Регулятивная ценность защиты прав человека 3 страница

Термин "обеспечение", замечают К. Б. Толкачев и А. Г. Хабибулин, применительно к правам и свободам можно рассматривать в двух смыслах: "во-первых, как деятельность государственных органов, общественных организаций, должностных лиц и граждан по осуществлению своих функций, компетенции, обязанностей в целях создания оптимальных условий для строгой, неуклонной реализации правовых предписаний и правомерного осуществления прав и свобод; во-вторых, как итог, результат этой деятельности, выражающейся в фактической реализации правовых предписаний, прав и свобод граждан"[71].

Поэтому следует согласиться с В. С. Шадриным, который утверждает, что "охрана и защита – это разные аспекты обеспечения прав личности"[72]. Однако в том случае, когда данное организационно-правовое обеспечение рассматривается как способ реализации права человека на правовую защиту, оно касается правозащитной стороны. Здесь имеют место: 1) материализация, опредмечивание правового статуса человека, которое включает в себя права и обязанности, возникшие в процессе осуществления права человека на правовую защиту; 2) активизация специальных правозащитных средств его организационно-правового обеспечения.

Важнейшая квалифицирующая особенность правозащитного аспекта обеспечения прав человека заключается в акценте на правовых возможностях человека активно отстаивать свои права как самостоятельно, так и с помощью органов государства, общественных организаций и международного сообщества. В этом, по нашему мнению, заключается одна из основных особенностей зашиты прав человека, которая в значительной мере предопределяет всю сумму нормативно-правовых, в том числе и организационных средств своего воплощения.

Таким образом, защита прав человека представляет собой форму реализации права человека на правовую защиту, обеспеченную организационно-правовыми средствами и мерами принуждения, применяемыми в целях устранения препятствий на пути осуществления прав человека, а также восстановления нарушенных прав и наказания виновных в их нарушении. При этом, на наш взгляд, на существующем этапе исследования теории и практики защиты прав человека допустима интерпретация указанного института через такие понятия, как "система зашиты прав человека" и "правозащитная система", поскольку и эти понятия представляют собой не что иное, как специализированные характеристики одного и того же явления – организационно-правового обеспечения права человека на правовую защиту.

Однако если вышеуказанное обеспечение исследуется в качестве формы деятельности межгосударственных, государственных и общественных организаций, а собственно правовые средства обеспечения прав человека рассматриваются как инструменты осуществления их деятельности, то мы имеем дело с институтом, который точнее будет назвать институтом охраны прав человека. Именно в таком контексте используется термин "охрана" во Всеобщей декларации прав человека. В ее преамбуле указано: "Необходимо, чтобы права человека охранялись властью закона"[73]. В данном случае речь идет об обеспечении прав человека путем законотворческой деятельности государств, а не о форме осуществления права человека на правовую защиту. Аналогично используется указанный термин и в Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод. Так, ст. 2 Конвенции начинается следующим правоположением: "Право каждого человека на жизнь охраняется законом"[74]. В тех же случаях, когда речь идет об обеспечении прав человека путем закрепления за индивидом субъективного права на правовую защиту, а также установления оснований и процедур его осуществления, чаще всего применяется термин "защита". Например, в ст. 7 Всеобщей декларации прав человека провозглашено: "Все люди имеют право на равную защиту"[75].

Приведенные доводы позволяют достаточно четко развести понятия "защита прав человека" и "охрана прав человека", даже в тех случаях, когда они используются одновременно в одном суждении.

С этих позиций, по нашему мнению, и следует подходить к проблемам юридической природы защиты прав человека и ее регулятивной ценности.

Глава 2. Юридическая природа, источники

и регулятивная ценность института

защиты прав человека

§ 1. Юридическая природа и источники защиты

прав человека

Проблема юридической природы института защиты прав человека затрагивает широкий круг вопросов. Ряд из них выходит за пределы темы нашего исследования. Поэтому уточним, что обращение к проблеме юридической природы защиты прав человека не является для нас самоцелью, а обусловлено в конечном счете необходимостью установления правовых свойств процесса и результата регулятивного воздействия данного института на общественные отношения. Этим регулятивно-правовым аспектом мы и ограничиваем предмет анализа юридической природы защиты прав человека.

В специальной литературе термин "юридическая природа" используется довольно широко[76]. Однако его формальное определение еще не выработано. Анализ соответствующих источников показывает, что с помощью термина "юридическая природа" обозначают правовые особенности и юридически значимые свойства того или иного правового явления[77]. Исходя из этого, под юридической природой защиты прав человека следует понимать такую совокупность юридических свойств данного института, которая отражает важнейшие его особенности как целостного регулятивно-правового явления. Эти свойства должны, во-первых, характеризовать защиту прав человека в качестве целостного регулятивно-правового явления, а во-вторых, выражать собой причинную обусловленность между правом человека на правовую защиту и способностью института защиты прав человека юридически значимо воздействовать на деятельность субъектов, вовлеченных в правозащитные отношения в качестве основания, и, как следствие, воздействовать на общественные отношения, складывающиеся в сфере действия защиты прав человека.

С учетом изложенного представляется, что институт защиты прав человека основан на праве человека на правовую защиту, которое выражает его сущность. Поэтому надо полагать, что юридическая природа защиты прав человека в главном и основном предопределяется юридическими свойствами данного права. Однако поскольку это право органически и нерасторжимо связано с правами человека как с объектами защиты, то нельзя отрицать обоснованности постановки вопроса о том, что сами защищаемые права человека выполняют функцию источника юридической природы защиты прав человека. Отсюда вытекает допустимость тезиса о связующей роли права человека на правовую защиту в системе: защита прав человека – права человека. В связи с этим обстоятельством можно утверждать, что юридическая природа защиты прав человека концентрирует в себе основные юридические свойства самих прав человека. Такой вывод заметно повышает правовой, социальный и нравственный статус всего института защиты прав человека.

Как сложный комплексный институт воздействия на поведение людей защита прав человека разворачивается в систему, состоящую из разноуровневых блоков установочного (ориентационного), инструментального и институционального назначения[78]. И, чтобы выполнить функцию механизма регулирования общественных отношений, этот институт должен обладать свойствами юридически значимого явления.

В системе защиты прав человека особую роль играют права человека. Они в решающей степени предопределяют все иные ее компоненты и свойства. Именно они в конечном счете обусловливают факт существования самого института защиты; выступают объектом его правообеспечительного воздействия; содержат в себе основной инструмент защиты – право человека на правовую защиту, обеспеченного соответствующими обязанностями международного сообщества, государств, общественных организаций и отдельных индивидов. Неразрывность прав человека с институтом защиты подтверждается и их онтологическим анализом, который в той или иной мере осуществлен авторами ряда научных исследований. Проделанный нами анализ свидетельствует, что генезис прав человека одновременно есть и процесс становления их защиты, что в системе прав человека функцию их защиты призвано осуществить право человека на защиту и что право на правовую защиту – это особый и самостоятельный вид прав человека[79]. Поэтому следует согласиться с бывшим председателем Федерального конституционного суда (ФКС) Германии Р. Герцогом, когда он пишет: "Понятие прав человека несет нагрузку и в плане их происхождения и защищенности"[80].

Смысл и назначение права человека на правовую защиту заключается в том, чтобы обеспечить сохранность каждого вида прав человека. Это, подчеркнем еще раз, означает, что в системе прав человека право на правовую защиту обладает свойством внутреннего системообразующего элемента[81] и в данном качестве стабилизирует и сохраняет ее. Более того, в порядке обратной связи оно не может не выражать юридическую природу прав человека как целостного правового явления. Этот вывод прямо подтверждается юридическими документами прошлого и настоящего. Так, уже в самых первых документах, провозглашающих права человека, устанавливались и обязанность по их защите (Петиция о праве 1628 г. возлагала на короля обязанность защищать подданных от произвола королевской администрации)[82], и иные специальные юридические гарантии (Хабеас корпус акт 1679 г. ввел понятие "надлежащей процедуры", установил гарантии неприкосновенности личности и принципа презумпции невиновности) [83]. В настоящее время ст. 1 Декларации о праве и обязанности отдельных лиц, групп и органов общества поощрять и защищать общепризнанные права человека и основные свободы закрепляет следующее требование: "Каждый человек имеет право, индивидуально и совместно с другими, поощрять и стремиться защищать и осуществлять права человека и основные свободы на национальном и международном уровнях"[84].

В широком общесоциологическом смысле права (свободы) человека – это его естественно-социальные притязания на определенный объем благ и условий жизни (материальных и духовных), к удовлетворению которых он стремится и получению которых должны содействовать общество и государство[85]. Как явление общественной жизни права человека имеют философскую, историческую, нравственную, юридическую и иные стороны. Отмечая многоаспектность прав человека, А. Л. Адамишин в своем выступлении на международной конференции, посвященной пятилетию вступления России в Совет Европы, говорил: "Права человека – это область, впитывающая в себя фактически все: философию жизни, экономическое, социальное развитие, взаимоотношения между государством и личностью, становление самой личности. Это то, что определяет лицо общества, его эволюцию"[86].

Юридическая природа прав человека, как правило, увязывается специалистами с их выраженностью в официальной, документально-письменной форме. Это позволяет спроецировать юридические свойства объективного права на права человека, в том числе и на право человека на правовую защиту. Отсюда и такие дефиниции "права человека на защиту": "Право на защиту права есть предусмотренная Конституцией РФ и другими законами возможность человека использовать для защиты своего права собственные, разрешенные законом, принудительные действия или обратиться в компетентные государственные либо международные органы (организации) с требованием принудить обязанное лицо к правомерному обязательному поведению"[87].

В результате юридическая природа прав человека, в том числе и право на правовую защиту, сводится к таким свойствам, как кодифицированность, общеобязательность прав человека, их нормативность и обеспеченность (защищенность) как международным, так и государственно-правовым принуждением и др. При этом одни авторы ограничиваются указанием на закрепление прав человека только в соответствующих международных источниках[88], другие же считают необходимым их закрепление как в международных, так и во внутригосударственных актах[89].

Следовательно, некодифицированные притязания человека, т. е. не вошедшие в документально оформленный перечень стандартов и процедур, не имеют юридической значимости и должны квалифицироваться как социальные, не имеющие юридического значения права. Именно это и дает основания говорить о том, что действующее законодательство является источником юридической природы прав человека.

При рассмотрении под таким углом зрения права человека чаще всего определяются как "совокупность правовых норм, закрепленных в законодательстве страны, гарантированных государством, обеспечивающих человеку свободу самоопределения, возможность удовлетворения его жизненно важных потребностей и интересов"[90].

Роль и значение объективного права в возведении прав человека в статус юридических трудно переоценить. По этому поводу Н. И. Матузов пишет: "Ведь даже и "прирожденные" права без закрепления и гарантирования их позитивным законодательством соответствующих государств могут оказаться голыми констатациями"[91]. Следует всемерно способствовать тому, чтобы все основные права человека были закреплены в объективном праве. Однако в реальной действительности такого положения вряд ли можно когда-нибудь добиться. Поэтому привязывание юридической природы прав человека к факту их нормативно-юридического закрепления настораживает многих авторов, побуждает некоторых из них к попыткам отрицания такой связи. Ведь, как отмечает Н. И. Матузов, "личность в равной мере нуждается как в объективном, так и в субъективном праве, ибо она тесно связана с обоими из названных феноменов, но связана по-разному. В первом случае эта связь состоит в том, что нормы объективного права регулируют поведение личности, во втором – в том, что личность использует те возможности, которые открывают перед ней субъективные права и свободы. Оба вида права необходимы ей как ценности, через которые она реализует себя, свой социальный, юридический и нравственный потенциал, свои интересы"[92].

Анализ соответствующей литературы показывает, что сложилось два направления, в рамках которых и осуществляются указанные попытки.

Особенностью первого направления является расширение юридической природы прав человека путем отождествления ее со всеми требованиями личности. Например, К. Б. Толкачев и А. Г. Хабибулин полагают, что права человека – "это требования личности, обусловленные уровнем развития общественных отношений и направленные на пользование определенными благами, необходимыми для обеспечения социальных, а также природных свойств индивида"[93].

Специфика второго направления заключается в стремлении ее представителей обосновать тезис о том, что юридическая природа прав человека вытекает исключительно из их характеристики как субъективных прав человека, при этом имеется в виду несводимость юридической природы субъективного права к объективному[94]. Последовательно отстаивая этот тезис, Б. С. Эбзеев приходит к выводу: "Права человека – это такие права, которые принадлежат каждому члену гражданского общества в отличие от привилегий, распределявшихся в зависимости от занимаемого индивидом на социальной лестнице места"[95].

С нашей точки зрения, приведенные подходы к пониманию юридической природы прав человека, в одном случае, идеализируют регулятивно-юридический потенциал прав человека (все притязания личности объявляются юридически значимыми, а следовательно, способными осуществлять юридически значимое воздействие на поведение юридически обязанных субъектов. – К. Б. Толкачев, А. Г. Хабибулин)[96], а в другом – так и или иначе сводят его или только к объективной (В. А. Карташкин, Е. А. Лукашева), или только к субъективной форме (Б. С. Эбзеев) бытия прав человека.

Думается, что отмеченная категоричность имеет, с одной стороны, мировоззренческие корни (стремление не допустить монополии организационно-властных структур в определении юридического содержания прав человека и, таким образом, воспрепятствовать монополизации государством правозащитной активности[97]), а с другой – отражает, во-первых, отсутствие в отечественном правоведении общепризнанного подхода к пониманию соотношения объективного и субъективного права, а во-вторых, недооценку многими учеными значения решения этой проблемы для нужд юридической практики защиты прав человека. Последнее замечание связано с расширяющимся в правоведении мнением о том, что в "настоящее время категория естественных прав сохранилась в основном на уровне доктринальных разработок, а в практике конституционных судов отошла на второй план и уступила место позитивистской трактовке прав и свобод. В соответствии с теорией юридического позитивизма они действуют только в той мере и в таком объеме, в каком гарантируются конституцией и законами"[98].

С приведенным взглядом трудно согласиться по следующим двум основаниям. Во-первых, некорректно отождествлять понятие прав человека с их гарантированием. Во-вторых, согласие с указанной точкой зрения вольно или невольно, но в обязательном порядке приведет к затуханию новой для отечественного суда функции – функции правотворчества. В то время как именно с ее расширением многие авторы связывают процесс реформирования и дальнейшего развития национального права. Так, О. Н. Василенко пишет: "Для современной России особое значение приобретают проблемы судебного правотворчества. Принципиальная допустимость и пределы судебного правотворчества являются достаточно подвижными, изменяемыми категориями, которые образуют в различных правопорядках разные, подчас уникальные, комбинации. Каковы основные характеристики современного российского судебного правотворчества, его интеллектуальные источники и правовые формы, а также возможные перспективы, степень их желательности для формирующейся правовой системы России – эти вопросы по степени актуальности выходят на передний план и нуждаются, прежде всего, в теоретическом осмыслении"[99].

Аналогичное значение естественно-правовой потенциал прав человека имеет и для правоинтерпретационной деятельности судов, и в первую очередь, Конституционного Суда Российской Федерации. "Интерпретатор Конституции поставлен перед необходимостью пройти между Сциллой позитивизма и Харибдой естественного права, своими решениями обеспечивая равновесие индивидуального (личность) и коллективного (коллектив, общество, государство) начал организации социума"[100].

Конечно, теория правосудия от его практики, равно как и практика от теории, чаще всего находятся на нежелательно почтительном расстоянии. Однако "изменения прошедших лет привели к тому, что произошел откат от позитивизма к реанимации теории естественного права"[101] (а не наоборот, как утверждает И. А. Ледях), поэтому можно надеяться на то, что права человека выступят тем объединяющим началом и общим знаменателем, которые сблизят юридическую науку и практику к обоюдной пользе.

Поэтому очевидна недопустимость ограничения понимания юридической природы прав человека, в том числе и права человека на защиту, позитивной формой их выраженности. Представляется, что более перспективный подход в решении этого вопроса состоит в признании того, что "юридическая природа конституционных прав и свобод может быть раскрыта и понята лишь в сопоставлении объективного права как совокупности норм и субъективного права"[102]. При этом следует отметить, что "признание и законодательное закрепление естественных прав человека придает делению права на объективное и субъективное новое звучание и значение"[103].

По нашему мнению, новизна предлагаемого подхода заключена в том, что права человека в их собственно юридическом значении с необходимостью вбирают в себя важнейшие черты как объективного, так и субъективного права. При этом они оказываются несводимы ни к первому, ни ко второму. Следовательно, их нельзя назвать или только субъективными, или только объективными, хотя они и поддаются интерпретации с этих сторон.

С нашей точки зрения, своеобразие юридической природы прав человека в решающей степени связано с тем, что они, помимо всех иных качеств, являются субъективными публичными правами. Это означает, что субъективность прав человека, выраженная в неотчуждаемой принадлежности фундаментальных прав человека человеку, всегда оказывается связанной с их качеством как публичных прав, т. е. таких прав, которые определяют порядок взаимоотношения личности и государственной власти. Иными словами, права человека как субъективные публичные права обозначают и меру автономности, независимости личности от государства, и совокупность требований, предъявляемых этой личностью к организации и осуществлению государственной власти. Поэтому права человека способны выступить правовой формой взаимоотношений личности и государства. Исходя из данного свойства прав человека, Л. И. Глухарева пишет: "Права человека как субъективные публичные права выступают безусловным основанием организации государственно-политического пространства, с ними постоянно должна соизмеряться деятельность государственных органов, именно они выступают легитимирующим источником властных функций государства. Внегосударственное и внеюридическое происхождение прав, обоснование ими государственных полномочий требуют соответствующего уважения и гарантированности их со стороны государства. И как следствие, они трансформируются в обязанность государственной власти закрепить права в позитивных законах, создать механизмы их реализации и защиты посредством эффективных юридических процедур"[104].

Вопрос об источниках юридической природы прав человека лежит в плоскости их генезиса, логика которого нерасторжимо, органически увязана с формированием организационно-правового обеспечения каждого права, и в первую очередь, права человека на правовую защиту. Если "изначальным, первичным, побудительным мотивом и обстоятельством при формировании прав и свобод человека, которым общество должно следовать, является требование отражения в законах естественной природы человека"[105], то следующий мотив должен побуждать к созданию организационно-правовых условий реализации прав человека. "Такое утверждение, – пишет Г. Б. Романовский, – влечет за собой несколько конкретных последствий. Если в природе предусмотрены некие естественные права, которым должны следовать общество и государство, задача законодателя сводится к тому, чтобы выявить эти права, закрепить их в нормативных актах, предусмотреть гарантии их выполнения. Правоприменитель соответственно также должен неукоснительно следовать им, реализовывать их в своей деятельности"[106].

В связи с последним обстоятельством не будет лишним напомнить научно обоснованный вывод о том, что становление права в целом всегда шло по пути первоочередного признания права на защиту индивидуальных прав человека[107].

И. А. Ильин писал: "Основная задача положительного права состоит в том, чтобы принять в себя содержание естественного права, развернуть его в виде ряда правил внешнего поведения, приспособленных к условиям данной жизни и к потребностям данного времени, придать этим правилам смысловую форму и словесное закрепление и, далее, проникнуть в сознание и к воле людей, в качестве авторитетного связующего веления... Положительное право есть целесообразная форма поддержания естественного права"[108]. Развивая эту мысль, С. С. Алексеев отмечает: "Перед нами, стало быть, новое в сфере юридических явлений, когда явления из области субъективных прав возвышаются до уровня объективного права. Право человека, таким образом, в качестве своей основы и сути включает субъективные права человека, которые как бы распространяют на объективное право свою духовную силу и которые, со своей стороны, сами выступают уже в лоне и под эгидой объективного права. И потому субъективные права человека не только становятся критерием, своего рода камертоном построения и настройки всего содержания юридической системы, всех ее подразделений (в том числе и тех, которые направлены на обеспечение порядка и организованности в общественной жизни), но также – что не менее существенно – становятся юридическими субъективными правами и, стало быть, оснащенными юридическими средствами и механизмами по их реализации"[109].

В приведенных высказываниях И. А. Ильина и С. С. Алексеева содержится ответ на вопрос о юридической природе прав человека, но он требует соответствующих пояснений относительно взаимосвязи объективного и субъективного права как юридических форм бытия прав человека.

По общему признанию, объективное право – это "специфическое институционное нормативное образование"[110], охватывающее действующее в обществе законодательство, понимаемое в широком смысле. Объективность такого рода права выражается в том, что "нормы права создаются и действуют независимо от воли отдельных лиц"[111]. Объективное право абстрактно, т. е. неперсонифицировано, поскольку состоит из общих правил поведения, которые и защищаются принудительной силой государства. В этом заключается его юридически значимый нормативно-регулятивный потенциал. И в этом же кроется и его ограниченность, так как без субъективного права оно не может быть реализовано. "Объективное право, – утверждает Н. И. Матузов, – не может быть реализовано без субъективного"[112]. Иными словами, для того чтобы объективное право выполнило свое юридическое назначение – регулирование общественных отношений, необходимо субъективное право. Этим и объясняется признанный в правоведении тезис о том, что субъективное право, "т. е. право отдельных лиц, составляет совершенно необходимое понятие правовой системы и правовой науки"[113]. Необходимо оно и для понимания прав человека, поскольку, по выражению А. С. Мордовца, "существенным элементом понятия прав человека является категория субъективного права"[114].

Тесная связь объективного и субъективного права не должна приводить к стиранию отличий между ними. "Действительная грань между объективным и субъективным правом, – пишет Л. С. Явич, – пролегает в плоскости абстрактного и конкретного, неперсонифицированного и персонифицированного, институированного и не подлежащего институированию, сравнительно ограниченного числа норм и практически бесконечного числа наличных прав"[115].

Субъективное право – это мера возможного или должного поведения человека в юридически значимой ситуации. Важно подчеркнуть, что применительно к понятию "субъективное право" вопрос об источниках его юридической природы отходит на второй план, а точнее, поглощается его содержанием. Данное понятие в своей предельной обобщенности абстрагируется от этого вопроса и концентрируется на проблеме субъектной принадлежности. "Критерий субъективности, – приходит к выводу Н. И. Матузов, – заключается не в способе возникновения тех или иных прав"[116]. Субъективность субъективного права обусловлена его неотчуждаемой принадлежностью конкретному субъекту, которое неотделимо от субъекта и принадлежит ему как правовому существу. В этом проявляется одна из его важнейших особенностей. Она и позволяет видеть в нем ту первичную форму, в которой, с одной стороны, отвлеченные от индивида свойства "абстрактного" человека (природные, духовные и др.) осознаются личностью и идентифицируются ею как собственные притязания, а с другой, эти притязания признаются в качестве таковых обществом, всеми людьми. Субъектная принадлежность "человеческих" притязаний человеку и их признание международным сообществом и государством и есть суть и источник юридической природы прав человека. "Чтобы превратиться в право, притязание, с одной стороны, должно выступить как собственное для правового существа, а с другой стороны, как признанное другими правовыми существами, обществом в целом. Диалектика собственности и признанности является внутренним источником формирования права и непосредственным выражением природы права"[117], – пишет В. П. Малахов.

Всеобъемлющим актом, который переводит права человека из доюридического состояния в юридическое, является акт взаимного признания и уважения государством личности и личностью государства. В этой связи необходимо подчеркнуть следующий нюанс. Признание прав человека означает и реализацию притязания человека на их защиту.

Как правило, акт признания прав человека выражается в принятии обществом демократической конституции, которая и закрепляет взаимоуважение и признание прав личности и государства. В Российской Федерации таким актом взаимного доверия стала принятая Постановлением ВС РСФСР от 22 ноября 1991 г. Декларация прав и свобод человека и гражданина. В ее преамбуле зафиксирована сама суть взаимного уважения и признания, состоящая в том, что права человека признаются высшей ценностью общества и государства. "Утверждая права и свободы человека, его честь и достоинство как высшую ценность общества и государства, отмечая необходимость приведения законодательства РСФСР в соответствие с общепризнанными международным сообществом стандартами прав и свобод человека, Верховный Совет РСФСР принимает настоящую Декларацию"[118].

Таким образом, в объективном и субъективном праве юридическая природа прав человека находит свое логическое продолжение и закрепление. Но ее первоисточником выступает сам человек. В этой связи можно предположить, что между человеком, с одной стороны, и субъективным и объективным правом, с другой, существует некая правовая реальность. В науке эта правовая реальность зафиксирована и обозначена как понятие "абсолютное естественное субъективное право человека". "Абсолютное естественное субъективное право, – пишет Е. Б. Хохлов, – по-видимому, вовсе не имеет юридического источника – оно имеет своим основанием современного человека как своего носителя… Следовательно, абсолютное естественное субъективное право является источником как для объективного, так и для субъективного трудового права"[119]. Наличие абсолютных естественных прав признают и другие ученые. Так, Н. И. Матузов и А. В. Малько указывают: "Право собственности – абсолютное естественное субъективное право, определяющее многие другие гражданские, личные и политические права"[120]. Основной отличительный признак абсолютных прав заключается в невозможности их ограничения. "Права и свободы человека, – отмечает С. В. Бахин, – можно подразделить на права, которые могут быть ограничены, и абсолютные права, т. е. права, не подлежащие никаким ограничениям"[121]. В первую очередь, речь идет о гражданских правах, закрепленных в Международном пакте о гражданских и политических правах. В перечне этих прав находит свое место и право человека на правовую защиту. Причем это право закрепляется двумя способами, но в обоих случаях оно неотторжимо от объектов защиты – гражданских и политических прав. Так, в п. 3. ст. 2 Пакта право человека на правовую защиту зафиксировано как обособленное, самостоятельное право. Однако в последующих статьях Пакта право на правовую защиту "привязано" к конкретным гражданским и политическим правам человека. В качестве примера можно привести ст. 17, состоящую из двух пунктов, в которых указано: "1. Никто не может подвергаться произвольному или незаконному вмешательству в его личную и семейную жизнь, произвольным или незаконным посягательством на неприкосновенность его жилища или тайну его корреспонденции или незаконным посягательством на его честь, репутацию. 2. Каждый человек имеет право на защиту закона от такого вмешательства или таких посягательств"[122]. Таким образом, можно сделать вывод о том, что качество абсолютного права право человека на правовую защиту приобретает в связи со статусом абсолютных, защищаемых законом прав человека.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: