Главная

Популярная публикация

Научная публикация

Случайная публикация

Обратная связь

ТОР 5 статей:

Методические подходы к анализу финансового состояния предприятия

Проблема периодизации русской литературы ХХ века. Краткая характеристика второй половины ХХ века

Ценовые и неценовые факторы

Характеристика шлифовальных кругов и ее маркировка

Служебные части речи. Предлог. Союз. Частицы

КАТЕГОРИИ:






Ние гражданскому закону — одно из требований естественного закона. 4 страница




Раздел V. История философии права и современность

Глава 3. Философия права Нового времени

Против смертной казни приводится и такой довод, как воз­можность трагической судебной ошибки. В связи с такой опас­ностью мировая правовая культура и практика выработали це­лый комплекс мер, служащих гарантиями против подобных ошибок. В их числе — презумпция невиновности, толкование сомнений в пользу обвиняемого и подсудимого, необходимость соблюдения процессуальных форм и правил объективного след­ствия и суда, надлежащая правовая культура и профессиональ­ная квалификация служителей правосудия, обеспечение права на защиту и допуск адвоката с момента задержания лица, суд присяжных, стадия кассационного рассмотрения обвинительно­го приговора, институт помилования и т. д. Необходимо совер­шенствовать и обогащать эти гарантийные меры и формы, добиваться их последовательного соблюдения и реализации на практике.

Сама по себе абстрактная возможность ошибки с трагически­ми последствиями присуща другим сферам человеческой деятель­ности (например, науке, технике, медицине, политике и т. д.) от­нюдь не в меньшей мере, чем правосудию. И везде прогресс осуще­ствляется не посредством капитуляции перед абстрактной воз­можностью ошибки и отказа из-за этого от общественно необхо­димой работы, а на путях поиска более надежных и совершенных средств и форм деятельности, препятствующих превращению аб­страктной возможности ошибок в реальность.

Так же обстоит дело и в сфере уголовного права и правосудия, где невозможно идти к гуманизации наказания, минуя право и отказываясь от его принципиальных требований. Более того, по­следовательное утверждение принципа права — это и есть сего­дня реальный гуманизм. И чем быстрее мы будем идти к правово-му^закону и правовому государству, тем ближе мы будем к реаль­ной постановке вопроса об отмене смертной казни, ее замене иным наказанием.

Правда, и там, где смертная казнь отменена, сам принцип пра­вомерности смертной казни за умышленное тяжкое убийство не ликвидируется и не исчезает, а лишь приостанавливается в своем действии, не применяется. Иначе говоря, из актуального состояния он переводится в потенциальное, но всегда остается в резерве пра­ва—пока есть убийства и пока есть право. Поэтому отмена смерт­ной казни всегда будет оставаться правовым экспериментом (как бы долго он ни длился), в процессе которого будет проверяться, может ли соответствующий правопорядок нормально функциони­ровать при допущенном отходе от основного принципа права и тре­бования равноценной правовой ответственности. Если да — экспе­римент будет продолжаться, если нет — у общества всегда сохра­няется право в законном порядке восстановить смертную казнь за умышленное убийство.

Тот, кто хочет права, должен всерьез считаться с его принци­пом и вытекающими из него последствиями.

Именно этим во многом и продиктован ригоризм кантовского учения о преступлении и наказании.

Такой правовой ригоризм не мешает Канту последовательно отстаивать достоинство и права преступника как разумного суще­ства, свободной моральной личности, которая не нуждается в мо­ральной опеке государства, а за свои дела отвечает по правовой справедливости. С этим связано и отрицательное отношение Канта к наказанию как воспитательному средству, хотя он и не отвергает побочного значения "благоразумия в вопросах наказаний, которое носит чисто прагматический характер.... и основывается на опыте относительно того, какие средства действуют сильнее всего для предотвращения преступления"1.

Существенное достоинство кантовского философского подхо­да к государственно-правовым проблемам состоит, в частности, в том, что эту тему он ставит и разрабатывает во всемирно-исто­рическом масштабе, не только применительно к отношениям внут­ри отдельного народа, общества, государства, но и в плане между­народного и межгосударственного общения — в перспективе про­грессирующего движения (в соответствии с категорическими тре­бованиями идей разума) к установлению всемирного граждан­ско-правового состояния и вечного мира между народами. Со­блюдение и осуществление на практике регулятивных идей разу­ма во всех человеческих отношениях (в индивидуальном и кол­лективном поведении, в государственном устройстве, в действиях властей, в законодательстве, во всей внутренней и внешней поли­тике) является, по Канту, единственно возможным путем к осу­ществлению этого идеала.

Отсюда и то большое внимание, которое Кант уделяет пробле­ме преодоления разногласий между моралью и правом, с одной стороны, и политикой, с другой. Он резко критикует двуличие реальной политики в отношении морали и права, ее порочные прин­ципы и практику, которые под предлогом слабости человеческой природы и необходимости коварных и насильственных средств и методов в борьбе против зла во внутренних и внешних отношениях на самом деле умножают и увековечивают это в своекорыстных целях, тормозят моральный и правовой прогресс. Выступая за со­единение морали и права с политикой, их совмещение в единой моральной политике, Кант обосновывает мысль о праве как "огра­ничительном условии"2 политики.

Реально существующая политика предстает в изображении Канта как по преимуществу деспотическая политика, неизбежно

1 Кант И. Соч. Т. 4. Ч. 2. С. 292.

2 Кант И. К вечному миру. С. 176.

Раздел V. История философии права и современность

вызывающая неповиновение и сопротивление подданных произво­лу властей, их антиморальным и антиправовым установлениям1. "Если в действиях власти нет ничего такого, к чему разум внушает непосредственное уважение (как, например, человеческое право), — замечает он, — то никакое влияние на произвол людей не в силах обуздать их"2.

Кантовское учение о праве, государстве, законе, сыгравшее огромную роль в философии права (в том числе и благодаря фило-софско-правовым усилиям и трудам его многочисленных последо­вателей — кантианцев и неокантианцев), сохраняет свою значи­мость и в наши дни. Фундаментальные идеи Канта о праве и право­вой политике, правовой организации государственной жизни, пра­вовом союзе свободных государств как способе обеспечения между­народного мира и пути к вечному миру приобретают особую акту­альность в современных условиях интенсивного развития общеев­ропейского и мирового процесса в направлении к повсеместному признанию и постепенному утверждению идей господства права, принципов свободы, равенства и самостоятельности человеческой личности. Суждения Канта по этому кругу проблем и сегодня про­должают играть огромную роль в уяснении того, где мы находимся и куда должны двигаться, в поиске верного пути к будущему.

Гегель

Проблемы философии права занимают большое место в твор­честве Гегеля.

Уже в работе "О научных способах исследования естественно­го права, его месте в практической философии и его отношении к науке о позитивном праве" (1802—1803) Гегель различает три на­учных способа трактовки естественного права: эмпирический (кон­цепции Гоббса, Руссо и других мыслителей до Канта); формальный (подход Канта, Фихте и их последователей) и абсолютный (свой подход)3.

Эмпирический подход к естественному праву, по оценке Геге­ля, соответствует лишь начальным требованиям науки, отличаю­щим ее от простого повествования и перечисления признаков пред­мета. Но эмпиризму недостает прежде всего критерия для разли­чения необходимого и случайного в хаосе естественного состояния. Отсюда и характерная для эмпирического подхода непоследова­тельность и противоречивость суждений и определений, при помо-

1 Кантовскую концепцию отношения индивида к государству, не соответствующему правовому идеалу, ЗЛО. Соловьев характеризует как "внешнее повиновение при внутреннем неучастии", близкое тому, что позднее стали называть "ненасильст­венными действиями". — Философия Канта и современность. С. 222.

2 Кант И. Религия в пределах только разума. СПб., 1908. С. 98.

3 Гегель. Политические произведения. М., 1978. С. 185—275.

Глава 3. Философия права Нового времени

щи которых те или иные абстракции и единичные свойства, лишен­ные сущности, возводятся в ранг абсолютности.

В учениях Канта и Фихте о естественном праве, в отличие от эмпирического подхода, представлена формальная идея тождества идеального и реального, выражена чистая абстракция, абстракция понятия и формы, безразличных к определенному содержанию. Гегель при этом считает, что нет ничего, что с помощью кантовско-го категорического императива не могло бы быть представлено в виде морального закона.

Правда, он отдает должное учениям Канта и Фихте о внутрен­нем единстве воли и сознания. Этот аспект их учения, "соответст­венно которому сущность права и долга и сущность мыслящего и волящего субъекта есть одно, составляет — как и высшая абстрак­ция бесконечности вообще — величие философии Канта и Фихте"1.

Однако их учения, кроме формализма, по мнению Гегеля, стра­дают также и индивидуалистической трактовкой проблемы воли: у Канта и Фихте единство воли, будучи результатом соединения субъективных воль, не внутренне присуще всеобщей воле, а дости­жимо лишь внешним и насильственным способом, поскольку от­дельные воли противостоят всеобщей воле, а свобода индивидов — всеобщей свободе. Воззрениям Канта и Фихте Гегель противопос­тавляет свой подход — идею абсолютной нравственности, которая характеризуется им как тотальная целостность нравственной жиз­ни, как всеобщее и дух народа.

Моральность и легальность, противопоставляемые друг дру­гу в учениях Канта и Фихте, представляют собой, согласно Гегелю, лишь абстрактные моменты целостности, которые "снимаются" и вместе с тем сохраняются в системе нравственности. Эти мысли развернуто и систематически развиты в последующих произведе­ниях Гегеля, особенно в его "Философии права" (1820 г.), полное наименование которой ("Естественное право и наука о государстве в очерках. Основы философии права"), да и ее содержание показы­вают, что Гегель, не отвергая самой проблематики естественного права, настаивает на ее именно философской (в гегелевском смыс­ле этого понятия) трактовке.

В рамках гегелевской системы философии философия права представляет собой философию объективного духа. Тремя основ­ными ступенями диалектически развивающегося духа, по Гегелю, являются: субъективный дух (антропология, феноменология, пси­хология), объективный дух (право, мораль, нравственность) и абсо­лютный дух (искусство, религия, философия).

Объективный дух — это, по Гегелю, та ступень развития духа (и всемирной истории), когда свобода впервые приобретает форму реальности, т. е. наличного бытия в виде государственно-правовых

1 Там же. С. 218.

Раздел V. История философии права и современность

формообразований. Дух выходит из формы своей субъективности, познает и объективирует внешнюю реальность своей свободы: объ­ективность духа входит в свои права.

В философии права Гегель как раз и освещает формы обна­ружения объективно свободного духа в виде осуществления поня­тия права в действительности. Так как реализация понятия в дей­ствительности, по Гегелю, есть идея, предметом философии права оказывается идея права — единство понятия права и его осуще­ствления, наличного бытия. Идея права, которая и есть свобода, развертывается в гегелевском учении в мир государства и права, и сфера объективного духа предстает как идеальная правовая дей­ствительность.

Господство разума в истории, согласно Гегелю, означает, что свобода представляет собой определяющее начало и конечную цель всего хода развития духа. Всемирная история — прогресс в созна­нии свободы, прогресс как в смысле познания объективной истины, так и объективации достигнутых ступеней свободы в правовых и государственных формах наличного бытия.

Человеческая свобода— результат длительной работы духа. Духовная работа всемирной истории в ее движении с Востока на Запад состоит, по Гегелю, в дисциплинировании естественной (не­разумной и несвободной) воли, в возвышении ее до подлинно сво­бодной воли — одновременно свободы целого и составляющих его членов, индивидов. На Востоке свободен лишь один(деспот), в греческом и римском мире свободны некоторые(сохраняется раб­ство остальных), в германском мире (под которым Гегель имеет в виду ряд стран Западной Европы) все свободны.В соответствии с этим тремя основными формами государства являются: восточная деспотия, античное государствов виде демократии или аристо­кратии, современная представительная система — конституцион­ная монархия.

Идея свободы, по Гегелю, достигает своей полной реализации лишь в конституционно оформленных и развитых государствах со­временности. Эти государства представляют нечто разумное внут­ри себя; они действительны, а не только существуют.

Отношения права и свободы опосредуются в гегелевской фило­софии объективного духа через свободную волю, которая представ­ляет свободу во всех перипетиях диалектики идеи права. Разум, на котором покоится государство, осуществляет себя как волю — через диалектику свободной воли.

Свобода составляет субстанцию и основное определение воли: свободное и есть воля. Свобода действительна как воля, как субъ­ект. Дело обстоит таким образом, поскольку для Гегеля мышление и воля отличаются друг от друга не как две различные способно­сти, а лишь как два аспекта — теоретический и практический — одной и той же способности мышления.

Глава 3. Философия права Нового времени

"... Свобода, — отмечает Гегель, — состоит в том, чтобы хотеть определенное, но в этой определенности быть у себя и вновь воз­вращаться во всеобщее"1.

Подлинно свободной и истинной воля становится тогда, когда ее содержание тождественно с нею, "когда, следовательно, свобода волит свободу"2.

Тремя основными формами конкретизации понятия свободы и права являются: абстрактное право, мораль, нравственность. В сфере абстрактного права воля непосредственна и абстрактна. В сфере морали выступает право субъективной воли в отношении ко всеобщему — к праву мира. В сфере нравственности достигается синтез этих двух предшествующих абстрактных моментов.

Абстрактное право представляет собой первую ступень в дви­жении понятия права от абстрактного к конкретному, в диалектике свободной воли. Понятие права'пока еще абстрактно. Человек здесь выступает в качестве совершенно абстрактного и свободного "я". Такая единичная воля есть лицо, личность. Личность, подчеркива­ет Гегель, "содержит вообще правоспособность". "Отсюда веление права гласит: будь лицом и уважай других в качестве лиц"3.

Абстрактное право выступает лишь как абстрактная и голая возможность всех последующих, более конкретных, определений права и свободы.

Свою реализацию свобода абстрактной личности находит, по Гегелю, в праве частной собственности. Гегель обосновывает фор­мальное, правовое равенство людей: люди равны именно как сво­бодные личности, равны в одинаковом праве на частную собствен­ность, но не в размере владения собственностью. Требование же имущественного равенства расценивается им как неразумная точ­ка зрения, пустая и поверхностная рассудочность.

Как необходимый момент в осуществлении разума Гегель трак­тует договор. Предметом договора может быть лишь некоторая еди­ничная внешняя вещь, которая только и может быть произвольно отчуждена собственником. Поэтому Гегель отвергает договорную теорию государства. "Привнесение договорного отношения, так же как и отношений частной собственности вообще, в государственное отношение, — пишет он, — привело к величайшей путанице в госу­дарственном праве и действительности'"1.

К сфере абстрактного права Гегель относит и формы неправ­ды (простодушную неправду, обман, принуждение и преступление).

Преступление — это сознательное нарушение права как пра­ва, и наказание поэтому является, по Гегелю, не только средст­вом восстановления нарушенного права, но и правом самого пре-

1 Гегель. Философия права. М., 1990. С. 75.

2 Там же. С. 85.

3 Там же. С. 98.

4 Там же. С. 129.

Раздел V. История философии права и современность

ступника, заложенным уже в его деянии — поступке свободной личности.

По логике гегелевской трактовки, снятие преступления через наказание приводит к морали. На этой ступени, когда личность (персона) абстрактного права становится моральным субъектом, впервые приобретают значение мотивы и цели поступков субъекта. Требование субъективной свободы состоит в том, чтобы о человеке судили по его самоопределению. Лишь в поступке субъективная воля достигает объективности и, следовательно, сферы действия закона; сама же по себе моральная воля ненаказуема.

Абстрактное право и мораль являются двумя односторонними моментами, которые приобретают свою действительность и конкрет­ность в нравственности, когда понятие свободы объективируется в наличном мире в виде семьи, гражданского общества и государства.

Различая гражданское общество и политическое государство, Гегель под гражданским обществом по существу имеет в виду буржуазное общество. "Гражданское общество, — пишет он, — создано, впрочем, лишь в современном мире, который всем опреде­лениям идеи предоставляет их право"1. Гражданское общество — сфера реализации особенных, частных целей и интересов отдель­ной личности. С точки зрения развития понятия права — это необ­ходимый этап, так как здесь демонстрируются взаимосвязь и взаи­мообусловленность особенного и всеобщего. Развитость идеи пред­полагает, по Гегелю, достижение такого единства, в рамках кото­рого противоположности разума, в частности, моменты особенности и всеобщности, свобода частного лица и целого, признаны и развер­нуты в их мощи. Этого не было ни в древности, ни при феодализме.

Но на ступени гражданского общества, по схеме Гегеля, еще не достигнута подлинная свобода, так как стихия столкновений ча­стных интересов ограничивается необходимой властью всеобщего не разумно, а внешним и случайным образом. Высшие интересы гражданского общества, охраняемые законодательством, судом и полицией, ведут, по логике развития понятия права, за пределы этой сферы — в область государства.

В гегелевской трактовке государство как идея разума и дей­ствительность конкретной свободы в своем развитом виде пред­ставляет собой конституционную монархию, основанную на раз­делении властей (на законодательную, правительственную и власть государя).

При разработке своей концепции правовой государственности Гегель, в целом соглашаясь с идеями своих предшественников Лок-ка и Монтескье, считает надлежащее разделение властей в госу­дарстве гарантией публичной свободы. Вместе с тем он считает точку зрения самостоятельности властей и их взаимного ограничения лож-

1 Там же. С. 228.

Глава 3. Философия права Нового времени

ной, поскольку при таком подходе как бы уже предполагается вра­ждебность каждой из властей к другим, их взаимные опасения и противодействия. Гегель выступает за такое органическое единст­во различных властей, при котором все власти исходят из мощи целого и являются его органическими частями.

В господстве целого, в зависимости и подчиненности различ­ных властей государственному единству и состоит, по Гегелю, су­щество внутреннего суверенитета государства.

При этом он отвергает демократическую идею народного суве­ренитета и обосновывает суверенитет наследственного конститу­ционного монарха.

Государства относятся друг к другу как самостоятельные, сво­бодные и независимые индивидуальности. Субстанция государства, его суверенитет, выступает как абсолютная власть идеального целого над всем единичным, особенным и конечным, над жизнью, собственностью и правами отдельных лиц и их объединений. В во­просе о суверенитете речь идет о действительности государства как свободного и нравственного целого. В этом, по мнению Гегеля, состоит "нравственный момент войны; ее не следует рассматри­вать как абсолютное зло и чисто внешнюю случайность..."1.

Сферу межгосударственных отношений Гегель трактует как область проявления внешнего государственного права. Междуна­родное право — это, по Гегелю, не действительное право, каковым является внутреннее государственное право (положительное пра­во, законодательство), а лишь долженствование. Какова же будет действительность этого долженствования — зависит от суверен­ных воль различных государств, над которыми нет высшего права и судьи в обычном смысле этих понятий.

В своей характеристике межгосударственных отношений и внешнего государственного суверенитета Гегель во многом исходит из доминировавших в то время представлений по этим вопросам. Речь по существу идет о неправовой (произвольной, авторитарной, силовой) концепции и модели внешнего суверенитета государст­ва. Согласно такой концепции, монопольным субъектом права было государство, а права других субъектов (индивидов, наций, других государств, их объединений и т. д.) или игнорировались или при­знавались по соображениям силы и целесообразности. Подобный суверенитет был "правом" сильного, "правом" на произвол, а не настоящим правом, не системой правовых отношений различных субъектов права (не системой их взаимных прав и обязанностей, не формой их свободы).

Такой неправовой суверенитет, конечно, несовместим с при­знанием и соблюдением прав других субъектов, с общеобязатель­ными для всех (от индивидов до независимых государств и мирово-

' Там же. С. 359.

Раздел V. История философии права и современность

го сообщества в целом) правовыми принципами и нормами, с совре­менными устремлениями и тенденциями к повсеместному господ­ству права как необходимому условию достижения стабильного внутреннего и внешнего мира. Обусловленную этим современную правовую трансформацию государственного суверенитета обыч­но неточно называют "ограничением прав суверенитета", "отказом от части суверенных прав" (в пользу союзов государств, мирового сообщества и т. д.). На самом деле здесь имеет место ограничение государственного произвола, отказ от "права" на произвол, пере­вод государства в русло и пространство общеобязательного для всех права, переход от прежнего силового, произвольного суверенитета к правовой концепции и конструкции суверенитета.

Такая юридизация суверенитета (как понятия и реальности), конечно, определяет правовые границы суверенитета, но это как раз не ограничение прав суверенитета, а признание и выражение суверенитета именно в форме прав и юридических обязанностей. Если старый суверенитет был прежде всего произвольным притя­занием на правовую монополию и абсолютное право по принципу "права" сильного, то новый суверенитет должен быть прежде все­го правовой обязанностью в отношении множества других субъек­тов права, обязанностью считаться с правами других.

В общем виде можно также сказать, что старый суверенитет — это авторитарная организация силы, не признающая общего и обя­зательного для всех права; новый же суверенитет (по замыслу и тенденции) — это правовая организация силы, основанная на об­щеобязательном праве и подчиненная его требованиям. Соответст­венно и переход от старой концепции суверенитета к новой должен означать переход от произвольного насилия к правовой санкции, от силовой борьбы к правопорядку. Право везде выступает как осно­ва, условие и средство мира.

Старая концепция суверенитета (с соответствующей тягой к большому унитаристскому государству силы, гаранту собственной безопасности и источнику повышенной опасности для других) ста­новится архаичной и неадекватной в современных условиях дви­жения к господству права во внутригосударственных и межгосу­дарственных отношениях. Эта старая "мода" утвердилась в эпоху господства больших наций и их почти исключительного "права" на государственность и государственный суверенитет. Теперь же на государственность и на суверенитет претендуют почти все нации, включая и малые. Но это реализуемо лишь в форме правового су­веренитета — в общем контексте современных тенденций к утвер­ждению внутреннего и международного мира на универсальных правовых началах (на основе всеобщих принципов права, правовой государственности, правового суверенитета, международного пра­вопорядка, признания прав человека, прав малых наций и т. д.).

Новая "мода" на свое маленькое государство (в контексте

Глава 3. Философия права Нового времени

мирового и региональных сообществ государств), хотя на первый взгляд (особенно — с неправовых позиций старой концепции суве­ренитета и силовой интеграции) и выглядит как признак дезинте­грации, однако по существу это необходимое проявление совре­менных тенденций к правовому суверенитету и к правовой инте­грации.

Важное значение для утверждения этих тенденций имеет их поддержка мировым сообществом и макрорегиональными государ­ственно-правовыми сообществами правовых государств (типа Ев­ропейского сообщества).

Показательно, что именно с позиций неправового суверени­тета Гегель говорил о неизбежности войны и критиковал кантов-скую идею вечного мира, поддерживаемого союзом государств.

В столкновении различных суверенных воль и через диалек­тику их соотношений выступает, по Гегелю, всеобщий мировой дух, который обладает наивысшим правом по отношению к отдельным государствам (духам отдельных народов) и судит их. Вслед за Шиллером Гегель характеризует всемирную историю как всемир­ный суд.

До Гегеля понятие "право" не употреблялось в столь широ­ком значении, охватывающем всю ту область, которая обозначает­ся им как сфера объективного духа.

У Гегеля каждая ступень развития объективного духа (абст­рактное право, мораль, нравственность) есть право и обладает "своим собственным правом, так как она есть наличное бытие свободы в одном из ее определений"1.

Подобная характеристика относится к абстрактному праву, морали, семье, обществу и государству. Эти особые права даны исторически и хронологически одновременно (в рамках одной фор­мации объективного духа); они ограничены, соподчинены и могут вступать во взаимные коллизии. Последующее особое право, диа­лектически "снимающее" (т. е. преодолевающее и вместе с тем со­храняющее суть и смысл) предыдущее, более абстрактное особое право, представляет его основание и истину. Более конкретное особое право первичнее более абстрактного.

На вершине иерархии особых прав стоит право государства (государство как правовое образование, как наиболее конкретное право). Поскольку в реальной действительности особые права всех ступеней (личности, ее совести, преступника, семьи, общества, го­сударства) даны одновременно и, следовательно, в актуальной или потенциальной коллизии, постольку, по гегелевской схеме, оконча­тельно истинно лишь право вышестоящей ступени.

Одним из определений свободы и форм объективации понятия права является закон. Характеризуя "право как закон", Гегель

1 Там же. С. 90.

Раздел V. История философии права и современность

Глава 3. Философия права Нового времени

пишет: "То, что есть право в себе, положено в его объективном на­личном бытии, т. е. определено для сознания мыслью и известно как то, что есть и признано правом, как закон; посредством этого определения право есть вообще позитивное право"1.

В процессе законодательства право превращается (позитиви-руется) в закон и тем самым праву придается форма всеобщности и подлинной определенности. Предметом законодательства, подчер­кивает Гегель, могут быть лишь действия людей, внешние стороны человеческих отношений, а не их внутренняя сфера.

В своей концепции различения права и закона Гегель стре­мится исключить их противопоставление. "Представлять себе раз­личие между естественным или философским правом и позитив­ным правом таким образом, будто они противоположны и проти­воречат друг другу, — замечает Гегель, — было бы совершенно неверным; первое относится ко второму как институции к пан­дектам"2.






Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском:

vikidalka.ru - 2015-2024 год. Все права принадлежат их авторам! Нарушение авторских прав | Нарушение персональных данных