ЛОНДОН, ФЕВРАЛЬ 1885

Полуночные званые ужины были традиционны в la maison* Лефевр. Изначально они были придуманы Чандрешом из прихоти, эдакая причуда, вызванная отчасти хронической бессонницей, вперемешку с укладом жизни в зависимости от театрального расписания, наряду с врожденной неприязнью к правилам этикета проведения надлежащих званых ужинов. Конечно же, имелись заведения, где можно было отужинать после закрытия, но ни одно из них не удовлетворяло вкусам Чандреша.

Посему он начал устраивать тщательно продуманные, многообразные ужины, многообразие которых сводилось не только к большому количеству разнообразных блюд, но и к их проведению. Первой и основной изюминкой такого ужина заключалась в том, что сервировали столы к полуночи. Всегда ровно в полночь, в тот самый момент, когда напольные часы с маятником в передней начинали отсчитывать со звоном полночь, первые блюда тут же опускались на стол. Этим, по мнению Чандреша он добавляет некую торжественность всему происходящему. Самые первые Полуночные ужины были маленькими, просто встречи в узком кругу друзей и коллег. С течением времени, подобные посиделки становятся куда более частыми и всё более экстравагантными, в конечном счете, превращаясь в нечто эдакое, некую сенсацию. В определенных кругах приглашение на Полуночный ужин был очень желанен.

Эти ужины доступны лишь избранным. Хотя порой на ужине могут присутствовать целых тридцать человек, но довольно часто бывает, что не более пяти. Но стандартно где-то гостей двенадцать-пятнадцать. В независимости от количества гостей, кухня всегда изыскана.

Чандреш никогда предварительно не предоставлял меню к этим ужинам. К некоторым подобным званым вечерам (если, вообще, существовали ужины, которые можно было бы, хотя бы с натяжкой, назвать «подобными» тем, что устраивал Лефевр) к приглашению присылались меню, оформленные красивым каллиграфическим почерком на прочной бумаге, с описанием каждого блюда, и разумеется, в деталях или, возможно, просто список интригующих названий или имен.

Но Полуночные Ужины уже сами по себе полны ночных тайн, и Чандреш считает, что отсутствие меню, как некоей карты кулинарного путешествия, добавляет новых впечатлений. Блюдо за блюдом преподносится на стол, некоторые легко узнаваемы, такие как перепел, кролик или ягненок, подаваемые на листьях банана, запеченные в яблоках или начиненные яблоками бренди или пропитанные вишневой наливкой. Другие более загадочны, скрыты в сладких соусах или пряном супе; мясо, которое сложно распознать, спрятано в выпечке или под глазурью.

Если сотрапезница спрашивает относительно природы особого блюда, подвергает сомнению происхождение то из чего оно было приготовлено или приправы, аромат, которых она не может узнать (даже те, у кого самые чувствительные рецепторы на языке, никогда не смогут распознать все ароматы), она не получит удовлетворительного ответа на свой вопрос.

Чандреш непременно заметит, что «рецепты блюд принадлежат самим поварам и кто я такой, чтобы лезть в их частную жизнь». Любопытствующая гостья вернется к своей тарелке с загадочным содержимым, возможно, даже заметив, каким бы не был секрет приготовления этого блюда, но на вкус оно потрясающе, и, продолжая гадать, что может давать подобный своеобразный аромат, пока она смакует каждый кусочек в глубокой задумчивости.

Разговоры за этими ужинами по большей части сдержаны, когда происходит смена блюд.

По правде говоря, Чандреш предпочитает не знать всех ингредиентов, предпочитает не вникать в технологию приготовления. Он утверждает, что такое невежество дарит блюду жизнь, делает его нечто большим, чем суммой, родившейся из частей добавления различных продуктов.

— Ах, — восклицает один из гостей, когда поднимается эта тема. — Вы предпочитаете не копаться в шестеренках часов - лучше сразу сказать время.

Десерт всегда удивляет и поражает умы собравшихся. Безумно вкусные сладости в виде шоколадных конфет и ирисок из сливочного масла и жжёного сахара, ягоды лопающиеся от крема и ликера. Высоченные торты с невероятным количеством слоев, пирожные воздушные как облака. Инжир, с которого так и капает мед, невообразимые цветы и завитушки, созданные из жженого сахара. Довольно часто гости замечают, что эти цветы слишком красивы, чтобы их можно было вот так просто уничтожить, но затем они всё равно находят способ, легко справится с подобным препятствием.

Чандреш никогда не раскрывает личности своих шеф-поваров. Ходит слушок, что будто бы он похищает гениев кулинарии по всему миру и сажает тех в заточение на своей кухне, где они вынуждены любыми сомнительными способами потакать любой его прихоти. Другой же говорит, что, мол блюда вовсе готовятся не в особняке Лефевра, а доставляются из лучших ресторанов в Лондоне, за дополнительную плату, чтобы работать еще и после закрытия. Этот слух часто приводит к спорам, как же тогда горячая пища остается горячей, а холодные закуски холодными, которая не приводит ни каким более или менее удовлетворительным выводам и склонна к тенденции оставлять спорщиков голодными.

В независимости от того, откуда же берется вся эта еда, она всегда восхитительна. Обстановка в столовой (или комнатах, в зависимости от размера мероприятия) исключительная, как и во всем доме, в роскошных красных и золотых цветах, с произведениями искусства, собранными по всему свету, и расставленными везде где только можно по всему особняку. Все освещено пылающими люстрами и большим количеством свечей, так, чтобы свет не был ярким, но глубоким и теплым, и обманчивым.

Там часто бывают всевозможные развлечения на любой вкус: танцоры, фокусники, экзотические музыканты. Более уединенные встречи сопровождаются, как правило, игрой персональной пианистки Чандреша, прекрасной молодой девушки, которая играет непрерывно в течение всего вечера и никогда никому не говорит ни слова.

Эти вечеринки проходили, как и любые другие, хотя атмосфера и поздний час делали их какими-то особенными и удивительными. У Чандреша есть врожденное чутье ко всему необычному и любопытному; он понимает, в чем власть подобной атмосферы.

В эту особенную ночь Полуночный Ужин проходит лишь для избранных, только в присутствии пяти приглашенных. Сегодняшний ужин - не просто общественное мероприятие.

Первая прибывшая (после пианистки, уже играющей) - это г-жа Ана Падва, румынская прима балерина на пенсии, была лучшей подругой матери Чандреша. В детстве он называл ее Тетушка Падва и продолжает так звать до сих пор. Статная женщина с грацией балерины, все еще видимой, несмотря на преклонный возраст, и с безупречным чувством стиля. Именно чувство стиля и было той причиной, по которой она была приглашена на ужин. Она сущий дьявол в эстетике с пристальным взглядом на моду, что одновременно и самобытно, и желанно, это обеспечивает ее значительным доходом после ее ухода из балета на пенсию.

Газеты говорят, что она творит волшебство с одеждой. Просто чудотворка. Г-жа Падва отметает эти комплименты, хоть и шутит, что имея достаточно шелка и корсетов хорошей прочности, она могла бы и из Чандреша сделала самую модную леди.

Сегодняшним вечером на г-же Падва платье из черного шелка, расшитое вручную замысловатым рисунком цвета вишни, что-то типа перевоплощенного платья из кимоно. Ее серебристые волосы подняты наверх и удерживаются на месте с помощью маленькой сетки, украшенной драгоценными камнями. Колье из безупречно ограненных алых рубинов надето вокруг шеи, создавая ощущение, что на ее горле есть порезы. Общий эффект отдает легкой мрачноватостью и потрясающей элегантностью.

Мистер Итан В. Баррис - инженер и архитектор, приобретший уже некоторую известность, прибыл вторым. Он выглядит так, словно забрел по ошибке не в то здание и больше, чем дома, в офисе или банке ходит в своей робкой манере, нацепив на нос серебряные очки; его волосы тщательно зачесаны, чтобы скрыть тот факт, что они начали редеть. До этого он встречался с Чандрешом лишь однажды, на симпозиуме по древнегреческой архитектуре. Приглашение на ужин стало для него сюрпризом; мистер Баррис не из тех людей, которые получают приглашения на необычные общественные мероприятия, проводимые поздней ночью, или даже на обычные общественные мероприятия, но он счел бы невежливым отказаться. Кроме того, он уже давно хотел побывать внутри городского дома Лефевра, поскольку этот дом оброс легендами среди его коллег, которые работали над дизайном интерьеров.

Сразу после прибытия он обнаруживает, что уже обменивается любезностями с примой балериной, держа в руке бокал с шампанским. Он решает, что ему, пожалуй, нравятся подобные поздние мероприятия и должен стараться посещать их чаще.

Сестры Бургесс приехали вместе. Тара и Лейни занимаются всем понемногу. Немного танцев, немного актерского мастерства. Как-то раз они поработали даже библиотекарями, но эта тема обсуждается только, если они сильно пьяны. В последние время они создали что-то на подобие бизнес- консультаций. По любым вопросам. Они предоставляют консультации по вопросам, начиная от взаимоотношений и финансов, заканчивая туризмом и обувью. Их секрет (который они также обсуждают лишь в подпитии) состоит в том, что они чрезвычайно наблюдательны. Они видят все детали, замечают малейшие нюансы. И если вдруг Тара что-то упустит, то Лейни своим взором подхватит то, что упущено (и наоборот).

Они находят, что им нравится решать вопросы других людей вместо того, чтобы делать всю работу самим. Это куда приятнее, говорят они.

Они похожи: у обоих одинаковые каштановые волнистые волосы и огромные яркие карие глаза, которые делают их моложе, чем они есть на самом деле. Не в том смысле, что глаза выдают их возраст или указывают на то, кто же из них старше. Они носят модные платья, которые не очень соответствуют им, но подобраны превосходно, дополняя друг друга.

Г-жа Падва приветствует их с равнодушием, которое она практикует по отношению к милой молодежи, но тут же оттаивает, когда они с энтузиазмом отвешивают комплименты ее прическе, драгоценностям и наряду. Мистер Баррис несколько поражен ими обеими, но, возможно, это просто от вина. Он с изрядным трудом понимает их шотландский акцент, если они вообще шотландки. В чем он не совсем уверен.

Последний гость прибывает перед самым ужином, тогда как все гости уже расселись, и вино льется рекой. Это высокий мужчина неопределенного возраста с неясными чертами. На нем безупречный серый костюм с фалдами, он отдает на входе свой цилиндр и трость, а также карточку, на которой указано «м-р А.Х.». Он вежливо кивает остальным гостям, когда садится, но не произносит ни слова.

Чандреш присоединяется к ним как раз в этот момент, сопровождаемый своим помощником Марко, красивым молодым человеком с ярко-зелеными глазами, который моментально привлекает внимание обеих сестер Бургесс.

— Я пригласил вас всех по делу, — говорит Чандреш, — не сомневаюсь, вы уже поняли. Поскольку это деловой вопрос, а я полагаю, что лучше его решать на полный желудок, поэтому давайте оставим официальную часть на время, которое наступит после десерта.

Он рассеяно машет одному из лакеев и, как только часы в прихожей начинают отбивать низким тяжелым звоном, отдаваясь эхом по всему дому, двенадцать раз, приносят первые блюда.

Приятный разговор течет так же, как вино между каждой подачей блюд. Дамы более разговорчивы, чем мужчины. Мужчина же в сером костюме едва ли сказал хоть слово. И хотя лишь некоторые из них встречались раньше, к тому времени, как тарелки опустели, наблюдатель может подумать, что они знакомы уже много лет.

Когда около двух ночи покончено с десертом, Чандреш встает и откашливается.

— Если вы все будете столь любезны, присоединиться ко мне в кабинете за чашкой кофе и бренди, мы можем поговорить о деле, — говорит он.

Он кивает Марко, который ускользает, присоединяясь к ним уже наверху в кабинете с несколькими большими блокнотами и свертками бумаги в руке. Кофе и бренди разлиты, гости рассаживаются по диванам и креслам вокруг потрескивающего камина. Прикурив сигару, Чандреш начинает говорить, сознательно перемежая речь клубами выпускаемого дыма.

— Я собрал вас в этой компании, потому что у меня есть новый проект, начинание, можно сказать. Я действительно надеюсь, что это начинание будет привлекательно всем вам и каждый, своим уникальным способом, поможет мне его спланировать. Ваша помощь, которая является полностью добровольной, будет вознаграждена и хорошо оплачена.

— Перестань ходить вокруг да около и расскажи, в чем состоит новая игра, Чандреш, дорогой, — говорит г-жа Павда, крутя в руках свой бренди. — Кое-кто из нас не молодеет.

Одна из сестер Бургесс давит смешок.

— Да, конечно, Тетушка Павда, — Чандреш кланяется в ее сторону. — Моя новая игра, как Вы это справедливо назвали, - это цирк.

— Цирк? — с улыбкой говорит Лейни Бургесс. — Как чудесно.

— Как карнавал? — спрашивает мистер Баррис, немного смущенно.

— Больше, чем карнавал, — говорит Чандреш. — Больше, чем цирк; пожалуй, цирк, который прежде никто не встречал. Не один шатер, а множество шатров, каждый со своей отдельной экспозицией. Ни слонов, ни клоунов. Нет, нечто более утонченное, чем это. Ничего обыденного. Это будет совершенно другим, абсолютно уникальным опытом, праздник для эмоций. Театральность без театра, захватывающие развлечения. Мы разрушим самонадеянные и предвзятые замечания о том, что такое цирк и сделаем его чем-то большим, чем-то новым.

Он указывает на Марко, который разворачивает рулоны бумаги на столе, держа уголки с разными пресс-папье и другими странными вещами (обезьяний череп, бабочка под стеклом).

План преимущественно в эскизах, окруженных комментариями. Они демонстрируют лишь фрагменты идей: кольцо из шатров, центральная аллея. Списки возможных аттракционов или выступлений, нацарапанных с другой стороны, некоторые зачеркнуты или обведены. Предсказатель. Акробаты. Заклинатель. Прочие гуттаперчевые артисты. Танцоры. Огненное шоу.

Сестры Бургесс и м-р Баррис склонились над эскизами, читая каждую пометку, тогда как Чандреш продолжал говорить. Г-жа Павда улыбается, но продолжает сидеть, потягивая бренди. М-р А.Х. - не шевельнулся, выражение его лица непроницаемо и не меняется.

— Он только еще в идейной стадии и вот почему я собрал вас здесь, для создания и разработки. Ему нужен стиль, некое щегольство. Изобретательность в его проектировании и структуре. Быть завораживающим и, возможно, прикоснуться в тайне. Я верю, что вы отличная группа для этого предприятия. Если кто-то из вас не согласен, вы можете уйти, но убедительно прошу, никому об этом не рассказывать. Предпочитаю, чтобы эти планы оставались нераскрытыми, по крайней мере, сейчас. Конфиденциальность, в конечном счете, — он затягивается своей сигарой, медленно выдыхая дым, перед тем как заключает. — Если мы все сделаем правильно, он несомненно заживет своей собственной жизнью.

После того, как он заканчивает, в комнате стоит тишина. Только слышно как потрескивает огонь в те несколько мгновений, пока все гости смотрят друг на друга, и каждый ждет, чтобы кто-то что-то сказал.

— Можно мне карандаш? — спрашивает м-р Баррис. Марко передает ему один, и м-р Баррис начинает рисовать, беря примитивный эскиз схемы цирка и преобразовывая его в сложную конструкцию.

Гости Чандреша остаются у него почти до рассвета и, когда они наконец-то расходятся, после них остается в три раза больше диаграмм, зарисовок и пометок, чем было тогда, когда они пришли; разбросанные и приколотые по всему кабинету, словно карты, ведущие к неведанным сокровищам.

Соболезнования

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: