Глава X ОШИБКА НЕДОСТИЖИМОГО ИДЕАЛА

Сильно пахло зверинцем и дезодоран­тами. Запахи не перебивали друг дру­га, и получалось вроде ношеных нос­ков в кустах сирени.

А макаки у вас есть? — спросила Синиц­кая. — Я хочу такую же, как Маня.

Какая Маня? — Голос у женщины в белом халате был настороженный.

Я же говорила вам по телефону. Моей одно­класснице подарили обезьянку, зовут Маня, по­купали у вас.

Не помню, — буркнула обезьянья торговка.

Жалко. А Маня вас помнит.

Почем ты знаешь?

А ей запах ваших духов нравится. Это «Ангел»?

Ну, — подтвердила торговка. — Они попа­даются привязчивые, особенно молодые. Какие болеют, я их отпаиваю горячим молоком. А они, значит, помнят... Удав тебе не нужен? Есть тиг­ровый питон, три с половиной метра. Возьму не­дорого. Лопает раз в полтора месяца, очень прак­тично.

А что он ест?

Кроликов.

Живых?! — ужаснулась Ирка.

Не дохлых же. Змею холодным мясом не накормишь. Мне раньше самой было противно. Привяжу антрекот на ниточку и дразню его, как котенка, а этот живоглот — ноль внимания. У змей зрение такое: что живое, тепленькое — замечает, а дохлятину как будто и не видит со­всем... А есть боа-констриктор, полтора метра. Этот крысами питается, белыми.

Рассказывая, обезьянья торговка вела Синиц­кую по коридору. В приоткрытую дверь Ирка ус­пела заметить комнату, плотно заставленную по­тертой мебелью, и бормочущий телевизор. Запах зверинца стал гуще.

Иди, выбирай, — торговка подтолкнула ее к следующей двери.

А вы?

Нагляделась, глаза б мои их не видели. Лучше телек посмотрю. Иди, иди, только нена­долго.

За дверью было темно. Шагах в пяти перед Си­ницкой в воздухе плавали непонятные Желтые блестки. В следующую секунду она сообразила, что это глаза, десятки пар глаз отражают падаю­щий из коридора свет! Ирке стало жутко. Она за­хлопала по стене, ища выключатель, нашла, щелкнула, и комната как будто взорвалась! Обезь­яны загомонили, зацокали, завизжали, забегали по клетке!

Самый старший, самый большой и седой обезьян долго болтался вниз головой, разглядывая Ирку.

— Дверь закрой! — крикнула женщина. — Соседи жалуются.

Прикрыв за собой дверь, Синицкая осматри­валась. Комната была перегорожена пополам проволочной сеткой. С обезьяньей стороны обои свисали лохмотьями. Сородичи Зеленой Мани деловито сновали по сетке. Некоторые висели, вцепившись всеми четырьмя лапками, и смотре­ли на Синицкую, как заключенные.

Самый старший, самый большой и седой обезь­ян долго болтался вниз головой, разглядывая Ирку, потом вяло шлепнулся и уковылял в ко­робку. Эти коробки из-под телевизоров, постав­ленные одна на другую в три, в четыре этажа, за­нимали целый угол комнаты. В неровно проре­занных лазах виднелось грязное тряпье.

Какой-нибудь восторженный дошколенок, мо­жет быть, не заметил бы ни вони, от которой по­чему-то закладывало уши, ни больных обезьянь­их глаз. А Синицкой стало тоскливо. Вдобавок ко всему по обоям шмыгнул здоровенный тара­кан. Ближайшая макака сцапала его и сунула в рот. Ирка отвернулась и...

У нее за спиной, рядом с дверью, стоял похо­жий на аквариум прозрачный ящик, затянутый сверху мелкой сеточкой. По сеточке, перевернув­шись кверху светлым брюхом, по стенам, по опил­кам на дне —. всюду ползали такие же гигант­ские тараканы!

«Американские, наверно», — вяло подумала Ирка, чувствуя, как к горлу подкатывается тош­нота. Она в жизни не видела ничего противнее! Если к ним с мамой на кухню забредал одинокий таракан, во всей квартире объявлялась генераль­ная уборка, каждая отдушина обводилась китай­ским карандашом, каждый угол- посыпался по­рошками... А тут, поняла Синицкая, тараканов разводили нарочно, чтобы кормить обезьян.

Если до этого Ирка и подумывала, что непло­хо бы иметь обезьянку (только не такую хулига­нистую, как Зеленая Маня), то теперь это жела­ние улетучилось раз и навсегда. Обезьяны сильно упали в глазах Синицкой. Что это, спрашивает­ся, за друг, который тараканов лопает?

От ящика с тараканами она отвернулась и в углу по другую сторону двери увидела сладкую парочку — тигрового питона и боа-констрикто­ра. Кто есть кто, Ирка догадалась по размерам. Питон обвил обрубок сухого дерева, наверное, спе­циально для него и поставленный. Даже свернув­шись штопором, он доставал от пола до потолка. Полутораметровый боа-констриктор облюбовал себе боковую ветку.

Дерево не было ничем ограждено! Если бы Си­ницкая заметила удавов сразу же, еще до макак и тараканов, то наверняка испугалась бы. А так она не почувствовала ничего. Все чувства кончи­лись. Действуя, как робот, Ирка повернулась, чтобы уходить. Боковым зрением она уловила какое-то движение за ящиком с тараканами. Го­лова кружилась от вони. Хотелось бежать, но Не­достижимый Идеал должна была обследовать все до конца.

Сквозь прозрачные стенки тараканьего ящи­ка были видны поставленные штабелем коробки с бананами. <<Из-под бананов», — мысленно по­правилась Ирка. Потому что в верхней... Она не поверила глазам и отодвинула тараканий ящик.

Из круглой дыры в боку коробки, проделан­ной, чтобы бананы не задохнулись, торчал черный почти человеческий пальчик. Он мелко дрожал.

Ирка пулей вылетела в коридор. Воспитан­ность Недостижимого Идеала слетела, как шелу­ха. В комнату к обезьяньей торговке ворвалась ревущая в три ручья, злющая девчонка и закри­чала:

У вас в коробке живая обезьянка, она уми­рает! Вы мучительница!

Торговка потянулась к пульту и прибавила громкость в телевизоре.

Синицкая и после этого ничего не поняла. Ей казалось, что преступники — в кино, а если уви­дишь настоящего преступника в жизни, то сразу его узнаешь. Может, он будет корчить жуткие рожи, а может, где-то поблизости заиграет не­приятная музыка. Словом, узнаешь — и все. А тут была не преступница, а просто дрянная тетка, которая плохо обращается с обезьянками, но это легко исправить.

Я в милицию пойду! — вопила Синиц­кая. — Сейчас же! Вас надо саму в клетку поса­дить, чтоб знали!

Ну что ты, деточка! — сдобным голосом сказала торговка, одергивая свой белый халат. — Что ты так разнервничалась? Да, обезьянка, к несчастью, тяжело больна. Ее нельзя держать с остальными, а другой клетки у меня нет. Поэто­му пришлось положить ее в коробку. Ей уже ни­чем не поможешь, лучше просто ее не беспокоить.

Тут бы и спрятать язык за зубами, но Синиц­кая не могла остановиться. До нее дошло:

А в остальных коробках, скажете, бананы?! Их там штук пять!

— И ты во все заглядывала? — изменившим­ся злым голосом спросила торговка.

Да, — твердо ответила Ирка, не понимая, что врет на свою голову.

Торговка быстро встала, прошла мимо нее, повернула в двери ключ и сунула в карман.

Вы... Вы... — задохнулась от ужаса и злос­ти Синицкая. — Что вы делаете?! Думаете, роди­тели не знают, куда я поехала?

Думаю, — поддакнула торговка. — Думаю, лапочка. Если бы ты сказала, что едешь смот­реть обезьянку, тебя не отпустили бы. Родители своих детей знают: сначала — «Я только посмот­рю», потом — «Купи!». И дети знают своих роди­телей, поэтому в первый раз приезжают сюда без спроса. Так что зря ты, солнышко, заглянула в банановые коробки. Я тоже виновата: расслаби­лась, оставила тебя одну. Вот нам обеим и будет наказание.

Откройте дверь сейчас же! — закричала Синицкая.

И получила звонкую обжигающую оплеуху.

Молчать, дрянь! — прошипела торговка, добавляя ей по другой щеке.

Ирку не били ни разу в жизни. Она подумала, что если не проснется сейчас же, немедленно, то в следующую секунду умрет от унижения.

Но это был не сон.

Глава XI «ПТИЧКИ УПОРХНУЛИ»

Подъезд не ремонтировали много лет, зато расписывали фломастерами и краской из баллончиков. Блинков-младший сидел на перилах между вторым и тре­тьим этажами и от нечего делать читал надписи. Многие остались еще с прошлого тысячелетия: «Радик из Нахичевани, 1998». Сыщик не знал, что такое Нахичевань — маленькая она или большая, деревня или город. Наверное, и не все из жильцов подъезда это знали. Но каждый день они ходили мимо этой надписи и, конечно, креп­ко помнили, что в Нахичевани живет Радик и что он дурак.

По лестнице взбегала тонкая дорожка опи­лок, просыпанных из дырявого мешка или ящи­ка. Она кончалась (или начиналась?) у двери один­надцатой квартиры. Дверь картонная — громкий храп мбжно расслышать. Блинков-младший под­ходил и слушал, пока папа не прогнал его вниз. В квартире стояла полная тишина. А опилочная дорожка была свежая, не затоптанная. По этим двум причинам сыщик опасался," что они с папой опоздали. Похоже, из одиннадцатой ушли совсем недавно, унося мешок с опилками.

Бухнула дверь подъезда. Митек тихо свистнул.

Слышу, — отозвался папа. — Поднимайся-ка на всякий случай ко мне.

Как хотите, а я не верю, — бубнил внизу незнакомый голос. — Что я, не знаю, кто у меня на что способен? Там пьяницы живут, бутылки по помойкам собирают, а вы говорите, обезьяна, девочка! Откуда у них деньги на обезьяну?

Вот и выясните, откуда! — пробасил Иван Сергеевич.

Блинков-младший перевел дух. Кончилось время их с папой засады! Он уже видел скользя­щую по перилам руку в перчатке и серый обшлаг милицейской шинели. Участковый поднялся на следующий лестничный пролет и заметил сы­щика:

А ты что здесь делаешь? Ну-ка, марш до­мой!

Он со мной, — сказал полковник. — До­кладывай, Дмитрий.

Блинков-младший показал на опилочную до-ч рожку:

Заметили? Из одиннадцатой.

Думаешь, птички упорхнули? — понял Иван Сергеевич.

Не знаю. За дверью тихо.

Конечно, тихо. Все нормальные люди спят, — сказал участковый. Обогнав полковника и Мить­ку, он бегом взлетел на третий этаж и нажал кнопку звонка.

Ни звука.

Со своего поста на четвертом этаже спустился папа. Участковый недовольно взглянул на него, ничего не сказал и сильнее вдавил кнопку. Зво­нок не работал.

Продали, черти. Я же говорю, пьяницы! — сплюнул участковый и стал колотить в дверь са­погом. — Ну, теперь всех соседей перебудим... — Он ударил раза три-четыре и стал прислушивать­ся. — Спят. Их из пушки не разбудишь!

Ломайте дверь, — приказал Иван Сергеевич.

— Да вы что?! — возмутился участковый. Блинков-младший опустился на корточки,

посмотрел в замочную скважину — темнота. Сквоз­нячок из квартиры явственно пах зверинцем! Он сложил руки рупором и закричал:

Синицкая!

Послышался неясный шум, или ему показа­лось?

Синицкая! — снова крикнул Блинков-младший.

Полковник с участковым разговаривали на басах.

Ломайте! — требовал Иван Сергеевич, а участковый грозился прокурором.

— Потише! — взмолился Митек, и в этот мо­мент за дверью громыхнуло. Звук был такой гром­кий, что услышали все.

— Хозяева, — неуверенно сказал участковый. Иван Сергеевич отстранил его рукой, отошел

на полшага и с одного удара высадил дверь ногой.

Под вашу ответственность, — заметил участковый, входя вслед за ним в квартиру.

Зверинцем воняло невыносимо. Полковник включил свет. Митек посмотрел под ноги, и его передернуло: пол кишел американскими тарака­нами!

Иван Сергеевич тяжело топал впереди. Толк­нул одну дверь, заглянул в комнату. Толкнул вто­рую... Она оказалась заперта.

Бум-хрясь! Дверь вылетела под нажимом пол­ковничьего плеча. Толкаясь, все вошли за Ива­ном Сергеевичем. Вспыхнул свет, и мужчины уви­дели сетку поперек комнаты. Кто как, а Блин­ков-младший еще раньше, по запаху, догадался, что здесь недавно держали обезьян, и много!

За сеткой на полу лежала Синицкая, привя­занная к стулу. Ее рот был залеплен липкой лен­той. Синицкая мычала и делала круглые глаза. Вокруг ползали тараканы. Блинков-младший нырнул в низкую дверцу клетки и стал отвязы­вать одноклассницу.

М-мот, — промычала Синицкая.

Рот, — сообразил Митек и сдернул с ее губ липкую ленту.

Я знала, что это будешь ты! — дрожащим голосом заявила Недостижимый Идеал. Излов­чилась и чмокнула его в щеку!

Если бы это сделала газовая плита, сыщик уди­вился бы меньше.

Ты чего, Синицкая? — тупо спросил он, развязывая последний узел на руках Недостижи­мого Идеала. Руки немедленно полезли обни­маться. — Ты чего? Дай ноги отвяжу.

За спиной охнул участковый. Сыщик оглянул­ся и увидел только склонившиеся над чем-то спи­ны взрослых.

Обезьянок мертвых нашли, — вздохнула Синицкая. — Дима, как же мне плохо было БЕЗ ТЕБЯ!

Это у тебя с перепуга. Ничего, Ир, попра­вишься, — сказал Митек.

И получил пощечину.

У Синицкой вышло не так красиво, как в ки­но. Было заметно, что этот жест еще не отработан.

Ты разбил мне сердце! — со всхлипом за­явила она.

Митек подумал и ответил покрасивее, чтобы Синицкой было приятно:

Моей вины тут нет, ибо я с детства предна­значен другой!

Может быть, еще не все потеряно? — с на­деждой спросила отвергнутая, но Митьке уже на­доело играть в киношную любовь, и он сказал:

Не валяй дурака, Синицкая.

Я серьезно, — хлюпнула носом Недости­жимый Идеал.

А если серьезно, то сделай что-нибудь не на пятерку с плюсом, а для себя. Ты умная, краси­вая, но слишком правильная. Рядом с тобой ды­шать боязно. Получи раз в жизни двойку для жизненного опыта, а то окончишь школу и не уз­наешь, что это такое.

— Думаешь, поможет? — спросила Синицкая.

Конечно. Ты многим ребятам нравишься, но тебя боятся. Помнишь, на Новый год соби­рались у Суворовой? Я сижу напротив тебя и думаю: «А как правильно яблоко есть, с ножом или так? Как правильно конфеты разворачи­вать?»

Яблоко вообще-то с ножом. Но если нож не подали, то и не проси — это большая ошибка, чем съесть яблоко без ножа. А конфеты правилами хорошего тона не оговариваются. Хочешь, с кон­цов разворачивай, хочешь, с середины, — меха­нически ответила Синицкая.

Вот видишь. А я никогда не задумывался, откуда разворачиваю. Я просто ем, потому что вкусно.

Я попробую, — сказала Синицкая. — Не уверена, что сразу получится, но попробую. Вот уроки у меня на завтра не сделаны, и я не буду. Если только мама не заставит.

В коридоре пронзительно завизжала женщи­на. Громыхая сапогами, участковый бросился на крик.

Соседка. Тараканов испугалась, — выгля­нув за дверь, сообщил старший Блинков. — А поехали-ка мы домой! Иван, тебе не нужно какой-нибудь протокол составлять?

Да нет, зачем, — улыбнулся полковник. — Вот если бы оказалось, что тут спят мирные граж­дане, тогда не я, а на меня составили бы прото­кол. Могли бы и выговор объявить.

Недостижимый Идеал дулась, краснела и взо­рвалась:

Что ли, мы просто так уйдем?! А как же я? Как же обезьянки? Вы что, не собираетесь искать преступников?!

Я-то уж точно не собираюсь, — спокойно ответил Иван Сергеевич, — а у капитана сейчас спросим.

Участковый стоял на лестничной площадке с пенсионеркой, одетой в байковый халат поверх длинной ночной рубахи. Вид у обоих был мрач­ный.

Съемная квартира? — догадался Иван Сер­геевич.

В ответ участковый только развел руками:

Завтра найду хозяев, спрошу — может, они паспорт у нее смотрели?'

Кошелек они смотрели, — сварливо заме­тила пенсионерка. — Маринка-обезьянщица им по двести долларов за месяц платила. А сама ни­какая не Маринка, а Зинка! На той неделе подхо­дит ко мне мужчина. Ничего не скажу: положи­тельный такой, гладкий. Где тут, спрашивает, у вас живет Зинаида? А я ему: извиняйте, я всех в подъезде знаю, только Зинаиды у нас нету...

Чувствовалось, что рассказ о гладком мужчи­не кончится не скоро. Иван Сергеевич безнадеж­но махнул рукой:

Всего тебе хорошего, капитан. Звони, если понадоблюсь, только вряд ли... Кстати, девушка интересуется: ты злодеев разыскивать будешь?

Ну конечно! Это наша святая обязанность! — покосившись на Ирку, с несчастным лицом отве­тил участковый. — Прямо со следующей недели и начнем. Как только поймаем Ваньку-Каина, Джека-Потрошителя и «Черную кошку».

Трех Поросят не забудьте, — подсказал Блинков-младший. — Нельзя оставлять их на свободе.

— Шибко вы начитанные, — буркнул участ­новый. — Ладно, девочка, приходи завтра с ро­дителями. Если им захочется.

Не надейтесь! Захочется! — отчеканила Ирка и, вскинув голову, бросилась вниз по лест­нице.

Митек догнал ее в парадном. У Синицкой дро­жали губы.

Про «Черную кошку» я поняла, это из ки­но «Место встречи изменить нельзя». А Ванька и Джек-Потрошитель тоже невсамделишные?

Все всамделишные. «Черная кошка» была в Москве в сороковых годах, Джек-Потроши­тель в Лондоне больше рта лет назад, а Ванька-Каин — тоже в Москве, только совсем в древ­ности.

Значит, шуточки. Ну почему, почему всем наплевать?! «Это наша святая обязанность!» — гнусавым голосом передразнила Синицкая. — А сам ничего делать не хочет!

Не может, — поправил сыщик. — Ты же слышала: никто даже имени этой «Маринки-обезьянщицы» не знает... Сняла квартиру, по­торговала, а как начало припекать, собралась и уехала.

Это я ее припекла! — довольным голосом похвасталась Ирка. — Говорю: я в милицию пой­ду! Вас надо саму в клетку посадить! А она — шлеп, шлеп Меня по щекам! И к стулу привязала. А по­сле приехали еще двое. Ругались на нее! Один во­шел за сетку, ловит обезьян, колет шприцем куда попало, и они засыпают. А другой раскладывает по коробкам, как неживых. Жуть!

Сыщик не стал говорить, что преступников спасла самоуверенность Недостижимого Идеала. Если бы Синицкая хоть предупредила своих, куда едет... Обидно: папы и Блинков-младший опоз­дали на какие-то минуты! На лестнице еще шеве­лился таракан, придавленный удиравшими обезь­яньими торговцами. Сейчас бы сидели они в на­ручниках и дружненько выкладывали главное в Деле о Зеленой Мане: ОТКУДА У НИХ ОБЕЗЬ­ЯНЫ.

Увы, торговцы скрылись безо всяких для себя потерь, если не считать разбежавшихся тарака­нов. Маринку-обезьянщицу теперь выгонят, возь­мут какую-нибудь Клавку, она снимет другую квартиру и даст в газету новое объявление... А-все из-за того, что Синицкая не сказала нужного сво­им и наговорила лишнего чужим. Кто ее за язык тянул -— «Я в милицию пойду»?!

— А я ни чуточки не боялась, только против­но было с тараканами, — болтала Синицкая. — Я молодчина, Блинок? Скажи, я молодчина?! И объявление нашла, и проверила, и всю их «ма­лину» разогнала!

Блинков-младший молчал. Спускать ее с не­бес на землю ие хотелось.

Да, любимая хозяйка Зеленой Мани оказа­лась торгашкой и мучительницей. Маня боле­ла, торгашка ее выхаживала, чтобы не потерять пятьсот долларов, если обезьяна умрет. А обезь­яна не знала, что такое пятьсот долларов и что такое «продать». Она привязалась к запаху ду­хов и чужим рукам, казавшимся ей добрыми. Потому что вранья и подлости обезьяны тоже не знают.

Казалось, что Дело о Зеленой Мане можно за­крыть. Но сыщик так не думал.

Глава XII СЫЩИКИ НА «ПТИЧКЕ»

Синицкая блистала в восьмом «Б» и в параллельных классах. На каждой перемене она рассказывала о своих приключениях, и никому это не успело надоесть. От частых повторений у нее сложилась гладень­кая, как будто записанная История о Проница­тельной Восьмикласснице, Разоблачившей Ковар­ных Преступников. Иногда Синицкая что-нибудь пропускала, и поклонники ей подсказывали*.

Ир, ты забыла: «Меня привязали к стулу»...

Да, меня крепко привязали к жесткому сту­лу морскими узлами и поставили в темный угол. Я видела в оконном стекле отражение свирепых преступников...

Блинков-младший подозревал, что девчонкам она рассказывает кое-что еще. А то почему бы Ир­ка Кузина спросила его:

Митек, правда, Синицкая врет, что ты ее поцеловал РОКОВЫМ ПОЦЕЛУЕМ?

Нет, я только разбил ей сердце, — честно ответил сыщик. — Но, по-моему, оно уже срос­лось. Вчера Орел и Дэ водили Синицкую в «Мак-доналдс».

Оба? — не поверила Ирка.

И еще Киязь. Он богатый, на всех биг-маки покупал.

Это было сильно. Кузина расстроилась, хотя Князя терпеть не могла, а Орла и Дэ еще не про­стила за то, что они бросили свою работу. Ведь приключения и незаслуженная слава Синицкой начались с того, что Недостижимый Идеал стала проверять объявления за Орла и Дэ.

При желании Кузина могла бы рассказать по­больше, чем Синицкая. Случалось, и рассказы­вала. Но Иркины приключения были в прошлом; Синицкая затмила ее, как новая мода старую.

Если бы я не была занята, то накрыла бы этих обезьянщиков еще раньше! — хорохорилась Кузина.

Но что случилось, то случилось. Обезьянщи­ков Синицкая спугнула, и надо было подбирать­ся к ним с другой стороны. В воскресенье малень­кая опергруппа выехала на Птичий рынок...

— Ой, обезьянка! Какая хорошенькая! А ей не холодно?

Нет, девочка, обезьяны хорошо переносят холод. В зоопарке их уже выпускают в открытый вольер.

Значит, с ней гулять можно?

Нужно. Только не сразу, а когда она к тебе привыкнет. Купишь ей длинный поводок и гуляй.

Митек, я хочу обезьянку!

Тебе папа не разрешит.

Разрешит, разрешит! Она не в квартире бу­дет жить, а в особняке с Леной!..

Третий час напарники бродили по «Птичке». Ирка надела дубленку Суворовой, в свое время отбитую Валькой у сестры-фотомодели. Вверну­тый в разговор «загородный особняк» с какой-то Леной (надо полагать, прислугой) возник не слу­чайно. Вместе с дубленкой он должен был убеж­дать продавцов, что Ирке ничего не стоит купить обезьянку на карманные деньги.

Блинков-младший в новой куртке, с простень­ким фотоаппаратом-«мыльницей» изображал то ли бедного родственника, то ли сына прислуги. Главную задачу выполнял как раз он. В сыске час­то бывает, что прикрытие (Ирка) ярче и заметнее агента-исполнителя. Пользуясь своей ролью, Ир­ка из девчачьей вредности командовала им, как хотела:

Митек, поди сюда! Тебе нравится?

Лишь бы тебе нравилась, — с безразличи­ем подневольного человека отвечал сыщик.

Тупой ты, Митек. Сфотографируй меня с обезьянкой!

— Да ну, пленку изводить...

Дам я тебе денег на пленку. Сфотографи­руй!

Спрашивать разрешения у продавца обезьян­ки Ирка и не думала. Она же СЕРЬЕЗНАЯ ПО­КУПАТЕЛЬНИЦА, а покупатель всегда прав.

Расчет срабатывал. Суетясь, продавец доста­вал обезьянку из клетки:

Держите. Осторожно, как бы не убежала! Лучше я поводочек пристегну.

У нее блох нет? — привередничала Ирка.

Нет, что вы! Ни блох, ни глистов! Чистень­кая обезьянка, здоровая, только вчера доктору показывали...

Ирка с опаской брала обезьянку на руки.

Митек, фотографируй! Отойди подальше, я хочу в полный рост!

Обезьянка мелко получится, — подсказы­вал продавец.

Значит, разок подальше, разок поближе! — Ирка командовала, Блинков-младший щелкал фотоаппаратом.

Нужно ли говорить, что съемка затевалась ради того, чтобы в кадр попал продавец?

Спиши координаты, — вернув обезьянку, небрежно бросала сыщику Ирка. -— Пойду ры­бок посмотрю, догонишь.

Блинков-младший доставал блокнот и просил торговца:

Дайте ваш телефон.

Чаще всего давали. Но бывало, что обезьян­щик настораживался:

Зачем тебе?

Да у нее семь пятниц на неделе, — кивая вслед Ирке, сплетничал Блинков-младший. — Сейчас раздумывает, а увидит фотокарточку и решит купить... У нее за городом целый зоопарк, даже ручной медвежонок есть, — для убедитель­ности добавлял он.

Надо признать, что и этот ход не всегда сраба­тывал.

Если решит, подъезжайте на рынок, — от­вечал продавец. — Только скорее всего я обезь­яну еще сегодня продам.

Блинков-младший догонял Ирку, они наме­чали следующий объект, и спектакль повто­рялся:

Ой, обезьянка! Какая хорошенькая! Митек, поди сюда! Сфотографируй меня с обезьянкой!

Напарники уехали с «Птички» еще засветло. Время шло к закрытию, и было понятно, что но­вые обезьянщики не появятся, а всех старых они сфотографировали.

В ГУМе им всего за час отпечатали снимки. Остальное было делом техники. Дома напарники сели у компьютера и запустили диск «Телефон­ная база». Бесценная это вещь для сыщика! Вво­дишь номер телефона, а компьютер тебе выдает адрес и фамилию его хозяина. За несколько ми­нут короткие записи в блокноте Блинкова-млад­шего превратились в настоящую картотеку. Что­бы не путаться, он переписал все данные обезь­янщиков на обратную сторону фотографий.

Потом Ирка надела на нос бельевую прищеп­ку, чтобы сделать голос гнусавым, как у настоя­щей телефонистки, и начала обзванивать подо­зреваемых:

Улица Катукова, 1-2-12? С телефонного узла беспокоят. Позовите, пожалуйста, Кузнецо­ва И. П.

На самом деле Кузнецов (или Иванов, Петров, Сидоров — то есть хозяин квартиры) не интере­совал напарников. Они разыскивали квартиру, где сейчас НЕТ хозяина. Нет потому,, что он сдал свое жилье обезьянщикам.

На четвертом звонке Ирке повезло,

С телефонной станции беспокоят, — уже привычной скороговоркой прогнусавила она. — Кукушкина И.И. позовите.

Ошиблись номером, — ответил женский голос, и трубку бросили.

Есть! Ирка показала Блинкову-младшему боль­шой палец. «Ошибиться номером» компьютер не мог. Ясно, что в квартире Кукушкина живут чу­жие люди.

Ирка позвонила еще раз и добавила строгости в голос:

Не кладите трубку! Ваш телефончик запи­сан на Кукушкина. Если вы купили квартиру, то надо переоформить.

Мы не купили, а сняли, — ответила жен­щина. — Что ему передать?

Пускай за телефон заплатит, у него задол­женность за февраль".

Ирка положила трубку и утерла пот со лба.

Класс! — одобрил Блинков-младший. — «Переоформить», «задолженность за февраль»... Мне бы в голову не пришло.

Потому что я сама хожу платить за телефон, а у тебя родители платят, — объяснила Ирка.

Фотокарточки с надписанными телефонами и адресами лежали вниз лицом. Блинков-младший нашел «Кукушкина», который оказался не Ку­кушкиным, и перевернул. Со снимка глядел ни­чем не примечательный человек в черной шапоч­ке с надписью «КееЬок». Другие обезьянщики, давая Митьке телефоны, говорили, как их зовут. А этот продиктовал только номер и сказал: «Кто подойдет, того и спросишь насчет обезьяны». Те­перь ясно, почему он дал телефон без имени: те­лефон чужой, кукушкинский, а имя свое. «Ри-бок» хотел остаться неизвестным, а выдумать се­бе имя поленился... В кадр попало Иркино плечо и макака у нее на руках. Совсем такая же, как Зеленая Маня.

Сыщик был уверен, что напал на след шайки Маринки-обезьянщицы...

Но мы забежали вперед. Кроме Блинкова-млад-шего и Кузиной, по рынку ходила вторая пара: гимназист-второклашка Ванечка с Князем. Сы­щик не сразу решился доверить Князю такое важное задание. Много лет они были врагами, и нельзя сказать, что сейчас подружились. Но Зе­леная Маня, однажды обняв Князя своими шерс­тяными ручками, открыла доброту, которую никто не ожидал увидеть в этом балбесе и отмо­розке. Блинков-младший решил, что не так уж он безнадежен, и поручил Князю охрану гимна­зиста-второклашки.

Уезжая с «Птички», Митек с Иркой даже не подошли к ним попрощаться. Где вы видели аген­тов наружного наблюдения, которые у всех на глазах собираются вместе?

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: