ГЛАВА 10 АГИТПРОП ОТ ВЫСОЦКОГО 2 страница

услышал крики и скандал. Встал, вышел в коридор и пошёл в спальню. Пришлось отодви-

нуть Кобзона. Я не слышал, как он пришел. А может, у него еще оставались ключи от квар-

тиры? Не знаю. Он уже ушёл от Люси, они разошлись, но у него случались такие приступы

«обратного хода» (на самом деле: Кобзон и Гурченко сошлись в 66-м, однако официально

поженятся только в январе 69-го, а пока то живут вместе, то расходятся. – Ф. Р.). Он пришел

мириться, и сразу же начался скандал. Он был пьян. И он оскорблял Люсю. Сева Абдулов,

небольшой, мускулистый, мягкий, с открытым добрым лицом, подскочил к Кобзону и уда-

рил его. Я испугался. Кобзон был очень сильный, но он не ударил Севу. А я видел, как спру-

жинил Володя, как он мгновенно напрягся. Он ростом не больше Севы, но силы – страшной.

Володя даже не привстал, не шелохнулся, но все и с пьяных глаз увидели опасность.

Кобзон начал опять что-то, а после сказал: «Пойдём, выйдем во двор!» Это было по-

мальчишески и очень противно. Здоровенный Кобзон пошёл во двор с маленьким слабым

Севой. А Володя почему-то сник и не пошёл. Он только спросил у Люси, виден ли двор

из окна. Она сказала, что да, виден. И Володя подошёл к окну. Мы смотрели, как вышли

противники, как они о чем-то долго говорили, потом Сева подпрыгнул и схватил Кобзона за

причёску. Мы увидели, что Сева отпустил причёску и Кобзон ушёл. Его походка победителя

сникла, он шёл, таща себя под лунным светом. На фоне снежных куч он был кучей в кожаном

модном пальто…

Пришел Сева, полез в холодильник.

Мы пили еще… Потом Володя сказал, что все дерьмо… Никто с ним не спорил. Все

устали, но спать не хотелось, а я сказал, что лучше бы никогда сроду не было Старого Нового года…

А Володя вещал:

– Люська, ты – дура. Потому что – хорошая. Баба должна быть плохой. Злой. Хотя

злость у тебя есть, но у тебя она нужная, по делу. А тебе надо быть злой не по делу. Вот,

никто не знает, а я – злой. Хотя Сева и Паша знают. Сева – лучше знает, а он, – показал на

меня и скривил лицо, – старше, а потому позволяет себе роскошь не вглядываться в меня.

Десять лет разницы делают его ужасно умным и опытным. А если было двадцать? Разницы!

У Брежнева со мной сколько разницы? Так он меня или кого-нибудь из нашего поколения

понять может? Нет! Он свою Гальку понимает, только когда у нее очередной роман. Ой,

ей, ей! Не понимает нас Политбюро. И – не надо. Надо, чтобы мы их поняли. Хоть когда-нибудь…»

Следуя мудрой поговорке: «Что у пьяного на языке, то у трезвого на уме», отметим,

что размышления Высоцкого о Политбюро были вовсе не случайны. В этих словах была

выражена позиция либеральной общественности, которая не могла простить Брежневу его

сворачивания хрущевской «оттепели» и поворота руля в сторону державно-патриотического

курса. Поэтому не случайно рука Высоцкого в том же 67-ом вывела такие строки:

И если б наша власть была

Для нас для всех понятная…

А нынче жизнь – проклятая.

И еще несколько слов о приведенном выше отрывке. Обратим внимание на слова

Высоцкого «Я – злой». Он и в самом деле с возрастом (и с течением болезни) становился

все злее. А ведь еще совсем недавно, в начальных классах средней школы, он являл собой

несколько иного человека. Как говорила его матери начальник пионерлагеря НИИхиммаша,

где проводил лето юный Высоцкий, Таисия Тюрина: «Он у вас шаловливый, но не злобный».

Однако с годами характер Высоцкого претерпевал существенные изменения. Причем это

была не только злость на власть, но, судя по всему, вообще на жизнь как таковую. Даже в

его творчестве это нашло свое отражение: во многих песнях он оперирует словом «зло».

Век свободы не видать из-за злой фортуны…

И природная моя злость…

За что мне эта злая, нелепая стезя?..

Нет, я в обиде на злую судьбу…

Ядовит и зол, ну словно кобра я…

Как черный раб, покорный злой судьбе… и т. д.

Но вернемся к событиям января 67-го.

Спустя несколько дней Высоцкий уехал в Одессу досниматься в «Коротких встречах».

Снимались эпизоды «комната Нади» и «новый дом».

18 января Высоцкий был уже в Ленинграде – давал концерт в ДК пищевиков «Восток».

На нем оказались кинематографисты из съемочной группы фильма «Срочно требуется

песня», которые сняли часть выступления Высоцкого на пленку, чтобы потом включить ее

в фильм. Теперь эти кадры известны всем высоцковедам: на них он поет песню «Парус».

Вечером того же дня Высоцкий дает концерт в гостинице «Астория». Исполняет сле-

дующие песни: «Парус», «Песня о нечисти», «Случай в ресторане», «Вот – главный вход…»,

«Меня замучили дела…», «Пародия на плохой детектив» и др. Наиболее шумную реакцию

по части массового смеха имеет последняя песня, где речь идет о том, как агент вражеской

разведки мистер Джон Ланкастер Пек, приехав в СССР, вербует советского гражданина Епи-

фана, который на самом деле «был чекист, майор разведки и прекрасный семьянин». То есть

на первый взгляд песня явно во славу советских компетентных органов. Но это только на

первый взгляд, поскольку Высоцкий, как мы помним, мастер по части всевозможных аллю-

зий. В черновом варианте этой песни у него были строчки, где он этот самый КГБ, что назы-

вается, припечатывал от души:

…И везде от слова «бани» оставалась буква «б»…

И уж вспомнить неприлично, чем казался КГБ.

Однако от этих строк Высоцкий в итоге отказался, дабы не дразнить гусей. Но суть песни от этого все равно мало изменилась. Как пишет Я. Корман: «Все то, что большинство советских людей считало истинным (власть, партию, идео-

логию и т. д.), оказалось ложным, фальшивым, о чем говорят, в частности, фотографии лири-

ческого героя в „Пародии…“. И все эти ложные ценности объединены одним, но вырази-

тельным образом – серость. Именно так поэт характеризует советскую власть…»

В этой песне и в самом деле слышится явная издевка автора по адресу «того, что любит,

чем гордится наш советский коллектив». У либеральной интеллигенции это и раньше счита-

лось модным – с пренебрежением относится к символам советского образа жизни, – однако

со второй половины 60-х эта мода от интеллигенции перекинулась и в низы, в народ. И в

немалой степени этому способствовали песни Высоцкого. Хорошо помню, как на одной из

его записей (это был концерт-«квартирник») в строчке «чем гордится наш советский коллек-

тив» он намеренно искажал слово «советский» – пел «совейский» (кстати, подобным обра-

зом он поступал во многих своих песнях, где фигурировало это слово). Вроде бы мелочь,

но именно из таких мелочей у молодежи потом и формировалось нигилистическое отноше-

ние к символам своей страны. Сначала к символам, а затем и к самой стране. Как же: сам

Высоцкий так пел! А петь он умел великолепно: повторить его интонации до сих пор никто так и не может.

Кроме этого, «Пародия…» зло высмеивала подозрительность советского социума (еще

один объект вечных насмешек со стороны либералов). Дескать, в каждом иностранце совет-

ские власти видели потенциальных врагов и эту установку спускали вниз, в народ. Из-

за этого советские люди стремились по возможности избегать контактов с иностранцами,

якобы опасаясь, что в противном случае все может завершиться вербовкой. Как пел Высоц-

кий: «так случиться может с каждым, если пьян и мягкотел». А ведь подобная вербовка

имела место быть очень даже часто. Только это не обязательно могла быть шпионская вер-

бовка, а, к примеру, идеологическая – в форме восторженной пропаганды западного образа жизни.

Когда в середине 80-х начнется горбачевская перестройка, либералы не случайно глав-

ным объектом своих атак изберут именно эту подозрительность советского социума (на

самом деле это была элементарная осторожность, диктуемая реалиями «холодной войны»).

Разрушив ее, они легко сдадут страну вместе с ее народом в услужение иностранному капи-

талу (на научном языке это называется более красиво: «включиться в мировое разделение

труда»). После этого миллионы бывших советских девушек отправятся в заграничные бор-

дели (по данным только за 2007 год, за пределами РФ будет находиться около 100 000

эрэфских проституток), тысячи детей станут жертвами педофилов со всего мира, столько

же молодых людей – наркоманами и т.д. и т.п. Подсчитать точное число исковерканных и

загубленных душ этого «мирового разделения труда» вряд ли когда удастся. Но учитывая,

что в этом процессе в разных пропорциях приняли участие все жители бывшего СССР (а

это целых 15 республик), можно смело сказать, что цифры эти не маленькие – своеобразный

ГУЛАГ развитого капитализма. Доживи Высоцкий до наших дней, вполне вероятно, напи-

сал бы об этом песню – этакую «Баньку по-белому-2».

В самом начале 67-го года Высоцкий приехал в Ленинград. В.Абдулов привел его к кинорежиссеру Геннадию Полоке, который на «Ленфильме» собирался снимать «Интервенцию» по пьесе Льва Славина. Полоке был нужен актер на главную роль – одесского подпольщика Воронова, выдающего себя за Бродского, и Абдулов активно сватает на эту роль своего друга. Полока обещал подумать, поскольку прекрасно знал о том реноме, которое приобрел Высоцкий в «верхах».

19 января Высоцкий уже в Москве – играет на сцене «Таганки» в «Жизни Галилея».

На следующий день он с группой коллег по театру выступал в 8-й «немецкой» спец-

школе, что в 5-м Котельническом переулке. Концерт, естественно, был не для учеников, а для

преподавательского состава и членов родительского комитета. Хотя пригласи дирекция туда

школьников, они валом хлынули бы туда. Как пишет О. Ширяева: «Высоцкий произносил

вступительное слово, читал Кульчицкого, спел „Братские могилы“, а потом с Золотухиным и

Жуковой – „Дорогу“, с Золотухиным вдвоем – „Ворчунов“. Впервые я увидела Высоцкого за

пианино – он аккомпанировал пантомиме Черновой. Потом они с Иваненко (впервые видела их вместе на сцене) читали „Римские праздники“ из „Антимиров“. В конце вечера Высоцкий спел „На Перовском на базаре“…»

23 января Высоцкий повел Золотухина и Смехова в ресторан ВТО, чтобы отметить

завершение работы в картине «Короткие встречи». В тот вечер Высоцкий много говорил о

своей жене, Л.Абрамовой, ради детей совершившей шаг, на который способна далеко

не каждая актриса, – она отказалась от кинокарьеры. Высоцкий подбивал друзей помочь

ей, может быть, написать сообща какой-то сценарий специально под нее. Друзья в ответ

поддакивали. Но дальше пьяного трепа это дело в итоге так и не пойдет.

24 января Высоцкий играл в «Десяти днях…». Причем он заменял там получившего

травму актера Голдаева, и смотреть на его игру в этой роли сбежалась чуть ли не вся труппа

во главе с Ю.Любимовым. Как вспоминает все та же О. Ширяева: «Володя вылетал

на сцену размалеванный красной краской, маленький, страшненький, в огромном красном

халате с плеча Голдаева, который больше его раза в 2. Он бодро покрикивал на свой „бата-

льон“. Чего он только не вопил: „Довели! Уйду к чёртовой матери!“ Когда произносил речь:

„По России бродит призрак. Призрак голода“, – то „путал“ слова и говорил „признак“.

Володя нёс сплошную отсебятину, при этом имел такое право: он ведь не знал текста.

Керенского за ним не было видно, тот терялся в массовке. Высоцкий неистовствовал, пере-

ходя из одного состояния в другое. То вдруг подлетал к Ульяновой и орал: «Клава! Ну хоть

ты меня не позорь!» – то начинал шататься, показывая, что унтер вдребезги пьян, и охране

Керенского приходилось его поддерживать. Он то истерически рыдал, когда Керенский гово-

рил, что Россия в опасности, то разом выпаливал команду: «Справа налево ложись!» – а

потом, собрав с пола бабьи юбки и уткнувшись в них носом, безудержно плакал, после чего

с блаженной, почти идиотской улыбкой слушал своих подопечных…

Ничего подобного я в жизни не видела! Зрители рыдали от смеха…»

28 января Высоцкий играл в ночных «Антимирах».

На следующий день он был приглашен на творческий вечер автора «Антимиров» –

А.Вознесенского, который проходил в здании старого университета, что на Мохо-

вой. В разгар вечера хозяин бала внезапно пригласил на сцену Высоцкого, представив его

публике как «замечательного артиста, здорово делающего Галилея на сцене „Таганки“». Сто-

ило Высоцкому выйти на сцену, как тут же появился и «рояль в кустах» – гитара. При-

шлось спеть «Оду сплетникам» из тех же «Антимиров». Посчитав свою миссию выполнен-

ной, Высоцкий засобирался было на свое место, как из зала понеслись крики: «Спойте еще!

Пожалуйста!» Высоцкий в расстерянности – вечер-то не его. Но когда и сам Вознесенский

просит уважить публику, Высоцкий вновь берет в руки гитару. Причем его просят испол-

нить «Нейтральную полосу» (это делает сам Вознесенский) – одну из самых двусмыслен-

ных песен на тот момент в его репертуаре, но Высоцкий решает «не дразнить гусей». И поет

«Песенку про сентиментального боксера».

30 января Высоцкий играет Галилея, 6 февраля – его же.

12 февраля он выходит на сцену в «Павших и живых», а поздним вечером – в «Анти-

мирах». В перерыве между этими спектаклями, в кабинете Любимова, Высоцкий репетиро-

вал новую роль – Маяковского в спектакле «Послушайте!». В интерпретации «Таганки» поэт

появлялся в пяти обличиях: кроме Высоцкого, его играют Золотухин, Хмельницкий, Смехов

и Насонов. Ближе всех по росту и голосовым данным к нему приближается Хмельницкий,

но и Высоцкий тоже не теряется: хоть ростом он и не вышел, но голосище имеет тот еще.

Как пишет В. Смехов: «В театре моей памяти В.Высоцкий не просто отлично читал Маяковского,

играл от имени Маяковского – он, как и его товарищи, продлевал жизнь образа, по необ-

ходимости бороться сегодня с таким же, кто отравлял поэтам жизнь вчера. Жизнь и сцена

сливались – это явление еще нуждается в серьезной оценке. Володя играл храброго, иногда

грубоватого, очень жестокого и спортивно готового к атаке поэта-интеллигента…»

23 февраля Высоцкий принимал участие в вечере, который проходил в Доме ученых.

3 дня спустя он играл в утренних «Десяти днях…» Керенского. После спектакля актеров фотографировали для журнала «Советский Союз». Это издание считалось либеральным – в нем редакторствовал зять Хрущева А.Аджубей.

Тем временем в начале марта по Москве поползли очередные нелепые слухи про

Высоцкого: будто его арестовали… за шпионаж в пользу ЦРУ. Почему подобный слух воз-

ник именно тогда, сказать трудно, но кое-какие версии предположить можно. Судя по всему,

он был запущен из КГБ, чтобы в очередной раз «пригасить» активность Высоцкого – уж

больно много он стал выступать с разного рода концертами (в различных учреждениях и на

квартирах), и записи этих концертов тиражировались по стране на магнитофонных лентах.

КГБ в те дни вообще проявлял активность в борьбе как с инакомыслящими, так и с дисси-

дентами. Например, среди последних удары были нанесены сразу по двум направлениям

– либеральному и русскому. Так, были арестованы двое видных диссидентов-евреев А.Гинзбург и Ю.Галансков.

Тогда же КГБ разоблачил антисоветскую организацию Всероссийский социал-христианский союз освобождения народа (ВСХСОН), которая, как уже говорилось выше, была создана в Ленинграде в 1962–1964 гг. и ставила целью создание православного корпоративного государства, где будет допущена частная собственность (при контроле государства над основными отраслями промышленности). Членов Союза называли «новыми бердяевцами» (их кумиром был русский философ Н.Бердяев). ВСХСОН был раскрыт по доносу одного из его участников. К тому моменту Союз уже насчитывал в своих рядах 28 членов и 30 кандидатов и был самой крупной подпольной группой, раскрытой КГБ за послесталинский период. По делу организации будет осужден 21 человек (лидеры – Огурцов и Садо – получили соответственно: 15 лет лагерей, 5 лет ссылки один, и 13 лет – другой), а всего по стране в этой связи будут допрошены около 100 свидетелей. Вполне вероятно, что у некоторых из этих людей в личной фонотеке имелись записи Высоцкого, что невольно бросало тень на последнего (как в случае с Андреем Синявским).

Поэтому Высоцкий в те дни отказывается выступать с сольными концертами, предпочитая только выступления с бригадой своих коллег по театру.

Но вернемся к Высоцкому.

10 марта состоялся первый прогон «Послушайте!» с его участием.

В том же месяце на студии «Беларусьфильм» режиссер Виктор Туров, у которого

Высоцкий снимался в «Я родом из детства», приступил к съемкам нового фильма, причем

опять о событиях Великой Отечественной – «Война под крышами». И в эту ленту Туров вновь пригласил Высоцкого, поскольку к тому времени они уже стали друзьями. Эта дружба особенно укрепилась после одного случая. Как-то Высоцкий по пьяной лавочке участвовал в одной драке и съездил по морде какой-то «шишке» – большому начальнику. Его хотели привлечь к ответственности. Но Высоцкий уехал в Белоруссию к Турову, и тот, подняв свои связи, друга, что называется, «отмазал».

В фильме «Война под крышами» у Высоцкого снова был эпизод, но уже иного плана –

на этот раз он играл фашистского прихвостня – полицая. Вполне вероятно, актер сам выбрал

эту роль, решив расширить свое актерское амплуа – до этого он в основном играл положи-

тельных героев или близких к ним. А тут – прислужник фашистов. Может, в этом была какая-

то тайная подоплека? Как у А.Тарковского, который в том же году сыграл белогвар-

дейского атамана-садиста, расстреливавшего большевиков и малолетнего ребенка в фильме

«Сергей Лазо». Тем самым Тарковский мстил современным большевикам за то, что они

положили на «полку» его «Андрея Рублева». Не было ли такой же мысли и у Высоцкого, когда он выбирал роль полицая?

Отметим, что в этом фильме также звучали две его песни: «Аисты» и «Песня о новом

времени» (в «Я родом…», как мы помним, их было 5, за что Высоцкий был удостоен

гонорара даже большего, чем за саму роль).

25 марта Высоцкий играет в «Антимирах». На спектакле присутствует автор – А.

Вознесенский. 4 дня спустя состоялся прогон спектакля «Послушайте!».

В эти же дни конца марта вся страна замерла у экранов телевизоров: шли прямые

трансляции из Вены с чемпионата мира по хоккею с шайбой. Наша сборная играла беспо-

добно: в концовке турнира обыграла канадцев (2:1) и чехословаков (4:2) и в пятый раз заво-

евала золотые медали. Под впечатлением этого успеха Высоцкий (он смотрел матчи вместе

с Т.Иваненко дома у режиссера Г.Полоки), который хоть и не считался спор-

тивным фанатом, но спорт все же любил, написал песню «Профессионалы», где с присущим

ему юмором посмеялся над хвалеными канадскими профессионалами, занявшими в Вене лишь 3-е место.

Профессионалам

по всяким каналам –

То много, то мало – на банковский счет, –

А наши ребята

за ту же зарплату

Уже пятикратно уходят вперед!..

Что касается Т.Иваненко, то Высоцкий продолжает «романить» с ней и факти-

чески живет на 2 дома: то у себя, с Л.Абрамовой и сыновьями, то у любовницы.

Вот как об этом вспоминает мать последней – Нина Павловна:

«Мне приятно было, что Володя приходил. Да и мой супруг его обожал. Правда, когда

моя дочь с ним жила, он уже сильно выпивал. Бывало, напьётся, утром встанет, со стоном

скажет: „Нина Павловна, куриного бульончика сварите!“

Я бегу на рынок спозаранку за курицей, варю, он пьёт бульон, а курицу выбрасывает

на пол. Но не опохмелялся. Нет! Нужно было дальше работать…»

16 апреля «Таганка» уехала в Ленинград, чтобы там сдать спектакль «Послушайте!».

Несмотря на то что он был посвящён личности поэта-трибуна Владимира Маяковского, на

самом деле это была очередная попытка Ю.Любимова и таганковцев изобразить «фигу»

по адресу «русской партии». Об этой истории стоит рассказать особо.

Как известно, Маяковский при жизни был плотно опутан еврейскими связями: помимо

супругов Осипа Брика и Лили Брик-Каган, с которыми он периодически жил под одной кры-

шей (кроме этого, у него была еще одна квартира, где он обитал в одиночестве), в его друзьях

числились многие коллеги-евреи, а также сотрудники ГПУ еврейского происхождения, коих

в этом ведомстве в 20-е–30-е годы было довольно много (среди последних были: Яков Агра-

нов, Моисей Горб, Лев Эльберт и др.). Отметим, что и супруги Брик также были связаны с

ГПУ, начав сотрудничать с ним еще в начале 20-х (чекистское удостоверение Лиле вручил

в 1921 году все тот же Яков Агранов).

Когда весной 30-го поэт внезапно покончил с собой, Брики, пользуясь своими связями

в верхах (в том числе и в ГПУ – НКВД), стали главными претендентами на обладание автор-

скими правами на его поэтическое наследие. Т.о., Лиля Брик, которая не явля-

лась официальной женой Маяковского, получила ровно половину авторских прав, в то время

как прямые родственники покойного (его мать и две сестры) оставшуюся половину должны

были разделить между собой на 3 части. Чуть позже те же Брики пробили в верхах и

создание музея поэта именно в том доме, где они проживали с Маяковским (в Гендриковом

переулке). Все это было более чем странно, учитывая, что одной из невольных виновниц

самоубийства поэта была именно Лиля Брик, которая буквально до последних дней мани-

пулировала им, бесцеремонно вмешиваясь как в его творческую, так и личную жизнь.

Заметим, что, когда в чистках конца 30-х один за другим стали погибать большинство

коллег и друзей Бриков (в том числе и чекисты: Агранов, Горб и др.), Брики сумели избежать

ареста, поскольку были прикрыты с двух сторон: со стороны Маяковского (как официальные

хранители памяти о нем), а также своих заграничных связей. В итоге оба умрут в своих

постелях: Осип в середине 40-х, Лиля – в конце 70-х.

Между тем с конца 50-х, когда в советской элите крайне обострилось противостояние

либералов и державников, на авансцену этой борьбы вышла и Лиля Брик (ее бывший муж

Осип Брик к тому времени скончался, и его место занял Василий Катанян), которая являлась

эмиссаршей западноевропейского еврейства в СССР, причем завязана была на Францию: ее

близким другом и заступником был член ЦК ФКП, видный общественный деятель и писа-

тель Луи Арагон, женатый на ее родной сестре писательнице Эльзе Триоле. Отметим, что за

Арагоном также тянулся длинный гэпэушный след.

Еще в 30-е годы он стал деятелем Коминтерна – организации, которая создавалась и

контролировалась непосредственно ГПУ. Из-под пера Арагона даже появляется поэма об

этом карающем органе, где он декламировал: «Воспеваю ГПУ, который возникнет во Фран-

ции, когда придет его время… Я прошу тебя, ГПУ, подготовить конец этого мира… Да

здравствует ГПУ, истинный образ материалистического величия…» и т. д. За свою привер-

женность коммунистическим идеям Арагон в 1957 г. был награждён Ленинской премии.

Причем этой награды он был удостоен почти одновременно с другим французом – Эмману-

элем д'Астье де ла Вижери, который хотя и не был коммунистом, но весьма активно им сим-

патизировал (одно время редактировал их газету «Либерасьон») и даже получил место депу-

тата благодаря голосам коммунистов. Вместе с Арагоном он входил в Движение в защиту

мира, которое являлось филиалом КГБ.

Вообще Франция еще со времен Российской империи считалась одной из самых инте-

ресующих русскую разведку европейских стран. В советские годы этот интерес только уси-

лился, особенно после того, как в 1949 г. Франция стала не только членом НАТО, но

и разрешила расположить его штаб-квартиру именно в своей столице – Париже. С этого

момента перед КГБ была поставлена новая задача: играя на противоречиях французов с

другими европейскими странами (главным образом Англией, Италией и Германией), рано

или поздно, но добиться выхода Франции из Североатлантического альянса. Для этого КГБ

буквально наводнил эту страну своими агентами (как штатными, так и нештатными – аген-

тами влияния), а также увеличил денежные вливания во Французскую компартию (комму-

нисты других западноевропейских стран получали от КПСС несколько меньшие денежные средства).

Первыми, кто забил тревогу по поводу засилья КГБ во Франции, были… американцы.

Еще весной 1962 г. их президент Д.Кеннеди направил личное послание президенту

Франции генгералу де Голлю, где буквально возопил о том, что французские разведслужбы

и даже правительство полны советских агентов. Именно поэтому, писал Кеннеди, я и выбрал

для отправки личный канал, поскольку все иные не внушают доверия. Де Голль отнесся к

этому посланию со всей серьезностью и направил в США своего человека – начальника 2-

го бюро (разведка) Генерального штаба сил национальной обороны генерала де Ружмона.

Тот, при посредстве ЦРУ, встретился с бывшим агентом КГБ Голицыным (один из самых

крупных советских перебежчиков за всю историю «холодной войны»), который рассказал

ему о том, какого размаха достигло проникновение КГБ во Францию.

Вернувшись на родину, де Ружмон поведал обо всем де Голлю. В итоге тот направил в

США лучших специалистов УОТ (контразведка) и СРК (внешняя разведка и контразведка),

чтобы те провели более детальные допросы Голицына. На основе этих бесед и было при-

нято окончательное решение: начать крупномасштабную операцию против «кротов» КГБ

во Франции. О размахе этой операции говорит хотя бы то, что за первую половину 60-х из

Франции были высланы 9 советских дипломатов, уличенных в шпионаже (попутно были

нанесены удары и по агентуре восточноевропейских разведок: чехословацкой, польской и

гэдээровской, которые также имели во Франции большие интересы).

И все же, несмотря на все старания французских контрразведчиков, которым помогали

их американские коллеги, серьезно поколебать позиции КГБ и его сателлитов не удалось,

поскольку те тоже даром времени не теряли и сумели обезопасить большинство своих аген-

тов. Большую роль в этом деле сыграл известный деятель международного коммунистиче-

ского движения Жак Дюкло (он был членом Политбюро ФКП с 1931 г. и отвечал за раз-

ведывательную сеть коммунистов во Франции, контактируя напрямую с Москвой). Более

того, КГБ начисто переиграл как французов, так и американцев, добившись того, что 1966

г. генерал де Голль принял решение о выходе Франции из НАТО. Как расскажет много

позже советский перебежчик Алексей Мягков: «Выход Франции из НАТО является примером эффективности подрывной деятельности КГБ в Западной Европе. Вербуя агентов среди журналистов и членов Общества франко-

советской дружбы, КГБ активно внедрял в политических кругах мысль о том, что политиче-

ская независимость страны страдает от принадлежности Франции к НАТО. Этот факт (выход

Франции из НАТО) использовался в качестве примера для обучения в школах КГБ. Так,

директор школы №311 КГБ в прочитанной будущим офицерам лекции о деятельности орга-

низации за границей прямо заявил, что для Кремля выход Франции явился положительным

результатом усилий Советского правительства и КГБ».

Возвращаясь к Лиле Брик, отметим, что через нее КГБ имел выход на высшее руковод-

ство ФКП (на того же Луи Арагона, а также Жака Дюкло и других функционеров партии),

за что, собственнно, она и имела неограниченные привилегии в СССР. Что касается напа-

док на нее со стороны тех же представителей «русской партии», то они были частью той

игры, которую вел все тот же КГБ: позволяя нападать на Брик, он создавал ей ореол гонимой,

чтобы западная общественность не заподозрила ее в сотрудничестве с госбезопасностью.

Отметим, что нападки эти были искренними, однако КГБ делал все от него зависящее, чтобы

с головы Брик не упал ни один волос. Это была типичная оперативная «разводка», широко

практикуемая всеми спецслужбами мира.

О том, какие доверительные отношения имела Лиля Брик на самом кремлевском верху, рассказывает ее биограф А. Ваксберг: «Когда М.Плисецкую и Родиона Щедрина перестали пускать за границу (в самом начале 60-х. – Ф. Р.), Лиля с помощью личных связей раздобыла прямой (городской – не кремлевский!) номер телефона тогдашнего шефа КГБ Александра Шелепина, позвонила ему и настояла, чтобы кого-либо из молодых супругов он принял сам. Кем была тогда Лиля? Тогда – и всегда? Никем. Лилей Брик – и только. Но это звучало!

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: