Монтелиус и Софус Мюллер 5 страница

К возражениям он был совершенно нетерпим. Его ученик Бёркит говорит о нем: an electric character (рис. 10). Когда в Академии надписей, членом которой он был, огласили отказ обсуждать его сообщение о Руфиньяке, он, по воспоминаниям очевидцев, "вылетел из зала в сплошном вихре сутаны" – и долго после того не занимал своего места в Академии.

Эта вера в собственную универсальность и непогрешимость, эта нетерпимость к возражениям позволили называть занятую им позицию в науке "папской". Бёркит пишет о нем: "Когда он состарился и стал менее надёжным в своих определениях по интуиции, - его мнения о Руфиньяке и "белой леди" из Западной Африки определенно остаются под вопросом, - он не стал менее папоподобным" (pontifical). Археологи имели своего короля, они получили своего папу.

И это было не только его субъективным ощущением – это было реальное положение дел. Еретические выступления вроде Французской академии надписей были исключением. Глин Даниел писал после смерти Брёйля: "Когда аббат был жив, многие из наших коллег хранили свои взгляды на Руфиньяк про себя; теперь мы понимаем, что можем слушать много вещей и много точек зрения". Но и это "смелое" высказывание относится к частности. В целом его подход к археологии палеолита, концепция Брёйля, нерушимы. Она стала прививаться и у нас. Есть король, и есть папа. Лютера еще нет.

9. Обермайер и Пейрони. В числе друзей Брёйля был его немецкий сверстник баварец Хуго Обермайер Град (Hugo Obermaier Grad, 1877 – 1946), тоже священник (Bandi und Maringer 1953). Получив классическое образование, он увлекся книгами Шлимана и заинтересовался баварскими древностями римского времени. Став священником, как и Брёйль в 1900 г., он отправился продолжать образование в Венский университет, где он изучал археологию у Морица Гёрнеса, геологию у Пенка, а также анатомию и антропологию. Получив ученую степень, отправился продолжать образование в Париж. Здесь он учился у Годри, Марселена Буля, Капитана и Картальяка, увлекся палеолитом и сдружился с Анри Брёйлем. С 1909 г. он стал посещать Испанию и исследовать пещеры. Хотя он преподавал несколько лет в Венском университете, во время Первой мировой войны он остался в Испании, стал домашним капелланом герцога Альбы и профессором Центрального университета в Мадриде, с 1924 г. испанским гражданином, но работы свои продолжал публиковать главным образом по-немецки и по-французски. Во время Гражданской войны в Испании удалился в Швейцарию, где преподавал во Фрейбургском университете. Там и умер.

Он раньше Брёйля обратил внимание на территориальный аспект проблемы касательно нижнего палеолита. В 1908 г. Обермайер классифицировал раннепалеолитические материалы, распределив их не только по стадиям (по эпохам), но и по территориям (локальные культуры). Ручные рубила, изготовленные из желваков кремня их двусторонней оббивкой (бифасы) очень характерны для шелльской и ашёльской культур Франции. А вот к востоку от Рейна их почти нет. Там орудия делаются почти только на отщепах. А раз так, то Обермайер отказался считать домустьерские культуры этих мест шелльской и ашёльской. Он предпочёл называть эту культуру премустье. Защитники эволюционизма пытались отнести эту разницу за счет иной методики раскопок, ссылаясь на отдельные находки рубил на востоке Европы и уверяя, что они еще найдутся в тех же количествах, что и на Западе. Но во Франции рубила накапливаются тысячами, а к востоку от Рейна только единицами и десятками – при любой методике.

Но культуры отщепов – это как раз те клинья, которые Брёйль вбивал в конструкцию Мортилье! Концепции Брёйля и Обермайера сомкнулись.

Обобщающие труды Обермайера о палеолите вышли в 1916 г. ("Ископаемый человек" на испанском) и 1931 г. ("Человек преистории" на немецком, русск. перев. 1932).

В 1933 – 36 гг. Дени Пейрони (Denis Peyrony, 1869 – 1954), местный учитель в местечке Лез Эйзи (Дордонь), увлекшийся древностями и ставший еще до Первой мировой войны протеже и старшим другом Брейля (он на 8 лет старше Брёйля), разработал схему сосуществования ориньяка с другой культурой – перигорской, за каковым противостоянием он видел сосуществование двух рас кроманьонцев. То, что у Брёйля было ранней и поздней фазами ориньяка, Пейрони, теперь уже известный археолог, распознал как отдельную локальную культуру – перигор. Так что ориньяк оказался более сложным, чем предполагал Брейль. Тот спорил с Пейрони, но концепция Пейрони была в том же духе, что и его.

10. Миграционизм Дороти Гаррод и параллельные культуры Мовиуса. В развитие темы миграционизма несколько слов нужно сказать об английской ученице Брёйля, ставшей в 1928 г. президентом Преисторического общества, - Дороти Гаррод (Дороти Энни Элизабет Гаррод – Doroti Annie Elizabeth Garrod, 1892 - 1968). Родившись в 1892 г. (она младше Брёйля на 15 лет), Дороти окончила женский колледж в Кембридже в 1916 г., во время Первой мировой войны, в которой погибли все три ее брата. Она вступила в Католическую женскую лигу и отправилась на Мальту, где ее отец был начальником госпиталя. Там при виде мальтийских мегалитов она пристрастилась к археологии. После войны ее отец стал профессором медицины в Оксфорде, а она стала посещать лекции ректора колледжа известного антрополога Маретта, ведшего и раскопки палеолита. Он направил ее учиться у Брёйля. Под его руководством и с его предисловием в 1926 г. вышла ее первая книга "Верхний палеолит в Британии". Брёйль убедил ее в том, что, как он говорил в концовке своего знаменитого доклада 1912 года, Европа – только полуостров Евразии и Африки, а культуры, сменявшие одна другую в Европе, имеют миграционное происхождение и корни их надо искать вне Европы. Это она и провозгласила в своем президентском послании в 1928 г. "Новое и старое: призыв к новому методу в палеолитической археологии". Она заявила, что важно не просто стратиграфию установить, а выявить филогенетические связи культур, их корни, происхождение каждой. Вся ее жизнь была посвящена прослеживанию миграций палеолитических культур.

Начались ее многочисленные раскопки палеолитических стоянок сначала в Гибралтаре, затем в Палестине (на горе Кармел и других). Ее открытия сильно изменили представления о последовательности палеолитических культур. Во всяком случае, в Азии она была не той, что в Европе. Скажем, индустрия ножевидных пластин, как она выяснила в 1950 г., оказалась в Джабруде (Сирия) под позднеашёльскими слоями! (До Гаррод это в 1933 г. установил Элберт Раст.) В 1936 г. она выступила с докладом, опубликованным в 1938 г., где заявила, что только две из палеолитических культур Верхнего палеолита Франции имеют европейское происхождение – солютре (из Центральной Европы) и мадлен (из граветт южной Франции). Все остальные прибыли в Европу извне: шательперрон был в Палестине уже в конце нижнего палеолита, потом в Африке; ориньяк из Палестины двигался в Европу через Балканы; граветт прибыл на юг Франции из степей России и Курдистана.

С 1939 г. Гаррод (рис. 11) была профессором археологии в Кембриджском университете, а с 1942 по 45 годы войны была интерпретатором аэрофотосъемки в военно-воздушных силах. Выйдя на пенсию в 1952 г., она продолжала раскопки во Франции, Западной Азии и Египте. Умерла она в 1968 г., 7 лет спустя после Брёйля (Clark 1999).

В 30-е годы в Бирме и на Яве работал американец Хэлем Мовиус (Hallam Movius) из музея Пибоди Гарвадского университета. После второй мировой войны он проводил раскопки в Узбекистане и во Франции, затем взялся за обобщение всего материала по палеолиту азиатского материка. Две его книги подвели итоги его деятельности: "Ранний человек и стратиграфия плейстоцена Южной и Восточной Азии" и "Нижнепалеолитические культуры Южной и Восточной Азии". В этих книгах он сформулировал концепцию особого, азиатского круга палеолитических культур. По его концепции азиатские культуры отставали от европейских: если для европейских были характерны бифасы и техника леваллуа, то в Азии господствовали архаические традиции галечных орудий (чопперы, чоппинги и ручные тесла). Мовиус разработал классификацию галечных орудий и, возможно, исходя из этого не очень выразительного материала, высказал как-то Бинфорду идею разочарования в типах, основном понятии археологии со времен Монтелиуса, – Мовиус задумался над тем, существуют ли они вообще и не лучше ли работать непосредственно с признаками.

11. Венская школа. Наибольшей степени обобщенности идея территориальности культурных различий достигла в Венской культурно-исторической школе. У истоков этой школы стоял тоже католический священник, но не археолог, а этнолог - патер Вильгельм Шмидт (Wilhelm Schmidt, 1868 – 1954), на 9 лет старше Брёйля. Пятнадцати лет он поступил в миссионерскую орденскую организацию Societas Verbum Dei (Общество Слова Божия), в 24 года рукоположен в сан священника, а со следующего, 1893 года поступил в Берлинский университет для обучения языкам колониальных народов и через два года прибыл в Австрию. Там он поступил в основанную за несколько лет до того для миссионерской деятельности в колониях общину Сан Габриэль (Св. Гавриила) в Модлинге под Веной. В Модлинге ему суждено было прожить 43 года.

Он не был далек от политики. Вена была полна либералов, среди которых были весьма заметны евреи (тогда 20% венского населения). Шмидт как верный католик не любил либералов и ненавидел евреев – не как расу, а как социальную группу. Наукой он занялся с 1899 г. (с рубежа века), но вначале (по 1906 год) это были чисто лингвистические работы о языках Меланезии, Юго-Восточной Азии, в том числе группы мон-кхмер в тогдашнем Индокитае. Он выделил группу “аустрических” языков (австроазийские и австронезийские), создал специальный алфавит для записи бесписьменных языков. Этими работами, которые признаны классическими, он заслужил большой авторитет в кругах востоковедов. Он был избран членом-корреспондентом Венской Академии Наук. Но ему было запрещено руководством ордена защищать диссертацию на докторское звание – это было бы проявлением гордыни.

Прочтя книгу англичанина Э. Лэнга "Делание религии", почти сорокалетний Шмидт оценил ее как “переворот в науке о религии”. Она вернула в антропологию представление о первобытном монотеизме, подавленное эволюционистами, которые ставили в начало начал атеизм и многобожие. Как верующий католик, Шмидт тотчас ухватился за идею изначального монотеизма и сделал ее основной для своей дальнейшей работы - он перешел в этнологию. Лэнг был эволюционистом, и Шмидт не отверг эволюционную концепцию – он принял ее как примету научности и современности, он желал только поправить ее с позиций религии. Как раз эволюционная концепция давала возможность распределить культуры от наиболее примитивных до самых развитых и тем самым направить поиски истоков религии. Поползновения сочетать эволюционизм с диффузионизмом характерны для ряда католиков новой генерации.

Шмидт был чрезвычайно трудоспособным и плодовитым автором. В 1906 г. Шмидт основал журнал “Антропос” (“Человек”), и в 1908 – 1910 в этом журнале начал печататься частями основной труд Шмидта “Происхождение идеи бога”. А уже в 1912 вышел в свет 1-й том этого труда и стал работать семинар Шмидта “Религиозная этнология”. За этим последовали другие тома – всего до 1954 г. вышло 12 томов. Для своей схемы эволюции он взял последовательность культурных кругов Гребнера, изменив в ней конкретную наполненность кругов: самыми древними стали те народы, у которых Шмидт видел примитивный монотеизм. Вместо тасманийцев у Шмидта в самом начале стояли пигмеи Африки. Его труды являются поздней разработкой эволюционной концепции.

Генерал (верховный правитель) ордена SVD был поражен.

«Всё учение эволюции это всего лишь теория, – писал он в письме Шмидту, – которая, вполне возможно, через пятьдесят лет и не будет существовать… Не легче ли для нас понять, да и более достойно Господа признать, что Бог создал Адама непосредственно и независимо от некоего предсуществовавшего животного зародыша, или как бы это предположительно ни произошло? … Именно актом воли Он сотворил человека Адама и вдохнул в него бессмертную душу».

Со всем уважением Шмидт отвечал, что, по его мнению, хотя концепция эволюции

«еще не доказана, но по нынешнему состоянию исследований, она представляется почти достоверной. Как следствие, я не думаю, что она будет опровергнута в ближайшие 50 лет». Да, он не верит в абсолютную истинность эволюции. «Но не думаю я и что теологические резоны против эволюции верны. Перед лицом факта, что почти все специалисты в антропологии и этнологии, как католики, так и не католики, признают какую-либо версию теории эволюции, я чувствую, что очень опасно для экзегезы утверждать противоположное».

Он напоминает случай Галилея. Церковь осудила его, а сейчас все считают его правым – это ущерб для религии. Так что религиозные люди должны взять эволюционную теорию и разработать ее в правильном направлении (Brandewie 1990: 73 – 74).

В 1921 г., т. е. гораздо старше 50 лет, он стал приват-доцентом в Венском университете. Как нетрудно сообразить, в кругах католических священников и миссионеров труды Шмидта встретили восторженный отклик. Вокруг него образовалось сообщество последователей, в значительной части из клерикалов, членов католического ордена Vox Dei (к нему принадлежал сам Шмидт) и иезуитов, среди которых были Вильгельм Копперс, Пауль Шебеста и др. В 1927 г. папа Пий XII назначил Шмидта директором Латеранского этнологического музея в Ватикане. Он имел много денег на экспедиции. В 1932 г. в Австрии был создан институт “Антропос”, коего директором Шмидт был до 1950 г. – с перерывом на период нацизма.

Нацисты вообще относились к католической церкви с подозрением и неприятием. Они не могли простить ей самостоятельности и воздействия на умы в духе любви к ближнему, равенства всех перед Богом. Поэтому сразу же после захвата Австрии гитлеровской Германией (“аншлюса”) Шмидту пришлось эмигрировать в Швейцарию и устроиться во Фрейбургский университет, где за десятки лет до него преподавал Брейль. Только в 1948 г. восьмидесятилетний Вильгельм Шмидт смог вернуться в Модлинг. Там он и умер шесть лет спустя.

12. Две жизни Освальда Менгина. Среди последователей Шмидта в Вене были и археологи, ученики Морица Гёрнеса (Moritz Hoernes, 1852 – 1917). Вот они-то с особенным упором разрабатывали не эволюционную сторону концепции Шмидта и не ее религиоведческую составляющую ("прамонотеизм"), а территориальную и биологическую (расовую) сторону. Сам Гёрнес был больше собирателем и объединителем первобытной археологии. Но среди его работ есть "Природная и первобытная история человека", где он старается установить связь между биологическими и культурными данными о первобытном человеке. Ученики его, освоив выводы Буля и Брёйля о палеолите и находясь под сильным влиянием Шмидта, пошли дальше.

Это сменивший Гёрнеса на посту руководителя Венского Антропологического Общества Освальд Франц Амброзиус Менгин (Oswald Franz Ambrosius Menghin, 1988 - 1973), с 30 лет профессор Венского университета, а также его соперник и в чем-то антипод Йозеф Байер (Joseph Bayer, 1982 - 1931), сменивший Гёрнеса на посту директора Музея Естественной истории в Вене. Они выделили три провинции в каменном веке мира: а) ручного рубила, б) широкого отщепа и костяных изделий, в) ножевидной пластины (рис. 12). Каждую провинцию они связали по происхождению с отдельной расой: раса ручного рубила – белая, раса широкого отщепа и костяных изделий – желтая, и раса ножевидной пластины – черная. Технологические предпочтения и выражающие их типологические особенности остаются, по этой концепции, неизменными, так как объясняются различием природных способностей и склонностей рас. Происходят все расы и культуры от пигмеев – как у Шмидта. Мышлению Менгина был присущ изрядный схематизм: не только расы должны были совпадать с культурами, но и этапы их развития (рис. 13).

Культура, по Менгину, зависит от расовых особенностей. Так он объяснял "постоянную культуросозидательную одаренность европеоидов, упорство и жестокость монголоидов, музыкальные склонности негров" (Menghin 1936: 67).

Но Менгин (Ibler 1987; Urban 1996; Kohl and Perez Gollán 2002) не ставил одну расу выше другой: как верующий католик он придерживался богозданности и моногенеза человечества. Просто у каждой расы своя среда обитания, свои свойства, и в норме расы должны жить обособленно, хотя и передавая друг другу изобретения. В 1922 г. он резко отрицательно отозвался на книгу Косинны о "чрезвычайно национальной" немецкой преистории: возникает "неприятное впечатление,.. что Косинна приписал индогерманцам и германцам как можно больше всего хорошего, прекрасного и нового" (Menghin 1922: 120). Все культуры мира связаны между собой, даже Америка не развивалась в изоляции – она всё время получала импульсы из Старого Света. Эволюцию и прогресс Менгин признавал, но это касалось только биологии и техники, в сфере же духовной жизни ни эволюции, ни прогресса нет, а есть деградация первоначального монотеизма, которая лишь в христианстве постепенно восстанавливается.

Освальд Менгин (рис. 14), изложивший в 1931 г. эту концепцию в своем обобщающем труде "Всемирная история каменного века", родился в семье директора школы в Тироле, поступил в Венский университет, учился у Гёрнеса и получил диплом в 1910 г., в очень раннем для немцев возрасте – в 22 года. В том же году он познакомился с патером Шмидтом и вдохновился его учением. Диссертацию защитил тремя годами позже, тоже у Гёрнеса, и сразу же был принят на кафедру доцентом, с 1918 г. (после смерти Гёрнеса) стал внештатным профессором (в 30 лет), с 1922 г. – штатным и заведующим кафедрой. От патера Шмидта он заимствовал учение Венской культурно-исторической школы о прамонотеизме и культурных кругах.

Менгин ввел отличную от традиционной терминологию: вместо нижнего и среднего палеолита – протолит, вместо верхнего палеолита и мезолита – лептолит (по "узким камням" - ножевидным пластинкам), вместо неолита - керамикум. Таким образом, из терминологии исчезла эволюционная направленность (древний камень, новый камень…). Менгин отверг периодизацию изофеноменологическую, как у эволюционистов, при которой объединяются в период синстадиальные явления – схожие по культурному уровню, а ввел взамен этого изохронологическую периодизацию, удобную для диффузионизма: в период у него объединялись повсеместно только сугубо одновременные явления, какого бы они культурного уровня ни были. Период наступал, как только где-то побеждало кардинальное новшество – культуртрегеры диктовали эпоху, остальные подстраивались в ходе контактов. Не формы важны, а сознание.

Унаследовав роль Гёрнеса, Менгин был важной фигурой археологического образования в Вене. Вместе с ним учился Курт Биттель, а сам он читал лекции многим поколениям студентов, среди которых были не только венцы, но и приезжие из соседних стран - Вольфганг Ден, Йоахим Вернер, Думитру Берчу, Амалия Можолич. Утратив функции столицы огромной империи, Вена сохраняла притягательность культурного центра, а Менгин был разносторонней личностью – сочинял и публиковал стихи, напечатал роман.

Как и Шмидт, Менгин не любил евреев. В 1934 г. он выпустил книгу "Дух и кровь", в которой, хотя и не было провозглашения арийцев высшей расой (он скептически относился и к Косинне), но совместное проживание с евреями объявлялось вредным для немцев (в частности в Австрии) и предлагалось решить еврейский вопрос изгнанием евреев в Палестину.

Менгин не был членом нацистской партии, но после выхода этой книги он сразу получил министерский пост в нацистском правительстве Австрии (министра культа и образования), правда, удержался на нем всего два месяца, потому что его глубокая католическая религиозность не вязалась с антикатолической политикой нацистов. Тем не менее, после войны, в 1945 г., он был интернирован американцами и пробыл в лагере больше двух лет. Ему пришлось эмигрировать из Австрии в католическую Аргентину, где ввиду преобладания в армии прогерманского офицерства, а в государственной администрации консерваторов, сложилась среда, благоприятная для устройства уцелевших деятелей гитлеровской коалиции и где его встретили с энтузиазмом. Началась его вторая жизнь и карьера. Он еще долгое время преподавал археологию в качестве профессора университета в Буэнос-Айресе. Сын его Осмунд остался в Австрии, работал профессором археологии в Инсбруке. И вообще в Австрии и Германии осталось немало симпатизеров Менгину (в Германии – К.-Й. Нарр).

Менгину не пришлось перестраиваться в Аргентине. Свою миссию там он видел в решении двух задач. Во-первых, в распространении учения культурно-исторической школы Шмидта об исконном монотеизме и последующей деградации морального уровня первобытных людей, - это была борьба с безбожным и материалистическим эволюционизмом. Во-вторых, в поисках доказательств своей теории о раннем, еще протолитическом, проникновении человека из Старого Света в Америку и последующем постоянном прибытии культурных волн из Азии в Америку. Сторонников такого взгляда в Америке всегда хватало, так что у Менгина нашлось много последователей, а позиция маститого профессора, обладающего действительно обширными знаниями, давала возможность обзавестись большим количеством учеников.

Менгин умер 83 лет на чужбине, но в почете и в полном убеждении, что свою миссию выполнил - утвердил, нашел, доказал. Увы, факты о "протолите" в Америке не подтвердились, прибытие земледелия из Старого Света опровергается простым фактом окультуривания в Америке других растений и животных. А прамонотеизм остается делом веры, а не науки.

13. Христианский эволюционизм Пьера Тейара де Шарден. У Брёйля был еще один французский товарищ в рясе, почти сверстник - моложе его всего на 4 года, – иезуит Мари-Жозеф Пьер Тейар де Шарден (Marie Joseph Pierre Teilhard de Chardin, 1881 – 1955), теолог, философ, геолог и палеонтолог, занимавшийся и палеоантропологией. Археологические материалы составляли для него только часть общего преисторического знания о первобытном человеке.

Пьер Тейар де Шарден родился в дворянской семье в замке Сарсена в Оверни. Мать его была праправнучкой племянницы Вольтера, но как раз воспитывала сына в набожности, а к естественным наукам его приобщал отец. Семь лет Пьер обучался в иезуитском коллеже, но с особым тщанием изучал геологию, затем вступил в орден иезуитов, а так как в 1902 г. орден был во Франции запрещен, пришлось продолжать теологическое образование в Англии, геологическую практику проходить в Египте. В 1912 г. Тейар де Шарден вернулся во Францию как геолог с интересами в палеонтологии и преистории. Он стал работать в Музее Естественной Истории под руководством Марселена Буля, общался с Брёйлем и Обермайером, обследовал с ними пещеры и гроты Испании. В Англии Тейар принял участие в работах над черепом в Пилтдауне и верил в его подлинность и древность.

В Первой мировой войне участвовал как санитар, не прерывая научной работы. Страдания массы безвинных людей во время грандиозной войны и естественнонаучные работы подвигли его к мыслям о необходимости переосмысления традиционного подхода христианской церкви к объяснению происходящего, потому что она теряет доверие людей. В частности он считал, что нужно принять эволюционизм, принять диалектику Гегеля. Он выступает с этим в либеральной католической прессе. После войны он руководит кафедрой геологии в Католическом институте в Париже. Но его либеральное теологическое и философское творчество вызвало неудовольствие церковных властей, и ему пришлось отправиться подальше от Европы. В 1923 г. 42-летний возмутитель спокойствия уехал в геологическую экспедицию в Китай, где застрял на 12 лет. Оттуда переехал на Яву, с Явы в Бирму, в 1938 г. снова в Китай, где Тейар и находился всё время Второй мировой войны. В 1945 г. во Францию возвращается 64-летний исследователь, автор многих работ по геологии, палеонтологии, палеоантропологии, специалист по ранним формам человека в Азии (рис. 15).

Коллеж де Франс предлагает Тейару кафедру геологии и палеонтологии, но это не одобряют церковные власти. Папа Пий XII в энциклике Humani generis в 1950 г. критикует доктрину Тейара де Шарден, а в 1962 г. св. Оффициум издает специальное предостережение о его ошибках. Церковные власти велели ему покинуть Францию, и он уехал в США. Оттуда на два года он отправился в Африку исследовать африканские формы раннего человека, а умер от инфаркта в Нью-Йорке в возрасте 74 лет. Посмертный выход его книг "Феномен человека" (1955) и "Среда Божья" (1957), в которых он проповедовал примирение науки с религией, не смягчил позицию церкви.

Основы христианского эволюционизма Тейяра де Шарден (Левада 1962; Пасика 1967, 1969; Бабасов 1970; Minta-Tworzowska 1986) тому, кто не искушен в философской и теологической фразеологии, постичь нелегко. Причиной эволюционных изменений Тейар де Шарден объявил энергию, но не материальную, а психическую. Признав эволюцию, он ввел в нее принципы диалектики и, прежде всего, отринул принцип постепенности классических эволюционистов. "Для минимальной модификации в своем строе, материя, достигнув экстремальных трансформиаций на разных плоскостях, способна внезапно модифицировать свои особенности или сама изменять состояние. Это понятие критического порога повсеместно принято сегодня в физике, химии, генетике" (Teilard de Chardin 1963/1951, 7: 297).

Он отказался также от важнейшего принципа эволюционистов – их уверенности в том, что эволюция не имеет изначальной направленности, а знает лишь общий прогресс. У Тейяра де Шарден эволюция телеологична и конечна; всё более насыщая мир разумом, она направлена на то и стремится к тому, что Шарден называет "точкой Ω (Омега)", которая скрыта от нас, запредельна, трансцендентна. Это и есть основной "критический порог" эволюции. Там будет достигнуто единение людей между собой и человека с божеством. Исторический прогресс, осуществляемый прежде всего технологически, Тейар заменил достижением точки Омега прежде всего человеческим сознанием.

Начало же человека соответственно образует противоположность точке Омега. Антропогенез Тейар де Шарден решает в плане полигенизма, от "первичной множественности". Волна мутаций создавала разные формы человека, это были разные пробы сотворения человека – удачные и неудачные. Выделение homo sapiens sapiens по Тейару произошло в конце четвертичного периода в африканско-западноазиатском центре как необычное явление зоологии, как мутационный скачок, "взрыв гоминизации". Homo sapiens sapiens не является продолжением ветви австралопитека, homo erectus или неандертальца. Он выделился из более раннего корня как "автономная линия эволюции, долгое время скрытая". Он от начала начал. А все те якобы промежуточные формы – это боковые ответвления, тупиковые (рис. 16).

В палеолите главным являлся психогенез – формирование человеческого мышления с религией и наукой, а в неолите – социогенез, формирование человеческого общества и его соотношений с личностью.

В конкретных выводах Тейяра де Шарден нетрудно увидеть отражение взглядов Марселена Буля и Анри Брёйля, но Тейар придал этим выводам глобальный и даже космический размах и философско-теологическое обоснование. В то же время он парадоксально оформил антиэволюционизм как разновидность эволюционизма. В тейяровском синтезе того и другого от эволюционизма взяты программные девизы, а от антиэволюционизма конкретные воплощения. И всё это подведено под кровлю христианства. Католическое руководство напрасно шарахалось от своего иезуита-либерала. Немало потрудившись над конкретными вопросами истории ранних гоминид и над общими проблемами антропогенеза и социогенеза, вряд ли именно он определил генеральный путь палеоантропологии и археологической науки, но религию будущего он, на мой взгляд, предугадал.

Это не значит, что в научных выводах Тейяра де Шарден всё ненаучно, всё годится лишь на потребу религии. В его прозрениях есть очень интересные идеи. Например, его идея о раннем выделении человека из приматов всё больше подтверждается: сейчас это событие помещают не на расстоянии миллиона лет он нашего времени, а на расстоянии 4,5 – 7 млн. лет. Его мысль о неизбежной направленности эволюции к созданию разума сейчас воспринята многими сугубо серьезными и несвязанными с религией исследователями. Коль скоро уж эволюция в сторону наиболее успешно выживающего началась, разум в той или иной форме был предопределен. Как сам Тейар расценивал эту идею и как она действует в науке – разные вещи.

14. Сопоставление эволюционизма с энтиэволюционизмом. Если мы перечислим все страны, связанные с деятельностью виднейших антиэволюционистов – Франция (Буль, Брёйль, Тейар де Шарден, Обермайер), Бавария (Обермайер), Австрия (Обермайер, Шмидт, Менгин), Испания (Обермайер), - то увидим, что это всё католические страны. Прямая критика эволюционизма в этих странах опиралась на воспитанное веками сознание значительной части общества, в том числе образованных слоев, на религиозные настроения среды.

Теперь можно вернуться к итогам периода эволюционизма и к причинам его поражения. Активность церковных католических кругов, способность клерикалов мобилизоваться, перестроить свою идеологию, оказалась важным фактором. Успехи антиэволюционизма не были результатом догматизма Мортилье. Брёйль не менее догматичен. Католический антиэволюционизм был вызван веяниями нового времени и оказался реакцией на многие прогрессивные черты концепции Мортилье, слабости которой стали благодарной мишенью.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: