Регулятивная ценность защиты прав человека 4 страница

По нашему мнению, правовая природа абсолютных естественных прав человека есть сложное диалектическое выражение личной свободы и личной ответственности человека перед самим собой и другими людьми, государством, обществом и всем международным сообществом. Такое "естественное право абсолютно не обусловлено ни временем, ни местом. Оно существовало бы и было бы тем же самым, если бы даже Бога вовсене существовало", – отмечал видный русский ученый-юристН. М. Коркунов[123].

Из этих начал и вытекает юридическая природа прав человека, в том числе и право человека на правовую защиту.

При этом, конечно же, абсолютность «абсолютного естественного субъективного права человека» относительна. "Оно, – пишет В. Ф. Яковлев, – абсолютно не само по себе, а в сопоставлении с другими субъективными правами. Абсолютных, как и безграничных, прав вообще быть не может, каждое субъективное право, сколько бы полным и содержательным оно ни было, есть определенная мера дозволенного поведения"[124].

Отсюда видно, что проблема юридической природы защиты прав человека ближе всего располагается к субъективному праву.

"Что представляет собой субъективное право?" – задается вопросом В. С. Нерсесянц. И отвечает: "Это прежде всего признанная или предоставленная законом возможность того или иного поведения "[125].

В более развернутом плане субъективное право можно понимать как "принадлежащую управомоченному субъекту в целях удовлетворения его интересов индивидуально-конкретную властную меру дозволенного (возможного) поведения, обеспеченную соответствующими юридическими обязанностями других участников правоотношений, а также средствами и методами экономического, политического, организационного, идеологического, нравственного, юридического, технического, государственного и негосударственного воздействия"[126].

Общепризнанно, что юридические свойства субъективного права выражаются: в его источниках; в конкретных властных правомочиях (право управомоченного на свои деяния, право требования, право притязания, право пользования социальным благом); в предусмотренных законом средствах и способах их осуществления.

Указанные выше юридические свойства объективного права в совокупности с юридическими свойствами субъективного права, понимаемые как формы материализации абсолютных естественных прав человека, предметно конкретизируют юридическую природу защиты прав человека.

Таким образом, можно констатировать, что проблема юридической природы прав человека, а следовательно, и института защиты прав человека – это проблема диалектического единства абсолютных естественных прав человека с юридически значимыми свойствами объективного и субъективного права. Именно благодаря такому слиянию появляется возможность интерпретации прав человека, включая и право на правовую защиту, как юридической материи. В этом качестве они обладают такими свойствами, как юридически значимая субъективность, публичность и неотчуждаемость, равная юридическая сила для всех и всюду, гарантированность и защищенность всей мощью международного сообщества и государства.

Важным юридическим признаком прав человека является их кодифицированность, т. е. закрепленность в международно-правовых актах и в конституциях государств. По этой причине в правоведении и юридической практике, не только Российской Федерации, права человека обозначаются и другими словосочетаниями – "конституционные права личности", "основные права человека и гражданина", "основные права личности" и др.[127] Однако следует отметить, что использование различной терминологии не влечет за собой изменений в перечне и структуре прав человека. Во всех случаях, когда речь идет о фундаментальных индивидуальных гражданских, политических, экономических, социальных и культурных правах и свободах, имеются в виду права человека[128]. Эти права равноценны по своей значимости, едины (неразделимы) и взаимосвязаны между собой. Нет особых различий и между такими понятиями, как "основные права" и "права и основные свободы человека". Все эти понятия охватываются единой категорией – "права человека". Они и подлежат защите[129]. В этой связи удачным представляется предложение С. В. Бахина: "По смыслу самого термина основными должны быть признаны такие фундаментальные права, которые столь присущи человеку, что их соблюдение обязательно для каждого государства вне зависимости от того, является ли оно участником соответствующих соглашений по правам человека или нет. Иными словами, основными следует признать права человека, установленные общепризнанными нормами международного права и обязательные, таким образом, для государств, не участвующих в соответствующих универсальных соглашениях по правам человека"[130].

Как обосновывалось выше, институт защиты прав человека основан на праве человека на правовую защиту, которое, сообразно своей специфике, преломляет в себе юридическую природу прав человека, а в более широком аспекте – фокусирует в себе диалектику естественных прав человека с объективным и субъективным правом. В результате чего можно констатировать, что юридическая природа защиты права человека характеризуется следующими свойствами: каждой личности от рождения принадлежит право на правовую защиту, которое является неотъемлемым и неотчуждаемым; право человека на правовую защиту универсально и основано на принципе формально-правового равенства всех на защиту своих прав; право человека на правовую защиту обязывает государство обеспечить его реализацию достаточными организационно-правовыми условиями; осуществление права человека на правовую защиту не должно нарушать права и свободы других лиц; право человека на правовую защиту должно соблюдаться всеми и в любой ситуации; право человека на правовую защиту может быть ограничено только законом и только в тех случаях, которые предусмотрены в соответствующих международно-правовых актах и конституциях государств. Конкретно-правовые характеристики этих свойств излагаются ниже.

Регулятивная ценность защиты прав человека

Сущность и юридическая природа защиты прав человека прямо и непосредственно обусловливают регулятивно-правовую ценность всего этого института.

Способность института защиты прав человека осуществлять регулятивное воздействие на общественные отношения связана в конечном счете с юридической конструкцией права человека на правовую защиту. Она позволяет, с одной стороны, отразить и зафиксировать социально-гуманистический потенциал всего института защиты прав человека, а с другой – реализовать его регулятивную способность, состоящую в активном, целенаправленном и результативном воздействии на поведение людей.

Социальный потенциал права человека на правовую защиту выражает стандарты, определяющие социальное назначение и качественный уровень защиты прав человека. "Такое “право на право“, – поясняет С. С. Алексеев, – выражает …важнейшие стороны назначения права в жизни людей, его качества как права человека – саму возможность утвердить свое высокое положение в обществе, отстоять каждым свое человеческое достоинство, иметь надежную защиту от произвола, самодурства чиновников"[131].

С юридической стороны специфика данного права заключается в том, что оно сконструировано по принципу "право на право". Именно с этой особенностью связана способность права человека на правовую защиту реально использовать в процессе своего осуществления практически весь юридический механизм правового регулирования.

Кроме отмеченного, нельзя обойти вниманием и такую черту рассматриваемого права человека, как право именно на правовую защиту. Речь идет не только о том, что защита прав человека должна осуществляться исключительно в правовых рамках, но и о том, что такого рода защита основана на принципе формально-правового равенства. "Правовое равенство – это равенство свободных и независимых друг от друга субъектов права по общему для всех масштабу, единой норме, равной мере"[132].

Взаимосвязь прав человека с принципом формально-правового равенства остается еще во многом не изученной. Однако никто не возражает против такого тезиса: "Становление и развитие прав человека и гражданина неразрывно связано с генезисом и эволюцией содержания самого принципа формального (правового) равенства в различные эпохи и в различных обществах"[133].

Принцип правового равенства различных субъектов предполагает, что приобретаемые ими реальные субъективные права будут неравны. А это означает, что, во-первых, каждый индивид имеет одинаковые правовые возможности осуществить защиту своих прав, а во-вторых, каждый индивид имеет право на индивидуальную правовую результативность акта защиты его прав. Важность и значимость последнего обстоятельства отметил М. Н. Козюк: "Характерным признаком равной защиты законом является и неравенство результата (последствий) правового поведения"[134].

С позиций теории субъективного права право человека на правовую защиту представляет собой единичное право. С этим качеством обособленности, отделенности от иных однопорядковых правомочий субъективного права и связана его регулятивная способность, выражающаяся как в разделении этого единого правомочия на ряд специализированных, и потому менее объемных вариантов регулирования поведения, так и в более детальной регламентации порядка их осуществления. "Единичное … субъективное право, – пишет Н. И. Матузов, – это гарантированная законом мера возможного (дозволенного, разрешенного) поведения гражданина. Такое право очерчивает юридические рамки индивидуальной свободы личности"[135]. При этом следует иметь в виду, что статус единичного не отрицает внутренней структурированности самого права человека на защиту, поскольку оно, как и любое другое единичное субъективное право, включает в себя менее объемные правомочия, имеющие целью обеспечение должной реализации основного единичного права. "Реальное субъективное право, – отмечает О. Ю. Селиванова, – может включать одно, два и более правомочий, каждое из которых, в свою очередь, имеет свою структуру и состоит из более "мелких" элементов (субправомочий). Так, субъективное право на защиту в уголовно-процессуальном правоотношении может включать одновременно: а) право знать, в чем то или иное лицо подозревается или обвиняется; б) возможность лично реализовать свои субъективные права; в) правомочие защищать свои интересы с помощью защитника или законного представителя и т. д." [136].

Благодаря отмеченным выше свойствам права человека на правовую защиту весь институт защиты прав человека оказывается включенным в процесс упорядочения и координирования общественных связей и отношений на основе общепризнанных международных норм и стандартов. Отсюда и вытекает его регулятивная ценность. Однако как только возникает потребность реализовать этот общепризнанный тезис на практике, сразу же возникают споры о том, что и как следует реформировать. Представляется, что одной из причин такого несогласия является недостаточно полное и четкое понимание юридического существа права человека на правовую защиту и особенностей его места и роли в системе правового регулирования, и в первую очередь, в национальном законодательстве. Здесь обычно имеет место эйфория от самой возможности реализации принципа приоритета прав человека[137], однако она должна уступить место рациональному подходу, основанному на выявлении и уяснении тех ценностей, свойственных институту защиты прав человека, которые не просто возвышают его над всеми иными источниками регулятивного воздействия на общественные отношения, но и, во-первых, диктуют необходимость их нормативного закрепления, а во-вторых, предопределяют особенности реализации нормативных форм их бытия. И первое, и второе вместе взятые оказывают существенное и многоуровневое влияние на институциональные и функциональные элементы всей системы правового регулирования общественных отношений.

Практически каждый из видов прав человека нуждается в скрупулезном и детальном исследовании с точки зрения его ценностно-регулятивных характеристик, с учетом которых оно должно быть закреплено в действующем законодательстве и преломлено в правореализационной практике. Однако в силу того, что право человека на правовую защиту призвано "обслуживать" всю систему прав человека и что оно концентрированно выражает ее юридическую природу, очевидна особая важность первоочередного уяснения именно его регулятивной ценности.

Ценность права человека на правовую защиту основана на правовой необходимости защиты прав человека и возможности ее правового способа осуществления. Полномасштабное уяснение этого, казалось бы, сугубо теоретического положения является обязательным условием решения прикладных задач в области законотворчества и правореализации.

В отечественной юриспруденции учение о праве как о социальной ценности сложилось в конце 60-х и начале 70-х гг.[138] В рамках этого учения обособился и личностно-ценностный аспект права[139], который естественным образом нашел свое продолжение в современных исследованиях по аксиологической проблематике права человека на правовую защиту, в том числе и в плоскости различных отраслей права[140].

В социологии под социальной ценностью принято понимать явления объективной действительности либо их свойства, способные удовлетворять потребности и интересы субъекта и потому необходимые и полезные для его существования и развития[141]. Иными словами, ценность – это полезность чего-либо для удовлетворения потребностей субъекта. Применительно к праву данное понятие "можно определить как его положительную значимость (роль) в удовлетворении потребностей субъектов" [142]. При этом в теории права и государства различают собственную и инструментальную ценность права.

Суть собственной ценности права заключается в его способности выражать собой справедливость и равенство, олицетворять в юридической форме свободу и ответственность человека, а специфика инструментальной ценности – в его способности регулировать общественные отношения, т. е. в способности выступать средством, орудием, механизмом осуществления важнейших задач, стоящих перед обществом.

Однако не все авторы согласны с таким наиболее распространенным пониманием существа собственной и инструментальной ценности права. Так, П. М. Рабинович, рассматривая вопрос о соотношении инструментальной и собственной ценности права, утверждает прямо противоположное: "Вопрос о связи и соотношении инструментальной и собственной ценностей права может решаться на основе следующего положения: первая обусловливается тем, что распределяет (защищает) право, а вторая – как оно это осуществляет"[143].

С нашей точки зрения, ближе к истине С. С. Алексеев, полагающий, что "право в идеале (по определению) – это ценность, которая не присуща никакому другому социально-политическому явлению, ценность упорядоченной свободы человека, справедливости, консенсуса. …И именно в этом отношении право и является значительной, и притом – самостоятельной социальной ценностью"[144]. Инструментальную ценность права цитируемый автор увязывает с институциональным статусом права, благодаря чему право приобретает "набор весьма эффективных регулятивных свойств. А это значит, что оказалось возможным использование права с его свойствами как орудия, инструмента, средства для решения разнообразных задач"[145].

Приведенные рассуждения применимы и в формировании подходов к исследованию сущности и содержания юридического основания института защиты прав человека. Однако путь к уяснению регулятивной ценности права человека на правовую защиту и, следовательно, всего института защиты прав человека лежит через установление и анализ соответствующей характеристики прав человека в целом.

Собственная ценность прав человека заключается в том, что они аккумулируют и выражают собой притязания человека на такие блага (материальные и духовные полезности), которые обеспечивают ему достойный уровень жизни. При этом собственная ценность прав человека выражается как в том, что они "не «дар» законодателя, а социальные возможности, обеспечивающие человеку определенный стандарт жизни"[146], так и в том, что "законодатель не может искусственно «занижать» или «завышать» объем прав и свобод; он связан принципами и нормами естественного права, условиями социальных взаимосвязей людей"[147].

Собственную ценность прав человека можно рассматривать и как результат сложения положительной значимости каждого вида прав человека.

Следует иметь в виду, что права человека приобретают собственную ценность только тогда, когда они реально "работают", достигая тех целей, во имя которых и в связи с которыми они существуют. А это и теоретически, и практически возможно только в том случае, если они выражены институционально, т. е. завоевали право выступать в качестве реально действующего средства регулирования соответствующих общественных отношений. В этой связи, видимо, не будет преувеличением утверждение о том, что смысл борьбы за права человека заключается в борьбе за их инструментальную ценность.

Главное в инструментальной ценности прав человека состоит в их способности обязывать государство, общество и международное сообщество содействовать осуществлению правовых притязаний человека на блага. Такое свойство полезности прав человека ставит их выше государства. При этом собственная ценность прав человека задает параметры такого рода содействия, выраженного в механизме реализации соответствующего права. "Формы, способы и стадии реализации каждого субъективного права, – пишет Е. А. Лукашева, – определяются его сущностью"[148]. Отметим, что эта программирующая роль собственной ценности прав человека по отношению к инструментальной имеет доминирующее значение только в подлинно демократических государствах[149].

Российская Федерация провозгласила курс на построение правового государства, а следовательно, признала, что права человека являются общественными ценностями, а также логику взаимосвязи их собственной и инструментальной ценностей. Поэтому правильное и адекватное закрепление прав человека в нашем законодательстве означает не только провозглашение признания прав человека, но и последующее нормативно-юридическое оформление присущих им ценностей с учетом закономерного в их взаимосвязи.

Таким образом, можно констатировать, что собственная и инструментальная ценности прав человека – это именно свойства прав человека, выражающие их полезность как для каждого отдельного человека, так и для общества в целом. В данных свойствах и заключена, по нашему мнению, поистине революционно-преобразующая роль прав человека в законодательстве Российской Федерации. Через международно-правовые механизмы, законотворческую деятельность органов государства они, хотя и с трудом, но все-таки "материализуются" в нашем праве. В целом же реализация названных свойств прав человека в национальной системе права – это показатель ее зрелости, культуры и демократичности.

Право человека на правовую защиту обладает как собственной, так и инструментальной ценностью. Это означает, что весь институт защиты прав человека имеет соответствующие ценностные свойства.

Собственная ценность права человека на правовую защиту заключается в том, что оно является международно-правовым стандартом утверждения каждым своего человеческого достоинства. И этот стандарт именно правовой, поскольку складывается на основе принципа формального равенства людей на защиту правовым законом. Все иные способы, формы и виды защиты, не выражающие собой правового равенства (формального равенства в свободе и ответственности), не могут быть отнесены к правовой защите.

В более конкретной, юридической плоскости собственная ценность права человека на правовую защиту, с одной стороны, олицетворяет, во-первых, признание этого права в качестве именно права человека, во-вторых, действенную, реальную возможность осуществления человеком защиты своих прав именно правовым способом (юридически признанным и потому не унижающим его достоинство способом), а с другой – оно обусловливает фактом своего существования необходимость соответствующей системы правовых средств, с помощью которой и осуществляется это право на правовую защиту. В последнем случае право человека на правовую защиту высвечивается со стороны своей инструментально-регулятивной ценности. В данной плоскости право человека на правовую защиту представляет собой сложный юридический механизм, который не без оснований может быть назван системой правозащитного регулирования общественных отношений и определен как совокупность взаимосвязанных форм, приемов и иных средств осуществления защиты прав и свобод человека.

Наличие инструментальной ценности у права человека на правовую защиту объясняется тем, что "конституционно-правовое закрепление основных прав и свобод, не будучи одновременно оснащенным эффективным механизмом защиты этих прав, становится не более чем популистской декларацией"[150]. В этой связи нельзя не согласиться с тезисом о том, что каждое право человека должно охватываться единой системой правового регулирования их защиты[151]. Такая система как раз и есть проявление и организационно-правовое оформление инструментальной ценности права человека на правовую защиту.

К числу особенностей инструментальной ценности защиты права человека следует отнести:

а) его нормативную основу, которая представлена совокупностью международно-правовых стандартов в области защиты прав человека, а также соответствующими нормами конституций государств и специальных законов;

б) наличие набора средств правовой защиты, обеспечивающих исполнимость права человека на правовую защиту;

в) соответствие содержания, форм осуществления и гарантий механизма осуществления права человека на правовую защиту правам всех участников процедуры правовой защиты;

г) подконтрольность механизма осуществления права человека на правовую защиту.

Общетеоретический анализ содержания собственной и инструментальной ценности права человека на правовую защиту свидетельствует о том, что в своей совокупности эти ценности формируют в институте защиты прав человека свойство юридического регулятора общественных отношений.

Таким образом, можно констатировать, что, во-первых, регулятивная ценность защиты прав человека вытекает из собственной и инструментальной полезности права человека на правовую защиту, а во-вторых, она находит предметное выражение в совокупности правовых средств обеспечения осуществления данного права, а это в упорядоченном виде представляет не что иное, как систему правового регулирования тех общественных отношений, которые складываются и функционируют по поводу и в связи с реализацией права человека на правовую защиту.

С позиции признания предложенного понимания регулятивной ценности защиты прав человека появляется возможность обосновать основные контуры теоретической модели такого рода системы правового регулирования. При этом необходимо подчеркнуть, что речь идет о таком виде правового регулирования, которое представляет собой достаточно обособленную и самостоятельную структуру в правовой системе демократического общества. Эта структура не поглощается ее правоохранительным элементом, а предполагает адекватный особенностям своей сущности, юридической природе и регулятивной ценности набор нормативно-правового и организационно-правового инструментария практического воплощения, специфика которого выражается и в соответствующем понятийно-терминологическом аппарате. Поэтому, исходя из существа и логики излагаемого материала, данный вид правового регулирования вполне обоснованно может быть назван правозащитным, поскольку он включает в себя такой набор правовых средств, которые, с одной стороны, выражают юридическую природу и регулятивную ценность защиты прав человека, а с другой – функционально предназначены для регулирования процесса осуществления права человека на правовую защиту.

Как отмечалось ранее, логика современного развития правовой системы Российской Федерации в значительной степени обусловлена необходимостью адекватного отражения в ней международных стандартов прав человека и правовых средств их защиты. Указанные тенденции обнаруживают себя практически во всех элементах правовой системы и отраслях российского права. А это, в свою очередь, предполагает глубокое научное "сопровождение" данных процессов, включающее как пересмотр традиционных проблем правоведения, так и обоснование появления новых. Проблема модели правозащитного регулирования общественных отношений относится к числу нетрадиционных проблем, ранее не исследовавшихся правовой наукой.

Отметим, что термин "модель" в переводе с латинского (modulus) обозначает меру или образец чего-либо. Применительно к понятию "правовое регулирование" данный термин был впервые использован С. С. Алексеевым. По его мнению, "модель правового регулирования" – это запрограммированная соответствующими задачами система юридических средств (особые формы, комплексы средств, юридические режимы), предназначенная для использования в любом случае, когда возникает потребность[152]. При этом автор ставит знак равенства между понятиями "модель правового регулирования" и "система правового регулирования". Он пишет: "Модели (или системы) правового регулирования во многом сопряжены с задачами, которые ставятся перед людьми (государством, законодателями, гражданами) на данном участке жизни общества"[153]. И если сопряженность моделей правового регулирования с задачами не вызывает сомнений, то тождество "модели" и "системы" правового регулирования вряд ли допустимо, поскольку последняя обозначает собой целенаправленный и целостный, активно функционирующий срез всей реально существующей правовой системы общества. Этот срез включает в себя и модель правового регулирования в качестве необходимого и системообразующего элемента. По отношению к системе правового регулирования данный элемент выступает своеобразной матрицей ее формирования и реального действия.

Модель правового регулирования – это закрепленная в нормативно-правовых предписаниях схема, логика результативного вмешательства права в общественную жизнь.

Формирование модели правового регулирования – процесс сложный, многосторонний, так или иначе отражающий основные политические, правовые, социальные, экономические, нравственные и другие характеристики конкретного общества. И поскольку модель правового регулирования – это своеобразная стратегия определения места и роли права в жизни общества (а следовательно, и государства в обществе), то государство берет под явный или скрытый контроль важнейшие вопросы ее законодательного оформления. Оно не может быть безразличным к стратегическим вопросам правового регулирования. И от того, каким, с точки зрения политического режима, является государство, в решающей степени зависит ценностная ориентированность модели правового регулирования. Именно здесь, по нашему мнению, кроются особенности современной российской модели правового регулирования, одну из которых удачно подметила И. А. Есипова. Обосновывая проблему правовой защищенности граждан от бездействия властных структур, она пишет: "Типичными для России являются ситуации, при которых государство вмешивается в жизнь общества там, где не должно этого делать, а там, где должно, – бездействует"[154].

Представляется, что такое положение не случайно и является предметным выражением господства чиновничьих интересов государственной власти в российской модели правозащитного регулирования. Также не вызывает сомнений и то, что такого рода модель входит в противоречие со ст. 18 Конституции РФ, которая гласит: "Права и свободы человека и гражданина являются непосредственно действующими. Они определяют смысл, содержание и применение законов, деятельность законодательной и исполнительной власти, местного самоуправления и обеспечиваются правосудием". И тот факт, что государственная власть, государство игнорирует эти конституционные требования, а подчас и само нарушает их, свидетельствует о значительно заниженной роли права в жизни нашего общества и каждого человека. Преодоление этого "перекоса" – задача не одного дня, а целого периода, который и переживает Российская Федерация. Поэтому сегодня важно выявить и обосновать такие правовые механизмы, которые бы были пригодны для выполнения обозначенных задач и обеспечивали бы в последующем эволюционное развитие всей правовой системы. С нашей точки зрения, этой цели отвечает постановка вопроса о всемерном возвышении в общественном сознании и внедрении в соответствующие области юридической практики правозащитной модели правового регулирования.

Целесообразность и теоретическая допустимость использования в правовой науке и юридической практике (законотворческой и правореализационной) понятия "правозащитная модель регулирования общественных отношений" имеет под собой широкое и достаточно глубокое основание, которое охватывает философию прав человека, учение о правозащитном регулировании общественных отношений, а также соответствующие области юридической практики развитых демократических государств.

Правозащитная модель регулирования общественных отношений складывается под воздействием цели, стоящей перед ней. Эта цель должна, с одной стороны, отражать в себе смысл существования естественных прав человека, с другой – в идеальной форме программировать результат их действия. Под влиянием этой же цели формируются и правовые средства ее достижения.

Правозащитная модель правового регулирования общественных отношений предполагает, во-первых, провозглашение права каждого человека на правовую защиту как цели всей правовой системы. Данное замечание имеет принципиальное значение, ибо ставит государство, его правоохранительные органы в подчиненное положение по отношению к правам человека. В этой связи представляется не случайным высказывание А. Г. Братко о том, что правоохранительная система – "это соответствующая идеям правового государства совокупность государственно-правовых средств, методов и гарантий (охранительная функция правовой системы, правоохранительная деятельность, юридические нормы и правоотношения, правоохранительные органы и законность, правосознание и правовая культура), обеспечивающих защиту прав и свобод граждан, интересов общества и государства от противоправных посягательств"[155].

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: