СПЕЛЕОЛОГИИИ. 1958-1969-годы. 5 страница

Русская печь в нашей избе на страх врагам сделана на 50% из дерева и обмазана глиной. Сейчас это дерево, не выдержав интенсивного топления, тлело, наполняя помещение дымом и угрозой пожара.

Надев комбинезоны и шлемы, мы с проклятиями протискивались сквозь узкое отверстие под печь и пытались залить огонь изнутри, но на каждую порцию воды, она отвечала снопом искр и кучей раскаленного мусора с дымом. Тогда мы начали лить воду ведрами сверху и даже пустили в ход огнетушитель, но печь на это совсем не реагировала. Озверев, я принялся рубить печь топором и не успокоился, пока не продолбил в полу сквозную щель.

Днем к нам в гости приходил ветхий и желтый дед, узнать, что за алкоголики поселились по соседству. Оказывается, у здешних жителей слова геолог и алкоголик означают одно и тоже.

24/03.64 г. Сегодня Жанна, Мамонт, Стоматолог, Заяц и я (это Цыкина, Мамонт, Михеев, Зайцева и Петренко – М.Б.) идем в пещеру, показанную Сергеем, школьником из Степного Баджея.

Вход представлял собой небольшую, полузасыпанную снегом, воронку. Застраховавшись, я подошел поближе и увидел, что вертикально вниз уходит шахта диаметром два – три метра. Дна не видно. Связав сдвоенную и одинарную стропы (из-за отсутствия капроновых веревок в те времена, мы широко пользовались 14-метровыми стропами от грузового парашюта, употребляя их в качестве вспомогательного репшнура, а чаще вместо основной веревки или страховки – М.Б.) я привязал их к хлипкому березовому кусту и начал спускаться дюльфером.

И вот я на дне заваленного бревнами мрачного колодца, почти полностью завешенного у поверхности снежно – ледовым карнизом. Как назло, на 22 метра вертикали у нас с собой всего десять метров лестницы.

В 10 – 15 метрах от входа мы с Зайцем нашли целое кладбище костей и с увлечением принялись рыться в нем. Вот череп лося с одним рогом, черепа каких-то хищников вперемежку с позвонками, лопатками и ребрами. Найдя хорошо сохранившийся неизвестный мне череп, внимательно его рассмотрев и вдруг... Крак! – пасть его раскрылась. Я в ужасе сел на острый камень. Откуда мне было знать, что череп барсука обладает таким свойством.

Мамонтовцы, захлебываясь от восторга, рассказывают о висящих глыбах, огромных гротах, о том, что они прошли не менее километра пещеры. Преувеличивают, конечно, но пещера, видимо, огромная!

25/03.64 г. Когда дошли до середины Львиного грота, раскинувшегося по сторонам, подобно огромному спруту, мамонт вдруг кинулся куда-то вправо в глыбовый завал.

- Мамонт! Вернись! Задавит!

Через несколько минут он восторженно завопил, призывая нас. За завалом открылся грот, переходящий в озеро. Озеро было большим.

Запрыгнув на наклонную плиту, заклиненную над заливом озера, вылезли под плоский потолок и долго любовались синью воды.

26/03.64 г. Сегодня общий выход в Новую пещеру (названия Баджейская еще не придумано – М.Б.)

У озера никого не было. Мы с Агитатором перескочили на плиту, и только я хотел залезть под потолок, как над головой раздался душераздирающий вопль. Это орали притаившиеся под потолком Заяц, Жанна и куница. Они тут же сообщили, что хотели напугать не меня, а Агитатора, чтобы он упал в озеро. Не все ли им равно, кто туда упадет?

Для обследования озера нами принесен надувной спальный матрац. Наполнили его воздухом, проще говоря – надули, привязали репшнуром и навигация началась! Первым, сбросив часть одежды, на матрац взгромоздился Агитатор, в надежде на сенсационный снимок. Судорожно взмахивая руками, уплыл он за поворот, но там не выдержал и прохрипел:

- Тяни!

Вытянули мы его мокренького и синего от холода, но в кадр так и не попавшего.

Следующей в плавание по озеру отправилась Куница, имеющая еще меньший опыт по этой части. Она, в отличие от Агитатора, не спеша, разделась и, забравшись на матрац в одном купальнике и носках, не спеша, поплыла. Зрелище было потрясающее - –то-то вроде человека – амфибии. Где-то за поворотом Куница нашла ведущий вверх вход, по которому тотчас полезла. Обрушив множество камней и выбив на стене знак, она приплыла обратно под аплодисменты публики и полыхание фотовспышек. Даже наш суровый Начальник растрогался, глядя как Куница, согреваясь, носится по подземному мокрому каменисто – глинистому пляжу. Весело высморкавшись, он одобрительно проворчал:

- Цирк, да и только!

Я в это время с помощью скальных крючьев, пытался пролезть по стене над озером. Долго заколачивал крюк в какую-то каверну пока, наконец, он, вместе с огромной глыбой, не ухнул в озеро. Меня почему-то никто не приветствовал и не фотографировал, лишь говорили сочувственно: “Псих!”

В гроте Хаос никого не было и лишь из небольшой боковой дыры слышались голоса. Это были Рант и Стоматолог. Преодолев сверхузкий пятидесятиметровый трамвай, они нашли небольшой грот со странным эхом, за что и назвали его грот Стонов. Эти два молодца сегодня побродили изрядно и разведали участки за новым гротом. И дали им названия: грот Романтики, Мир Прекрасного, грот Сергея (в честь проводника).

Вечером, в избе, велись тоскливые разговоры о том, что перевелись нормальные вертикальные пещеры, и вообще спелеология стала спортом дешевой экзотики. Отвесы и камины вытесняются змеями, медведями и всякими там голубыми озерами.

28/03.64 г. Начальник, Мамонт и Жанна вычерчивают план пещер. Получается неплохо, особенно Новая. Отснятая на плане ее часть имеет протяженность два километра и глубину 180 метров. Это радостное известие настроило всех на скорейший отъезд домой, в Красноярск. Быстро собрались, поели и еще засветло покинули Степной Баджей...”

Естественно, первопрохождение Баджейской на этой мартовской экспедиции не закончилось. В том же году на три дня отдыха в майские праздники у ее входа собралось человек 60 – 70 спелеологов из различных секций города Красноярска и Дивногорска. Пещера все три дня гудела как пчелиный улей. Труппы по два, по три человека тут и там встречались на разных перекрестках Баджейской. Этот выход увеличил ее длину еще на два километра.

Но, если кто помнит, 64-й год начался в Союзе, нет, не голодом, а скажем, перебои с продуктами. Раньше перед выходом заходил в любой магазин, покупал сколько надо тушенки и сгущенки, а в этот период данные продукты, да и хлеб тоже исчезли с прилавков магазинов.

Одним словом, на огромную толпу спелеотуристов были супы, крупы и т.д., но совершенно отсутствовало что-то мясное. А мы совершенно не привыкли ходить по пещерам в таких условиях.

И вот дядя Ухо (Альберт Бакланов) нашел хороший выход из положения: по дороге от села до пещеры он в кювете нашел заскорузлое конское копыто с частью покрытой шерстью голени. Все прошли мимо этого останка лошади, а “хитренький Ухо” засунул его под клапан рюкзака. Потом он крепко закоптил и прожарил на костре эту ногу и повесил над обеденным столом. В результате мы питались пшенной кашей вперемешку с чарующим запахом копченого мяса.

Может создаться впечатление, что в 1964 году красноярцы занимались только исследованием Баджейской. В основном это так, но не совсем. По воскресеньям также ходили в Торгашинскую, Кубинскую, Ледяную и пр., и пр. В июне -–июле проводилось исследование Шорского хребта. Руководители Ж. Цыкина, М. Добровольский. Но об этом исследовании у меня нет почему-то никаких материалов, кроме планов пещер. Но ведь в нашей истории они как раз и не нужны...

“Берега Енисея, Бирюсы и других рек нашего края, - писала газета “Красноярский рабочий” - изобилуют множеством пещер. Большинство этих карстовых образований не исследовано. Над освоением “белых пятен” упорно трудятся энтузиасты – спелеологи.

На днях состоялись первые в нашем крае соревнования представителей этого увлекательного вида спорта, организованные спортобществом “Труд”. Они проходили в районе заповедника “Столбы”.

Абсолютную победу в соревнованиях одержал слесарь Красноярского завода телевизоров Николай Кожушкин. Первое командное место завоевала секция спелеологов спортивного общества “Труд”

Однако новые открытия несли природе новые беды.

“Шкуродер” - меандрирующий горизонтальный ход длиной около ста метров в Торгашинском провале. Владимир Деньгин, приземистый крепыш, пролез по нему уже почти до середины, распираясь в противоположные стены. Пола как такового в “Шкуродере” нет, вместо него сужающая щель, в которой намертво вклиниваются ботинки. Вот и приходится пробираться где-то посередине между потолком и полом. Слышен скрежет железа по скале, отдельные слова и выражения – сзади, невидимые из-за обильного пота скребутся товарищи.

Деньгины нравится в “Шкуродере”, нравится вот так зависать над узкой щелью, чувствовать руками прочную скалу, уверенное сцепление тяжелых альпинистских триконей.

В дальней части “Шкуродера” вместо узкой заклинивающейся щели внизу появился нормальный пол, но Владимир продвигается расклинившись в стены – во всю ширину пола белый кальцит, как бы застывшими каменными волнами сбегает вниз, в конец “Шкуродера”. Эти волны образуют поперек хода кальцитовые плотины – гуры с блестящей твердой корочкой со стороны нижнего бьефа и пушистые, состоящие из небольших наростов самых разнообразных форм, от маленьких округлых “пупырышков” до тонких длинных каменных игл в верхней части плотинки. Перед каждой такой запрудой стоит небольшое озерцо воды.

И столько в них красоты и беззащитности, словно и гуры, и озерца просят, требуют, кричат: “Не трогать! Не ломать! Не наступать!”

“Шкуродер” в этом месте еще расширился, и лезть распором стало труднее. Пробравшись еще метра два, Деньгин едва не взревел от огорчения: на гладкой, блестящей, словно изготовленной из белого, с чуть желтоватым оттенком перламутра поверхности миниатюрой дамбочки отчетливо, ну словно напоказ, зиял коричнево-грязный след.

Счастье свободного лазания, радость общения с пещерой сменилось апатией и злостью.

- Сволочи! Словно в картину плюнули, - негодовал Деньгин, внутренне понимая, что уставшему спелеотуристу не до красоты, а иногда он просто не в силах лезть распором, когда под ногами ровный, пусть и безумно красивый пол.

Тем не менее, горечь у Деньгина еще долго держалась после этого выхода.

20.11.64 г. Л. Петренко в “Красноярском рабочем” писал:

“Живописна и прекрасна природа в окрестностях Красноярска! Ослепляя своим слюдяным блеском, мчатся к Енисею стремительные речки: дыбятся в причудливом нагромождении горные пирамиды и пики скал; загадочно темнеют отверстия пещер и провалов.

Там, за этими темными провалами входов, тоже скрыта чудесная красота природы. Узкие лазы и обрывы выводят в грандиозные каменные залы хранилищ первозданной красоты. Выстроились вдоль стен, как на параде, стройные белоснежные колонны, нависли с потолка в каменные сосульки сталактитов, напоминающие то струи дождя, то зубы каких-то чудовищ. А под ними отсвечивают перламутровым сиянием прекрасные статуи сталагмитов. Легкие, кажется, невесомые складки каменных драпировок свешиваются прямо в голубую, кристально чистую воду пещерных озер.

Но в таком виде пещеры можно увидеть лишь там, где люди, от которых это зависит, принимают все меры для их сохранности и разумного использования.

Совсем не так обстоит дело с красноярскими пещерами. Здесь работа спелеологов – любителей зачастую сводится на нет, и их открытия и исследования становятся просто бессмысленными. Ведь по следам спелеологов во вновь открытые пещеры устремляются никем не организованные “дикие” туристы. Движимые благородной жаждой все увидеть, все познать, но, не имея ни малейшего представления о пещерах и о правилах поведения в них, они прекращают прекрасные памятники природы в мусорные ямы. Груды консервных банок и мусора захламляют сказочные дворцы, заражают воду голубых озер; дымят костры, покрывая копотью стены, губя редких, почти не изученных реликтовых животных, с хрустальным звоном рассыпаются под ударами железа воздушные занавеси и жемчужно-белые статуи.

И ведь делается все иногда даже не по злому умыслу, а просто “дикари”, никем и ничем не контролируемые, исходят лишь из собственного убогого опыта, зачастую и не подозревая, что они наносят какой-то вред.

Красноярская секция спелеологов своими силами старается отстоять пещеры от разрушения и загрязнения: выпускает листовки на эту тему, проводит разъяснительную работу с туристами. Это имело кое-какой успех.

Но почему вопрос о сохранности пещер тревожит лишь спелеологов – любителей? Не следует ли подумать над этим тем, на ком лежит ответственность за сохранность всей общественной собственности, в том числе и памятников природы?

Необходимо помочь красноярским спелеологам в деле охраны чудесных пещер, которые могут и должны стать гордостью сибиряков”.

Этой статьёй Л. Петренко и закончил описание 1964 года. Она была своего рода первым сигналом, поворотным буем, точкой отсчета, когда спелеологи со всей серьезностью увидели грядущую беду: чем больше новых пещер они откроют и исследуют, чем шире в печати будут восторгаться подземными красотами, тем больше разрушений и даже полной гибели пещер оставят после себя “дикари”!

Возникла проблема, неразрешимая до сих пор. Как быть? Отказаться от поиска новых пещер? Невозможно! Это необратимый процесс, не зависящий от воли и сознания отдельных индивидуумов. Любознательность, заложенная природой в каждом человеке, жажда новых открытий, слава Колумба и страсть исследователя, путешественника влекут нас в новые и новые пещеры. Уходят одни, стареют другие, но на их место приходят новые поколения исследователей пещер. Разве побывать там, где “не ступала нога человека” не затаенная мечта каждого мыслящего существа?

Что тогда? Скрывать вновь открытые пещеры от народа? Держать сведения о них за семью замками? Были и такие предложения. Да и не только предложения – отдельные секции и компании Красноярска и Дивногорска “втихую” ходили в “свои” пещеры, дорогу к которым знали только посвященные. Что там говорить, отголоски такой политики существуют и до сих пор. Даже некоторые члены краевого клуба спелеологов вновь открытые пещеры держат в секрете, для себя. Но это не выход из положения.

Какие-то силой власти, что называется закрыть или зарегулировать для посещения. Но, практически, что это дает? В Красноярском крае десять пещер решением Исполкома Краевого Совета Народных Депутатов объявлены памятниками природы, даже вход в которые строжайше запрещен. Ну и что? Как ходили толпами, так и ходят! Ставить у каждого входа сторожа? Совсем смешно. Хотя было и такое. Правда, не в нашем крае, а на Кавказе в районе Нового Афона.

Все время, пока не пробили тоннель в пещеру Ново-Афонская и не приспособили ее для посещения экскурсантов (за приличную плату, естественно), прежний вход, который был высоко на горе, в густом буковом лесу, был обнесен двухметровым сеточным забором и, живший в специально построенном доме, охранник не пускал в пещеру без специального разрешения.

В принципе и в нашем крае можно, наверное, идти по такому пути, но уже сейчас в крае разведано более 200 пещер и число их растет с каждый годом. Просто не хватит сторожей на каждый вход! Да и что это даст нам, спелеотуристам?

Прямо перед нами наглядный пример. В 1925 году, чтобы защитить тайгу от ретивых хозяйственников, по инициативе столбистов – любителей Д.И.Каратанова и А.Я.Тугарина был организован заповедник “Столбы”. А в настоящее время этот заповедник площадью 42,7 тысячи гектаров в самой удобной, зеленой зоне огромного промышленного города просто-напросто закрыт для столбистов – любителей и желающих отдохнуть на природе. Правда, расщедрились – 2,7% территории выделили для экскурсионно-туристических целей! А на остальной “наука” безмятежно и спокойно решает “проблемы флоры и фауны Сибири”.

А наш сосед, многострадальный Байкал? Туристы, краеведы, ученые забили тревогу. Гибнет! Гибнет уникальное озеро! Собирали подписи под петицией о спасении его. Ну и что? Химкомбинат, ЦБК, ЛПХ как работали, так и работают, а туристов перестали пускать на Байкал. Отреагировали на просьбу трудящихся? Конечно.

К примеру, по статистике только 3% возгораний в тайге виноваты туристы, охотники, рыбаки. Остальные 97 – приходится на долю госпредприятий. Это и весенние сельхозпалы, сжигание лесных порубочных остатков и т.д. Но ведь колхозы и леспромхозы не закроешь. А запретить рыбакам и туристам доступ в тайгу куда как проще. Не пущать! И все. Противопожарная профилактика проведена.

А пещеры? Может ставить на вход железные двери? Ну, как же, пробовали в крае и такое! Пещера Лысанская. Через полгода дверь была не просто выломана – взорвана! Пещера Бородинская – тоже! Нет, не сделаешь запора от человеческой глупости. Остается один путь – длинный, тяжелый, изнурительный. В какой-то степени даже губительный для известных сейчас пещер. Но единственно правильный путь – экологическое воспитание населения. Посудите сами: в эпоху Великих Сибирских строек кроме людей, ехавших в товарняках с зарешеченными окошечками, в Сибирь буквально хлынули комсомольцы – энтузиасты. Почти каждый из них вез ружье и фотоаппарат. И каждый твердо знал: Сибирь – край несметных богатств. О бережном отношении к природе и не помышляли.

Как бы то ни было, пора браться за экологическое воспитание. Эту работу нельзя более откладывать ни на минуту – мы стоим на грани, последней острой грани полного разрушения природы нашей Сибири, не говоря уж о пещерах. Примеров приводить и не надо: ни рыбы в реках, ни зверя в тайге, да что там говорить, самой тайги скоро не останется!

Ну вот, закончилось небольшое отступление, вернемся к нашей истории.

1.10.64 г. в “Комсомольской правде” появилась статья О.Кучкиной. Эта статья лучше всего показывает, что Москва и москвичи воспринимают Сибирь только как экзотический край, загорную колонию полную тайн, легенд, загадок... Кажется, что не прошло ста лет после корреспонденции Ю.Щукина 1850 года

“”Дождь, вызванный пришельцем, стучит по палатке. Сквозь не задернутый полог видны затухающие, но еще красные угольки костра. Шумит тайга, и шумит Бирюса. Не та, о которой сложили песню. Другая, что течет в Дивных горах невоспета. В соседней палатке кто-то читает Блока.

Юра Аппалонов рассказал мне такую легенду.

Было это еще до войны. Шел человек по удивительной, покрытой цветущим, пахнущим разнотравьем щедрой и непростой тайге. Вышел к скалам. Под ними лениво грелся под солнцем Енисей. Человек увидел отверстие в скале и. Влекомый извечной человеческой жаждой – жаждой неизведанного, шагнул туда. Он очнулся в пещере со многими залами, горизонтальными проходами, вертикальными колодцами, гротами. Сталактиты и сталагмиты сплетались в белые кружева, напоминающие то башни, то замки, то целые города.

Человек шел, полз, карабкался. И лишь через много – много часов увидел солнце и реку. Только это была уже река Козыреева. О такой огромной пещере – от Енисея до Козыреевой – никто никогда не слыхал.

Может быть, поэтому все дивногорцы бродят по отрогам Саян – хотят открыть ту сказочную пещеру? А может быть, просто в этом городе, поднявшимся на берегу красавца Енисея, в тайге грешно не быть туристом?

Но вот Петр Панченко на самом деле совершил открытие. Панченко переделывал свою жизнь уже не раз: Москва, целина, Сибирь. Теперь “ЛЭП-500- не простая линия” – его забота. Он электрик – высоковольтник. И спелеолог, член Красноярской секции спелеологов.

И что вы думаете? Открыл Панченко свою пещеру! Она оказалась чудо как хороша. И если у вас есть спелеологическая карта, пометьте на ней: пещера “Дивногорская”.

- Иной раз слышишь, что надо просто честно трудиться, аккуратно и добросовестно выполнять свои обязанности и, как награда за терпение, явится открытие. Бог его знает, – может, и такое тоже бывает. Только Панченко знает другое. И я теперь это знаю. Нельзя плестись в хвосте событий. Надо волноваться, беспокоиться. Надо ставить перед собой задачу, до которой с первой прикидки вроде и не дотянуться, а все-таки тянуться, тянуться к ней. Живи так, и никогда не почувствуешь себя обиженным, обделенным судьбой. А кто-то, не зная твоей воли, скажет о “счастливой звезде”.

Люди, идущие по следам легенды, открывающие свои "счастливые звезды“ на берегах Бирюсы, - так, наверное, будет звучать новая песня об этой, другой Бирюсе”.

Да, это замечательно. Это прекрасно. Открыть, найти свою, новую пещеру! Радость, счастье такого открытия невозможно передать А дальше?

В последние годы в близлежащие пещеры хлынули компании любителей “острых ощущений”. И это не считая спелеотуристов. Объединенных краевым клубом, которых по официальной справке более тысячи человек. И пещер, в которых тысячелетиями поддерживался постоянный водно – тепловой баланс, уже не в состоянии выдержать этот натиск.

Чего только стоит урон, наносимый подземному миру любителями “сувениров”. Не задумываясь, отломит человек сталактит, чтобы он красовался где-нибудь на полке, и хозяин мог иногда небрежно бросить гостям: “Когда я штурмовал пещеру...”

Между тем на формирование сталактита природа тратит тысячи лет. Но оторванный от привычной среды, от постоянной температуры, темноты и влажности, он, так же как и обычный цветок, умирает. Да, каменный сталактит умирает: теряет свой молочный блеск, покрывается серо-желтым налетом, как бы костенеет, становится некрасивым. И вот вместо живого полупрозрачного перламутрового цветка, на комоде лежит мертвое тело, которое хозяин, в конце концов, без сожаления выбросит.

Это о тех, кто грабит пещеры. А кто захламляет ее – не лучше!

Вот в глубине пещеры, в нескольких километрах от входа – заросли белой плесени. Вокруг стоит затхлый, тяжелый воздух. Так и есть: незадачливый турист, у которого “сдохла” батарейка, выбросил ее здесь же, в пещере. И вот лежит она, покрытая всепожирающей плесенью.

А пищевые отходы? О них даже говорить стыдно!

За последние два года из пещер в окрестностях Красноярска энтузиастами краевого клуба извлечено более 20 тонн! мусора.

Затоптаны и замазаны глиной замечательные натечные образования в пещерах Баджейская и Торгашинская. Грот Сказка и Криница в Большой Орешной в былые времена поражающие красотой, потеряли первозданный вид. Вместо чудесных гелектитов и сталактитов из стены сиротливо торчат каменные пеньки...

Газета “Комсомольская правда” 28 августа 1987 года сообщила, что в Красноярске из двухсот пещер... 88 находятся на грани полного уничтожения!

А мы все ждем, надеемся, что вот сейчас, сегодня. Завтра огромное государство заинтересуется своими маленькими подземными территориями. Ведь еще в 1812 году в Великобритании пещера Грейт-Латлент была уже приспособлена для экскурсий. И жива до сих пор. А у нас?

Статистика. Оборудованных пещер, которые приносят неплохой, кстати сказать, доход в США – 230, Франции - 131, Югославии – 25. А в нашей стране – 9. Стыдно!

Пусть не 230, хотя бы десяток на Красноярский край оборудовать: провести освещение, настелить пешеходные дорожки, перекинуть мостики, обучить экскурсоводов... Даже не десяток, - пять пещер! Ну, одну на весь Бирюсинский залив! Женевскую! Можно ведь?!

Чтобы опытный экскурсовод водил по подземным галереям большие труппы туристов, не нарушая при этом покоя пещеры.

Пока этого нет, красноярцы и гости нашего города при посещении неблагоустроенных пещер должны соблюдать несколько несложных правил. Очень удачно их сформулировал писатель Н.Сладков. Вот они:

· Место стоянки после ухода должно быть чище, чем до прихода.

· В одну минуту можно уничтожить то, что создавалось тысячи лет.

· Сто умных людей, отбивших по одному сталактиту, не лучше одного дурака, разбившего сто.

· Может вы в пещере первый, но наверняка не последний.

· Летучие мыши не мешают вам бодрствовать, а вы не мешайте им спать.

· Коптить под землей стены хуже, чем коптить на земле небо.

· Чем чаще будешь писать свое имя на стенах, тем меньше его прославишь.

Давайте же помнить эти правила, честно выполнять их и следить, чтобы они выполнялись другими.

Год.

В самом начале весны краевая секция спелеологов провела большую экспедицию в Артемовский район Красноярского края. Руководитель ее был Альберт Бакланов (дядя Ухо). Участники: А.Резвов, Л.Зайцева, Ж.Цыкина, М.Мамонтов, Б.Мартюшев.

Ничем примечательным эта экспедиция не отмечена. Найдены две новые пещеры: Китатская и Каратавская, впрочем, небольшие. Но, там же мы впервые услышали о большой пещере на речке Павловка. Якобы из этой пещеры вытекает целая река. Это была уже сенсация!

Но, по порядку. Базировались мы в доме гостей села Чибижек, где в основном жили геологи – золотоискатели (буровики, так как рассыпное золото там залегает на большой глубине). А надо сообщить, что в поезде ночью какая-то “разиня” уперла у нас единственную гитару. Ну что за экспедиция на сухую, без инструмента, когда собрались вместе такие исполнители, как Бакланов, Резвов, Мартюшев!

И вот завхоз нашей экспедиции, незабвенный Мамонтов, отличавшийся порядочной скаредностью ко всему экспедиционному, обратился ко мне с такой речью:

- Агитатор. Сегодня – выходной. Съезди в Артемовск, купи гитару.

Я с радостью согласился.

- Вот тебе три рубля, - продолжил он, - 24 копейки стоит проезд автобусом до Артемовска, 24 – обратно. Это получается – серок восемь. На пятьдесят две пообедаешь, на остальные купишь гитару.

- Гитару за два рубля? – возмутился я.

- Больше денег не дам, - отрезал “железный Мамонт”.

Делать нечего, как говориться в сказках, - я поехал.

Я совершенно точно выполнил приказ неумолимого завхоза и уложился точно в смету, даже пообедал именно на 52 копейки (тогда в столовой цены были еще умеренными). Естественно, привез гитару. Правда, она была “совсем не новая”: гриф покосился, дека рассохлась, колков не было, и струны настраивать приходилось пассатижами. Представляете, во время заключительного концерта, который мы давали для жителей поселка в битком набитом клубе (на 500 мест) на сцену выходит дядя Ухо (А.Бакланов) и настраивает гитару с помощью плоскогубцев. Одно это вызывало определенную реакцию зала.

Ребята стали сильно ругаться, увидев мое приобретение.

- А что вы хотели? – защищался я. – Если бы мне выдали один рубль – гитара была бы еще хуже. Не нравится – сами покупайте хорошую гитару за два рубля.

Мамонтов скромно стоял в стороне, не вступая в спор.

Артемовск – был тогда большой полностью деревянный городок обогатительной фабрикой, представляющей всю промышленность и испорченным, заболоченным ручьем, скорее бывшей речкой, куда сливались все отходы фабрики. Он производил неприятное впечатление, но крутые горы, покрытые зеленой тайгой вокруг были великолепны.

В магазине гитар, естественно, не оказалось. Я избрал такой метод: переписать с доски объявлений несколько адресов по продаже имущества и ходил по ним, спрашивая гитару.

- Вы продаете дом?

- Да, входите, смотрите.

- Нет, мне дом совсем не нужен. А вот гитары у вас нет? На продажу?

- Нет...

В одном подворье, где согласно объявлению продавали корову, хозяин вытащил, откопал где-то на чердаке, запыленную гитару и продал ее мне. После долгих споров, ударов по рукам, мы сторговались на полутора рублях. Не подумайте, что хозяин заломил бешеную цену – наоборот, он категорически отказался брать деньги и все норовил накормить меня. И мне прошлось долго убеждать его, что деньги казенные, и я должен их истратить согласно приказа. Одним словом, я убедил хозяина взять полтора рубля, за то, что он души напоил меня чаем с разными видами варенья. А на оставшиеся 50 копеек в магазине я приобрел комплект струн. Так что на этом старом бубне сверкали новые струны.

Но, самое примечательное в этой экспедиции было то, что мы (красноярские спелеологи) впервые услышали о пещере Лысанской. Вернее о большом гроте, из которого вытекала речка. Даже заочно к ней пристало название Лысанская. Мы даже намеревались отправиться туда. Но зимой, без дороги? Нашли проводника. Не буду называть его фамилию, ибо он предложил нам неприемлемые условия.

- За три – четыре дня сходим туда и обратно, - уверял проводник. – Ночевать в тайге будем.

- Это ничего, у нас есть палатка, спальники, - успокоил его Бакланов.

- Не надо ничего такого, лишний груз! – возмутился проводник.

- Зима. Ночью холодно, - возражали мы.

- Ерунда! Разжигаем большой костер, рубим лапник. Потом по полбутылки водки каждому – и спать! Ночью проснешься – холодно. Еще полбутылки – и до утра спать!

Вполне естественно, мы отказались от услуг такого проводника. Но мечта посетить пещеру, из которой вытекает целая речка, осталась.

Перед нашим отъездом из Чибижека, в избу, где мы обитали, заявилась целая делегация и поставила едва ли не ультиматум:

- Ребята, вы должны дать концерт.

- Мы не артисты, - убеждали мы их.

- Вы каждый вечер поете под гитару, так что очень просим.

Уважение к людям, которые в течение двадцати дней бескорыстно помогали нам в поисках пещер, обеспечивали жильем, дровами и т.д. заставило нас согласиться.

Я уже говорил – 500-местный клуб был забит до отказа. Люди стояли в проходах, а местные пацаны заняли все пространство от первого ряда до сцены.

Концерт длился более трех часов. Жанна Леонидовна Цыкина рассказала о спелеологии и спелеологах, Резвов показывал альпинистские шутки, я читал по памяти пару рассказов Зощенко, и много – много пели. И вместе и поодиночке. Аплодировали нам невероятно.

Уезжали мы в тот же вечер, и на дорогу местные мужики дали нам мешочек (с полведра примерно) кедровых орешков.

Однако Лысанская запала в душу и на летней экспедиции геологоуправление красноярские спелеологи Добровольский и Бобрин подошли ко входу в нее. И, как пишется в официальном отчете, “пещера пройдена в пределах допустимого без гидросредств часть ее, около тридцати метров в длину”.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: