Главная

Популярная публикация

Научная публикация

Случайная публикация

Обратная связь

ТОР 5 статей:

Методические подходы к анализу финансового состояния предприятия

Проблема периодизации русской литературы ХХ века. Краткая характеристика второй половины ХХ века

Ценовые и неценовые факторы

Характеристика шлифовальных кругов и ее маркировка

Служебные части речи. Предлог. Союз. Частицы

КАТЕГОРИИ:






4 страница. - Она не открывается, - спокойно проронил Русинов




- Она не открывается, - спокойно проронил Русинов. - Заставлена вещами.

Тот мерил его взглядом, указал жезлом:

- Открывайте боковую!

Русинов открыл и стал рядом, незаметно наблюдая за лицом инспектора, хоть бы один мускул дрогнул! Тяжело забравшись в салон, молча осмотрел вещи, картины полуобнаженных женщин на стенках - специально для отвода глаз повешены: мужской взгляд уж никак не минует, - однако этот с прежней ленцой спросил:

- Что в коробках и ящиках?

- Продукты, - ответил Русинов.

- А это что? - Он слегка пнул сапогом резиновую лодку в чехле.

- Резиновая лодка.

- Покажите, - сказал инспектор. Пришлось влезать в салон. Расходясь с гаишником в тесном проходе, ощутил от него запах зеленой листвы и теплого асфальта. Шея уже была загоревшая на солнце до черноты, а воротник куртки вытерт до тканевой основы искусственной кожи. После показа лодки он почему-то неодобрительно хмыкнул, вроде как дерьмо лодка, и выбрался на улицу. Русинов решил, что проверка закончилась, но гаишник еще раз посмотрел на госномера машины и приказал:

- Откройте капот.

Забравшись в кабину, он сунулся к двигателю, что-то тер там, смотрел, затем сел на сиденье, покачался, словно пробуя, мягко ли, и тут только Русинов уловил, что его ленивый взгляд лишь прикрытие. На самом деле он цепко и молниеносно осматривал кабину. Вот задержал взгляд на медвежонке, тронул его пальцем, вот пробежал глазами по цифрам на бумажке, притиснутой магнитом к передней панели, - Русинов отмечал километраж, - напоследок покосился в зеркало заднего обзора.

- Снимайте номера, Александр Алексеевич! - отчеканил он.

Чтобы не возбуждать еще больше себя и его, Русинов послушно достал ключ и стал откручивать болты. Гаишник с прежним меланхоличным видом выступил на проезжую часть и поднял жезл автомобилю, идущему в Соликамск. Пока Русинов справлялся с номерами, он проверил документы, багажник, что-то поспрашивал у водителя и отпустил с миром. Затем подошел к "уазику" и стал, постукивая жезлом по сапогу. Это был сильный человек, ничего не боялся: кобура с пистолетом застегнута и сдвинута к спине. Русинов подал ему жестянки номеров. Инспектор брезгливо взял их, отнес в свою машину, потом вдруг по-хозяйски сел в "уазик", запустил двигатель и ловко заехал в загородку у стены постовой каланчи. Вместо ворот у отстойника была тяжелая двутавровая балка, которую гаишник запер на замок, и, ни слова не сказав, сел в свой желто-пестрый "жигуленок".

- Слушай, командир, - все-таки миролюбиво сказал Русинов, - мне что прикажешь, здесь весь отпуск загорать?

- Если прикажу - будешь загорать, - так же миролюбиво отозвался инспектор и лихо вывернул на дорогу.

Проводив его взглядом, Русинов вернулся к отстойнику, попинал баллоны и огляделся. Вокруг было пусто, на открытом поле гулял теплый, почти летний вечер, по обе стороны от дороги зеленели озимые, и трудно было поверить, что это мирное место может чем-то угрожать. Он точно знал, что слежки за ним не было на протяжении всего пути. Много раз он делал проверки, сбрасывал скорость, чтобы пропустить увязавшийся за ним автомобиль, запоминая его номер и цвет, но подозрения не оправдывались. И если бы его вели по радио, передавая от поста к посту, то уже за столько километров обязательно для порядка где-нибудь остановили и проверили. Русинов давно водил машину и много ездил, поэтому хорошо знал повадки ГАИ. Неужели в Москве что-то произошло и Службе - черт знает какой! - стал известен маршрут движения и конечный его пункт?

Что бы там ни было, а надо приготовиться ко всему. Кристалл в надежном месте, нефритовая обезьянка пока в безопасности - ее можно снять, если машину погонят в город. Карта!.. Русинов втащил рюкзак в кабину, развязал его, аккуратно расстелил промасленную оберточную бумагу на капоте вместо клеенки, достал хлеб, банку консервов и батон сыра, завернутый в газету "Куранты". Есть не хотелось, но он создал видимость, что приготовился к обеду. В бинокль из кабины хорошо было видно дорожный изгиб. Если появится один гаишник на "жигуленке", можно и пожевать что-нибудь; если же опергруппа нужно успеть скомкать, изорвать координатную сетку, а отдельный лист с цифрами придется съесть. Газету можно и не трогать. Эта карта что-то значила, когда была триедина в своих частях. Отсутствие даже одной части делало ее практически бесполезной головоломкой. Примитивная конспирация была надежна, как трехлинейная винтовка.

А виноват был сам! Хоть и напряженная, но благополучная дорога успокоила, укачала бдительность, и потому презрел тот интуитивный толчок, когда увидел злосчастный знак "ГАИ". Следовало бы подождать до вечера и вообще До утра под этим знаком. Высмотрел бы, изучил обстановку и утром, когда гаишники еще не злые и не придирчивые, спокойно бы проехал... Но ведь этот ждал именно его машину! Перед ним ни одной не остановил, а нарисовался, гад, когда уже не развернуться. Может, видел, что "уазик" остановился под знаком? Если у него есть оптика на каланче, мог разглядеть и Русинова с биноклем на крыше...

Хуже всего, если сейчас вместе с гаишником прикатит Савельев и скажет: ну все, Мамонт, гуляй, моя фирма работает!

Это хуже, чем опергруппа...

Конечно, Русинов бы наплевал на фирму и на Савельева, но тогда бы работы в это лето не получилось. Он фирме нужен, если делали обыск. Значит, за ним бы организовали мощное наблюдение, чтобы он выдал все, что знает и что намеревается делать в горах. И тогда бы Русинов устроил им бег с препятствиями, тогда бы поводил "экскурсии" по Северному Уралу! А заодно и по сибирской его стороне. Сам бы не поработал, но и Савельеву не дал. Таких бы заморочек ему наделал, таких бы знаков на скалах и останцах начертал!

Эти старинные знаки впервые были найдены в 1977 году. Их обнаружили сотрудники Госбезопасности, которые курировали Институт. В то время туристов по Уралу ходило немного, и те, что добирались в самые глухие уголки, обычно считались людьми серьезными, чтобы малевать на скалах. Фотографии знаков попали в Институт для расшифровки, но сколько ни бились над ними, разгадать не могли. Белой краской была изображена вертикальная линия и четыре крупные точки с левой либо с правой стороны по всей длине. Русинов специально во время бесед с Авегой рисовал эти знаки, как бы между делом, однако тот не реагировал.

Тогда где-то в верхах было решено взять Северный и Приполярный Урал под негласный контроль и ужесточить проверку приезжающих и уезжающих отсюда людей.

И не потому ли сейчас машину Русинова загнали в отстойник?

 

 

В первой экспедиции на Северный и Приполярный Урал Институт не участвовал. По любой территории первыми проходили разведчики - сотрудники Госбезопасности, которые оперативным путем устанавливали все условия и детали предстоящей работы в регионе от нравственно-психологического состояния населения до метеорологических наблюдений. Это были профессиональные разведчики, работавшие внутри страны, обычно маскировавшиеся под геологов, топографов, сборщиков фольклора и даже старообрядцев - в зависимости от специфики задания. Северный и Приполярный Урал приковал внимание Института тем, что исчезнувшая экспедиция двадцать второго года, в которой принимал участие Авега-Соколов, приплыла в устье Печоры и намеревалась подняться по ней в верховья. Кроме того, топонимические исследования этого региона показали, что около восьмидесяти процентов названий происходят от древнего арийского языка. Тогда еще карты "перекрестков" у Русинова и в помине не было, но поразительная способность слова - хранить историю надежнее, чем хранят ее курганы, могильники и городища, - как бы уже вычертила эту своеобразную карту.

Два разведчика заходили в обследуемый регион с юга, сухопутным путем, а два должны были повторить предполагаемый путь экспедиции Пилицина и подняться на моторных лодках по Печоре и собрать хоть какую-нибудь информацию об исчезнувших людях. Обо всем этом Русинов узнал лишь полгода спустя, когда к нему стали попадать материалы разведки и стало ясно, что Служба уже приступила к работе. После обнаружения этих странных знаков сухопутную группу целиком переключили на их поиск, чтобы как-то систематизировать и найти закономерности, а также на поиск человека, оставляющего эти знаки. Всего их найдено было семь, но привести эту наскальную живопись к какому-то логическому заключению не удалось. Они стояли на прибрежных скалах, на камнях у троп; один оказался на вершине хребта, а один и вовсе на кладбищенской ограде возле деревни. В том же семьдесят седьмом в Институте появился первый экстрасенс - небольшой и невзрачный человечишка с вечно заспанным, припухшим лицом. Он единственный дал "вразумительное" заключение - что знаки оставлены снежным человеком, у которого своя, космическая, логика, непонятная для нормальных людей. Вскоре после этого экстрасенса убрали из Института, а заодно заменили директора.

Вторая группа прошла по реке Печоре и обнаружила лишь единственный след, оставленный экспедицией Пилицина, и то в нижнем течении. Нашелся старик, который вспомнил, что в двадцать третьем году он вместе с отцом отвозил на мотоботе то ли восемь, то ли девять человек вверх по Печоре до деревни Курово, которая относится уже не к Архангельской, а к Вологодской области: Коми АССР тогда входила в ее состав. Будто бы у этих людей была какая-то строгая бумага, по которой сельсоветы были обязаны предоставлять им лодки, подводы и даже верховых лошадей. Установить, был ли такой мандат у экспедиции, оказалось невозможным, поскольку документов об организации ее, снаряжении и экипировке в архивах почему-то не сохранилось. Неизвестно даже было, кто конкретно формировал ее, ставил задачу и кто из Совнаркома давал "добро" на ее отправку. Конечно, посылалась она наверняка с ведома Дзержинского и в строгой секретности, однако и при таком раскладе все равно должны были сохраниться материалы, в которых хотя бы косвенно - визами, справками, расписками - о ней говорилось. Зато в архивах было найдено толстое дело об исчезновении экспедиции: многочисленные и пространные допросы родных и знакомых членов экспедиции, рыбаков, советских и партийных работников - ГПУ лихорадочно и настойчиво пыталось дознаться, кто из девяти человек остался в живых. На протяжении десяти лет в дело подшивались оперативные данные о розыске, о наблюдении за семьями, пока большая их часть не была арестована и отправлена в лагеря.

Когда Русинову разрешили ознакомиться с этим делом, его поразила надпись на папке - "Хранить вечно!"

В начале семьдесят восьмого года печорские разведчики вернулись в Москву, и скоро в Институте появился их отчет с подробными рекомендациями и выводами. Сухопутная же группа оставалась до весны, чтобы собрать сведения о количестве въезжающих в регион всевозможных экспедиций, туристических групп и отследить весеннюю миграцию местного населения, связанную с летними станами на лесоповалах и химподсочке. Русинов по молодости немного завидовал работе разведчиков, хотя знал о ней лишь по поступающим от них материалам. Эти люди годами жили под чужими именами, были вольными и свободными в поиске и как бы успевали проживать несколько жизней. По крайней мере, так ему казалось...

И неожиданно в мае связь с ними прервалась. Разумеется, Служба работала самостоятельно, и в Институте узнали об этом с большим опозданием, когда вдруг уже приготовившаяся к выезду экспедиция получила отбой. Пока лаборатория Русинова, все лето теряясь в догадках, из-за срыва плана занималась черт те чем, Служба искала своих пропавших сородичей. Можно было представить, сколько согнали в регион тех же самых разведчиков, оперативников, работников милиции, ибо в этом "бермудском" треугольнике бесследно пропала вторая экспедиция! Территория была огромная, и конечно же, если захотеть, можно что угодно спрятать или спрятаться, но какой смысл профессиональным разведчикам - молодым людям, которые у себя в стране, по всей вероятности, проходили обкатку перед работой за рубежом, - выбрасывать такие финты? Подобный добровольный поступок объяснить было невозможно, и потому Служба искала другие причины. Версия, что разведчики обнаружили тайник с "сокровищами Вар-Вар", взяли ценности и с ними сбежали, отпадала, ибо в точности повторяла версию по первой экспедиции Пилицина. В это никто не верил сейчас. Но и вторая версия практически оказалась аналогичной той, которую выдвигали в связи с двадцать третьим годом: на сибирской стороне Уральского хребта был знаменитый Ивдель - лагерное место, откуда весной семьдесят восьмого было совершено два побега заключенных группами до четырех человек. Одна группа захватила оружие, отобрав карабин у охраны нефтебазы, а потом уже при помощи него в какой-то деревне было отнято два охотничьих ружья. В течение месяца оба побега ликвидировали, заключенных частью выловили, частью постреляли и теперь добивались от живых признания в убийстве двух орнитологов, которые вели наблюдение за перелетом птиц, - под такой легендой работали исчезнувшие разведчики. Пойманные зэки были переправлены в Москву, в ведение КГБ. После долгого запирательства, уже осенью, заключенный по имени Борис Длинников признался в преступлении и сообщил, что двоих мужчин он зарезал спящими в палатке и тела бросил в реку Тавда - приток Иртыша. Убил, чтобы захватить продукты и палатку. Вроде бы все в его показаниях сходилось, но он так и не смог убедительно указать место на реке, где совершил преступление. Дело повисло в воздухе. "Орнитологов" не обнаружили ни в этот год, ни на следующий. Однако в восемьдесят третьем, когда уже Русинов возглавлял лабораторию и отрабатывал проект "Валькирия" на Приполярном Урале, у камня на безымянном пороге реки Хулга обнаружили так и не разгаданный странный знак и вбитую в землю палку с привязанным к ней уже потрескавшимся от солнца и дождя брючным ремнем. Находка была доставлена в Москву, и жена одного из пропавших разведчиков опознала ремень по пряжке, весьма редкой и характерной.

Тогда-то и возникла версия, что таинственный знак оставляется кем-то на месте гибели людей либо возле мертвых. И что вообще это знак смерти: зачем его нужно было изображать на кладбищенской изгороди? Однако никакие криптограммы, ни каббала подобного знака не знали...

И все-таки после этого стали считать, что "орнитологи" погибли в весеннем, очень бурном пороге, возможно пытаясь переправиться на другой берег - место было узкое, - а возможно, спускаясь по реке на плоту. В то время при Институте было уже три экстрасенса, которые отчего-то стремительно начали размножаться и завоевывать популярность. Их внедряли в разрабатываемые проекты отделов и лабораторий с такой же навязчивостью, как потом начнут внедрять кристалл КХ-45. Экстрасенсов пока еще не допускали к секретам и использовали только как своеобразных экспертов, однако они уже имели пропуска на территорию Института, свои кабинеты; они вели странный образ жизни, полускрытый, полутаинственный и полубезумный. Говорили, что это самые лучшие из всех, что ныне существуют, что за каждым десятки раскрытых по своим возможностям преступлений, хотя каких конкретно, никто толком не знал. С точки зрения Русинова как психиатра, экстрасенсы были вполне психически здоровыми людьми, а их "придурь" являлась имиджем, неким приложением к профессии. Правда, внешне они все напоминали того, первого: какие-то невзрачные, припухшие и с вечно болящими зубами и невероятной энергией к действию. Их инициативность иногда перехлестывала через край, и они стремились влезать куда только угодно, вмешивались в любой разговор, давали советы, анализировали, предрекали и прогнозировали. Они очень хотели быть нужными. Правда, одного вскоре убрали:

Служба накопала на него компрматериал по мошенничеству. Оставшиеся же в первый момент перепугались, а затем стали проявлять усиленное рвение пополам с наглостью. В двери пришлось врезать кодовые замки, чтобы спастись от них и спокойно работать. В традициях Института был научный подход ко всякой проблеме; на это не жалели ни времени, ни денег, давно отказавшись от "сабельных" атак. Материал по проектам нарабатывался годами, одновременно подготавливались специалисты. Конкретные результаты получал больше всего морской отдел, занимавшийся поисками затонувших судов с драгоценностями в морях и океанах, и поэтому сухопутный, имея долговременные проекты, мог спокойно отрабатывать теоретические вопросы и методику поисков. С появлением же экстрасенсов в Институте начался какой-то медленный и массовый поворот к мистике, ясновидению и прочему вздору. К лаборатории Русинова пристегнули одного экстрасенса, и все сотрудники теперь придумывали причины, как избежать его настойчивых рекомендаций и примитивно-дилетантских рассуждений. А поскольку с его уст не сходило слово "гиперборея", то ему дали соответствующее прозвище.

И вот когда нашли брючный ремень возле начертанного знака и показали фотографию Гиперборейцу, он определенно заявил, что это - знак жизни и что на этом пороге нет смерти. Когда же удалось заполучить настоящий ремень, экстрасенс поводил над ним руками и сказал, что человек, носивший его, в настоящее время жив и находится в тюрьме. Подобное заявление всех слегка шокировало, однако Служба на всякий случай сделала запрос в Управление исправительными учреждениями.

В тюрьмах и следственных изоляторах, а также в лагерях "орнитологов" не оказалось. Гипербореец подвергался уже откровенным издевательствам, но не обижался. Это было отличительное свойство экстрасенсов, возможно, продиктованное сильной страстью к выживанию, - они не обижались, даже если их в сердцах посылали не далеко, но выразительно. Однажды Иван Сергеевич показал Гиперборейцу фотографию членов экспедиции Пилицина. Видно было, что фотография старая, и всякий хитрый человек на всякий случай бы перестраховался; этот же помахал руками, всмотрелся в лица и уверенно заявил, что четыре человека из этой группы живы и здоровы. И указал на двоих в кожаных куртках и на двоих в цивильной одежде. Если бы в это число попал Авега-Соколов, то камлание Гиперборейца стало бы сенсацией.

- Может быть, этот жив? - спросил Иван Сергеевич, указывая на молодого Авегу.

Гипербореец еще раз поглядел и с присущим - нахальством сказал:

- Я не вижу его живым!

Русинов и под пистолетом бы не подпустил Гиперборейца к Авеге, хотя начальство, излеченное экстрасенсами от всех мыслимых и немыслимых болезней, настоятельно рекомендовало привлечь их к разработке "источника". Однако после этого случая, чтобы окончательно развенчать "магические" способности нового сотрудника, Русинов показал ему живого Авегу. Правда, без контакта, через окно. Гипербореец неожиданно съежился, в ужасе вытаращил глаза и сделал движение, словно хотел прикрыться рукой. Авега же в своем покорно-спокойном состоянии гулял во внутреннем дворике своего дома-тюрьмы.

- Какая энергия! - захрипел Гипербореец. - Я не выдержу... Он меня душит! Поле! Поле!..

С ним случилось что-то вроде припадка, похожего на астматический, так что пришлось увести его из комнаты, откуда был виден внутренний дворик. Это уже не походило на игру, и Русинов задумал эксперимент. Экстрасенсам запрещалось подниматься на второй этаж особняка, в котором помещалась лаборатория, но куда они рвались постоянно и неудержимо: там находилась основная "кухня" проекта "Валькирия". Так вот Русинов в одну из этих комнат посадил Авегу и, спустившись вниз, пригласил Гиперборейца. Тот с готовностью стал подниматься по лестнице, но отчего-то с каждой ступенькой ему становилось худо. Перед дверью на площадке он окончательно скис, начал снова задыхаться, словно забежал на девятый этаж, и не смог перешагнуть даже порог коридора.

- Кто-то давит меня, - пожаловался он, дрожащими руками стирая пот с бледного лица. - Кто там?..

Русинов свел его вниз и объяснил, а точнее, наврал для испуга, что на втором этаже включен специальный прибор, подавляющий самое сильное биополе. Гипербореец поверил, потому что чудес в Институте было достаточно и потому что к чудесам его не подпускали.

Таким образом, Русинов узнал, что Авега, кроме всех своих странностей, обладает еще каким-то полем, попадая в которое экстрасенсы теряют не только свои способности, а становятся похожи на мокрых куриц. Когда в Институте появился кристалл КХ-45, выяснилось, что Авега, идя по земле, как бы раздвигает собственной энергией магнитосферу, образуя вокруг себя "немагнитную" брешь, которая почему-то и смущала Гиперборейца. И тогда же выяснилось, отчего "знающего пути" так тянет к болоту возле забора Института: утонувший бункер был покрыт слоем свинца, предохраняющего от проникающей радиации и как бы гасящего магнитное поле.

Он и в самом деле знал пути...

Так или иначе Гипербореец натолкнул на мысль поискать родственников тех членов экспедиции Пилицина, которые были им указаны как живые. И конечно, в первую очередь самому поговорить с ними. Служба проверяла лишь родственников Авеги, но те, что существовали ныне, даже не подозревали, что у них есть такой престарелый и очень дальний родич. Дождавшись отпуска, Русинов поехал в Ленинград, откуда были родом два участника экспедиции Пилицина. Было маловероятно, что они уцелели после тридцатых годов и после блокады. Однако у одного обнаружилась племянница, пожилая женщина, которая сразу же сообщила, что с подобными вопросами уже приходил недавно человек и что она ничего не слыхала ни об экспедиции, ни о пропавшем родственнике. Эта поездка была полезна: Гипербореец, кроме своих обязанностей, еще и "стучал" Службе и, скорее всего, потому удерживался в Институте и совал всюду свой нос. О факте опознания "живых и мертвых" по фотографии Службе не сообщалось.

Не заезжая в Москву, Русинов отправился в Новгород, где должны были остаться родственники топографа экспедиции Андрея Петухова. На фотографии он стоял позади всех, ибо был самым могучим и высоким, с модными тогда маленькими усиками и во франтоватом белом костюме-тройке. У него одного взгляд не был заворожен фотографом, и, судя по плутоватому выражению лица, он наверняка был душой экспедиции - неунывающим балагуром, скабрезником и, возможно, любителем флирта. В Новгороде Русинову повезло дважды: во-первых, он довольно быстро отыскал родную сестру Андрея Петухова, Ольгу Аркадьевну Шекун, семидесятисемилетнюю женщину, известную в городе как старейший детский врач. Во-вторых, то ли Гипербореец поскромничал, то ли Служба еще не расшевелилась, но у сестры Петухова никто не был и о брате не спрашивал с тридцать второго года. Они очень быстро нашли общий язык - помогло медицинское образование Русинова, но как он ни старался, так ничего и не добился. Ольга Аркадьевна с удовольствием рассказывала о брате лишь до двадцать второго года. Андрей Петухов и в самом деле был огромен телом и, как всякий физически сильный человек, добродушен, весел и отважен. Русинов узнал одну любопытную деталь: из девяти человек один Андрей оказался женатым.

У него была дочка двух лет, Лариса, которую он ставил на ладонь вытянутой руки и держал сколько угодно. Сестра ничего об экспедиции не знала, однако как-то раз Андрей обмолвился, что должен поучаствовать в одном мероприятии, но боится, что его не возьмут именно потому, что женат и имеет ребенка. Выходило, что в экспедицию брали только холостых, ничем не связанных людей. А его все-таки взяли, и после отъезда он не подавал о себе никаких известий. Жену арестовали в тридцать первом году, и Лариса осталась на руках у Ольги Аркадьевны. После лагерей жена Андрея вышла замуж за какого-то беспутного (после Андрея сестре все мужья казались беспутными) человека и опять была арестована. Ларису из-за родителей не принимали в институт, и она работала на швейной фабрике. Во время войны Ольга Аркадьевна с племянницей эвакуировались в Чувашию, а когда настала пора возвращаться в Новгород, Лариса не захотела ехать и осталась жить на станции Киря.

Все, что произошло после тридцать второго года, Ольга Аркадьевна рассказывала словно для протокола; в этом ощущалось и недоверие к Русинову, и какой-то застарелый страх.

Прощаясь, Русинов попросил у нее адрес дочери Андрея. Но Ольга Аркадьевна как-то смущенно объяснила, что связь с ней давно утеряна и где сейчас Лариса - ей неизвестно. Возможно, прошедшая в тридцатые годы через допросы, пожилая женщина не хотела осложнять жизнь племянницы, а возможно, что-то скрывала из-за того же недоверия. Русинов не хотел надоедать этим людям своими расспросами, да и дочь Петухова вряд ли бы рассказала что-нибудь существенное.

После этой поездки по "родне" Русинову впервые пришла мысль о какой-то заведомой предопределенности судьбы экспедиции Пилицина. Если бы он сам не читал материалов следствия тридцатых годов, можно было бы смело сказать, что "роком" ей предначертано погибнуть в любом случае. Даже если бы они нашли эти мифические сокровища варягов. Сколько ни рылся Русинов в архивах и литературе, сколько ни беседовал со знатоками, в том числе и с Львом Николаевичем Гумилевым, никто не имел представления о них. Даже такого предположения никто не высказывал, по крайней мере в научных трудах, монографиях и популярных книгах по истории, ни в СССР, ни за рубежом - в Скандинавских странах. Кому пришла в голову эта идея? Кто смог ее донести "наверх", Дзержинскому, например, тогдашнему наркому путей сообщения? И как могли доказать целесообразность экспедиции, какими аргументами пользовались? Но если смогли убедить "железного Феликса", значит, аргументы были, только весьма конфиденциальные, с глазу на глаз, по особому обоюдному доверию. А это значило, что третий тут был лишний! Если бы экспедиция что-то нашла, ее бы ликвидировали как свидетеля. И не нашла - тоже бы исчезла.

И если так, то обреченные кладоискатели могли сами об этом догадаться и попросту "самоликвидироваться", действительно захватив судно английских контрабандистов. Семей нет, терять нечего, а жить хочется даже самому распоследнему убежденному большевику и чекисту. Пилицин со товарищи отыскивает сокровища, а их убирают и присылают каких-нибудь "мелиораторов", как было в Цимлянске.

Но откуда же тогда, из каких толщ и глубин выплыл этот "знающий пути", странный, как пришелец, Авега-Соколов? И куда пропали разведчики, эти современные чекисты? Им-то ведь уж совсем ничего не грозило! Небольшая увлекательная прогулка по живописным местам Приполярного и Северного Урала...

Нет, за всем этим что-то было! Но всякий раз мысль наталкивалась на пустое пространство, не подвластное ни разуму, ни магическому кристаллу.

В этот же год регион, над которым парила прекрасная дева-воительница Валькирия, внезапно изумил тем, что может не только красть людей, но и возвращать их. К концу лета Русинов остался в горах на пару с Иваном Сергеевичем под присмотром ангела-хранителя из Службы, имеющего земной образ егеря - охранника заповедника. Работали относительно недалеко от Ивделя, на восточном склоне. С помощью портативной сейсмоаппаратуры искали пустоты и скрытые карстовые пещеры, делали визуальный осмотр трещин, проверяли устья ручьев и мелких речек и охотились за карстовыми воронками. Палатка стояла на уступе склона среди сосен, "егерь" же, как положено, жил чуть ниже, особнячком. И вот в середине августа, в самую красивую пору, когда на горах уже начинают желтеть деревья, посвистывают рябчики, а воздух такой, что можно делать цейсовские линзы, ниже по склону спустилась семья: муж с женой и дочка семи лет. Приехали откуда-то аж из Липецкой области, чтобы недельку пожить в горах, а потом спуститься по реке до города Серова. Бдительный "егерь" проверил документы и выдворил их за границу заповедника, которого не существовало в природе, то есть километра на полтора ниже своей палатки.

Однажды вечером они прибежали к "егерю", едва живые от бега в гору, и сообщили, что потерялась девочка. "Егерь" строго допросил их и выяснил, что пока папа с мамой любовались друг другом в палатке, девочка пошла любоваться природой и ее хватились лишь через три часа. Было не до конспирации, и на поиски пошли все. До глубокой ночи лазали по горам, кричали, стреляли, однако эхо сбивало с толку даже взрослого человека. Наутро "егерь" по своим каналам вышел на радиосвязь и сообщил об исчезновении. В первый день искала только милиция и члены экспедиции, на второй привезли местных охотников, на третий прилетел и целый день кружил вертолет. Родители ссорились и убивались от горя. В пору торжества уральской природы в горах стало тяжело и мрачно. На ноги подняли много народу, повсюду стреляли и жгли ночами костры, по всем окрестным селам разослали ориентировки, но девочка словно сквозь землю провалилась, что, собственно, в прямом смысле и подозревал Русинов.

И вдруг на четырнадцатый день пришло сообщение, что девочка жива и здорова, а находится в деревеньке за двести десять километров от места, где были разбиты палатки! И будто выглядит лучше, чем была, - поправилась и посвежела. За счет Института Русинов вызвал вертолет и полетел за ней один, чтобы получить незамутненную информацию из первых уст. Девочку звали Инга. Русинов ее раньше не видел, но она на самом деле не смотрелась как изможденная и исхудавшая и, судя по ногам, словно и в горах-то не была. Инга оказалась веселой, словоохотливой и даже счастливой. Она рассказала, что заблудилась недалеко от своей палатки, и когда начали стрелять, то ошиблась и пошла в другую сторону. Первую ночь ночевала одна под деревом и сильно замерзла, а на второй день снова пошла на выстрелы, и опять не туда. В полдень же ей повстречался прекрасный молодой человек или даже юноша. Он был высокий, сильный, с красивой бородой и огромными, чуть печальными глазами. И одежда на нем была очень красивая, какая-то перламутровая. Он сказал, что он - Данила-мастер и служит у Хозяйки Медной горы в глубоких подземных пещерах, которые проходят подо всем Уральским хребтом, да только люди о них не знают, и что он каждый день встречается с Хозяйкой: утром, чтобы получить задание на день, а вечером - чтобы расчесывать ее прекрасные золотые волосы малахитовым гребешком, но это при условии, если выполнит задание к битому часу - удару медного подземного колокола. Он посадил девочку себе на плечи и понес в деревню. Он шел и все рассказывал про свое подземное житье, и так здорово, что Инге захотелось посмотреть. Но Данила-мастер сказал, что Хозяйка не любит земных девочек и всех прогоняет прочь и что может его наказать - отправить в Зал Мертвых и посадить на медную цепь лет на сто. И так они шли долго, и ехать на плечах было восхитительно, намного лучше, чем у папы. Возле речек Данила-мастер вдруг вырастал и становился о-о-огромным! Выше леса! И перешагивал воду. Ей было немножко страшно, потому что поднималась слишком высоко над землей и боялась свалиться.






Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском:

vikidalka.ru - 2015-2024 год. Все права принадлежат их авторам! Нарушение авторских прав | Нарушение персональных данных