст Московской конвенции не претерпел никаких изменений, и пять государств остаются ее участниками: Российская Федерация[9], Монголия, Румыния, Куба и Болгария (Польша, Чешская Республика, Венгрия и Германская Демократическая Республика[10] прекратили свое членство). По крайней мере формально Конвенция остается в силе для большинства из девяти государств, изначально ее подписавших. Ни одно из заинтересованных государств, являющихся или являвшихся участниками Конвенции, никогда не разделяли точки зрения, что Конвенция автоматически прекратила свое существование. Несмотря на это в научных кругах процедура прекращения, казалось, вызвала разночтения. Секретариат СЭВ был распущен в 1991 г., и никакого внимания не было уделено тому факту, что Российская Федерация приняла на себя функции депозитария тех соглашений, депозитарием которых прежде был Секретариат. Уведомления о денонсации, однако, могли быть предоставлены и в депозитарий преемника[11].

Насколько известно, 14 союзных республик бывшего Советского Союза (за исключением России) никак не обозначили свою позицию по отношению к Московской конвенции. Общий принцип заключается в том, что, если они намерены считаться сторонами международных соглашений бывшего Советского Союза, они обязаны формально ратифицировать или иным образом уведомить депозитарий о своем намерении. Например, Нью-йоркскую конвенцию 1958 г. «О признании и приведении в исполнение иностранных арбитражных решений» бывшие советские республики предпочли ратифицировать заново[12]. Поэтому вопрос об их присоединении к Московской конвенции 1972 г. остается открытым; тот факт, что они до сих пор не предприняли никаких шагов на этом пути, необязательно должен быть истолкован как их нежелание присоединиться к Конвенции.

Необходимо заметить, что Нью-йоркская конвенция 1958 г. была ратифицирована бывшим Советским Союзом 22 ноября 1960 г., т.е. за 12 лет до подписания Московской конвенции 1972 г. Большинство стран Центральной Европы последовали примеру Советского Союза (например, Беларусь и Украина), Монголия присоединилась к Конвенции лишь 24 октября 1994 г. (Конвенция вступила в силу на ее территории 22 января 1995 г.). Насколько известно автору настоящей статьи, ни одна из сторон Конвенции 1972 г. не считала свои обязательства по данной Конвенции несовместимыми с обязательствами по Нью-йоркской конвенции 1958 г., не было зафиксировано ни одного протеста сторон в отношении Московской конвенции. Последняя рассматривалась в качестве, так сказать, специального закона в рамках обязательств по Нью-йоркской конвенции 1958 г.

Было предложено считать Московскую конвенцию утратившей юридическую силу по причине ее устарения: …роспуск СЭВ, решенный во время встречи глав стран-участниц, которая состоялась в Будапеште 28 июня 1991 г., и заявления о денонсации Московской конвенции подтвердили то, что этот текст устарел[13].

Другие авторитетные специалисты утверждали, что «…Москов­ская конвенция не пережила распада СЭВ» и существует только «в теории». Писали: «Теоретически такие страны, как Куба и Монголия, могут все еще быть связанными конвенцией, однако многие комментаторы считают, что она уже не имеет юридической силы»[14]. Оба утверждения ошибочны, так как Конвенция применялась в международном арбитраже после 1991 г. и, являясь международным договором, не зависит от существования СЭВ, ее статус также официально подтвержден Российской Федерацией. А.П. Белов отмечал, рассматривая вопрос о выходе России из Московской конвенции, что с юридической точки зрения Конвенция, формально действует, так как не была денонсирована. Стойкий оппонент Конвенции Белов настаивает, что Россия должна денонсировать Конвенцию не в последнюю очередь потому, что Конвенция дезориентирует предпринимателей и лишает их права на свободный выбор арбитражного суда[15]. Таким образом, Белов свидетельствует, что Конвенция не только действует, но и влияет («дезориентирует») на предпринимателей.

В международном публичном праве существует принцип устаревания (или неупотребительности), на который редко ссылаются. Согласно этому принципу международное соглашение может «прекратить существование»[16] в силу своего устаревания. Обе концепции рассматриваются как основания прекращения международных договоров, несмотря на то, что ни в Венскую конвенцию 1969 г. «О праве международных договоров», ни в проект статей о праве международных договоров, подготовленный Международной правовой комиссией, не включены подобные положения. Фактически две концепции в какой-то степени повторяют друг друга, а также и другие основания прекращения международных договоров, например существенное изменение обстоятельств. По мнению Международной правовой комиссии, неупотребительность и устаревание являются не отдельными основаниями для прекращения международного договора, а аспектом «согласия сторон выйти из международного договора, что становится очевидно из их поведения по отношению к данному международному договору»[17].

В своих работах покойный профессор Лукашук отмечал, что действие мирных договоров, за исключением положений, относящихся к территориям, прекращается «довольно часто по этому основанию»[18]. Коровин писал, что после упразднения Контрольного Совета и Союзного Военного Командования соглашение о Берлине в большой степени перестало действовать: «Подобное обстоятельство – длительное бездействие договора – дает каждому из его участников право рассматривать договор как утративший силу»[19]. Однако Лукашук также указывал, что известны примеры, когда международные договоры не утрачивали силу, несмотря на длительные периоды неприменения, и к ним обращались, когда это становилось выгодно. Например, англо-португальское соглашение о союзе 1312 г. во время Второй мировой войны было применено Британией как основание для размещения британских военных баз на территории Португалии[20].

Применение этой доктрины к Московской конвенции, однако, предусматривает определенную степень несоответствия современным условиям и намерение сторон далее не соблюдать положения Конвенции, что не может быть продемонстрировано[21].

«Устаревание» выражается различными способами, но сводится к приверженности бывших социалистических стран к переходу к рыночной экономике, основанной на общепризнанных международных коммерческих стандартах и практике, автономность воли сторон в выборе, когда, где и обращаться ли в арбитраж, везде признается краеугольным камнем современной международной коммерческой практики. Московская конвенция 1972 г., и это признается, была создана для социалистических экономик, в которых основную роль играли участники, находящиеся в государственной собственности, и настоящая автономность воли была минимальной, совершенно отсутствовала или была нежелательной.

Существует определенная тенденция идеализации разделения на нерыночную и рыночную экономики. С одной стороны, в нескольких странах Центральной Европы существовал значительный негосударственный сектор в «эпоху социализма», даже в Советском Союзе колхозы, которые часто были огромными экономическими комплексами, не во всем соответствовали положениям Московской конвенции 1972 г. С другой стороны, после десятилетия рыночных реформ экономики всех стран Центральной Европы, Монголии, России и других стран СНГ имели большие сектора или предприятия, которые остались в государственной собственности и пользовались привилегиями или субсидиями, обеспечивавшими им подобный экономический статус. Они все еще не способны функционировать подобно их «юридическим эквивалентам» в частном секторе, даже если гражданское законодательство содержит положение, обязывающее их к этому. На такие предприятия продолжает распространяться Московская конвенция 1972 г., и в этом случае неприменение к ним Московской конвенции оказывается не так оправдано, как в случае с действительно частными предпринимателями и компаниями. Другими словами, устаревание действует не всегда.

Приспосабливаясь к новым обстоятельствам в арбитражной практике

В странах, где Московская конвенция 1972 г. остается в силе[22], арбитражное сообщество само провело все необходимые реформы, чтобы адаптироваться к изменившимся обстоятельствам, возникшим в процессе перехода к рыночной экономике.

Во-первых, из сферы действия Конвенции были исключены частные предприниматели и компании, находящиеся в частной собственности. Были высказаны законные сомнения относительно определения «хозяйственных организаций», используемого в тексте Московской конвенции 1972 г., который сам по себе определения этого термина не содержит. Отмечалось, что «применение Московской конвенции к частным предприятиям в то время не предусматривалось, и поэтому сомнительно, может ли Московская конвенция применяться к арбитражным спорам между частными коммерческими компаниями»[23]. Та же точка зрения высказывалась авторитетным польским ученым, который задавался вопросом, должна ли свободная международная торговля между частными коммерческими компаниями, совместными предприятиями с иностранным участием, частными коммерсантами классифицироваться как ведомая «хозяйственными организациями» в значении Московской конвенции и «в ходе экономического и научно-технического сотрудничества» сторон Московской конвенции. По его мнению, ответ был отрицательным. Даже если в широком значении этого понятия любая международная торговая операция будет классифицироваться как «экономическое сотрудничество» между соответствующими государствами, такое широкое понимание «сотрудничества» не имеет ничего общего с экономическим и научно-техническим сотрудничеством государств, как оно понималось и было реализовано в рамках СЭВ (когда международная торговля оставалась в руках государства и почти все хозяйственные организации, упомянутые в Московской конвенции, фактически находились под контролем государства, выполняя государственные планы и директивы)[24].

В 1972 г. термин «хозяйственные организации» совершенно оправданно относился в первую очередь к юридическим лицам, находящимся в государственной собственности (так как они преобладали), но не только. В самом Советском Союзе существовало много хозяйственных организаций в форме кооперативов, банков и подобных учреждений. Кроме того, институт государственной собственности был не обязателен в странах Центральной Европы, Монголии или на Кубе, где продолжали существовать другие формы собственности. С началом перестройки в конце 1980-х гг. хозяйственными организациями стали считаться различные формы предприятий, внедренные в ходе проведения реформ, и в действительности, термин «предприятие» используется в ст. 1(3) Московской конвенции без прилагательного «государственное». Несомненным плюсом Московской конвенции 1972 г. является сокращение количества непрекращающихся споров о территориальной подсудности ценой уменьшения степени автономности сторон.

Тем не менее вопрос остается открытым: в контексте Московской конвенции 1972 г. не предусмотрены международные операции между частными предприятиями, которые имели место в постсоветских квазирыночных экономиках. Арбитражные суды Болгарии и Румынии, по имеющимся у нас данным, не применяют Московскую конвенцию к спорам между частными компаниями.

В Российской Федерации Международный коммерческий арбитражный суд прибегал к Московской конвенции 1972 г. в деле польского истца и российского ответчика и использовал в деле законодательство, которое было в силе, когда Польша все еще являлась стороной Московской конвенции[25]. Тот же принцип был реализован в деле болгарского истца и российского ответчика 1 декабря 1995 г. в другом арбитражном решении, а также в третьем арбитражном решении[26], принятом 22 апреля 1996 г.[27]

В 1998 г. российская организация подала иск в Международный коммерческий арбитражный суд против болгарского ответчика на основании договора, заключенного между сторонами 12 ноября 1996 г. Согласно Московской конвенции 1972 г. иск должен был быть подан в Софии в арбитражный суд при болгарской торгово-промышленной палате. Международный коммерческий арбитражный суд принял дело к рассмотрению, отметив, что Болгария и Российская Федерация являлись сторонами Московской конвенции. При подаче иска с целью избежать применения Московской конвенции 1972 г. российский истец утверждал, что должно применяться положение о неизменности обстоятельств, содержащееся в Венской конвенции 1969 г. «О праве международных договоров». Ответчик не высказал мнения по этому вопросу.

В своем решении Международный коммерческий арбитражный суд постановил, что в практике МКАС Московская конвенция 1972 г. не была денонсирована Российской Федерацией и Болгарией и продолжает действовать в отношении сделок, совершаемых хозяйственными организациями стран-участниц. Однако это не отменяет ни вопроса о сфере действия Конвенции, включая предметы ее ведения, ни влияния различных точек зрения в отношении юридической силы Московской конвенции в странах-участницах на действие определенных положений и арбитражных соглашений, которые противоречат рекомендациям Московской конвенции.

В данной ситуации МКАС обратился к практике болгарского арбитражного суда и установил, что в Болгарии Московская конвенция на практике применялась только к спорам между государственными организациями и не применялась к спорам, в которых принимали участие частные компании, не существовавшие во время заключения Московской конвенции 1972 г.[28] В сложившихся обстоятельствах МКАС посчитал, что болгарский арбитражный суд не будет применять законодательство на основе Московской конвенции 1972 г. Поэтому МКАС принял дело к рассмотрению, и при вынесении решения, основываясь на ст. 2 Нью-йоркской конвенции 1958 г. и ст. 1(2) и 4(1) Европейской конвенции 1961 г. «О внешнеторговом арбитраже», сторонами которых являются как Россия, так и Болгария, принимая во внимание ст. 6 Московской конвенции 1972 г., «а также учитывая фундаментальный принцип недопустимости отказа от правосудия», МКАС решил применить арбитражное соглашение в договоре между сторонами.

Иной подход к данному вопросу… означал бы по существу лишение сторон права на арбитражное рассмотрение спора, признаваемого упомянутым межгосударственным договором в области арбитража, и граничил бы с отказом в правосудии, что является недопустимым[29].

Заключительные положения

Принимая во внимание вышесказанное, судьба Московской конвенции 1972 г. в значительной степени ясна. Несмотря на преждевременное объявление ее устаревшей, потерявшей силу и неприменимой, она фактически остается в силе как закон, и на практике, что признается оставшимися странами-участницами, Конвенция никогда не считалась противоречащей Нью-йоркской конвенции 1958 г. государствами, которые либо ратифицировали, либо присоединились к первой, а впоследствии и ко второй; в случае с Монголией – наоборот. Третьи страны – участницы Нью-йоркской конвенции 1958 г. никогда не считали, что Московская конвенция 1972 г. ей противоречит.

С другой стороны, в арбитражной практике пяти государств-участников признается, что Московская конвенция была предназначена для предприятий, находящихся в государственной собственности, и не предусматривала возникновение смешанных рыночных экономик. Соответственно частные компании и фирмы на практике получили полную свободу выбора в заключении своих арбитражных соглашений, хотя даже широкая интерпретация ст. 1 Московской конвенции 1972 г. включала их в сферу действия Конвенции.

В действительности принцип, заложенный в Московской конвенции, состоит в том, что государства-участники, действуя как собственники орудий и средств производства в соответствующих странах, обязаны по Конвенции взаимно отказаться от свободы договора и избрать местом арбитража страну ответчика. Вне зависимости от достоинств такой позиции для таких государств при социализме в рыночной системе остается давнишний вопрос о выгодности принятия подхода, предлагаемого Московской конвенцией, к выбору места арбитража. Во многих случаях стороны идут на большие расходы, оспаривая место арбитража, поэтому некоторые ученые полагают, что должен существовать лучший способ разрешения этого вопроса.

Против этого подхода выражается мнение, что Российская Федерация должна выйти из Московской конвенции 1972 г. по причине ее несовместимости с принципами рыночной экономики и свободой выбора места арбитража. Положения Московской конвенции противоречат общепризнанным принципам международного коммерческого арбитража, на основе которых предусмотрен свободный отказ сторон спора обращаться в государственный суд и свободный выбор арбитражного суда[30]. Международное соглашение, которое ограничивает стороны в их выборе арбитражного суда, «несомненно» противоречит этому принципу.

Даже во время подписания Московской конвенции 1972 г., отмечала Бардина, болгарский юрист предупреждал, что арбитражные суды принимают характер «специальных судов», так как принцип добровольности арбитража является отличительной чертой этого института. Это означало бы, что такие «специальные суды» потеряли бы свои арбитражные черты, характер арбитров[31].

Какое бы решение ни было принято, Московская конвенция 1972 г. с большинством своих участников, до сих пор считающих ее действующей, на самом деле является частью «юридического наследия» социалистической экономической интеграции и в настоящее время недействующего Совета Экономической Взаимопомощи. Будет интересно узнать, насколько российское правительство прислушается к доводам о том, что сохранение членства Российской Федерации в Московской конвенции нарушает интересы российских предпринимателей, лишая их возможности свободного выбора между государственным судом и международным коммерческим арбитражем[32].

* B.A., M.A., J.D., LL.M., Ph.D., LL.D. Заслуженный профессор права имени Джона Эдварда Фаулера, Школа права Дикинсон Университета штата Пенсильвания; профессор Emeritus сравнительного правоведения Лондонского университета; директор института им. сэра Павла Виноградова, Школы права Дикинсон; академик Национальной академии наук Украины и Российской академии естественных наук; член Российской академии юридических наук; член-корреспондент Международной академии сравнительного правоведения; приглашенный профессор международного права и сравнительного правоведения Московской высшей школы социальных и экономических наук. Более ранняя версия этой работы была опубликована в книге «Russia in the International Context: Private International Law, Cultural Heritage, Intellectual Property, Harmonization of Laws» (под ред. A. Tранка, К. Kнипера, A.Г. Светланова. Берлин, 2004. С. 213–222).

[1] A Source Book on Socialist International Organizations. 1978. P. 33–120 (перевод У. Батлера). Раздел 15(9) Комплексной программы предусматривал, что страны примут меры, направленные на дальнейшее совершенствование деятельности существующих международных арбитражных судов стран – членов СЭВ и процедуры рассмотрения споров между хозяйственными организациями этих стран, возникающих из соглашений и договоров в рамках экономического, научного и технического сотрудничества. Сфера компетенции арбитражных судов будет расширяться, так как на их рассмотрение будут передаваться гражданско-правовые споры между хозяйственными организациями, возникающие в процессе экономического, научного и технического сотрудничества между странами – членами СЭВ.

[2] Указ. соч. С. 608–612. Раздел 15(9) Комплексной программы предусматривал унификацию процедурных норм для дел, находящихся на рассмотрении международных арбитражных судов при торгово-промышленных палатах стран – членов СЭВ. Указ. соч. С. 116.

[3] Указ. соч. С. 613–627.

[4] Другие международные соглашения, заключенные в рамках СЭВ, уже ввели обязательный арбитраж; среди них двусторонние Общие условия поставки товаров, заключенные в 1951–1957 гг. между членами СЭВ, разнообразные многосторонние Общие условия поставки и др. См., например, разд. 90 Общих условий 1968 г. в переводе У. Батлера. (Указ. соч. С. 964). Общие условия 1968 г. пошли дальше Московской конвенции 1972 г. в установлении требований к языку арбитражных решений и их окончательной обязывающей силе. Общие условия поставки, заключенные между Советским Союзом и Китаем, между Советским Союзом и Северной Кореей, предусматривающие принудительный арбитраж, явно остаются в силе и применяются.

[5] См.: Петросян Р. Сборник информационных материалов. 1997. С. 28. Некоторые специалисты стран Центральной Европы одобряли прекращение действия Конвенции. (Horvath E. Arbitration in Hungary: Problematics of the Moscow Convention // Journal of International Arbitration. 1993. P. 17).

[6] Hertzfeld J. The Status of Arbitration Agreements and the Arbitral Process in the States of the Former Soviet Union / Central and East European Law Bulletin. 1992. December. P. 1.

[7] Horvath. Указ. соч.

[8] Strobach H. General Introduction on Arbitration in CMEA Countries / ICCA Handbook on Commercial Arbitration. 1993. Я не смог найти никакого подтверждения утверждению, что Московская конвенция 1972 г. «автоматически» прекратит свое существование.

[9] Российская Федерация официально подтвердила письмом от 19 сентября 2001 г., что Монголия и Россия являются сторонами Конвенции (личный архив автора).

[10] Федеративная Республика Германия, которая по государственному правопреемству заменила собой ГДР как сторону Московской конвенции, не считает себя связанной этим документом. Немецкие юристы скептически относятся к тому, что немецкие суды могут признать решения Московской конвенции (Schlosser P. Chronique de jurisprudence allemande / Revue de l’arbitrage. 1995. P. 663).

[11] Венгрия и Польша уведомили о своем выходе из конвенции дипломатической нотой в адрес России. Денонсация Польши вступила в силу 15 декабря 1994 г. Техническая позиция Венгрии остается неясной. «Некоторые государства, включая Монголию, согласились, что для них Московская конвенция действует, как и раньше» (Суханов Е.А. Третейское разбирательство в сфере международной торговли и во внутреннем гражданском обороте // Третейский суд. № 1 (2001). С. 29).

[12] Раньше существовала значительная неопределенность в отношении статуса Нью-йоркской конвенции 1958 г. Покойный профессор Басин писал в 1992 г. в алма-атинском журнале, что Казахстан является стороной Конвенции. Я звонил ему, чтобы уточнить его позицию, он консультировался по этому вопросу с Министерством иностранных дел Казахстана. Обнаружилось, что Казахстан не предпринимал никаких шагов в этой связи, и было неясно, может ли страна считать себя правопреемницей стороны Конвенции, или Конвенцию необходимо ратифицировать заново. Последняя точка зрения победила, и несколько лет спустя Казахстан ратифицировал Нью-йоркскую конвенцию.

[13] Godbillon V. La problematique actuelle de l’arbitrage commercial international russe / ASA Bulletin. 1999. P. 285.

[14] Goldman B., Gaillard E., Fouchard P. International Commercial Arbitration. 1999. P. 145.

[15] Белов А.П. Международный коммерческий арбитраж на пороге нового тысячелетия // Право и экономика. 2000. № 10. С. 57.

[16] Capotorti F. L’extinction et la suspension des traits / Recueil des cours. CXXXIV. 1971. P. 517.

Norgard. The Position of Individual in International Law. 1962. См. также: Nguyen Quoc Dinh. Droit international public. 6 ed. 1999.

[17] Oppehem’s International Law // E. Lauterpacht (ed.). 9 ed. 1996. P. 1297–1298.

[18] Лукашук И.И. Современное право международных договоров. М., 2006. С. 167.

[19] Коровин Е.А. Берлинский вопрос и международное право // Новое время. 1959. № 2. С. 18. Макнаир подтверждал, что британская практика заключается в прекращении международных договоров, к которым перестали прибегать, цитируя ноты 1921 г., направленные правительствам Аргентины, Боливии, Уругвая и Венесуэлы, касающиеся рабства (McNair A. The Law of Treaties. 1961. P. 516–518).

[20] Лукашук И.И. Указ. соч. С. 168. Также см. ссылки на немецкую и голландскую судебную практику и роль молчаливого согласия с утверждением о неупотребительности.

[21] Было справедливо замечено, что прекращение международного договора вследствие его неупотребительности является достаточно спорным основанием для прекращения и дальнейшего определения поведения государств, что подтверждает, что прекращение договора – это вопрос деликатный (Conforti B., Labella A. Invalidity and Termination of Treaties: The Role of National Courts // European Journal of International Law. № 1–2. 1990. P. 58).

[22] Сандерс точно передал мнение большинства по этому вопросу: «Я не знаю, какую роль Московская конвенция до сих пор играет в этих странах» (Sanders. Quo Vadis Arbitration? 2001. P. 63–64).

[23] Sulpius E. Recent Developments in Arbitration in Central and Eastern Europe // Arbitration and Dispute Resolution Law Journal. 1996. P. 175.

[24] Сзурский Т. Проблемы и будущее Московской конвенции / Международный коммерческий арбитраж в Европе // Специальное приложение к Бюллетеню МКАС. 1994. Ноябрь. С. 135.

[25] Дело № 418/1993, арбитражное решение от 19 января 1995 г., изложенное как дело № 4 в книге: Розенберг М.Г. Практика Международного коммерческого арбитражного суда. М., 1997. С. 14–15.

[26] Дело № 369/1994, изложенное как дело № 63 в указанной выше книге М.Г. Розенберга (с. 174–175).

[27] Дело № 438/1992, изложенное как дело № 18 в книге: Розенберг М.Г. Арбитражная практика за 1996–1997 гг. М., 1998. С. 67.

[28] В этой связи МКАС процитировал Постановление арбитражного суда при болгарской торгово-промышленной палате в отношении дела № 1/1997 от 10 ноября 1997 г.

[29] Дело № 67/1998, изложенное как дело № 50 в книге: Розенберг М.Г. Практика международного коммерческого арбитражного суда при ТПП РФ за 1999–2000 гг. М., 2002. С. 242–244.

[30] Бардина М.П. Действие Конвенции из правового наследия СЭВ в современных условиях: проблема несовместимости // Международный коммерческий арбитраж. 2004. № 2. С. 13.

[31] Болгарский юрист – это Ж. Сталев. Его взгляды в то время обсуждались в книге: Хлестова И.О. Арбитраж во внешнеэкономических отношениях стран – членов СЭВ. М., 1980. С. 76–77.

[32] См.: Бардина М.П. Указ. соч. С. 14–15.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: