Не забывай родных богов. “Русским в наше время надо… стремиться со страстью к самобытности духовной, умственной, бытовой” Константин Леонтьев

“Русским в наше время надо… стремиться со страстью к самобытности духовной, умственной, бытовой” Константин Леонтьев

Очевидно, что без осознания своих корней этого сделать невозможно. Корни же наши уходят в русские земли, в русскую провинцию. Вспомним: все мы - собственно калуж­ские, тамбовские, тульские, ярославские, орловские, костромские, вятские, московские... У многих из нас вздрогнет сердце при словах ржи", "кубанские казаки", "донские" и т.д.

Состояние нашей земли по итогам хозяйствования на ней во многом определяет и перспективы нашего самоутверждения. Оцениваться это состояние может по-разному. Все зависит от той философии хозяйства, которую вы исповедуете. Если вы находитесь на по­зициях сторонниковтехническогопрогрессаиготовынаращиватьнашиэкологические про­блемы, распространяя их на околоземное пространство, - это одно. Если же жизненная ре­альность означает для вас не простой линейный прогресс, а раскрытие вашей духовной сути в той хозяйственной и нравственной среде, в которой вы только и можете реализо­ваться, - это другое.

Какую философию хозяйства вы исповедуете?

Переплетение названных подходов сегодня особенно наглядно проступает в отно­шении к русским землям, по-разному воспринимающим те реформы, которые осуществ­ляет Центр. В том числе и поэтому ныне много размышляют о судьбах русской провин­ции. Скажем так, это стало модным. Именно в этом направлении экстенсивно развиваются отдельные отрасли исторического знания.

Но за всем разноголосьем постановок тем и сюжетов проглядывает мировоззрен­ческий подход, который нам хорошо знаком. По-прежнему во главу угла ставятся вопросы социально-экономического прогресса, который предполагает 'преодоление' провинции. Разница лишь в том, что раньше знатоки упирали на роль рабочего класса, а теперь с не меньшим, а может и большим энтузиазмом они же преподносят нам благую цивилизую­щую роль столиц, дворянских гнезд, предпринимательских династий, нового бизнеса и пр. Сегодня они искренне убеждены, что Россия пойди она не за пролетарской индустриаль­ной идеей, а за предпринимателями и дворянами-благодетелями, уже догнала и перегнала бы Запад и стала бы заказником цивилизации.

Столь же очевидно упрощенчество при оценке роли города в развитии цивилиза­ции, его 'лидерства’ в отношении сельского ареала. Высказываются надежны на скорое превращение русских провинциальных городов в центры малого высокотехнологичного бизнеса.

Извините, уважаемые оппоненты, но мы не можем с вами согласиться. И не только мы. В одной из газет, в статье Ивана Васильева 'Павочникпрет’ читаем: Пришло время ко­ренной перемены взгляда на город. На крутом повороте истории он обнажил такие свои язвы, от которых рухнуло все: государство и хозяйство, общество и личность, порядок и безопасность, честь и долг. Он изверг из темных глубин человечьих душ на поверхность столько придонной гнили, что отравил общественную атмосферу, подобно Чернобылю, непродыхаемым смрадом разложения.

Нет нужды приводить какие-то доказательства -ими заполнены доклады, сводки, газеты, эфир. Анархия разрушения продажность и разврат перекинулись из столиц в про­винциальные города и древние городки, на нравственные устои которых питали мы столько надежд как на основу духа и возражения'

Такой ’городской космос'потерял источник знания о себе, забыл, какому духов­ному, религиозному ареалу принадлежит. Не случайно рождена под его сенью следующая программа нашего с вами, извините за выражение, развития. Для начала утверждается:

'Россия атомизирована и фактически разделена на свои протоцивилизации, больше увязните со своими межнациональными средами, чем с такими же русскими в других мес­тах страны: где вологодско-архангельско-мурманский Север, где - казачий Юг России. И далее предлагается 'воспитать сознание. Я русский, потому что я сибиряк. Я русский ку­банец. Русский еврей. Русский северянин'. Вопрос ставится с детской прямотой, в лоб да что мы проигрываем оттого, что мы признаем, что нет их, особых и неделимых русских? Мы только выигрываем.

Мы можем стать русскими людьми, гражданами, распорядителями земли.собственности, недр и плодов своего труда'.

Вот так, господа хорошие!

Ну как тут не вспомнить слова русского философа Ивана Александровича Ильина 'Россия была искони страною Православного Христианства. Ее творчески ведущее нацио­нально-языковое ядро всегда исповедовало православную веру. Вот почему дух Право­славия всегда определял и ныне определяет столь многое и глубокое в строении русско-национального творческого акта. Этими дарами Православия в течение столетий жили, просвещались и спасались все русские люди, все граждане Российской Империи - и те, которые о них забывали, и те, которые их не замечали, от них отрекались или даже их по­носили, и граждане, принадлежавшие к инославным исповеданиям или инородным пле­менам и другие европейские народы за пределами России'.

Сюда же относится и диагностика Бердяева отмечавшего, что коммунистический строй в СССР держался на лучшем типе коммуниста-христианина, даже в атеистической обертке. Он предвидел, что если следы христианства будут уничтожены в душах, возьмет верх тип шкурника, коммунизм будет уничтожен - никто не захочет приносить жертвы для 'светлого будущего’

Культура или цивилизация?

Ясно видим, что русская религиозная философская традиция предлагает отчетли­вую мировоззренческую позицию. Православная духовность - вот нить поиска.

От людей невежественных можно иной раз услышать сетование на обращение в таком случае к чему-то уже ушедшему, забытому, ненужному. Не будем их переубеждать, это не наша задача. Да и следует ли переубеждать? Ведь здесь - внутренний выбор, орга­ническое нежелание, чтобы эта философия была актуальна. Традиция говорить о не ори­гинальности русской религиозной философии, об ее отсутствии решилась одновременно с самой этой философией. Суть такого подхода в свое время была обозначена В Ф Эрном как феномен ‘культурного непонимания‘

Какие же устремления русской религиозной философии представляются нам се­годня, в контексте возрождения русской провинции, жизненно необходимыми? Да собст­венно те, о которых мы уже писали, в которых, с таким трудом пройдя через 'две мировые войны, через пустоту масс культуры, наконец проглядывает европейским цивилизованный мир: ненасильственный подход к решениювсехжизненныхпроблем, благоговениеперед­жизнью, отказотидеологиипотребительскогоиндустриальногомира, объединениеведином экологическом подходе и природы и человека, разведение судеб культуры и цивилизации. Ведь не случайно еще в 1920 г Н.А. Бердяев намекнул О.Шпенглеру, что, собственно, его мысли о расхождении судеб культуры и цивилизации уже сформулированы в русском ду­ховном космосе и именно ему принадлежат.

Здесь мы сознательно уходим от постановки во всем многообразии проблемы хри­стианского понимания духовного прогресса. Вместе с тем считаем необходимым вслед за Эрном подчеркнуть. И если, несмотря на все зло, которое господствует в жизни и которое, видимо, вовсе не уменьшается несмотря на растущую проституцию, сифилис, вырожде­ние и проявления сатанинских глубин., находятся люди, которые говорят, что прогресс совершается в области морали и в мире растет Добро, то нужно людей, говорящих так, резко разделить на две категории на слепых и глухих, которые не видят зла жизни и не слышат стонов страдающих, и на тех, кто видит зло, кто слышит стоны, кто чувствует ужасы жизни и кто тем не менее не искушается ‘видимым господствомзла, подвигом веры ощущая невидимую силу Добра‘

В.Л. Соловьев, прозревая XX век, ясно видел, что грядет кризис цивилизации, определяемый расхождением материального и духовного прогресса, что в этом своем движении человечество отрабатывает тупиковую ветвь развития. Так накапливается ‘энергия заблуждения‘. Явит ли миру Россия, или какой другой народ образец отказа от этой тупиковой ветви?

Цивилизация олицетворяется в сознании русской национальной мысли с городом Цивилизация – это, по выражению Бердяева, и есть мировой город. Город противостоит в России деревне. Он как бы теряет связь с ней, а значит и источники информации о своем прошлом, о своих истоках.Цивилизация в лице города становится беспочвенной, без на­циональной, более того - в своем самообмане и самомнении стремился подчинить себе деревню, деревенский космос. Как следствие - духовный и экологический кризис, ибо оказываются перекрытыми именно национальные духовные глубины. Жителю города все трудное распознать себя как носителя определенного эмоционально - нравственного типа.

Очевидно противостояние- этой позиции нынешний эйфории культурологов, взяв­шихся за возрождение русской провинции через провинциальный город. С городом, как известно, связывают развитие промышленности, именно с ним ассоциируется идея про­мышленной революции. Вчитаемся в рассуждения В П. Соловьева, постараемся понять его боль: ‘Разрастание наших городов (особенно в последние тридцать лет) породило лишь особую полуевропейскую цивилизацию с разными искусственными потребностями, только более сложными, но никак не более возвышенными, чем у простого сельского на­рода. А большая часть нашей промышленности существует для удовлетворения именно этих искусственных, а иногда и отвратительных потребностей'.

Экология - это мы

Определяя нынешнее состояние наших земель, вспомним проблемы их запусте­ния и оскудения созданы не сегодня и даже не только в XX веке. Связывая катастрофиче­ское состояние природы и духовный кризис, В.Л. Соловьев в трагические для России го­лодные годы писал; "На нас надвигается Средняя Азия стихийною силою своей пустыни, дышит на нас иссушающими восточными ветрами, которые, не встречая никакого препят­ствия в вырубленных лесах, доносят вихри песку до самого Киева". Образ пустыни и жел­того цвета, вытесняющих голубизну космоса, призван был эмоционально ориентировать современников.

Тему подхватил Николай Гумилев'

И, быть может, немного осталось веков.

Как на мир наш, зелёный и старый.

Дико ринутся хищные стаи песков

Из пылающей юной Сахары.

Средиземное море засыпят они.

И Париж, и Москву, и Афины,

И мы будем в небесные верить огни,

На верблюдах своих бедуины

И когда наконец корабли марсиан

У земного окажутся шара.

То увидят сплошной золотой океан

И дадут ему имя, Сахара.

Образ обескровленной русской земли в сознании многих наших писателей (доста­точно вспомнить НА Некрасова.Л.Н. Толстого) связывался с образом железной дороги, ставшей для них своего рода символом того строя жизни, который складывался в поре­форменной России, принося людям новые бедствия. Модернизация транспортной системы как бы оборачивается другой своей стороной, где видим вырубленные леса, высушенные болота. Да, железные дороги дорого обошлись крестьянину и в буквальном, и в перенос­ном смысле. По-своему это почувствовал В.В. Розанов: "Именно с XIX века, с проведения железных дорог и ’окончательной централизации', все стеклось в один мозг, в столицы оставив тело страны бесчувственным и бездыханным. Настал какой-то ’окончательный папа" и ‘окончательная кокотка‘, и ‘окончательный министр‘ и ’окончательный философ‘ который есть ‘журналист на все руки‘ (Чем не пророчество с журналистом на все руки‘?)

Экологическая проблема должна была, по мысли национальных философов, объ­единить государство и общество, город и провинцию. Ее созидательный пафос сегодня ясен. На самом деле произошло то, чего более всего опасались русские мыслители. Мо­дернизация и индустриализация во всех их вариантах имели невосполнимые последствия. Не перечисляя их всех и не останавливаясь на объективных позитивных сторонах преоб­разований подчеркнем следующее: хребет традиционного общества был сломан.

Это сказалось на последующей судьбе всех народов, населявших великую импе­рию, но для великороссов слом был особенно тяжел. Преобразования ударили по наибо­лее продвинутым великоросским регионам, нанести сильнейший удар по традиционному для великороссов крестьянскому укладу Русские земли, русская провинция были обес­кровлена. Начались мучительнее социальные деформации. Крестьянин побежал с земли.

Витязь на распутье

Русский народ вроде как витязь на распутье, и опять - дорога, и опять - к смерти. Но мы-то знаем - и об этом все наши сказки - что выход будет найден, но знаем., однако и цену, которую придется заплатить.

Ключ - в словах Владимира Соловьева ‘Если ты хочешь быть человеком будущего, современный человек, не забывай о дымящихся развалинах отца Анхиза и родных богов. Им был нужен благочестивый герой, чтобы перенести их в Италию, но только они могли дать ему и роду его и Италию, и владычество мира. А наша святыня могущественнее Тро­янской, и путь наш с нею дальше Италии и всего земного мира. Спасающий спасется. Вот тайна прогресса - другой нет и не будет‘. (Речь идет о спасении Энеем своего богоизбран­ного отца.От Энея вели свое родословие семьи Энеадов и римского рода Юлиев).

Надо стремиться, чтобы провинциальный город перестал носить старые столичные шляпки. Город земли русской должен стать истинный центром своей земли, не тщась упо­добиться столице. Поворот в сторону своей провинции своей земли должен ответить на мечтания великого Достоевского. Мечтания о том, что век дворянских гнезд, питавших золотой век русской культуры, сменится ‘залитым веком" крестьянских гнезд. Именно эта идея и не пришлась по вкусу тогдашней радикальной интеллигенции, окрестившей Досто­евского 'архи-скверным'. Обиделся за дворянство и носитель консервативной традиции К.М. Леонтьев. Многих не устроил Достоевский, выдвинувший на авансцену российской действительности образ русского крестьянина как носителя высшей национальной идеи - красивый, благородный тип.

Следует нам всем поразмышлять о природе доверительного отношения простого деревенского народа к городу. По инерции город воспринимался им как некий духовный княжеский центр, кстати и тогда когда город уже напрочь потерял этот свой первоначаль­ный смысл и стал оплотом мещанской полуевропейской цивилизации. А что такое город как традиционный княжеский центр? Это известно продолжение – деревни, князь. - Он­ведьсземлей и связан,толькоегоместовземледельческомстрое особое, онего охраняет. Трезвый взгляд на город предполагаетсегодня осознание того, что здесь уже давно не светлейший князь, а без-национальная, бесполая цивилизация, которая тоже страдает по-своему от своей бесперспективности в условиях, когда весь мир занялся поисками исто­ков, традиционных корней, национального лона.

Заплатить придется и за свободу провинции. Ибо возможна она лишь при береж­ном отношении к русской государственности. Ведь, в сущности, правбыл К.Н. Леонтьев, мечтавший о цветущей сложности государства. Пока есть сословия, пока провинции не сходны, пока воспитание различно в разных слоях общества, пока претензии не одина­ковы, пока племена и религия не уравнены в общем индифферентизме, до тех пор впасть больше или меньше централизованная есть необходимость. Центр в таком случае естест­венен и органичен. Уберите это цветение и оставьте центр. И он сразу начнет наращивать бюрократический репрессивный аппарат. Именно этот аппарат должен был канализиро­вать и в нужные ему русла направлять естественную для наснациональную созидательную энергию. Но рано или поздно конфликт неизбежен. Слишком обширно пространство, на котором мы располагаемся, слишком многообразна, богата наша национальная жизнь, слишком мы еще не оформлены, чтобы моги смириться с этими решенными за нас рус­лами.

Трудно переоценить сегодня роль именно русских земель в само возрождении. На­прасны надежды патронажных структур на сохранение своей монополии в определении перспектив развития нашей провинции. Но будем помнить, что не в повторении и тира­жировании уже найденных форм выражения национального духа состоит возрождение провинции в России, а в живом творчестве, развитии традиций и в поиске новых неведо­мых форм. Иными словами не в сарафане дело, и не в лаптях тем более не в этнографиче­ски точном повторении этих и других аналогичных примет национального облика нашего народа. Сарафаны могут прикрыть любое тело и даже, извините мертвое. Так мертвы наши этнографические музеи. А народная, провинциальная жизнь мучительно ищет свое истинное русло. И каждый носитель региональной культуры должен по духу русской культуры ощущать свою связь с феноменом русского духовного космоса как единого.

В чем же выход для нас всех для русских земель, для России? Духовность и хозяй­ственность - вот что должно воцариться на нашей земле. 06 этом кажется, говорит и И. А. Ильин 'Человек хозяйствует из инстинкта самосохранения. А этот инстинкт есть начало личное и самодеятельное. Поэтому жизненны только те способы хозяйства, которые про­буждают и напрягают этот творческий инстинкт, а не пресекают и не подавляют его"

Светлана Ермишина, Галина Наумова, Кандидаты исторических наук

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: