ТОР 5 статей: Методические подходы к анализу финансового состояния предприятия Проблема периодизации русской литературы ХХ века. Краткая характеристика второй половины ХХ века Характеристика шлифовальных кругов и ее маркировка Служебные части речи. Предлог. Союз. Частицы КАТЕГОРИИ:
|
Самый прекрасный лгун 4 страницаСатиры играли в местном кабацком ансамбле, имели простые человеческие имена, модные длинные прически, перстни и серьги в ушах. Стоило им взяться за инструменты, как на слушателей нападало желание веселиться и прожигать жизнь. В обнимку с сатирами я добрался до тайников сознания, где хранилась любовь ко всему сущему, суть настоящей свободы. Каждый имеет право сойти с ума, как ему заблагорассудиться. Мы вскрыли тайники и возлюбили мир. Как ни обманчиво звучит, но ведерко вина помогло нам. Оно не имело дна. И вскоре нам было нечего скрывать, мы стали частью природы. - Кто сказал, что дни трубадура сочтены только потому, что он подставляет свои паруса под безрассудный пьяный ветер? – спросил я у тени, всюду таскавшейся со мной и не ответившей ни на один мой вопрос. Так это или не так, но мне хотелось оставаться тем, кем я был. Восторженным психом, не знающим покоя. Так мне легче давалась жизнь. - Как ты думаешь, - спросил один из сатиров, - не выпить ли нам еще? - А что ведро опустело? - очнулся я. Мы валялись на лужайке в парке, а с нами еще две молодые женщины. Сатир подмигнул мне, схватил ведерко и исчез. Пока я судорожно курил сигарету, вспоминая, что же было - как мы здесь, он вернулся с полным до краев ведерком вина. Женщины захлопали в ладоши, одна из них обернулась ко мне и, хитро прищурившись, проговорила: - Мы слышали, ты трубадур. Что-нибудь скажешь по этому поводу. - Вина чрезмерно не бывает, пока хоть кто-то наливает, - сказал я и нырнул в ведро. - Ты, наверное, много сочиняешь о любви? - спросила вторая женщина, когда я вынырнул. - Да, - охотно поддержал я беседу. - Кто-то всё время говорит со мной о любви, то Бог, то дьявол. А иногда им совсем нет дела до меня, и тогда я разговариваю сам с собой. Знаете, может со стороны это выглядит и глупо, но так ко мне приходит опыт. Я даже начинаю угадывать, когда у меня гостит кто-то из тех двоих, а когда я сам, оставшись один, становлюсь для себя ими. Вы ведь понимаете, что зеркало никогда не ищет нас, мы сами заглядываете туда, чтобы увидеть нечто похожее на правду. Женщина с улыбкой покачала головой, давая понять, что не поняла и половины моего бреда. - Ну, что же, - сказала она, - раз тебя одолевают такие мысли, значит, ты что-то знаешь о жизни. Или, по крайней мере, пытаешься узнать. - Да нет, ни хрена я не знаю, - перебил я. - Просто я псих, и чаще других гляжу на мир боковым зрением. Эти слова не понравились женщине, и она поморщилась. - Но тебя я вижу хорошо, ты прекрасна, - добавил я. Женщина улыбнулась. Хотя прекрасной она могла показаться только после доброго глотка вина, что я и сделал. - Ну, что поедем к тебе, а то можем и ко мне, - предложил я, совершенно пьянея. Сатиры дружно засмеялись, наблюдая, как я полез к женщине целоваться и упал. - Успокойся, - сказал один из них. - Это женщина моя. - Какая мне разница, чья она, - бормотал я, пытаясь подняться, - я просто хочу развлечься, и она я вижу тоже не прочь, что ты лезешь не свое дело. - Выпей-ка лучше еще вина, дружище, - сказал сатир. Он поднес ко мне ведро и окунул туда мою голову. - Теперь у него будут другие заботы, - услышал я откуда то издалека. Не знаю, что они имели в виду, но моей единственной проблемой стало то, что я никак не мог вынырнуть. Как я не старался, меня продолжал окружать винный кошмар, вдалеке которого играло нечто похожее на "soul desert" группы "can". "Что же происходит?" - напрягая сознание, спрашивал я. Но в том то и дело, что ничего не происходило. Голова плыла кругом, меня мутило. Вынырнул я на другом конце города, я стоял на краю тротуара, почти у самой дороги, где проносились машины. В руках у меня было пол ведра вина. Прохожие обходили меня стороной, как чумного. Заглянув в ведерко, я увидел отражение, оно выглядело весьма подозрительно и маниакально, такие рожи встречаются только на свалках, выискивая в кучах мусора какую-нибудь дрянь. Меня лихорадило, я плохо соображал, куда и зачем иду. Тело все время отказывалось повиноваться разуму, оно явно хотело избавиться от меня. Попив вина, я понял, что вновь погружаюсь. Погружение было из тех, когда идешь на дно, словно корабль, получивший кормовую пробоину. Тонешь, не зная, как спастись. Впрочем, о спасении я и ни думал, потому что вообще ни о чем думать не мог. Что заставляло меня так пить? Хм. Ну допустим я пил поменьше, чем старина Хэнк, меньше всякой извергающейся мочи и блевотины, но все равно иногда я дышал ему в самый затылок. Думаете я хотел стать таким же крепким поэтом, как он? Нет. Может, мечтал о том деньке, когда объявлю, что обошел Хэнка по количеству выпитых бутылок? Тоже нет. Просто моя жизнь кружилась в спирали праздничных рюмок, и я доверял только им. Пить нужно с душой. Что хорошего в отутюженной рубашке, если она одета на мертвеца. Ничего. Она так же мертва и холодна. Что таит вино, вливающееся в мертвое горло. Ничего. Дешевая смазка, одна механика и никакой души. Но дело совсем не в том, с каким настроением ты открываешь бутылку. Многие наши исчезновения происходят между дном последнего стакана и самым темным поворотом самого заброшенного уголка души. Там, где ничего нет, там, где можно все. - Давай обоссым его, - услышал я откуда-то сверху, - этого урода. Я лежал в кустах на краю какого-то пустыря, надо мной стояли два подростка. Один из них наклонился и попытался одеть мне на голову пустое ведро. Я схватил его за горло и зарычал. Подросток вырвался и отскочил, второй бросил в меня обломок кирпича. Тогда я проорал им всё, что о них думаю. Это было неприятное зрелище. Они покидались еще немного и ушли. С трудом я поднялся, сделал несколько десятков шагов и, споткнувшись, выкатился на какую-то дорогу. Мне было все равно, в какую сторону идти, но громкие возгласы за спиной заставили меня спрятаться на обочине. На дорогу выбежали четверо возбужденных подростков с палками в руках, они посовещались и разбежались в разных направлениях. Немного полежав, я пополз прочь от дороги. Ночные призраки чудом доволокли меня до знакомой двери в городской трущобе недалеко от ипподрома. За дверью было необычайно шумно, кто-то громко пел и танцевал, я толкнул дверь и вкатился в дом. Здесь веселились не первый день, всюду горы бутылок и пьяных тел. квартира провоняла перегаром и табаком, иногда долетавший в окно запах свежего навоза и то был приятней. Никто не удивился моему появлению и потрепанному виду, я мало чем отличался от окружающих. Не успев начать рассказывать свою историю, я выпил лишнего и перестал владеть языком. Но еще долго я пытался что-то кричать и танцевать, стараясь разглядеть лица и услышать музыку. Потом мир закрутился каруселью звуков и картин, и неожиданно оборвался. Когда стало вдруг тихо, я увидел чудовище: с красными горящими глазами оно выбралось из темноты и набросилось на мою плоть, пытаясь сожрать самое вкусное - печень и сердце. Как я не брыкался, оно не отставало, и только ужас, возросший до крайних пределов, прервал жуткое видение. Это был кошмарный сон, я открыл глаза, вздохнул и больше не смог закрыть веки, они слезились. Кто-то склонился надо мной. - Кто ты? - испуганно спросил я. - Это я, Лесник, - задумчиво представилась тень. - Фуф, Лесник, - облегченно вздохнул я, погладив сердце. - Привет. Ты что здесь делаешь? - Вообще то я у себя дома. - Повезло. А я как здесь оказался? - Хм, - многозначительно хмыкнул Лесник. Под таким "хм" могло подразумеваться что угодно. - У меня было ведро вина... - начал я. - Тут оно. - Где?! На столе у изголовья, словно дорогая ваза, ждущая охапки цветов, стояло моё ведро. Ну, не совсем моё, оно было другой формы и другого цвета, но зато полное. - Полное вина? - тревожно спросил я. - До краёв, - радостно подтвердил Лесник. - Ты понял, оно не хочет заканчиваться. - Конечно, не хочет, раз ты его постоянно подливаешь. - Как это? - Не помнишь? - Нет. - Ты покупал вино в бутылках и сливал их в ведро. Вот как. - Ерунда какая-то... - Точно, если не считать того, что на последние ведро вина тебе дал мужик, которому ты рассказывал, сколько выпивки в тебя уже влезло. Ты клялся, что ты моряк, что твой корабль ушел на дно в море вина, и ты никак не можешь всплыть. Он тебя даже не дослушал, сунул деньги и ушел. - Глупо. - Может быть и глупо, - кивнула тень, - но с этой глупости мы имеем полное ведро вина. - Ты один дома? Наклонись ближе, что-то я тебя плохо вижу. - Да, предки на даче, - вплотную приблизив лицо, сообщил Лесник, - иначе я бы тебя сюда не потащил с ведром вина. Он исчез в темноте, чем-то погремел, включил свет в прихожей и вскоре появился с бокалами. Вид у него был такой жизнерадостный, словно мы собирались окунуться в источник вечной молодости. Мне даже показалось, он светился. - Ты чего это? - невольно спросил я. - Не знаю, ощущение, словно в космос стартую. - Люди то всё по космосам, - передразнил я. - А сколько время? - Скоро светать начнет. Но в космос Лесник отправился один, на середине ведра его ступени оторвались, и он полетел в бесконечное. Меня вино не брало, и я засобирался домой. - Отлей половину, - еле ворочая языком, попросил Лесник из далекого космоса. - Нет, - сказал я и налил ему лишь два полных стакана. Дома я стал приходить в себя. Пока отмывался, позвонил отец. - Ты не забыл, что твоя неделя заканчивается? - Как заканчивается? - Так. Завтра-послезавтра занеси ключи. Понял? - Понял. У тебя всё в порядке? - Всё. - И где ты был всю неделю? - спросил я у дикого с безумными глазами существа в зеркале. Существо поозиралось, потом заглянуло в ведро. На дне плескалось чуть больше литра, я осторожно разделил содержимое на три равные части. Выпив первую порцию, я хорошенько отдышался, достал из чулана печатную машинку и попытался зарифмоваться. Но у меня ничего не получалось, трижды я брал чистый лист и трижды выстукивал одним пальцем одну и ту же чушь: нас имеют, как хотят - как щенят или котят нас имеют каждый день - все, кому иметь не лень Я плюнул на лист, скомкал и кинул на пол к двум остальным. На кухне я сразу выпил вторую порцию и через минуту почувствовал, что я Уолт Уитмен, которого неожиданно придавило космосом и ему стало тяжеловато жить под бременем вечности. И я настучал на четвертом листке: сердце моё было брошено в серную кислоту любви, его перетерли на каменных жерновах одиночества, душу как старую тряпку бросили в ноги бродягам - всем одиноким несчастным безумцам, казалось во мне не осталось ни капли дневного света, казалось, во мне не звучало ни ноты живого звука, только немного звериной привычки - цепляться за жизнь, воздух глотать и пищу, воздух и пищу… даже инстинкт сохранения во мне обратился в сломанный механизм, и вместо радости жизни - странное напряжение, словно я один из поваленных высоковольтных столбов, словно я огромное дерево, что сломлено бурей, вырвано с корнем и брошено в пропасть... Тут я остановился и перевел дух. Меня вдруг растрогало, что я поваленный высоковольтный столб. Нахлынувшая волна жалости к себе и ко всем страдавшим и страдающим за любовь заставила просто разрыдаться. И слезы оставили кляксы. Я сходил ополоснул лицо, вышел на балкон и закурил. Внизу у детских качелей стояли молоденькие студентки, тоже курили и болтали: - Знаешь, Юлька, а он ничего этот твой однокурсник. - Генка, что ли? - Нет, Игорек. - Аа. А мне Генка больше понравился. - Ой, Юль, он так посмотрел на тебя сегодня после лекции. Воспоминание обожгло меня. Юлия! Надо немедленно исполнить желание - сделать всё, что в моих силах. Пусть она уедет в Париж. Я бросился к ведру, сцедил в себя последнюю порцию и через мгновение, не успевая переводить дух, в две руки отпечатывал в пустоте: Юля едет в Париж Примерно два-три раза в год у Юли случались жуткие дни, когда одолевали тоскливые мысли, беспардонно сотрясавшие ее маленький, но очень теплый мир. «Неужели моя жизнь ничем не примечательна? – в такие дни мучилась Юля, - Почему я верчусь как белка, а ничего не меняется. И уже жизнь начинает спешить от молодости к старости, от красоты к увяданию. Кто-то обрел истину и ушел отсюда в радости, мне же пока удалось истолочь немного водицы». Так думать было невыносимо. Юля всегда старалась мыслить позитивно и не нарушать правил, которые сама придумала, они помогали удерживать хрупкое равновесие в душе. Но случалось мысли бунтовали и голова, похожая на кипящий чайничек, начинала жить отдельной жизнью. Через дорогу, в квартире напротив, за окнами на третьем этаже, с такими же светленькими в прозрачный цветочек шторками, жила женщина, она была немолода, но очень симпатична. Рано утром и поздно вечером Юля могла наблюдать за соседкой. Их привычки во многом были схожи. К примеру, они имели одинаковых черных котов и поднимались в одно и то же время, в шесть утра, чтобы покормить любимцев завтраком. Обе были наполовину одиноки. К женщине по воскресениям приходил седоволосый мужчина в неизменном строгом костюме, похожий на провинциального врача-дантиста. К Юле звонил и приходил Алик, её бывший однокурсник, который уже лет пять делал вид, что ухаживает. Впрочем, Юля сама не воспринимала Алика, как жениха, он слишком много пил, как попало тратил деньги, и для семейной жизни не годился. В то утро, насыпая коту сухой корм, Юля почувствовала в голове первые симптомы хаоса - мысли не хотели быть только позитивными, они стучались о стенки черепной коробки и кричали, что Юлька - дура. В задумчивости Юля высыпала коту на голову почти весь пакет сухого корма, тот обиженно облизался, но, увидев, что хозяйка ничего не замечает, решил всё же позавтракать. Юля остановилась у окна, наблюдая, как соседка тоже что-то кладет на блюдце коту и треплет его за ухом. Потом она выпрямилась, схватилась за сердце и упала. Это произошло так быстро, что Юля сначала не поверила глазам, и не шевелилась. Только, когда Юля подумала, что возможно соседка умирает, она накинула пальто и побежала в подъезд через дорогу. Дверь в квартиру оказалась приоткрытой, словно духи уже покинули её, Юля толкнула дверь и вбежала. В прихожей горел тусклый свет, и сначала она даже не разобрала, что прямо перед ней на стуле сидит мужчина. Он не был похож на того седовласого провинциального врача, он выглядел моложе и имел курчавые русые волосы, сидел он, закинув ногу на ногу, одну руку положил на колени, а второй подпирал подбородок. - Что здесь происходит?! - вскрикнула Юля, чуть не врезавшись в человека. - Ничего не происходит, - не меняя позы, спокойно произнес он. - Что с этой женщиной? - переводя дыхание, спросила Юля. - С какой женщиной? - С моей соседкой, я живу напротив, я видела в окно несколько минут назад, как она упала от сердечного приступа. - Очень может быть. - Что с ней? - Ничего. Всё в порядке. - Как в порядке? Она жива? - Жива? - проговорил человек как-то полувопросительно, и, откинувшись на спинку стула, добавил. - Вообще-то, скажу тебе сразу, эта женщина в окне была всего лишь твоим отражением. Тебе не понятно? Поверь, она была той, кем ты могла стать лет так через тридцать. Теперь понятно? Ты наблюдала за собой. И не считая этого, ничего не произошло. Вот такие дела, Юлька. Юля попятилась. - А чего ты побежала то сюда? - вдруг спросил человек, - Не могла, что ли скорую вызвать? - Вы кто? Врач? - Ну, какой же я врач, скорее я наоборот, совсем не врач. - Вы знали эту женщину? - прижавшись спиной к двери, спрашивала Юля. - Ты что глухая?! Я же сказал тебе, что это женщина - это ты, только спустя много лет. И ты такой бы и стала, если бы не прибежала сюда. А теперь я даже и не знаю, что с тобой делать. - А вы кто? - Да какая тебе разница, кто я, называй меня, как хочешь. - Вы, наверное, киллер? - с ужасом сказала Юля первое, что пришло в голову. - Вот глупая. - Знаю, вы... дьявол. - Еще лучше... - засмеялся тот, кого Юля приняла за дьявола. Но смех у него был добродушный, если дьявол так смеялся, то дела у него да и у всего мира пошли на поправку. - Послушай, Юлька, - начал он. - Откуда вы знаете моё имя?! - Ну, ты даешь. Ладно, зови меня Гаспар. - Гаспар из тьмы, - опять прошептала Юля. - Тьфу ты, елки. Далась тебе это тьма. - Зачем я вам? - Да не нужна ты мне. - Зачем же вы заманили меня сюда? - Во-первых, тебя сюда никто не заманивал, у тебя всегда есть выбор, а во вторых, в день, когда меняется судьба, можно быть и посообразительнее. - Значит, вы не дьявол. - Нет. Скорее я ангел-хранитель. - Мой? - Милая, теперь на всех не хватает, можешь считать меня кем-то вроде участкового ангела в вашем районе. Вас много, а я один. Вот пришла пора заняться тобой. - Что вы будете делать со мной? - спросила Юля таким тоном, что любой шутник ответил бы: "насиловать и расчленять". Но Гаспар лишь пожал плечами и сказал: - Это зависит от тебя. - Что я должна сделать? - собравшись с мыслями, спросила Юля. - Ничего особенного, просто ответить на несколько вопросов. Гаспар поднялся со стула и прошел на кухню. - Вот, кстати, - проговорил он оттуда, - можешь убедиться, я тебя не обманывал. Юля с трудом отклеилась от входной двери и заглянула на кухню. Никакой мертвой женщины на полу там, конечно, не было. - Ты в окно посмотри, - предложил Гаспар. И Юля увидела себя, как она проснулась, включила на кухне свет, высыпала на голову кота сухой корм, потом подошла к окну, замерла, увидев что-то ужасное, и бросилась вон из квартиры. - И вот ты здесь, - сказал Гаспар. - И тебе нужно ответить, хочешь ли ты жить прежней жизнью, если да, то ты вернешься назад и ничего не вспомнишь. - А если я не хочу так? - Без если, либо да, либо нет. Юля вспомнила про кота. - А кот? - Причем здесь кот, - удивился Гаспар, - мы толкуем о том, что будет дальше с тобой, а там ты уж сама решай, что делать с котом. - Хочу жить по-другому, - с уверенностью проговорила Юля. - Отлично. Твоя главная мечта? - Увидеть Париж. - Нормально. Всё, можешь идти. - А как же я буду жить по-другому. - Иди домой, - настойчиво повторил Гаспар. - Об остальном уже позаботились. И он вытолкал Юлю за дверь. Юля вернулась в свою квартиру и села за стол, кот прыгнул на колени и замурлыкал. Так они просидели почти весь день. Что творилось в квартире напротив, видно не было. На работу Юля не пошла, а когда оттуда позвонили, она сказала, что у неё умерла родственница. Она разглядывала людей в окно, и никогда еще это занятие не казалось ей столь занимательным - люди в большинстве своем двигались, как во сне, плохо понимая, зачем они здесь. Ближе к вечеру позвонил Алик. - Привет, Юльк, я зайду? - сразу спросил он. Судя по голосу, он уже выпил. - Кто это? - спросила Юля. - Это я, Алик. - У меня нет знакомых с таким именем, - сказала Юля и положила трубку. - Юльк, ты чего?! - успела испуганно крикнуть трубка. Стало темнеть, в окнах загорался свет. Люди приходили с работы, потрошили холодильники, ужинали. В квартире напротив было темно. Юля уже задремала на подоконнике, как в квартире напротив вспыхнул свет. От неожиданности Юля свалилась на пол. А когда поднялась, то увидела молодого мужчину, он так же, как и она, стоял у окна. Увидев Юлю, он заулыбался и приветственно помахал рукой. Через силу кивнув, Юля смотрела на него, как на призрака. Мужчина что-то продолжал показывать знаками, явно желая познакомиться. Наконец Юля поняла, что он уговаривает её взять трубку телефона и набрать цифру четыре. Когда она сделала это, он показал остальные цифры. - Добрый вечер, - услышала Юля в трубке мягкий голос и чуть не уронила телефон на пол. - Вы меня извините за мою навязчивость, - волнуясь, продолжал голос, а его обладатель маячил в окне напротив, - но у меня сегодня странный… удивительный день… кажется, я теряю связь с реальностью. Сегодняшние события…в общем мне нужно поделиться с кем-то… то есть не с кем-то, а ими именно с вами… как же вам это объяснить… но если вы не против, я бы мог подняться к вам, мне было бы так проще... - Да, - смогла лишь сказать Юля. Понятное дело в любой другой день она бы не позволила событиям развиваться столь стремительно, она не особо верила мужским словам. Однако сегодня... От звонка в дверь Юля вздрогнула, словно электричество замкнулось на ней, и все-таки уронила телефон. Дрожащими руками она повернула ручку замка. - Добрый вечер, я Саша, - волнуясь, сразу представился молодой человек, - извините, извините за столь навязчивое знакомство. Но вот так получилось. Я и сам... - Проходите, - еле держась на ногах, проговорила Юля. - Меня зовут Юля. - Да, да, это очень хорошо, то есть очень приятно, - снимая куртку и обувь, говорил Саша, - вы не представляете, Юля, что со мной сегодня произошло. Вы должны это знать. Сегодня утром мне позвонил приятель, а случилось это в тот самый момент, когда мое затруднительное положение требовало немедленного решения. Что за затруднительное положение это уже не важно. Мужчина беспечно махнул рукой и засмеялся. Только сейчас он заметил, что его собеседница выглядит несколько странно, и похожа скорее на мумию, чем на живого человека. - Что с вами, Юлия? - остановил он свой рассказ. - У вас тоже что-то стряслось? - Откуда у вас ключи от этой квартиры? - Ах, да! Ну и вот! - опять оживился Саша. - Это важная часть моей истории! Сегодня утром меня выселяли в буквальном смысле, у меня не было ни гроша, ни одного знакомого, который мог бы хоть как-то помочь. И тут этот звонок. Старый приятель нашел меня удивительным образом и просил присмотреть за квартирой, пока он будет работать за границей, он сказал, что даже может приплатить за то, чтобы я кормил его кота, рыбок и поливал цветы. - Так это квартира вашего друга! - Нет! Он живет поблизости! Не успел я переехать к нему, вещей то у меня немного, печатная машинка и стопка бумаги, я пишу кое-что... После этих слов мужчина немного замялся и беспомощно взглянул на Юлию. - И не успел я к нему переехать, - повторил он, - как реальность чуть ли не в буквальном смысле исказилась. Всё, к чему я привык, стало… как бы это правильно выразить… зазеркальем, наверное. Потому что реальность осталась где-то там, а я был уже здесь. Юля кивнула Саше первый раз за время его пребывания, его это ободрило. - Вы представляете! - громко сказал он и чему-то засмеялся. - Сначала я увидел человека, который копался в моей машинке. Я уже успел выставить её на письменный стол, а сам пошел в ванную выкладывать зубную щетку. Этот факт, присутствия незнакомца, настолько меня удивил, ведь кроме меня в доме никого не могло быть, приятель, отдав ключи, сразу уехал по делам, что я просто стоял и смотрел на этого человека, я совершенно не знал, что мне делать. Пока он сам не заговорил со мной. "Не видать тебе удачи, пока не выкинешь эту рухлядь". "Это вы о моей машинке?" - спросил я. "А о чем же еще?" - ответил он. Вид незнакомца почему-то внушал доверие и расположение. "И что же делать теперь?" - спросил я у него после недолгого молчания. "Для начала включи радио", - предложил он. Я послушно нажал на кнопку. "... вот это и есть наш вопрос! - прокричал ди-джей, - Правильный ответ на который и даст победителю право на приз! Вы можете уже звонить нам!". "На держи трубку, - сказал человек, - когда спросят правильный ответ, скажешь Гираут де Борнель". "Гираут де Борнель", - сказал я трубке. "Как вас зовут?" - спросили оттуда. "Саша", сказал я. "Саша, сейчас скажете свое имя и правильный ответ в эфир, - радостно прокричали мне, - только сначала отойдите от вашего радиоприемника. И не кладите трубку, пока не оставите ваши координаты!" Я сделал все, как попросили. "А теперь бери свою рухлядь, - сказал человек, - и неси её на свалку. В 20.32 ты поставишь её в стороне от мусорных баков и пойдешь обратно домой, в 20.53 ты увидишь молодую женщину, обратишь на себя её внимание и расскажешь ей все, что с тобой произошло сегодня. Понял? Всё, вперед. Пора". Он выставил меня за дверь, в руках у меня была печатная машинка. Метров десять я не дошел до мусорных баков, оставил её и пошел обратно. Я шел медленно, но кровь пульсировала во мне так, что я задыхался. От волнения даже закружилась голова. Я понял, что попал в чужой подъезд, когда оказался в его полумраке на одном из этажей. На часах было двадцать пятьдесят две, я толкнул дверь перед собой. Она открылась, я вошел и сразу нащупал выключатель, включил свет в коридоре, затем на кухне, выглянул в окно и увидел вас. Вот. Даже и не знаю, что сказать еще. Потому что не знаю, поверили ли вы мне или нет. - Что за приз вы выиграли? - дрожащим голосом спросила Юля. - Ах, да! Это два билета в Париж! И я сразу понял, когда увидел вас, что второй билет предназначался вам. Ведь верно? - Да, - прошептала Юля. Перед её глазами уже летели на конях меровинги, длинные волосы которых превращались в узкие улочки старой Лютеции, а по ним бродили кардинал ла Балю и Винсен де Поль. И откуда-то издалека доносилось "монжуа, друзья, монжуа" вместе со звуками песен и веселого смеха. Так звал Юлю прекрасный город, куда и нам возможно лежит дорога, пусть не завтра, но... il nous reste encore du temps* пополнить ряды счастливчиков. * у нас еще остается время (франц.) Цитату я списал из сборника стихов на столе(?). На этом месте я понял, что уже совсем темно и у меня больше нет чистых листов. Отодвинувшись от стола, я подумал о красном кожаном диване, с которого не поднимусь, даже не перекусив мороженой морошкой. Походив по дому, я решил позвонить Юле и прочитать ей. Только не то, что написал сам, а то, что вычитал из сборника. Поэт жил в Японии и назвал свое стихотворение: «послание любимой в тот день, когда осталось лишь несколько лепестков», а само же творение звучало так: «в нескольких дрожащих лепестках, сокрытых средь листьев, как сильно я чувствую присутствие той, по ком втайне тоскую». Это была вершина, на которую я бы с радостью поднялся. Перерыв все комнаты, я выяснил, что потерял заветный номер телефона. Столь тяжелый удар заставил меня пойти на улицу и попросить в ночном магазине бутылку вина, в залог я оставил паспорт. На повороте от ларька к дому меня окликнули. Человек подошел ближе, его лицо было в нескольких сантиметрах от моего. - Ты помнишь меня? - спросил он. Я его узнал. - Ты человек, который гнил изнутри, - вдруг вырвалось у меня. Он ударил меня в живот, потом по зубам. Сначала я почувствовал вкус крови, потом вкус грязи и пыли.
Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском:
|