История 5. Ночной туризм

В конце концов, привычные походы приедаются. Пытаешься найти такое место, где ещё не был, пробежать / проплыть / проехать, поставить галочку – и искать новое.

Есть и другой путь. Пытаться сменить не пространство, но время.

Именно смена привычного времени суток определила уникальность этого похода. По разным причинам (январь, господа, темнеет рано!) приходилось двигаться по большей части во тьме. Но Боже! Как же удивительна эта тьма! Как же меняется человек, когда на чистом алтайском небе ни облачка, и чуть ущербная Луна – с достоинством, медленно – выступает перед нами в ленивом менуэте! Медленно ведёшь велосипед – туристическая сомнамбула, счастливый лунопоклонник – и ни одного огня – только бархатное, тёплое чёрное горных изнанок – и сахаристое искрящееся белое – словно подглядываешь за ночным купанием. Снег мягкий, сыпучий. После велосипеда остаётся тоненькая полоска – и вереница тёмных следов. Вот замёрзшая речка – метафора остановленной ярости. Велосипед заваливается то в одну сторону, то в другую, медленно скользишь по ледяной доске странными зигзагами, оставляя за собой точечки от шипов.

Ни одной мысли, ни одной тревоги, только музыка: «Во степи глухой / Замерзал ямщик» или бессмертная «Таганка» - кому что!

История 6. Катунь

Зимняя Катунь – другая река. Опытный Водник брезгливо отмахнётся – и останется частью привычного весенне-летнего пейзажа. Но Зимняя Катунь – это эзотерическая река, река посвящения, река Тайны.

Ледяные кусачки зажаты то сильнее, то слабее, но маслянистое, дышащее тело реки изгибается и блестит, везде поднимаются вверх узорные столбы пара, белые транзитные льдины торопятся дальше и дальше, а тяжёлые донные жители смотрят сквозь прозрачную с прожилками тончайшего льда воду.

Стоя над Катунью, видишь, как принимает река солнечный свет, как он мягким языком проводит по мельчайшим бугоркам речного нёба – прозрачный свет в чистейшей воде, сочетание двух драгоценностей! Бьёшься в паутине красоты, человечек-перекати-поле, и замираешь: будь, что будет – никуда отсюда не уйду!

История 7. Борщ

В нормальной жизни привыкаешь относиться к еде с лёгким презрением: это рациональный подход чиновника-яппи, менеджера среднего звена, который видит в еде бензин для своей машины – дорогой или дешёвый.

Но в зимнем походе еда становится ЕДОЙ: удивительной быстро стынущей субстанцией, которая не естся, но впитывается, втягивается, внедряется в истомлённых путешественников.

Отдадим должное схеме похода: группу мутантов обнадёжили обещанием, что в Тюнгуре будет борщ и баня. По дороге – примерно к часу ночи – стало ясно, что баня не нужна. Но борщ, Борщ, БОРЩ! Это блюдо манило издалека, щекотало ноздри пешеходных велосипедистов за километры, внушало суеверный трепет и восхищение! По конец снежные пейзажи слились в один невнятный калейдоскоп, и только Идеальный Борщ не терял своих запахов и красок!

И вот, наконец, первая партия сидит за столом, и ей наливают ЭТО. Леонидыч, жрец и почти небожитель, заспанный и пьяненький, сдержал своё слово. За всех говорить не буду, но за себя скажу: борщ в Тюнгуре – как тысяча оргазмических солнц, вспыхнувших в отмороженном сознании алтайского велосипедного зомби, как последний стакан воды умирающему, как крик новорожденного младенца!

Этот борщ стал явлением неведомого Бога, и вкусили мы плоть Его, и Леонидыч стал кулинарным пророком, и навсегда сжёг сердца наши не глаголом, но великим, удивительным, животворящим БОРЩОМ!

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: