СПЕЛЕОЛОГИИИ. 1958-1969-годы. 4 страница

Мне так захотелось описать это ощущение подземной красоты, стыдливую девственность перламутра натеков на темном фоне пещеры, что, придя домой, я сразу сел за стол, взял карандаш и бумагу. В течение получаса я, как герой детектива Богомила Райнова, тупым концом карандаша ковырял в носу, а заточенным вывел на листе что-то отдаленно напоминающее жирную свинью с задней частью русалки. На этом моя литературная деятельность и закончилась.

Но, шутки в сторону, давайте договоримся сразу – в пещере очень, непередаваемо красиво. В любой пещере, большой или маленькой, вертикальной или горизонтальной, обязательно отыщется уголок, где в восторге замрет сердце исследователя.

Так что в любом моем описании экспедиций, походов, пещер читатель должен подразумевать, что кроме веревок, тросов, лестниц, крючьев, грязи, отвесов, сифонов, скал, как - бы за кадром обязательно присутствуют плачущие оголенно - белые сталактиты с хрустально прозрачной капелькой, матово-молочные с перламутровым отливом сталагмиты, различной формы колонны, эксцентрические гелектиты, занавеси, драпировки, барражи, гуры, пещерный жемчуг, жидкий камень – лунное молочко...

Кстати, так оно и есть на самом деле, но со временем уже почти не обращаешь внимания на сталактиты. Воспринимаешь их как что-то обязательное. Ну, красиво, да ведь так и должно быть!

И вообще, восприятие красоты зависит от многих факторов. Попробуйте любоваться великолепными полотнами Сурикова или, скажем. Репина... на голодный желудок. Может первый раз и получится, но потом... А если у вас плохое настроение, усталость с ног валит, насморк, наконец?

Да что там говорить. Ведь, к примеру, все знают, что горы – прекрасны! Я сам неоднократно любовался горными хребтами и вершинами на восхождениях в альплагерях, но... Однажды неожиданно наступил миг, время просветления, когда где-то в глубине души вдруг открылась дверь, и я по-новому увидел красоту гор. Нет! даже не увидел – внутренне понял и принял, впитал в себя маленький горный уголок. Даже не путаюсь описать, что я чувствовал в этот момент. Это был миг высшего блаженства, миг полного единения с природой. Я растворился в ней, почувствовал себя частицей огромного мира. Мира черно-серых таинственных скал, ослепительно сверкающего белого снега, ярко-зеленой травы на крутых склонах, синего леса глубоко внизу, петляющей по дну долины речки, фиолетово-голубого неба, далеких звезд, всей непрекращающейся вселенной.

И столько нежности, умиления, любви было в этом единении не только с данным участком Кавказа, нет, я знал, верил, чувствовал себя маленькой, микроскопической, но важно необходимой частичкой неизвестно кем и зачем сотворенного МИРА, что непроизвольно выступили слезы на глазах.

Я сидел и плакал. Плакал никого не стесняясь, тем более я был совершенно один. (Я тогда в одиночку с плато Загедан пересек Главный Кавказский хребет.)

Это было необъяснимое блаженство. Мне хотелось, чтобы оно продолжалось бесконечно, но, должно быть, организм защищает наш мозг даже от приятных перегрузок – через пару минут я, вроде, пробудился, вынырнул из глубокого сна.

Навалившись на собственный рюкзак, я сидел на скальном выступе над небольшим голубовато-зеленоватым озером на безымянном перевале. То же высокое небо, парящий ниже меня орел, цепочка туров, пробирающаяся по узенькой полочке над озером, блики ручья внизу... Но куда-то исчезло, испарилось умиление в душе. Нет блаженства, когда хотелось петь, кричать, плакать и молчать одновременно. Ну, красиво, хорошо и все! И что плакать? Разнежился, размамлюнился, как кисейная барышня. Вот, мне еще засветло до леса спуститься надобно. В лесу хорошо. Лес – это дрова, костер, тепло, речка – это вода, обед, скалы – место выхода пещер. А голубое небо? У меня вон рюкзак голубой, что на него теперь смотреть и плакать?

И все же я безмерно благодарен природе, горам за те пару минут, когда я чувствовал себя всемогущим богом и маленьким муравьем одновременно. Когда я был частице вселенной.

Нельзя сказать, что с началом большой работы в Бирюсинском заливе Красноярского водохранилища спелеологи забыли остальные пещеры. В. Полуэктов в “Красноярском рабочем” 23.04.63 г. писал:

“Группа спелеологов в составе двенадцати человек получила задание обследовать одну из глубочайших пещер нашей страны – Торгашинский провал, - систематическое изучение которого началось в 1959 году.

В результате десятичасового пребывания под землей были открыты неизвестные продолжения Торгашинского провала”.

В этом же году окончательно было закрыто белое пятно Каляжинского провала. 26.05.63 г. в “Красноярском рабочем” Г. Коваленко писал:

“Два года прошло после “дикого” спуска, как мы назвали штурм Каляжинского провала в 1961 году...

Пробный спуск делает Виктор Пономарев. Ему, как руководителю экспедиции, необходимо знать характер трещины, чтобы наметить план исследования. После обеда моя очередь.

Спускаюсь на глубину 90 метров. Здесь еще никто не был. Мрачные стены сомкнулись. Внизу узкая щель, в которую вряд ли проползешь. В узком месте застрял. По телу прошел холодок, как перед прыжком в воду. Выдыхаю воздух и протискиваюсь вниз.

...опускаюсь еще метров на пять, и – дальше некуда. Сбоку щель, в которую проникнет разве только мышь.

Сообщаю обо всем наверх. В наушниках слышно, как ребята кричат “ура”. Телефон доносит их смех, веселые возгласы. И я вместе с другими радуюсь тому, что наконец-то покорен этот легендарный провал.

Чтобы как-то отметить пребывание здесь, на стометровой глубине, человека, на стене выбиваю “1963” и вешаю молоток на крюк”.

С этого года образуются новые секции спелеологов под эгидой краевой секции. “Политехник”, секция завода Телевизоров, Радиозавода, Геологоуправления, треста “Сибтехмонтаж” и т. д.

Спелеологи “Сибтехмонтажа” под руководством Виктора Бикеева в декабре 1963 года провели зимнюю экспедицию в Манский район Красноярского края. И хотя экспедиция не открыла рекордных пещер, на ней стоит остановиться хотя бы потому, что по окончании впервые был написан отчет по всем правилам: с введением, картой района, планами пройденных пещер, дневником, фотографиями. Отчет полностью, как и положено, готовил руководитель экспедиции, В. Бикеев:

“На одном из собраний секции красноярских спелеологов Юра Шимякин (Знаменитая в те времена в среде спелеологов личность. Но о нем, как-нибудь в другой раз – Б. М.) рассказал об услышанной им от соседей истории: “Вблизи дер. Кубеинка есть отдельно стоящая гора Кубия. На ее вершине находится в скалах черное отверстие – начало неизвестной пещеры. В 20-х годах нашего столетия жители деревни на трех связанных веревках спускали в пещеру своего односельчанина, но внезапно погасла свеча. До находящихся наверху людей донесся отчаянный крик. Вытащили бледного, потерявшего сознание человека...” (Чувствуете, вновь страшная легенда? – М. Б.)

Я протискиваюсь сквозь очень узкую щель, попадаю во вторую трубу. Дно наклонное и глинистое.

Здесь уже сидит толик (Тренихин – Б. М.) и пытается зажечь карбидку. Леня в поисках новых ходов лазит где-то наверху, над нашими головами. Вдруг он очень спокойно говорит:

-Ребята, берегитесь. Сбрасываю висячий камень.

Кровь бросилась в голову, мгновенно мы прижимаемся к стенкам. Посыпались мелкие камни. Что будет, если упадет большой?

Но все обошлось благополучно. Леня сумел закрепить его в щели”.

Лично я из этой экспедиции помню только то, что в пещере мы ожесточенно боролись с постоянно гаснущими карбидными фонарями и, по выходе, приняли твердое решение выбросить их. Да еще: на втором отвесе пещеры Кубеинской (не путать с Кубинской) стена была усыпана таким количеством мелких эксцентрических сталактитов, вывернутых в разные стороны, что мой комбинезон, – да и не только мой – превратился в лоскутки и лохмотья, которые я без сожаления выбросил после экспедиции.

А наш проводник Петров Петр, житель деревни Кубеинка, подождав нас немного у входа в пещеру, ушел домой, резонно решив, что если мы выберемся на поверхность – по своим же следам вернемся в деревню. Ну, а не дай бог, навсегда останемся в “царстве теней” - какой смысл ему нас поджидать?

Вот этот-то Петров, должно быть, догадываясь, что из пещеры мы вылезем мокрые и озябшие, – а на дворе январь и очень холодно, – прежде чем уйти, развел большой костер.

В одном из рюкзаков, стоявших рядом с костром, кроме одежды, продуктов и т. д. Был слиток парафина на два кило весом. Горел он, видимо, настолько хорошо, что от всего этого осталась маленькая кучка золы и пара железных застежек. Но в любом горе всегда найдутся счастливые моменты – рюкзак был не мой.

Пещеры оказались небольшими: Казанчесская – 20 метров, Кубеинская – 65 метров глубины!

Кстати, экспедицию в Каляжинский провал финансировал Красноярский краевой краеведческий музей, в оплату за то, что Н. Оводов – один из активнейших спелеологов секции – разобрал, определили, рассортировал и замаркировал завалы костей животных в запаснике музея.

Вообще говоря, найдя любую кость, по крайней мере в пещере, чему я был свидетелем, Оводов тут же сообщал любому желающему, какому животному при жизни принадлежала данная кость, и из какой части тела извлечена.

Как-то раз Николай, рассмотрев медвежий масёл, который буквально перед ним я отбросил в сторону, настолько обрадовался, что пустился в пляс, потрясая костью, как знаменем.

- Ты не свихнулся? – тактично поинтересовался я.

- Да ты посмотри, посмотри. Уникальная кость, - объяснял он. – Видишь глубокие царапины.

- Ну и что? Царапины и царапины.

- Как ты не понимаешь? Это же следы зубов медведя (дело происходило в пещере Баджейская, в километре от входа). Значит, голодные медведи жрали друг друга...

Лично я из всего этого сделал вывод: в пещере может встретиться голодный медведь, который захочет и меня сожрать?

Кстати, медвежьи следы в пещерах я встречал довольно часто, но самого – ни разу! Бог миловал.

Под руководством Н. Оводова в крае проводилось кольцевание летучих мышей, в 1962 году окольцовано 277, а в 1963 – 992. Несколько десятков летучих мышей было отловлено и направлено в Иркутский противочумный институт, по просьбе последнего, для изучения экопаразитов, как возможных переносчиков вирусных заболеваний. В этой работе Оводову активно помогали спелеологи.

Но вернемся к спортивному спелеодвижению. Первоначально секция спелеологов входила в систему Красноярского краевого туристско-экскурсионного управления, затем в 1960 году – при краевом отделении Географического общества СССР. С 1962 года секция работала при ДСО “Труд”. Но краевая секция все же оставалась при Совете по Туризму.

Из экспедиций 1963 года, в которых я не участвовал, можно отметить: в Назаровском районе красноярскими спелеологами проведена разведка, в результате которой установлено широкое распространение пещер. Одна из них, в районе дер. Мариновка, была обследована до глубины 30 метров. Дальнейшее проникновение в пещеру было прекращено из-за недостатка оснащения группы.

С 2 по 26 августа совместная экспедиция Красноярской секции спелеологов и Красноярского геологоуправления проводила исследования закарстованного массива известняка (порода, в которой наиболее часто встречаются пещеры) от устья реки Бирюсы до р. Козыреевой. В работе экспедиции приняли участие спелеологи Московской секции (в том числе первый председатель центральной секции спелеотуризма доктор наук В. Илюхин). Было найдено много новых гротов и пещер.

Один из результатов данной экспедиции (из песни слов не выкинешь!): “ханыги - красноярцы” у “добряков - москвичей” “умыкнули” немного веревки.

В то время красноярская секции на спортивное снаряжение, а тем более на веревку, была очень бедна. Даже специально ходили в Торгашинскую после альпинистов, чтобы с отвеса, на входе в грот Красоты, снять двух – трех метровые петли капронового репшнура; разными правдами и неправдами закупали стропы грузовых парашютов (капроновая лента длиной 14 метров) и использовали их в качестве основной веревки.

Но даже и при такой нехватке снаряжения, спелеологи, особенно молодые, много шутили, жили и ходили в пещеры весело! Мне кажется, что спелеотуризм и здоровый юмор просто неотделимы друг от друга. И если кто-то считает, что пещеры покоряют серьёзные дяди с целеустремленным взглядом, обвешанные веревками, крючьями и прочим железом, он глубоко ошибается. Нет, насчет веревок, крючьев и прочего, конечно, правда, а вот насчет серьёзности – это уж дудки!

Ну, посудите сами, как можно удержаться от смеха, если ваш товарищ, поднимаясь по качающейся лесенке, вместо перекладины схватился за отдельно лежащую осклизлую сырую палку? Или, не заметив кристально чистой воды, ухнет в холодное озеро? В той же, совместной экспедиции, дежурный по лагерю, Юрий Шимякин, сам составлявший меню обеда, натопил в большом котле огромное количество сала, в котором сиротливо плавали с десяток длинных макаронин. Да еще и удивлялся, как людям может не нравиться такая вкуснятина, а главное “страшно питательная еда”?

В этой экспедиции была выпущена стенгазета с броским названием: “Чнарк!” В самом низу большого ватмана мелкими буквами было написано: “Ошибки и опечатки, обнаруженные при издании: 1-я строка сверху. Написано – Чнарк! Следует читать – Сатира и Юмор!”

С этих пор, лично я все смешное зову одним словом – Чнарк!

А, Г. Коваленко, всерьез увлекшийся в то время химией, в плоской жестянке из-под кинопленки искусственным путем получал сероводород. И, надо сознаться, по резко подурневшему запаху в его палатке чувствовалось, что опыт ему удался.

Ну, а если говорить без шуток, к числу достижений краевой секции за этот период относится наработка новых приемов топографической съемки вертикальных шахт, использование лебёдок до глубины 90 метров (Каляженский провал), разработка и изготовление (своими силами, естественно) спецшлемов, систем освещения, жестких переносных металлических лестниц для преодоления вертикальных труб в сводах гротов, пещер и т. д.

Но самое главное в этом году в секцию влилось много молодых парней и девчат. Следовательно, возникла острая необходимость в их обучении. В конце 1963 года в Красноярске (Опять же на общественных началах) была организована впервые школа спелеологов.

На первой лекции ее преподаватель, Мавр Николаевич Добровольский говорил:

- Школа спелеологов – это не совсем обычная школа, где есть штатные преподаватели и ученики. Это, прежде всего, организация самодеятельная, общественная, где работу ведут все участники данного мероприятия. А занятия ведут сами же, только более подготовленные, товарищи. Причем не в форме нудных лекций, а в форме краткого делового сообщения и последующей живой беседы по рассматриваемым вопросам.

Однако занятия в школе позволят как систематизировать наши знания, укрепить их и, что самое главное, повысить культуру нашей работы. Строго говоря, мы не очень отдалились по культурному уровню исследования пещер от какого-нибудь неандертальского дяди, использовавшего пещеры в качестве жилья.

На общем фоне хорошей физической закалки и спортивного мастерства спелеологу приходится заниматься геологией, гидрологией, палеонтологией, археологией, антропологией, биологией, топографией и другими науками. Значит, хороший спелеолог должен быть всесторонне развитым человеком, в чем большую помощь нам должна оказать школа.

Разрешите выразить уверенность, что после завершения работы школы красноярские спелеологи станут не только самыми отважными, смелыми, инициативными, самыми выносливыми, но и самыми культурными спелеологами в Советском Союзе.

Какие слова! Какие правильные слова! Их бы золотыми буквами вышить на белом знамени с черной летучей мышью, знамени Красноярских спелеологов! Хотя все прошедшие тридцать лет, красноярские спелеотуристы, особенно не афишируя, стараются неукоснительно придерживаться этого правила.

Ну и последний штрих к 1963 году: два красноярских спелеолога – В. Бобрин и В. Деньгин были направлены секцией в Крым на сбор Центрального Совета по Туризму для подготовки на инструкторов.

Год.

Знаменит, прежде всего тем, лично для меня, что тёмной, холодной новогодней ночью я принял Енисейскую купель. Искупался, попросту говоря.

В начале шестидесятых во всю шло строительство Красноярской ГЭС, и спелеологи едва ли не ежедневно ходили в Бирюсинские пещеры, которые были в 10 – 12 километрах от Дивногорска, города гидростроителей, куда регулярно ходили автобусы.

В старой деревне Шумина, которая теперь на дне водохранилища, в тот год работала даже столовая, где мы частенько подзаправлялись. В один из выходов в этой столовой Альберт Бакланов и Николай Кожушкин вместо обеда на двоих заказали 38 стаканов молока. Многие даже пытались держать пари, но “справненькие” спелеотуристы опорожнили все 38 стаканов. Почему они заказали 38, а не 35 или, скажем, 40 для меня до сих пор неясно.

Ну, это, как говорится, шаг в сторону, а Новый 1964 год мы встречали в избушке лесорубов на берегу Енисея выше уже заброшенной деревни Шумиха.

Рано утром Оводов, Резвов, Зайцев, Резвова ушли в пещеру Кубинская, а мы с А. Казаковым направились в Дивногорскую.

Из пещеры на поверхность мы выползли уже затемно. В январе в Сибири темнеет очень рано. И едва мы прошли с полкилометра, - у меня сломалось крепление левой лыжи, проще говоря, отскочило совсем. Все мои попытки поставить ее на место, не увенчались успехом. Я попробовал было шагать на одной лыже, но и она скоро сломалась, вероятно решив, что за двоих пускай “лошадь трудится”.

Казаков, которому надоело постоянно меня поджидать, ушел в избушку, до которой оставалось еще километров восемь – девять, заверив, что к моему приходу натопит печь и заварит чай.

А мне ничего не оставалось, как запаковав лыжи под клапан рюкзака, животом буравить снег дальше. Может, кто пробовал ходить по тайге без лыж в середине зимы, хотя бы и по пробитой лыжне? Да еще ночью. Попробуйте!

Правда, если уж совсем откровенно, местами попадались места, где лыжня не проваливалась. Жаль только, что таких мест было мало.

Одним словом, устье Бирюсы встретило меня уже глубокой ночью, уставшего как собака.

Здесь идти стало проще: надутый ветром снег, с небольшими застругами был тверд. Обрадованный, зашагал я по скованному панцирем Енисею. Однако я настолько крепко устал, что шел вроде как в полусне.

И вдруг!

Обе ноги проваливаются куда-то вниз, не находя опоры, лыжные ботинки быстро заполняются ледяной водой. Мокрые, холодные тиски охватывают все выше: колени, живот, грудь...

Все! Конец! Полынья!

Сознание скоренько нарисовало картину, как уставшего Мартюшенко закручивает стремительное течение (тогда водохранилище еще не заполнялось, и течение в Енисее было шибко бойким) и заталкивает под метровый лёд...

“... выплыву, пожалуй, не раньше чем в середине лета и не ближе, чем в Ледовитом океане”.

Сказывают, в последний момент человек вспоминает всю жизнь, до мельчайших подробностей. Но, вероятно, у меня был еще не вечер, не последний звоночек, так как ничего путного из своей жизни я не вспомнил. Просто в голове злость, страх, едва не ужас, и единственная мысль: “Развернуться! Быстрее развернуться. Развернуться и выбраться на лёд. Быстрее, быстрее!”

Ночь. Темно. Серая лента Енисея в окружении черной тайги на крутых берегах, промытая течением полынья, барахтающийся в ней спелеотурист.

Я погрузился уже до подбородка, и все еще соображал, как повернуть и выбраться на скользкий лёд.

Среди хаоса ощущений: дикого страха, одиночества, зверского сдавливающего холода где-то в самой глубине подсознания теплилось нечто приятное – безмерно уставшие мышцы ног расслабились, отдыхали. Они с легким злорадством следили, как хватают воздух, хлопают по воде руки.

И все же именно руки в этот раз оказались умнее головы. Они стали энергично выгребать вперед по ходу. Через пару секунд, не успев до конца перепугаться, я выскочил на противоположном конце полыньи. Каким образом выбрался я из полыньи на скользкий лёд – до сих пор остаётся для меня загадкой!

Но, я стоял на твердом льду, вода ручьями стекала с комбинезона, рюкзака, меховых рукавиц; одежда на морозе быстро костенела. Через минуту я стал похож на египетскую мумию. Собрав последние силы, бегом пустился к избушке, благо она была уже не далеко.

Следующим днем я внимательно осмотрел промоину: метра три шириной, десять – длиной. Единственная на семикилометровом отрезке Енисея. Как я ухитрился попасть именно в неё? Ночью. Даже если специально целиться – промажешь! Но, вероятно, такой уж я везучий.

Осматривая полынью я понял, как крупно мне повезло. Если бы я стал вчера разворачиваться – быть мне в Ледовитом океане! Стоя над голубовато-зеленой промоиной, я в очередной раз принял окончательное решение – бесповоротно бросить спелеологию!

Но, как бы там ни было, 1964 год начался. Все чаще в краевых и союзных газетах появляются статьи и заметки и красноярских спелеологах.

К этому времени красноярская спелеология уверенно входит на передовые позиции в Советском Союзе.

В “Красноярском рабочем” от 27.12.64. статья В. Шатрова “Большой совет спелеологов”

“Состоялся пленум секции спелеологов Центрального совета по туризму, проходивший в столице Абхазии – г. Сухуми.

От Красноярска присутствовал инженер – механик сельхозинститута Игорь Ефремов.

Спелеологи сообщили, что самыми глубокими пещерами в Советском Союзе являются Кубинская (Красноярск) – 274 метра и Молодёжная (Крым) – 261 метр. Самая длинная пещера в стране – Озёрная (Тернопольская обл.), ее протяженность 21 километр.

Пленум принял решение об организации в Красноярске специального лагеря, задачей которого будет подготовка кадров спелеологов в восточной части страны”.

А 20.12.64. в “Красноярском рабочем” появилась маленькая заметка Л. Петренко:

“В этом месяце исполняется пять лет со дня создания научно – спортивной Красноярской секции исследователей пещер – спелеологов.

Всего красноярскими спелеологами за пять лет исследовано и задокументировано более 120 пещер общей протяженностью 13 километров”.

1964 год в своем роде – поворотный. В Манском районе Красноярского края нашей секцией обнаружена пещера Баджейская. Правда, первой экспедицией отснято два километра ходов, но для нашего края это рекорд. Рекорд по протяженности и, что не менее важно, по объемности.

В сотни метров длины коридоры. Широкие, высокие, огромные гроты – это была именно пещера. Не узкие калибровки и ходы вперемежку с отвесами, которые до сих пор (за небольшим исключением) мы имели в Красноярском крае.

М.Н. Добровольский писал в “Красноярском рабочем” 12.04.64.

“В Красноярск... возвратилась научно – спортивная экспедиция. Она была организована краевой секцией спелеологов и Красноярским геологическим управлением. В течение двадцати дней экспедиция под руководством инструктора спелеотуризма Валерия Бобрина и инженера гидрогеолога Жанны Цыкиной обследовала семнадцать пещер. Выявлена вторая по размерам из известных в крае карстовая впадина – Баджейская – глубиной до 180 метров и протяженностью более двух километров”.

И даже газета “Известия” поместила небольшую заметку:

“Красноярск. 24 июля. У села степной Баджей, что расположено в Восточных Саянах, открыта крупнейшая в Сибири пещера. Общая протяженность ходов ее достигает без малого трех километров, а глубина 180 метров”.

Я, конечно, могу описать свои впечатления от невиданных до сих пор широких галерей, одну из которых В. Бобрин в восторге предложил назвать “Бродвей”, уверяя, что это не преклонение перед “гнилым” Западом, и что Бродвей переводится как Звездный путь (в первом выходе кристаллики льда и инея на потолке Бродвея действительно отсвечивали как миллионы звездочек на небе). Как с опаской проходили мы под нависающей, отколовшейся от потолка каменной пластины, весом в несколько тонн. Сейчас эта глыба стала поменьше, а тогда в 1964 году занимала всю ширину Бродвея от стены до стены. Не буду описывать натуральный пещерный жемчуг в Жемчужном ходе, жемчуг, который я видел в первый и, вероятно, последний раз в жизни. Огромное озеро, именно озеро, а не заполненные водой ниши, которые мы гордо звали озерами. Подземное озеро, которое Резвова согласилась исследовать на надувном матрасе, одетая не в гидро, а в купальный костюм (это при температуре воды не выше пяти – шести градусов!). Не буду описывать только потому, что в наше спелеологическом музее сохранилась (благодаря заботе Мавра Николаевича Добровольского) МАНСКАЯ ЛЕТОПИСЬ, написанная Л. Петренко.

Перечитывая эту летопись я поразился... обилию кличек у почти всех участников экспедиции, но решил не заменять их фамилий, оставив аромат и восторженность той эпохи.

Да и вообще с кличками – тут не совсем просто. Должно быть, воодушевленные примером компании “Прометей” многие спелеологи в те годы получали их от друзей. Может, в какой-то мере подражая свободолюбию индейцев Америки? Или это действительно был “... бунт романтики против заурядной жизни”? Я имел даже две: Агитатор – у спелеологов, Гиппопотам – у альпинистов и скалолазов.

Леонид Петренко, имевший кличку Чижик, и сам был не прочь пошутить иногда безобидно и с теплым юмором, иногда зло и надменно. В тот год наш народ еще помнил беспрецедентный полет американского летчика Пауэрса почти через весь СССР на самолете “Локхида У-2”. Так вот однажды Леонид облачился в костюм летчика – истребителя. Защитного цвета с полутора десятками блестящих молний, резиновыми противоперегрузочными трубками на рукавах и штанинах (отлежавшие свой срок костюмы спелеоклуб приобретал у армии. Они оказались очень удобными для пещер.). Так вот, Петренко облачился в такой костюм, обулся в обитые стальными шипами альпинистские отриконенные ботинки, на голову надел каску с фонарем. Экипировку дополняли большие темные очки, дымящая сигарета во рту, рыжеватая трехдневная щетина. Ни дать, ни взять “американский лазутчик”, какими нам их рисовали средства массовой информации.

Вышел в таком виде Леонид на центральную улицу Красноярска и выспрашивал ошарашенных прохожих, с очень не дурным “западным” акцентом:

- Где у вас “органы”? Куда идти сдаваться?

Это была дьявольская издевка над всеобщей тогдашней секретностью, шпиономанией, нашим “железным занавесом”.

В начале своей МАНСКОЙ ЛЕТОПИСИ Петренко приводит полный список участников экспедиции. Мне кажется, будет справедливо повторить его здесь:

Спелеологи: 1. В.Бобрин кличка Начальник

2. М.Мамонтов кличка мамонт

3. Б.Мартюшев кличка Агитатор

4. Л.Михеев кличка Стоматолог

5. А.Бакланов кличка Ухо

6. А.Резвов кличка Рант

7. Л.Петренко кличка Чижик

8. Л.Зайцева кличка Заяц

9. Н.Резвова кличка Куница

Геологи 10. Ж.Цыкина кличку не имела

11. В.Боковикова кличку не имела

Итак, откроем МАНСКУЮ ЛЕТОПИСЬ 1964 года:

“... Мишка Мамонтов, один из открывателей Кубинки, летом побывал на Верхне – Манских озерах и познакомился там с охотником, знающим много пещер и, главное согласившимся быть проводником. Кроме личных впечатлений, это уже что-то значило, тем более что проводник выведет нас к пещерам рекордной глубины.

9/111 – 64 г. С утра собрались на Турбазе. От Бобрина узнали печальную новость: группа туристов Красноярского СЗТМ потерпела аварию в Саянах. При спуске с пика Грандиозный, глиссируя на незнакомом склоне, один парень сорвался и разбился насмерть. (В этом походе участвовал мой друг, один из наших хороших спелеологов – Вадим Федоровский. И все мы страшно волновались, не зная, кто конкретно пострадал. Надо сказать, в те годы почти все спелеологи были и туристами, водниками, альпинистами, скалолазами. – М.Б.)

11/03.64г. С утра морозит, и мы натягиваем на себя все наличные теплые вещи. Бакланов даже облачился в чудовищной величины овчинный тулуп...

13/03.64 г. Первая пещера оказалась... прямо на аэродроме поселка Мина. Обвязавшись веревкой, Мамонт лихо кинулся в воронку, но тут же выскочил, не найдя прохода.

15/03.64 г. Сорокапятиметровый провал оказался типа “Бездонного”, но значительно красивей. Пещера образована в голубом доломите, очень чистая, с отшлифованными водой стенами, с огромными ледяными колоннами на дне. Необычная красота пещеры казалась делом рук сказочного камнереза – гранильщика. Голубые гладкие стены столь чисты, что сняли с нашей одежды грязь предыдущих пещер. Однако долгому любованию пещерной миниатюрой мешает необычная ее температура – минус семь!

Другая пещера оказалась обычным гратом в мраморизованном зеленоватом известняке. Ее пол залит льдом и усыпан мраморной крошкой, на стенах и потолке искрились мощные ледяные натеки. Некоторые покрыты белым известняковым натеком.

Но вот в пещеру вошел проводник и с легкой улыбочкой принялся всю эту красоту громить большой дубиной. С хрустальным звоном посыпались на пол сверкающие подвески и люстры...

20/03.64 г. Расплатились с проводником, собрались, погрузились в машину и переехали в Степной Баджей – столицу партизанской республики (естественно, бывшую – М.Б.)

Нас определили на квартиру к старому партизану Шенцу, который заодно должен нам показать пещеры. У старого партизана оказался характер инквизитора: весь день продержал он нас на крыльце магазина, а вечером очень уклончиво отказался взять на квартиру.

Надвигалась ночь. Мы заметались в поисках жилья (март месяц в Сибири – это еще зима!) и, наконец, устроились в брошенной избе в двух километрах от Степного Баджея.

22/03.64 г. У нас с Куницей потерянный день. Что есть дежурный? – гласит туристическая энциклопедия, – Дежурный есть козел отпущения. Целый день заготовляли дрова, перетрясали постели и, что самое неприятное, - тушили печку!

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: