Главная

Популярная публикация

Научная публикация

Случайная публикация

Обратная связь

ТОР 5 статей:

Методические подходы к анализу финансового состояния предприятия

Проблема периодизации русской литературы ХХ века. Краткая характеристика второй половины ХХ века

Ценовые и неценовые факторы

Характеристика шлифовальных кругов и ее маркировка

Служебные части речи. Предлог. Союз. Частицы

КАТЕГОРИИ:






Рассказ о быке с ослом 60 страница




И если бы ветерок во сне пролетел над ней»

Летя, он всегда бы нёс её благовония.

Скорбят ожерелия, что пояс звенит её,

Когда онемел браслет на каждой из рук её.

Захочет браслет ножной серьгу лобызать её —

И все в ней сокрытое предстанет очам любви,

Меня за любовь хулят, не зная прощения,

Что пользы от глаз, когда они не прозорливы?

Хулитель, позор тебе, ты несправедлив ко мне!

Все взоры склоняет вниз краса газеленочка».

 

А когда он кончил говорить стихи, везирь сказал царю: «О царь века и времени, до каких пор будешь ты сидеть подле твоего сына, удалившись от войск? Быть может, нарушится порядок в твоём царстве, так как ты удалился от вельмож царства. Разумный, когда на его теле разнообразные раны, должен лечить опаснейшую из них, и, по моему мнению, тебе следует перевести твоего сына отсюда во дворец, выходящий на море, и ты будешь удаляться туда к своему сыну. А для дивана и для выезда ты назначишь во всякую неделю два дня – четверг и понедельник, и станут входить к тебе в эти дни эмиры, везири, придворные и вельможи царства, и остальные воины и подданные, чтобы изложить тебе свои дела, и ты будешь исполнять их нужды, судить их, брать и отдавать, и приказывать и запрещать. А остаток недели ты будешь подле твоего сына Камар-аз-Замана и останешься в этом положении, пока Аллах не пошлёт тебе и ему облегчения. О царь, берегись превратностей времени и ударов случая, разумный всегда настороже. А как хороши слова поэта:

 

Доволен ты днями был, пока хорошо жилось,

И зла не страшился ты, судьбой приносимого,

Ночами ты был храним и дал обмануть себя,

Но часто, хоть ночь ясна, случается смутное.

О люди, пусть будет тот, кому благосклонный рок

Лишь помощь оказывал, всегда осторожен!»

 

Услышав от везиря эти слова, царь счёл их правильным и полезным для себя советом, и они произвели на него впечатление. Он испугался, что нарушится порядок в его царстве, и в тот же час и минуту поднялся и приказал перевести своего сына из этого места во дворец, выходящий на море.

 

А этот дворец был посреди моря, и туда проходили по мосткам шириной в двадцать локтей. Вокруг дворца шли окна, выходившие на море, и пол в нем был выстлан разноцветным мрамором, а потолок был покрыт разными прекраснейшими маслами и разрисован золотом и лазурью.

 

И Камар-аз-Заману постлали во дворце роскошную шёлковую подстилку и вышитые ковры, а стены в нем покрыли избранной парчой и опустили занавески, окаймлённые жемчугами. И Камар-аз-Замана посадили там на ложе из можжевельника, украшенное жемчугами и драгоценностями, и Камар-аз-Заман сел на это ложе, но только от постоянных дум о девушке и любви к ней у него изменился цвет лица, и его тело исхудало, и перестал он есть, пить и спать и сделался точно больной, который двадцать лет болен.

 

И его отец сидел у его изголовья и печалился о нем великой печалью, и каждый понедельник и четверг царь давал разрешения эмирам, придворным, наместникам, вельможам царства, воинам и подданным входить в этот дворец, и они входили и исполняли обязанности службы и оставались подле него до конца дня, а затем уходили своей дорогой. А царь приходил к своему сыну в тот покой и не расставался с ним ни ночью, ни днём и проводил таким образом дни и ночи.

 

Вот что было с Камар-аз-Заманом, сыном царя Шахрамана. Что же касается царевны Будур, дочери царя аль-Гайюра, владыки островов и семи дворцов, то когда джинны принесли её и положили на её постель, она продолжала спать, пока не взошла заря. И тогда она проснулась от сна и седа прямо и повернулась направо и налево, но не увидела юноши, который был в её объятиях, и сердце её взволновалось, и ум покинул её.

 

И она закричала великим криком, и проснулись все её невольницы, няньки и управительницы и вошли к ней, и старшая из них подошла к царевне и сказала: «О госпожа моя, что такое тебя постигло?» И Будур ответила ей: «О скверная старуха, где мой возлюбленный, прекрасный юноша, который спал сегодня ночью у меня в объятиях? Расскажи мне, куда он ушёл».

 

И когда управительница услышала от неё эти слова, свет стал мраком перед лицом её, и она испугалась гнева царевны великим страхом. «О госпожа моя Будур, что Это за гадкие речи?» – спросила она. И Ситт Будур воскликнула: «О скверная старуха, где мой возлюбленный, красивый юноша, со светлым лицом, изящным станом, чёрными глазами и сходящимися бровями, который спал подле меня сегодня ночью, с вечера и пока не приблизился восход солнца?» – «Клянусь Аллахом, – ответила управительница, – я не видела ни юноши, ни кого другого. Ради Аллаха, о госпожа, не шути таких шуток, выходящих за предел, – не то потому, что гибнут наши души. Может быть, эта шутка дойдёт до твоего отца, и кто тогда вызволит нас из его рук…»

 

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

 

 

Сто девяносто третья ночь

 

Когда же настала сто девяносто третья ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что управительница сказала госпоже Будур: „Ради Аллаха, о госпожа, не шути таких шуток, выходящих за предел, – может быть, эта шутка дойдёт до твоего отца, и кто тогда вызволит нас из его рук?“ Но царевна Будур сказала ей: „Юноша ночевал подле меня сегодня ночью, и он лучше всех людей лицом“, а управительница воскликнула: „Да сохранит Аллах твой разум! Никто не ночевал подле тебя сегодня ночью“.

 

И тогда Будур взглянула на свою руку и нашла у себя на пальце перстень Камар-аз-Замана, а своего перстня не нашла. «Горе тебе, проклятая женщина, – сказала она управительнице, – ты лжёшь мне и говоришь, что никто не ночевал у меня, и клянёшься мне Аллахом впустую?» И управительница ответила: «Клянусь Аллахом, я тебе не лгала и не клялась впустую!» А Ситт Будур разгневалась на неё и, вынув меч, бывший подле, ударила им управительницу и убила её. И тогда евнухи, невольницы и рабыни закричали на царевну и пошли к её отцу и осведомили его о том, что с ней.

 

И царь в тот же час и минуту пришёл к своей дочери Ситт Будур и спросил её: «О дочь моя, что с тобой случилось?» – а она отвечала: «О батюшка, где тот юноша, что спал со мною сегодня ночью?» И разум улетел у неё из головы, и она стала ворочать глазами направо и налево, а потом разорвала на себе одежду до подола. И когда её отец увидал такие поступки, он велел девушкам схватить царевну. И её схватили и заковали и надели на шею железную цепь и привязали её у окна и оставили её.

 

Вот что было с царевной Будур. Что же касается её отца, царя аль-Гайюра, то, когда он увидел, что случилось с его дочерью Ситт Будур, мир стал для него тесен, так как он любил её, и стало на душе у него тяжело.

 

И тогда он позвал врачей и звездочётов и обладателей перьев[231 - То есть учёных, составляющих гороскопы и пишущих талисманы.] и сказал им: «Кто исцелит мою дочь от того, что с нею, я женю того на ней и отдам ему половину моего царства, а тому, кто подойдёт к ней и не исцелит её, я отрублю голову и повешу её на воротах дворца».

 

И всякому, кто входил к царевне и не исцелял её, царь рубил голову и вешал её на воротах дворца, пока не отрезали из-за неё головы сорока человекам из врачей и не распяли сорок человек звездочётов. И все люди отступились от неё, и все врачи оказались бессильными её вылечить. И дело её стало трудным для людей наук и обладателей перьев.

 

А затем Ситт Будур, когда увеличились её волненье и страсть и измучили её любовь и безумие, пролила слезы и сказала такие стихи:

 

«Любовь к тебе, о месяц, – мой обидчик,

И мысль о тебе во мраке ночном – мучитель.

И ночью лежу, а в рёбрах моих – как пламя,

Что жаром своим на адский огонь похоже.

Испытана я чрезмерных страстей гореньем,

И стало теперь мученье от них мне карой. —

 

Потом вздохнула и произнесла ещё:

 

Привет мой возлюбленным во всех обиталищах,

И подлинно, я стремлюсь в жилище любимых.

Привет мой вам – не привет того, кто прощается,

Шлю много приветов я – все больше и больше.

И правда, люблю я вас и вашу страну люблю,

Но я от того далёк, чего я желаю».

 

А когда Ситт Будур кончила говорить эти стихи, она стала плакать, пока у неё не заболели глаза и щеки её не побледнели, и она провела в таком положении три года.

 

А у неё был молочный брат по имени Марэуван, который уехал в дальние страны и не был с нею все это время. И он любил её любовью более сильной, чем братская любовь, и, приехав, вошёл к своей матери и спросил про свою сестру Ситт Будур, и мать сказала ему: «О дитя моё, твою сестру постигло безумие, и прошло три года, как на шее у неё железная цепь, и все врачи и мудрецы бессильны излечить её».

 

И, услышав это, Марзуван воскликнул: «Мне обязательно нужно войти к ней: может быть, я узнаю, что с нею, и смогу её вылечить!» И когда мать Марзувана услыхала его слова, она сказала: «Ты непременно должен к ней войти, но дай срок до завтра, и я как-нибудь ухитрюсь устроить твоё дело».

 

Потом его мать пешком отправилась во дворец Ситт Будур и встретилась с евнухом, поставленным у ворот, и дала ему подарок и сказала: «У меня есть дочь, которая воспиталась с госпожой Будур, и я выдала её замуж, а когда с твоей госпожой случилось то, что случилось, сердце моей дочери привязалось к ней. И я хочу от твоей милости, чтобы моя дочка на минутку пришла к ней, посмотреть на неё, а потом она вернётся туда, откуда пришла, и никто о ней не узнает». И евнух отвечал: «Это возможно не иначе, как ночью. После того, как султан придёт посмотреть на свою дочь, приходи и ты с твоей дочкой».

 

И старуха повелевала евнуху руку и ушла к себе домой и подождала до вечера следующего дня. И когда время настало, она поднялась в тот же час и минуту и, взяв своего сына Марзувана, одела его в платье из женских одежд, а потом она вложила его руку в свою и повела его во дворец. И ока до тех пор шла с ним, пока не привела его к евнуху, после ухода султана от его дочери. И когда евнух увидал старуху, он поднялся на ноги и сказал ей: «Входи и не сиди долго!»

 

И старуха вошла со своим сыном, и Марзуван увидал Ситт Будур в таком состоянии и поздоровался с нею, после того как мать сняла с него женские одежды. И Марзуван вынул книги, которые были с ним, и зажёг свечу и прочёл несколько заклинаний.

 

И тогда Ситт Будур посмотрела на него и узнала его и сказала: «О брат мой, ты уезжал и вести от тебя прекратились». – «Верно, – отвечал Марзуван, – но Аллах благополучно привёл меня назад. И я хотел уехать второй раз, но удержали меня от этого лишь те вести, которые я про тебя услышал. Моё сердце сгорело из-за тебя, и я к тебе пришёл в надежде, что, может быть, я тебя освобожу от того, что с тобою случилось». – «О брат мой, – сказала Будур, – ты думаешь, то, что меня постигло, безумие?» – «Да», – отвечал Марзуван. И Будур сказала: «Нет, клянусь Аллахом! А дело таково, как сказал поэт:

 

Сказали: «Безумен ты от страсти к возлюбленным».

Сказал я: «Жить в радости дано лишь безумным».

Очнуться влюблённые не могут уж никогда,

К безумным же изредка приходит припадок.

Безумен я! Дайте мне того, кто мой отнял ум,

И если безумие пройдёт, не корите».

 

И тут Марзуван понял, что она влюблена, и сказал ей: «Расскажи мне твою историю и то, что тебя постигло. Может быть, в моих силах сделать что-нибудь, в чем будет твоё освобождение…»

 

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

 

 

Сто девяносто четвёртая ночь

 

Когда же настала сто девяносто четвёртая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что Марзуван сказал госпоже Будур: «Расскажи мне твою историю и то, что с тобой случилось. Может быть, Аллах научит меня чему-нибудь, в чем будет твоё освобождение.

 

И Ситт Будур отвечала: «О брат мой, слушай мою историю. Однажды ночью я пробудилась от сна, в последнюю треть ночи, и села прямо и увидала рядом с собой юношу, прекраснейшего, какой есть среди юношей… Язык устанет его описывать. И подобен он ветви ивы или трости камыша… И я подумала, что мой отец дал ему приказ испытать меня, так как отец склонял меня выйти Замуж, когда меня сватали у него цари, а я отказывалась. Вот это и помешало мне разбудить юношу: я боялась, что если я что-нибудь сделаю или обниму его, он, может быть, расскажет моему отцу об этом. А проснувшись, я увидала у себя на руке его перстень вместо моего перстня, который он у меня взял. Вот мой рассказ и причина моего безумия: моё сердце, о брат мой, привязалось к нему с тех пор, как я его увидела, и от великой любви и страсти я не вкушаю пищи сна, и нет у меня иного дела, как только лить слезы и плакать и говорить стихи ночью и днём».

 

И она пролила слезы и произнесла такие стихи:

 

«Приятны ль мне услады после страсти,

Когда в сердцах пастбище той газели?

Влюблённых кровь – ему пустяк пустейший,

Душа измученных по нем лишь тает.

Ко взорам его ревную своим и к мыслям,

И часть меня над частью соглядатай.

И веки у него бросают стрелы,

Разят они, в сердца к вам попадая»

До смерти я смогу ль его увидеть,

Коль в здешней жизни мне найдётся доля?

Храню я тайну, но слеза доносит,

Что чувствую, и знает соглядатай.

Он близок – близость с ним, увы, далеко,

Далёк он – мысль о нем от меня близко».

 

Потом Ситт Будур сказала Марзувану: «Вот видишь, брат мой, что же ты со мною сделаешь, раз меня такое постигло?» И Марзуван опустил ненадолго голову к земле, дивясь и не зная, что делать, а потом он поднял голову и сказал: «Все, что с тобой случилось, – истина, и история с тем юношей сделала мой разум бессильным. Но я пойду по всем странам и буду искать, как тебя излечить. Быть может, Аллах сделает твоё исцеление делом моих рук. Но только терпи и не горюй!» Затем Марзуван простился с Будур и пожелал ей твёрдости, и вышел от неё, а она говорила такие стихи:

 

«Твой призрак по душе моей проходит,

Хоть путь далёк, шагами посещённых.

Мечты тебя лишь к сердцу приближают,

Как молнию сравнить с очками зорких?

Не будь далёк, ты – свет моего глаза:

Когда уйдёшь, не будет ему света».

 

А Марзуван пошёл в дом своей матери и проспал эту ночь, а утром он собрался в путешествие, и поехал и, не переставая, ездил из города в город и с острова на остров в течение целого месяца. И он вступил в город, называемый ат-Тайраб, и пошёл, выведывая у людей новости в надежде, что найдёт лекарство для царевны Будур. И всякий раз, как он входил в город или проходил по нему, он слышал, что царевну Будур, дочь царя аль-Гайюра, поразило безумие, но, достигши города ат-Тайраба, он услышал весть о Камар-аз-Замане, сыне царя Шахрамана, что он болен и что его поразило расстройство и безумие.

 

И Марзуван, услышав это, спросил, как называется его город, и ему сказали: «Он находится на островах Халидан, и до них от нашего города целый месяц пути по морю, а сушею шесть месяцев». И Марзуван сел на корабль, направлявшийся на острова Халидан, и ветер был для него хорош в течение месяца, и они подъехали к островам Халидан. Но когда они приблизились и им оставалось только пристать к берегу, вдруг налетел на них сильный ветер и сбросил мачты и порвал ткань, так что паруса упали в море, и перевернулся корабль со всем тем, что в нем было…»

 

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

 

 

Сто девяносто пятая ночь

 

Когда же настала сто девяносто пятая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что когда корабль перевернулся со всем тем, что в нем было, каждый занялся самим собою, а что касается Марзувана, то волны бросали его, пока не принесли к подножию царского дворца, где был Камар-аз-Заман.

 

И по предопределённому велению случилось так, что Это было в тот день, когда к царю Шахраману собирались вельможи его правления и господа его царства, чтобы служить ему. И царь Шахраман сидел, а голова его сына была у него на коленях, и евнух отгонял от него мух. А прошло уже два дня, как Камар-аз-Заман не разговаривал, не ел и не пил, и сделался он тоньше веретёна.

 

И везирь стоял у его ног, возле окна, выходящего на море, и он поднял взор и увидел, что Марзуван близок к гибели из-за больших волн и находится при последнем вздохе. И сердце везиря сжалилось над ним, и он подошёл к царю и, вытянув к нему шею, сказал: «Я прошу у тебя позволения, о царь, спуститься во двор и открыть ворота дворца, чтобы спасти человека, который потонет в море, и вывести его из затруднения к облегчению. Может быть, Аллах по причине этого освободит твоего сына от того, что с ним». – «О везирь, – отвечал ему царь, – довольно того, что случилось с моим сыном из-за тебя и по твоей вине. Может быть, ты вытащишь этого утопающего и он узнает о наших обстоятельствах и увидит моего сына, когда он в таком положении, и станет злорадствовать надо мною. Но, клянусь Аллахом, если этот утопающий выйдет из воды и увидит моего сына, уйдёт и станет говорить с кем-нибудь о наших тайнах, я обязательно отрублю тебе голову раньше, чем ему, так как ты, о везирь, виновник того, что случилось с нами в начале и в конце. Делай же, как тебе вздумается».

 

И везирь поднялся и открыл потайную дверь дворца, ведшую к морю, и, пройдя по мосткам двадцать шагов, вышел к морю и увидал, что Марзуван близок к смерти. И везирь протянул к нему руку и, схватив его за волосы на голове, потянул за них, и Марзуван вышел из моря в состоянии небытия, и живот его был полон воды, а глаза выкатились. И везирь подождал, пока дух вернулся к нему, а затем снял с него одежду и одел его в другую одежду, а на голову ему он повязал тюрбан из тюрбанов своих слуг, и потом он сказал ему:

 

«Знай, что я был причиною того, что ты спасся и не утонул. Не будь же причиною моей смерти и твоей смерти…»

 

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

 

 

Сто девяносто шестая ночь

 

Когда же настала сто девяносто шестая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что когда везирь сделал с Марзуваном то, что сделал, он сказал ему: „Знай, что я был причиною того, что ты спасся, не будь же ты теперь причиною моей смерти и твоей смерти“. – „А как так?“ – спросил Марзуван. И везирь сказал: „Ты сейчас поднимешься и пройдёшь между эмирами и везирями, и все они будут молчать, ничего не говоря, из-за Камар-аз-Замана, сына султана“.

 

И, услышав о Камар-аз-Замане, Марзуван все вспомнил, так как он слышал рассказы о нем в других странах и пришёл сюда в поисках его, но он притворился незнающим и спросил везиря: «А кто такой Камар-аз-Заман?» – и везирь отвечал ему: «"Это сын султана Шахрамана, и он болен и лежит в постели; ему нет покоя, и он не ест, не пьёт и не спит ни ночью, ни днём. Он близок к смерти, и мы отчаялись, что он будет жить, и уверились в его близкой кончине. Берегись же долго глядеть на него и смотреть не на то место, куда ты ставишь ногу: иначе пропадёт твоя и моя душа».

 

«Ради Аллаха, о везирь, – сказал Марзуван, – я надеюсь, что ты расскажешь мне об этом юноше, которого ты мне описал. В чем причина того, что с ним?» – «Я не знаю причины, – отвечал везирь, – но только его отец три года назад просил его, чтобы он женился, а Камараз-Заман отказался, и отец разгневался на него и заточил его. А наутро юноша стал утверждать, что он спал и видел рядом с собою девушку выдающейся красоты, чью прелесть бессилен описать язык, и сказал нам, что снял с её пальца перстень и сам надел его, а ей надел свой перстень. И мы не знаем того, что скрыто за этим делом. Заклинаю же тебя Аллахом, о дитя моё, когда поднимешься со мною во дворец, не смотри на царского сына и иди своей дорогой: сердце султана полно гнева на меня».

 

И Марзуван подумал: «Клянусь Аллахом, это и есть то, что я ищу! А потом Марзуван пошёл сзади везиря и пришёл во дворец, и везирь сел у ног Намар-Замана, а Марзуван – у того не было другого дела, как идти, пока он не остановился перед Камар-аз-Заманом и не посмотрел на него. И везирь умер живьём от страха и стал смотреть на Марзувана и подмигивать ему, чтобы он шёл своей дорогой. Но Марзуван притворился, что не замечает его, и смотрел на Камараз-Замана. И он убедился и узнал, что это тот, кого он ищет…»

 

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

 

 

Сто девяносто седьмая ночь

 

Когда же настала сто девяносто седьмая ночь, она сказала. «Дошло до меня, о счастливый царь, что когда Марзуван посмотрел на Камар-азЗамана и узнал, что это тот, кого он ищет, он воскликнул: „Слава Аллаху, который сделал его стан подобным её стану и его щеку такой, как её щека, и цвет его лица таким же, как у неё!“

 

А Камар-аз-Заман открыл глаза и стал прислушиваться к словам Марзувана, и, когда Марзуван увидел, что Камар-аз-Заман прислушивается к его словам, он проговорил такие стихи:

 

«Я вижу, взволнован ты и стонешь в тоске своей,

И склонён устами ты красоты хвалить её.

Любовью охвачен ты иль стрелами поражён?

Так держит себя лишь тот, кто был поражён стрелой.

Меня напои вином ты в чаше, и спой ты мне,

Сулейму и ар-Ребаб и Танум ты помяни.

О, солнце лозы младой – дно кружки звезда его,

Восток-рука кравчего, а запад – уста мои.

Ревную бока её к одежде её всегда,

Когда надевает их на тело столь нежное.

И чашам завидую, уста ей целующим,

Коль к месту лобзания она приближает их.

Не думайте, что убит я острым был лезвием, —

Нет, взгляды разящие метнули в меня стрелу.

Когда мы с ней встретились, я пальцы нашёл её

Окрашенными, на кровь дракона похожими,

И молвил: «Меня уж нет, а руки ты красила!

Так вот воздаяние безумным, влюбившимся!»

 

Сказала она и страсть влила в меня жгучую Словами любви, уже теперь нескрываемое:

 

«Клянусь твоей жизнью я, не краской я красила,

Не думай же обвинять в обмане и лжи меня.

Когда я увидела, что ты удаляешься, —

А ты был рукой моей в кистью и пальцами, —

Заплакала кровью я, расставшись, и вытерла

Рукою её, и кровь мне пальцы окрасила»,

И если б заплакать мог я раньше её, любя,

Душа исцелилась бы моя до раскаянья,

Но раньше заплакала она, в заплакал я

От слез её и сказал: «Заслуга у первого

Меня не браните вы за страсть и ней – поистине,

Любовью клянусь, по ней жестоко страдаю я.

Я плачу о той, чей лик красоты украсили,

Арабы в персы ей не знают подобия.

Умна как Лукман[232 - Лукман – легендарный мудрец, которому предание приписывает арабскую обработку басен Эзопа. Его именем названа одна из глав Корана.] она, ликом как у Юсуфа,

Ноет как Давид она, как Марьям, воздержана.

А мне – горесть Якова, страданья Юсуфа,

Несчастье Иова и беды Адамовы[233 - Юсуф (Иосиф), Давид, Марьям (Мария), Яков (Иаков), Юиус (Иона), Иов, Адам – библейские персонажи, рассказы о которых перешли в коран и арабскую литературу.],

Не надо казнить её! Коль я от любви умру,

Спросите её: «Как кровь его ты пролить могла?»

 

И когда Марзуван произнёс эту касыду, он низвёл на сердце Камараз-Замана прохладу и мир, и тот вздохнул и повернул язык во рту и сказал своему отцу: «О батюшка, позволь этому юноше подойти и сесть со мной рядом…»

 

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

 

 

Сто девяносто восьмая ночь

 

Когда же настала сто девяносто восьмая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что Камар-аз-Заман сказал своему отцу: „О батюшка, пусти этого юношу подойти и сесть со мной рядом“. И когда султан услышал от Камар-аз-Заман эти слова, он обрадовался великой радостью, а ведь раньше его сердце встревожилось из-за Марзувана, и он задумал в душе обязательно отрубить ему голову. И теперь он услышал, что его сын заговорил, и то, что с ним было, прошло, и он поднялся и привлёк к себе юношу Марзувана и посадил его рядом с Камар-аз-Заманом.

 

И царь обратился к Марзувану и сказал ему: «Слава Аллаху за твоё спасение!» А Марзуван ответил: «До сохранит тебе Аллах твоего сына!» – и пожелал царю добра. «Из какой ты страны?» – спросил его царь, и он ответил: «С внутренних островов, из земель царя аль-Гайюра, владыки островов, морей и семи дворцов». И царь Шахраман сказал ему: «Может быть, твой приход будет благословенным для моего сына и Аллах спасёт его от того, что с ним». – «Если пожелает Аллах великий, будет только одно добро», – отвечал Марзуван.

 

А потом он обратился к Камар-аз-Заману и сказал ему на ухо, незаметно для паря и для вельмож правления: «О господин мой, укрепи свою душу и сделай своё сердце сильным и прохлади свои глаза. Той, из-за кого ты стал таким, – не спрашивай, каково ей из-за тебя. Но ты скрыл свою любовь и заболел, а что до неё, то она объявила о своей любви и все сказали, что она бесноватая. И теперь она в заточении, и на шее у неё железная цепь, и она в наихудшем состоянии, но если захочет (Аллах великий, ваше излеченье будет делом моих рук».

 

И когда Камар-аз-Заман услышал эти слова, дух вернулся к нему и его сердце окрепло, и он оживился и сделал знак своему отцу, чтобы тот посадил его, и царь едва не взлетел от радости. Он подошёл к сыну и посадил его, и Камар-аз-Заман сел, а царь махнул платком, так как боялся за своего сына, и все эмиры и везири ушли. И царь положил Камар-аз-Заману две подушки, и тот сел, облокотившись на них, а царь велел надушить дворец шафраном, а потом он приказал украсить город и сказал Марзувану: «Клянусь Аллахом, о дитя моё, твоё появление счастливо и благословенно», – и проявил к нему крайнее уважение.

 

Затем царь потребовал для Марзувана кушанья, и их подали, и Марзуван подошёл и сказал Камар-аз-Заману: «Подойди поешь со мною», – и Камар-аз-Заман послушался его и подошёл и стал есть с ним, и при всем этом царь благословлял Марзувана и говорил: «Как прекрасно, что ты пришёл, о дитя моё!» А когда отец Камар-аз-Замана увидел, что его сын стал есть, его радость и веселье увеличились, и он сейчас же вышел и рассказал об этом матери юноши и жителям дворца. И во дворце забили в барабаны при радостной вести о спасении Камар-аз-Замана. И царь велел кликнуть клич, чтобы город украсили, и город был украшен, и люди обрадовались, и был то великий день. А затем Марзуван провёл эту ночь подле Камар-аз-Замана, и царь переночевал с ними, радостный, и ему было весело…»

 

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

 

 

Сто девяносто девятая ночь

 

Когда же настала сто девяносто девятая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что царь Шахраман провёл эту ночь с ними – так он был рад исцелению своего сына. А когда наступило утро и царь Шахраман ушёл и Марзуван остался один с Камар-аз-Заманом, он рассказал ему всю историю, с начала до конца, и сказал: „Знай, что мне знакома та, с которой ты был вместе, и зовут её Ситт Будур, дочь царя аль-Гайюра“.

 

А затем он рассказал ему с начала до конца о том, что произошло с госпожой Будур, и поведал о крайней её любви к нему и сказал: «Все, что произошло у тебя с твоим отцом, случилось и у неё с её отцом. Ты, без сомнения, её возлюбленный, а она – твоя возлюбленная. Укрепи же твою волю и сделай сильным твоё сердце – я приведу тебя к ней и скоро сведу вас вместе. И я сделаю с вами так, как сказал поэт:

 

Когда друзья друг друга покинули

И долго уж их ссора продлилась,

Я скреплю меж ними вновь дружбы связь,

Как гвоздь скрепляет лезвия ножниц».

 

И Марзуван до тех пор убеждал Камар-аз-Замана быть сильным, и ободрял его и утешал и побуждал есть м пить, пока тот не поел кушаний и не выпил напитков, дух его вернулся к нему, и возвратились его силы, и он спасся от того, что его постигло. И все это время Марзуван развлекал его стихами и рассказами, пока Камар-аз-Заман не поднялся на ноги и не пожелал пойти в баню. И Марзуван взял его за руку и свёл в баню, и они вымыли себе тело и почистились…»

 

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

 

 

Ночь, дополняющая до двухсот

 

Когда же настала ночь, дополняющая до двухсот, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что когда Камар-аз-Заман, сын царя Шахрамана, пошёл в баню, его отец приказал выпустить заключённых, радуясь этому, и наградил роскошными одеждами вельмож своего царства и роздал бедным милостыню, и велел украсить город, и город был украшен семь дней.






Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском:

vikidalka.ru - 2015-2024 год. Все права принадлежат их авторам! Нарушение авторских прав | Нарушение персональных данных