Главная

Популярная публикация

Научная публикация

Случайная публикация

Обратная связь

ТОР 5 статей:

Методические подходы к анализу финансового состояния предприятия

Проблема периодизации русской литературы ХХ века. Краткая характеристика второй половины ХХ века

Ценовые и неценовые факторы

Характеристика шлифовальных кругов и ее маркировка

Служебные части речи. Предлог. Союз. Частицы

КАТЕГОРИИ:






Рассказ о быке с ослом 54 страница




 

А потом она обратилась к Али ибн Беккару и сказала: «О господин, любовь я не чувствовала бы вдвойне; но для нас нет ничего иного, кроме стойкости против того, что нас постигло». – «О госпожа, – ответил Али ибн Беккар, – встреча с тобою мне приятна, и взгляд на тебя не потушит во мне пламени, и ничто не устранит любви к тебе, овладевшей моим сердцем, кроме гибели моей души».

 

И он заплакал» и слезы бежали по его щеке, словно рассыпанные жемчужины, и, увидев, что он плачет, Шамс-ан-Нахар заплакала с ним вместе. И тогда Абу-альХасан воскликнул: «Клянусь Аллахом, я дивлюсь вам и недоумеваю! Поистине, то, что происходит, удивительно и диковинно! Вы так плачете, когда вместе, что же будет, когда вы расстанетесь и разлучитесь? Теперь не время печали и плача, – прибавил он, – нет, теперь время быть вместе и радоваться. Веселитесь же и развлекайтесь, но не плачьте!»

 

Потом Шамс-ан-Нахар сделала знак одной невольнице, и та ушла и вернулась с прислужницами, которые несли столик с серебряными блюдами, где были всякие роскошные кушанья. И они поставили стол перед ними, и Шамсан-Нахар принялась есть и кормить Али ибн Беккара, и они ели, пока не насытились. А затем столик был убран, и они вымыли руки, и принесли курильницы с разными курениями – алоэ, амброй и неддом, а также принесли кувшины с розовой водой. И они надушились и воскурили благовония, и им принесли подносы из резного золота, где были всевозможные напитки и плоды, свежие и сухие, желательные душе и услаждающие глаз, а после того принесли агатовый таз, полный вина.

 

И Шамс-ан-Нахар выбрала десять невольниц, которым она велела находиться при них, и десять невольниц из числа певиц, а остальным позволила разойтись. И она приказала невольницам играть на лютне. И они сделали так, как она велела, и одна из них произнесла:

 

«Как дух мой, мне дорог тот, кто мне возвратит привет

Со смехом, и вновь придёт любовь за отчаяньем.

Руками страстей теперь покров с моих тайн уже спят,

Открыли хулителям, что в сердце моем, они.

И слезы из глаз моих меж мною и им стоят,

Как будто бы слезы глаз со мной влюблены в него».

 

А когда она окончила стихи, Шамс-ан-Нахар поднялась и, наполнив кубок, выпила его, а потом она налила кубок и дала его Али ибн Беккару…»

 

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

 

 

Сто пятьдесят четвёртая ночь

 

Когда же настала сто пятьдесят четвёртая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что Шамс-ан-Нахар наполнила кубок и дала его Али ибн Беккару, а потом она велела невольнице петь, и та произнесла такие стихи:

 

«Похожи слеза моя, коль льётся, и влага вин,

И то же, что в кубке есть, глаза мои льют струёй.

Не знаю, клянусь творцом, то око ли льёт вино

Струёю обильною, иль слезы я пил свои».

 

А когда она окончила стихи, Али ибн Беккар выпил свой кубок и возвратил его Шамс-ан-Нахар, а та наполнила его и подала Абу-аль-Хасану, который выпил кубок. А потом она взяла лютню и сказала: «Никто не будет петь над моим кубком, кроме меня!» И натянула струны и произнесла такое стихотворение:

 

«Диковинных слез струя дрожит на щеках его,

И страсти его огни, пылая, в груди горят.

Он плачет, коль близко вы, боясь отдаления,

И слезы его текут, коль близко вы иль вдали. —

 

И слова другого:

 

Мы твой выкуп, о кравчий наш, облачённый

Красотою от звёзд чела и до пяток.

Солнце светит из рук твоих, и плеяды

Между уст – а над воротом светит месяц.

Твои чаши оставили меня пьяным,

И пускают их в круг ходить твои очи.

Разве в дивном бытии своём не луна ты

В полнолунье, что смерть несёт всем влюблённым?

Или бог ты, что жизнь подаст или сгубит —

Расставаясь, с кем хочешь ты, и встречаясь?

Все красоты Аллах творил из тебя лишь,

Прелесть ветра из свойств твоих сотворил он.

Не земное созданье ты, но напротив —

Вышний ангел, ниспосланный всех создавшим».

 

И когда Али ибн Беккар, Абу-аль-Хасан и присутствующие услышали стихи Шамс-ан-Нахар, они едва не улетели от восторга. И они стали играть и смеяться, и когда Это было так, вдруг приблизилась невольница, дрожащая от страха, и сказала: «О госпожа, слуги халифа у двери. Это Афиф и Масрур и Марджан и другие евнухи, которых я не знаю». И, услышав эти слова, невольницы чуть не умерли от испуга, но Шамс-ан-Нахар засмеялась и сказала: «Не бойтесь!»

 

И потом она приказала невольнице: «Отвечай им, пока мы не выйдем отсюда». И велела запереть двери и опустить над дверями занавески. И, заперев дверь в комнату, она вышла через потайную дверь в сад, и села на своё ложе, и приказала невольнице растирать себе ноги, а другим невольницам она велела разойтись по своим местам. И потом она приказала оставшейся девушке позвать тех, кто был у двери, чтобы они вошли, и вошёл Масрур и те, кто был с ним, а было их двадцать, с мечами в руках. Они приветствовали Шамс-ан-Нахар, и она спросила их: «Зачем вы пришли?» И евнухи ответили: «Повелитель правоверных приветствует тебя. Он стосковался, не видя тебя, и передаёт тебе, что у него было сегодня торжество и большое веселье и он хочет, чтобы в завершение радости ты была с ним в этот час. Ты ли придёшь к нему, или он придёт к тебе?»

 

И Шамс-ан-Нахар поднялась и поцеловала землю и сказала: «Слушаю и повинуюсь приказу повелителя правоверных!» И затем она велела призвать надсмотрщиц и девушек и, когда они пришли, сделала вид, что собирается поступить так, как повелел халиф. А её помещение было готово для приёма халифа, и она сказала евнухам: «Идите к повелителю правоверных и передайте ему, что я ожидаю его после того, как приготовлю для него ковры и нужные вещи».

 

И евнухи поспешно отправились к повелителю правоверных, а что касается Шамс-ан-Нахар, то она сняла с себя одежды и, выйдя к своему возлюбленному Али ибн Беккару, прижала его к груди и попрощалась с ним. И он горько заплакал и сказал: «О госпожа, это прощание – причина моей гибели и гибели моей души, но я прошу Аллаха, чтобы он наделил меня стойкостью в любви, которою он испытал меня». – «Клянусь Аллахом, – отвечала Шамс-ан-Нахар, – никто не подвергнется гибели, кроме меня! Ты выйдешь на рынок и встретишься с теми, кто тебя утешит, и будешь охранен, и страсть твоя будет скрыта, а я подвергнусь заботам и тяготам и не найду никого, кто бы утешил меня, тем более что я обещала халифу встретиться с ним. Быть может, меня постигнет из-за этого большая опасность, так как я тоскую по тебе и люблю тебя и в тебя влюблена и печалюсь о разлуке с тобою. Каким языком я буду петь и с каким сердцем явлюсь к халифу? Какими словами буду я беседовать с повелителем правоверных и какими глазами взгляну на место, где тебя нет? Как я буду на пиру, где тебя не будет, и с удовольствием буду ли я пить вино, когда тебя нет?» И Абу-аль-Хасан сказал ей: «Не смущайся и терпи и не будь небрежна, разделяя трапезу с повелителем правоверных сегодня вечером. Не выказывай ему невнимание и будь стойкой!»

 

И пока они разговаривали, пришла невольница и сказала: «О госпожа, пришли слуги халифа!» И Шамс-анНахар поднялась на ноги и сказала невольнице: «Возьми Абу-аль-Хасана и его товарища и отправляйся с ними в верхнюю светлицу, которая выходит в сад, и оставь их там, пока не наступит темнота, а потом ухитрись какнибудь их вывести».

 

И невольница взяла их и привела в светлицу и, заперев дверь, ушла своей дорогой, а они оба сели и стали смотреть в сад.

 

И вдруг пришёл халиф, предшествуемый почти сотнею евнухов с мечами в руках, и вокруг него было двадцать невольниц, точно луны, и на них были самые роскошные, какие есть, одежды, и на голове у каждой из них был венец, окаймлённый жемчугами и яхонтами, и все они держали в руках зажжённые свечи. И халиф шёл посреди них, а они окружали его со всех сторон, и перед ним шли Масрур и Афиф и Васиф, а он шествовал среди них, покачиваясь.

 

И Шамс-ан-Нахар и невольницы, бывшие с нею, поднялись и встретили халифа у ворот сада, целуя перед ним землю, и они до тех пор шли перед ним, пока не сели на ложе, а невольницы и евнухи, бывшие в саду, все встали перед ним. И явились прекрасные девушки и прислужницы, неся в руках зажжённые свечи, благовония, курения и музыкальные инструменты, а царь приказал певицам сесть, и они сели по своим местам. И Шамс-анНахар пришла и села на скамеечку, рядом с ложем халифа, и стала разговаривать с ним, и при всем этом Абуаль-Хасан и Али ибн Беккар смотрели и слушали, а халиф не видел их.

 

А потом халиф принялся шутить и играть с Шамс-анНахар, и они наслаждались и радовались, и царь велел открыть помещение, и его открыли и распахнули окна и зажгли свечи, и там стало светло, как днём.

 

А затем евнухи стали переносить посуду для питья. «И я увидел такую посуду и такие редкости, – говорил Абу-аль-Хасан, – каких не видывали мои глаза. Это была посуда из золота, серебра и прочих драгоценных металлов и камней, которых нет сил описать, и мне даже представлялось, что я во сне – так я был ошеломлён тем, что видел».

 

Что же касается Али ибн Беккара, то с того времени, как с ним рассталась Шамс-ан-Нахар, он лежал на земле от сильной страсти и любви. А очнувшись, он стал смотреть на эти вещи, которым не найти равных, и сказал Абу-аль-Хасану: «О брат мой, я боюсь, что халиф нас увидит или узнает о нас, и больше всего я боюсь за тебя, а что до меня, то про себя я знаю, что я погиб несомненно, и гибель моя от одной лишь любви и страсти и чрезмерного увлечения и любовного безумия и оттого, что я расстался с любимою после сближения. Но я надеюсь, что Аллах освободит нас из этой западни».

 

И Али ибн Беккар с Абу-аль-Хасаном до тех пор смотрели на халифа и на то, как он веселится, пока приготовления к пиру не были закончены. А потом халиф обратился к одной из невольниц и сказал: «Подавай, о Гарам, самую волнующую музыку, какую знаешь». И невольница взяла лютню и, настроив её, произнесла:

 

«Сильна бедуинки страсть, родными покинутой,

По иве томящейся и мирте Аравии.

Увидевши путников, огнями любви она

Костёр обеспечит им, слезами бурдюк нальёт.

И все ж не сильней любви к тому, кого я люблю,

По грешной считает он меня за любовь мою».

 

И когда Шамс-ан-Нахар услышала эти стихи, она склонилась со скамеечки, на которой сидела, и упала на землю без памяти и исчезла из мира. И невольницы встали и подняли её, и когда Али ибн Беккар увидел это из светлицы, он упал без чувств. И Абу-аль-Хасан сказал: «Поистине, судьба разделила страсть между вами поровну!»

 

И когда они разговаривали, вдруг пришла к ним та невольница, что привела их в светлицу, и сказала: «О Абу-альХасан, поднимайся с своим товарищем и уходите: мир стал тесен для нас, и боюсь, что халиф узнает про вас. Если вы не уйдёте сей же час, мы умерли!» – «А как может этот молодец уйти со мной, когда у него нет сил встать?» – спросил Абу-аль-Хасан, и девушка принялась брызгать на Али ибн Беккара розовой водой, и он очнулся от обморока.

 

И тогда Абу-аль-Хасан поднял его, а невольница его поддерживала, и они спустились с ним из светлицы и немного прошли. А потом невольница открыла маленькую железную дверь и вывела через неё Абу-аль-Хасана и Али ибн Беккара, и они увидели скамейку на берегу Тигра и сели. И невольница захлопала в ладоши, и к ней подъехал человек в маленьком челноке, и она сказала ему: «Возьми этих юношей и доставь их на другой берег». И они сели в челнок. И когда человек начал грести и они отдалились от сада, Али ибн Беккар посмотрел на дворец халифа, сад и беседку и простился с ними таким двустишием:

 

«Прощаясь, протягивал я руку ослабшую —

Другая рука была на сердце, под пеплом,

Последним не будет пусть свидание это нам,

И пищей последнею не будет та пища».

 

А затем невольница сказала матросу: «Поторопись с ними». И тот стал грести, ускоряя ход, а невольница была с ними…»

 

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

 

 

Сто пятьдесят пятая ночь

 

Когда же настала сто пятьдесят пятая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что матрос стад грести, направляясь к другому берегу, а невольница была с ними. И они пересекли реку в этом месте и переправились на другой берег и вышли на берег и пошли. И невольница попрощалась с ними и сказала: „Я хотела не расставаться с вами, но я не могу идти дальше“.

 

И потом невольница вернулась, а что касается Али ибн Беккара, то он свалился и упал перед Абу-аль-Хасаном и не мог встать. «Это место не надёжное, и мы можем опасаться, что погибнем здесь из-за воров и разбойников и детей беззакония», – сказал ему Абу-аль-Хасан, и Али ибн Беккар поднялся и немного прошёл, но не мог идти.

 

А у Абу-аль-Хасана были в этой стороне друзья, и он направился к верному человеку, с которым был дружен, и постучал к нему в дверь. И этот человек поспешно вышел к нему и, увидя обоих, сказал им: «Добро пожаловать!» – и ввёл их в своё жилище. Он усадил их и стал с ними разговаривать и спросил их, где они были, и Абу-аль-Хасан сказал: «Мы вышли в такое время, так как с одним человеком я вёл дела, и за ним остались мои деньги. До меня дошло, что он хочет уехать с моим добром, и я вышел сегодня вечером и направился к нему. Я сдружился с этим моим товарищем, Али ибн Беккаром, и мы пришли сюда, думая, что, может быть, увидим его, но он спрятался, и мы его не видали. И мы вернулись с пустыми руками без ничего, и нам было тяжело возвращаться в такое время ночи, и мы не знали, куда нам пойти, и пришли к тебе, зная твою дружбу и твои прекрасные обычаи». – «Добро пожаловать, привет вам!» – ответил хозяин дома и постарался выказать им уважение, и они провели у него остаток ночи.

 

Когда же настало утро, они вышли от него и продолжали идти, пока не достигли города. Они вошли в город и прошли мимо дома Абу-аль-Хасана, и тот принялся заклинать своего друга Ади ибн Беккара и привёл его к себе домой. Они прилегли немного на постель, а проснувшись, Абу-аль-Хасан приказал своим слугам устлать дом роскошными коврами. И они это сделали.

 

А потом Абу-аль-Хасан сказал про себя: «Я обязательно должен утешить юношу и развлечь его, ведь я лучше, чем кто-нибудь другой, знаю, каково ему».

 

И Абу-аль-Хасан приказал подать воды для Али ибн Беккара, и принесли воды, и Али поднялся и совершил омовение и обязательные молитвы, которые он пропустил за день и за вечер, а потом он сел и стал развлекаться разговором с Абу-аль-Хасаном. И когда Абу-аль-Хасан увидел это, он подошёл к нему и сказал: «О господин, в твоём положении лучше всего тебе остаться сегодня вечером у меня, чтобы расправилась твоя грудь и рассеялась охватившая тебя печаль и тоска. Повеселись с нами, – может быть, горение твоего сердца успокоится». – «Поступай, о брат мой, как тебе вздумается, – ответил Али ибн Беккар. – Я, во всяком случае, не спасусь от того, что меня постигло; делай же то, что делаешь».

 

И Абу-аль-Хасан поднялся и позвал своих слуг и вызвал своих близких друзей. Он послал за певицами и музыкантами, и, когда они пришли, приготовили им кушанья и напитки, и они провели за едой, питьём и весельем остаток этого дня до вечера. А затем зажгли свечи, и между ними заходили чаши дружбы и завязалась беседа, и им стало хорошо, и одна из певиц взяла лютню и произнесла:

 

«Стрелою очей меня поразило время,

И был я сражён, и милых я всех оставил.

Упорствовал рок, и стойкость моя ослабла,

А раньше ведь был я верный всему отгадчик».

 

И, услышав слова певицы, Али ибн Беккар упал на землю без памяти и пролежал в обмороке, пока не поднялась заря. Когда же заблистал день, Али ибн Беккар очнулся и пожелал уйти к себе домой, и Абу-аль-Хасан не стал его удерживать, боясь плохих последствий. Его слуги привели Али ибн Беккару мула и посадили его, и он сел, а Абу-аль-Хасан с несколькими слугами ехал вместе с ним, пока не привёз его домой.

 

Когда же Али ибн Беккар успокоился в своём доме, Абуаль-Хасан прославил Аллаха за спасение из этой западни и сидел с ним, утешая его. Но Али ибн Беккар не мог владеть собою от сильной страсти и любви. И Абу-аль-Хасан поднялся и, простившись с ним, ушёл в своё жилище…»

 

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

 

 

Сто пятьдесят шестая ночь

 

Когда же настала сто пятьдесят шестая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что Абу-альХасан простился с Али ибн Беккаром, и тог сказал ему: „О брат мой, не оставляй меня без вестей“. И Абуаль-Хасан отвечал: „Слушаю и повинуюсь!“

 

А затем Абу-аль-Хасан ушёл, и, придя в свою лавку, открыл её и стал поджидать вестей от Шамс-ан-Нахар, но никто не принёс ему ничего. И он провёл эту ночь в своём доме, а когда настало утро, он встал и отправился к дому Али ибн Беккара и, придя к нему, нашёл его на постели. Его окружали друзья, и врачи были подле него, и каждый из них прописывал ему что-нибудь и щупал ему руку.

 

Когда же Абу-аль-Хасан вошёл и Али увидал его, и улыбнулся, и Абу-аль-Хасан поздоровался с ним и спросил, как он поживает. Он просидел у него, пока люди не вышли, и потом спросил его: «Что все это значит?» И Али ибн Беккар отвечал: «Распространился слух, что я болея, и мои друзья прослышали об этом, и у меня нет силы, которая помогла бы мне встать и ходить, чтобы уличить во лжи тех, кто считает меня больным. Я все время лежу здесь, как ты меня видишь, и мои друзья пришли посетить меня. Но видел ли ты девушку, о брат мой, и слышал ли от неё какие-нибудь вести?»

 

«Я не видел её с того дня, как расстался с ней на берегу Тигра», – ответил Абу-альХасан. И потом он сказал: «О брат мой, берегись позора и оставь этот плач».

 

«О брат мой, я не владею собою», – ответил Али ибн Беккар, а затем он произнёс:

 

На кисти её есть то, чего я достичь не мог, —

Рисунок на коже рук – он стойкость сломил мою.

Стрелы своих глаз она страшилась для рук своих

И вот облачила их в кольчугу сплетённую.

И руку мою взял врач, не зная, и молвил я:

«Поистине, в сердце боль – пусти ж мою руку ты».

Кричит она призраку, что был и ушёл от нас:

«Аллах, каково ему? Прибавить иль скрыть не смей».

Сказал он: «Он был таков, что если бы жаждал он.

И крикнула б ты: «Не пей!» – не стал бы он пить тогда».

И тут пролила она с нарциссов жемчужины[208 - С нарциссом арабские поэты часто сравнивают глаза. Жемчужины – слёзы.]

На розы, и в пурпур рук вонзила градинок ряд»

 

А окончив свои стихи, он сказал: «О Абу-аль-Хасан, мне послана беда, от которой я был в безопасности, и пет мне отдыха лучше смерти». И Абу-аль-Хасан ответил ему: «Потерпи, может быть Аллах тебя вылечит».

 

А затем Абу-аль-Хасан ушёл от него и отправился к себе в лавку и открыл её, и, просидев лишь немного, он увидел, что та невольница подходит к нему и приветствует его. И он ответил на её приветствие и, взглянув на неё, увидел, что она идёт с трепещущим сердцем, озабоченная, и на ней видны следы горести. «Приют-уют тебе! Как поживает Шамс-ан-Нахар?» – спросил он, и невольница ответила: «Я расскажу тебе, что с ней, но в каком состоянии Али ибн Беккар?» И Абу-аль-Хасан рассказал ей обо всем, что было и чем завершилось его дело. И невольница опечалилась и огорчилась и завздыхала, удивляясь этим делам.

 

А затем она сказала: «Моя госпожа в ещё более удивительном состоянии. Когда вы отправились и ушли, я вернулась, и моё сердце трепетало за вас, и мне не верилось, что вы спасётесь. А вернувшись, я нашла мою госпожу лежащей в беседке, и она не говорила и не отвечала никому, а повелитель правоверных сидел у её изголовья и не мог никого найти, кто бы ему рассказал о ней, и он не знал, что с ней случилось. А она пролежала без памяти до полуночи, и потом очнулась, и повелитель правоверных спросил её: „Что случилось с тобой, о Шамс-ан-Нахар, и что тебя постигло сегодня ночью?“ И, услышав слова халифа, Шамс-ан-Нахар поцеловала ему ноги и воскликнула: „О повелитель правоверных, да сделает меня Аллах выкупом за тебя! Меня охватило нездоровье, и огонь вспыхнул у меня в теле, и я лишилась чувств из-за моих страданий, и не знаю я, что со мной было“. – „Что ты ела сегодня днём?“ – спросил халиф. И она сказала: „Я позавтракала чем-то, чего никогда не ела“. А затем она сделала вид, что стала сильнее, и приказала подать чего-нибудь выпить и выпила и после того попросила царя вернуться к веселью. И царь сел на своё ложе в беседке, и помещение было приведено в порядок, и когда я пришла к ней, она спросила меня про вас, и я рассказала ей, что я с вами сделала, и повторила ей стихи, которые сказал на прощанье Али ибн Беккар, и она заплакала, украдкой, и приумолкла. А потом халиф сел и приказал одной из невольниц петь, и она произнесла:

 

«Клянусь, не сладка мне жизнь, когда удалились вы,

О, если бы знать я мог, как вам без меня жилось!

И слезы мои теперь могли бы из крови быть,

Коль плакали вы по мне слезами обычными».

И, услышав эти стихи, моя госпожа упала на скамью без памяти…»

 

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

 

 

Сто пятьдесят седьмая ночь

 

Когда же настала сто пятьдесят седьмая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что невольница говорила Абу-аль-Хасану: „И когда моя госпожа услышала эти стихи, она упала на скамью без памяти, а я схватила её за руку и побрызгала ей в лицо розовой водой, и когда она очнулась, я сказала ей: „О госпожа, не срывай покрова с себя и с тех, кого вмещает твой дворец. Ради жизни твоего возлюбленного будь терпелива“. – «Разве может быть в этом деле что-нибудь хуже смерти? Я ищу её, и в ней для меня отдых“, – сказала она. И когда мы так разговаривали, одна невольница вдруг пропела слова поэта:

 

«Сказали: „Терпение, быть может, нам отдых даст!“

Я молвил: «А как терпеть, когда мы расстались с ним?

Союз укрепил он наш взаимный, и клялся я

Порвать узы стойкости в прощальном объятии».

 

А когда невольница кончила свои стихи, моя госпожа упала без памяти, и халиф увидел это и поспешно подошёл к пей и велел убрать напитки и чтобы все невольницы воротились в свои комнаты, а сам оставался у неё весь остаток ночи, пока не наступило утро. И повелитель правоверных позвал врачей и лекарей и велел им лечить Шамс-анНахар, не зная, какова её страсть и любовь, и я осталась с нею, пока мне не показалось, что она поправилась. Вот что меня задержало и помешало прийти к вам. Я оставила у неё много её приближённых, чьи сердца беспокоятся о ней, и она велела мне пойти к вам, узнать новости об Али ибн Беккаре и вернуться».

 

Услышав её слова, Абу-аль-Хасан удивился и воскликнул: «Клянусь Аллахом, я рассказал тебе все новости о нем! Возвращайся к твоей госпоже и передай ей привет и уговаривай её хорошенько быть терпеливой. Побуждай её к этому и скажи ей: „Скрывай тайну!“ И передай ей, что я узнал о её деле и что это дело трудное, где нужна сообразительность». И невольница поблагодарила Абу-льХасана и ушла.

 

Вот что было с нею.

 

Что же касается Абу-аль-Хасана, то он просидел в своей лавке до конца дня, а когда день прошёл, он поднялся и, выйдя из своей лавки, запер её и пришёл к дому Али ибн Беккара. Он постучал в дверь, и к нему вышел один из слуг и ввёл его. Когда он вошёл к Али ибн Беккару, тот улыбнулся и обрадовался его приходу и воскликнул: «О Абу-аль-Хасан, ты заставил меня тосковать, не придя ко мне сегодня! Моя душа залог за тебя на всю оставшуюся мне жизнь».

 

«Брось эти речи, – ответил Абу-аль-Хасан, – если бы твоё исцеление было в моих руках, я бы, право, сделал Это прежде, чем ты бы меня попросил, и если бы тебя можно было выкупить, я выкупил бы тебя своей душой. А сегодня приходила невольница и рассказала, что Шамсан-Нахар не могла прийти в то время, так как у неё был халиф. И невольница мне рассказала обо всем, что было с её госпожой».

 

И Абу-аль-Хасан передал ему все, что он слышал от невольницы, и Али ибн Беккар крайне опечалился и заплакал, а затем он обратился к Абу-аль-Хасану и сказал ему: «Заклинаю тебя Аллахом, о брат мой, помоги мне в моем испытании и научи меня, какую применить хитрость. Прошу тебя, сделай милость и переночуй у меня сегодня ночью, чтобы я мог развлечься с тобою».

 

И Абу-аль-Хасан последовал его приказанию и согласился переночевать у него, и они провели вечер разговаривая. А когда спустилась ночь, Али ибн Беккар начал вздыхать и плакать и жаловаться, и затем он пролил слезы и произнёс такие стихи:

 

«Твой призрак в глазах моих, а имя в устах моих,

А место – в душе моей, так как ты уходишь?

Печалюсь о том лишь я, что жизни проходят дни

И нам не достанется свидание на долю. —

 

И слова другого:

 

Мой надёжный шлем раздробила ты остриём очей,

И копьём ты стана пронзила панцирь терпения.

И открыла нам из-под мускуса твоей родинки

Зари камфару, что пронзает амбры глубокий мрак.

Испугавшись, сгрызла кораллы ты свежим жемчугом,

И жемчужины в пруду сахара поселился.

Ты вздохнула горько, и в грудь рукой ты ударила,

След оставив там, и увидел то, что не видел я.

Из коралла перья чернилами – амброй серою —

На листке хрустальном пять ровных строчек вывели.

О повязанный мечом истинным, – коль глядит она —

Берегись удара очей её сокрушающих.

И удара ты, о копьё носящий, страшись её,

Если ринется на тебя она с копьём стройности».

 

Окончив эти стихи, Али ибн Беккар испустил громкий крик и упал без памяти. И Абу-аль-Хасан подумал, что дух оставил его тело. И он пролежал без сознания, пока не начал восходить день, а потом он очнулся и поговорил с Абу-аль-Хасаном, и Абу-аль-Хасан просидел у него до зари. А после того он поднялся и ушёл, и, придя в свою лавку, открыл её, и вдруг та невольница пришла к нему и остановилась подле него.

 

И когда Абу-аль-Хасан взглянул на неё, она знаком поздоровалась с ним, и он ответил на её приветствие, и тогда невольница передала ему привет от своей госпожи и спросила: «Как поживает Али ибн Беккар?» – «О добрая невольница, – ответил Абу-аль-Хасан, – не спрашивай, что с ним и как он сильно влюблён: он не спит ночью и не отдыхает днём, и его изнурила бессонница и одолела тоска, и его положение не обрадует любимого». И невольница сказала ему: «Моя госпожа приветствует тебя и его, и она написала ему записку. Её положение ещё хуже, чем его положение. Она отдала мне записку и сказала: „Не приходи ко мне без ответа и сделай так, как я тебе велела“. И вот она, эта записка, у меня. Не хочешь ли ты отправиться со мною к нему, и мы возьмём у него ответ?» – «Слушаю и повинуюсь», – сказал Абу-аль-Хасан. И затем он запер лавку и, взяв с собою невольницу, вышел с нею оттуда, куда вошёл. И они шли до тех пор, пока не достигли дома Али ибн Беккара, и тогда Абу-аль-Хасан оставил невольницу стоять у ворот и вошёл…»

 

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

 

 

Сто пятьдесят восьмая ночь

 

Когда же настала сто пятьдесят восьмая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что Абу-аль-Хасан пошёл с невольницей к дому Али ибн Беккара и, оставив её у ворот, вошёл в дом. И Али ибн Беккар, увидя его, обрадовался, а Абу-аль-Хасан сказал ему: „Я пришёл потому, что такой-то прислал к тебе свою невольницу с запиской, содержащей привет тебе, и он говорит в ней, что не приходит к тебе из-за одного обстоятельства. А невольница стоит у двери. Позволишь ли ты ей войти?“ – „Введите её!“ – сказал Али. И Абу-аль-Хасан подмигнул ему, что это невольница Шамс-ан-Нахар, и Али ибн Беккар понял знак.

 

А когда невольница вошла, он поднялся и обрадовался и спросил её знаками: «Как поживает твой господин, да исцелит и да излечит его Аллах!» А она ответила: «Хорошо!» А затем вынула записку и подала её юноше. И Али ибн Беккар взял записку, поцеловал её и, развернув, прочитал, а потом отдал Абу-аль-Хасану, и тот увидел, что в ней написаны такие стихи:

 

«Мой посланный тебе скажет все новости,

Что скажет он, пусть заменит свидание.

Влюблённую в тебя страстно оставил ты,

И бодрствуют неизменно глаза её.

Я стойкою быть стараюсь в несчастии,

Но тварь отразить не может судьбы удар.

Будь счастлив и не забудь ты души моей,

О, если бы век не скрылся ты с глаз моих!

Взгляни, как ты худ стал телом и болен как,






Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском:

vikidalka.ru - 2015-2024 год. Все права принадлежат их авторам! Нарушение авторских прав | Нарушение персональных данных