Парадигмы философии и искусства роман­тизма и постромантизма и их кризис

■ Концепции философов (Гегель, Маркс, Кьеркегор, Ниц­ше). Лучшие умы XIX в. развенчали капитализм, показа­ли его пороки, подчеркнув антигуманный характер влас­ти денег, разрушительное воздействие на духовную жизнь корысти — этого неизбежного спутника конкуренции и бизнеса. В числе осудивших буржуазность были и роман­тик Гофман, и натуралист Золя, и западные реалисты Дик­кенс, Бальзак, и представители русского критического ре­ализма Гоголь, Толстой, Достоевский. Неблагополучное состояние мира раскрывали и философы — Кьеркегор, Ницше, Гегель, Маркс.

Были предложены разные парадигмы бытия челове­чества в опасном мире, разные пути выхода мира из не­благополучного состояния:

Гегель считал, что исторический процесс — результат усилий всего человечества, личность — пассивная участ­ница мировой истории, вовлекаемая в ее течение; идеалы личности не могут быть правомернее и выше веками со­здававшегося миропорядка. Попытки личности изменить историю, придать ей гуманные формы, преобразовать ми­ропорядок обречены на провал. Мир, даже уничтожая ге­роя, решившегося изменять его, восстанавливает устойчи­вый, веками сложившийся порядок. Трагический герой сам виноват в своей гибели («трагическая вина»): вольно же ему было поднимать руку на миропорядок. Все разум­ное действительно, все действительное разумно. Эти идеи оказали влияние на развитие реализма в XIX в. В извест-

ном смысле толстовская идея непротивления злу насили­ем и самосовершенствования сродни гегелевской идее трагической вины.

Маркс полагал, что необходимо насильственно преоб­разовать мир для установления всеобщей социальной спра­ведливости. Историческую миссию преобразования при­зван выполнить пролетариат, не связанный узами частной собственности с установившимся миропорядком. Эти идеи оказали решающее воздействие на возникновение и раз­витие социалистического реализма как художественного направления литературы и искусства.

Кьеркегор вопрошал: «К чему мне истина? Я хочу по­коя». Только духовная катастрофа могла породить такое суждение, противоречащее и опыту и целям мировой куль­туры, всегда связывавшей счастье человека с овладением истиной. Мир враждебен личности. Следует смириться с тем, что личность конечна, обречена на одиночество, стра­дание, страх и будет перечеркнута смертью. Эти идеи ока­зали решающее воздействие на возникновение и развитие экзистенциализма как художественного направления ли­тературы и искусства.

Ницше исходил из того, что мир несовершенен и лич­ность находится в неблагоприятных условиях, из которых нет выхода для всех; но сверхличность способна поднять­ся над обыденными людьми и достичь счастья. Эти идеи оказали воздействие на символизм и ряд других модер­нистских художественных направлений литературы и искусства.

Художественная концепция романтизма и ее кризис. Личность — целая вселенная и не корреспондирует с го­сударством. Человеческое бытие извечно неустроенно. Мировая скорбь — состояние духа, отражающее состоя­ние мира. Зло неискоренимо. Оно заложено в фундаменте самой жизни и бессмертно. Сражение со злом вечно и не позволяет ему установить абсолютную власть над всем и всеми. Эта борьба одухотворяет героя и часто приводит к его трагической гибели, но создает оазисы для жизни лич­ности, хотя и не устраняет Зло. Эта концепция особенно полно воплощена в творчестве Байрона. Романтическая художественная концепция пришла к кризису, потому что

если зло неустранимо и вечно, то нет даже надежды. С безнадежностью человек, а тем более романтический ге­рой смирится не может, и надо искать способы устране­ния зла. Этот поиск невольно вышел за границы роман­тизма, чтобы найти новую концепцию мира и личности.

Реализм и кризис его концепции. Европейский реализм (Диккенс, Стендаль, Бальзак, Флобер) утверждал, что счас­тье человека в обществе, основанном на власти денег, не­сбыточно, ибо добиваться его можно только через обога­щение, которое для цельной личности или недостижимо или духовно разрушительно. Найти счастье вне богат­ства — утопия, достичь богатства «чистыми», не разруша­ющими личность средствами — тоже утопия. Буржуаз­ный строй противочеловечен.

Русский реализм (по определению М. Горького, «кри­тический реализм»). В последние два столетия именно русская литература внесла вклад в поиски формулы бы­тия человечества. Разрабатывая художественную концеп­цию мира и личности, русский реализм утверждал: мир неблагополучен, но насилием его не исправишь. Нельзя купить счастье целого мира ценой слезинки ребенка. Убив старуху-процентщицу, убьешь и неповинную Лизавету. Преступление чревато наказанием — не только каторгой, но главное — духовными страданиями и муками совести (Ф. М. Достоевский). Выход: непротивление злу насили­ем и самосовершенствование (Л. Н. Толстой: образы Пла­тона Каратаева, Пьера Безухова, Нехлюдова), создающие оазисы добра среди пустыни зла. Это похоже на идею ро­мантиков, но у них оазис — результат борьбы, здесь — результат непротивления. И неудивительно, что поиск пошел в эту сторону: ведь борьба романтического героя не устраняла зло из жизни, а лишь сужала границы его действий.

Необходима гармония интересов государства и лично­сти («Медный всадник» А. С. Пушкина).

Кризис реализма: непротивление и самосовершенство­вание не делают мир благополучным, не устраняют зло. Гармония интересов личности и государства труднодости­жима и недостаточна: ведь в социальную систему, помимо

государства и личности, входит народ. Но народ неодноро­ден, в нем действуют разные силы. Существуют и другие государства и народы, и противоречия с ними чреваты конфликтами и войнами.

Художественное исследование проблемы сопротивле­ния злу насилием выявило очертания страшных послед­ствий, к которым может привести анархический террор и революционный беспредел. Однако социальное бытие столь бесчеловечно, что самосовершенствование тоже не являет­ся выходом, ибо не обеспечивает личности ни безопасность,

ни счастье.

Соцреализм и его кризис. В XX в. в России появилось новое художественное направление — социалистический реализм, — утверждавшее избавление от зла революци­онным насилием. Весь мир насилья мы разрушим с по­мощью насилия и построим счастливое будуще, в кото­ром личность подчинена государству. Такова парадигма этого нового направления.

Из всех антикапиталистических парадигм, предложен­ных XIX и XX вв., реальное воплощение в жизнь получила концепция Маркса и основанная на ней художественная концепция социалистического реализма, так или иначе исторически осуществившаяся в России, Восточной Евро­пе, Китае, Северной Корее, Вьетнаме, Кубе и затронувшая жизнь Чили, Никарагуа, Гватемалы и некоторых стран Африки. В ряде стран (Китай, Северная Корея, Куба) этот исторический эксперимент продолжается.

После Октябрьской революции и под ее впечатлением и влиянием буржуазия научилась смирять неумеренную жадность и во имя своей безопасности и стабильности об­щества более щедро, чем ранее, стала делиться с людьми труда своими прибылями. Тем самым сегодня наемный работник может не только восстановить свои силы и под­держать свое физическое существование (как это было в XIX в.), но и удовлетворить некоторые свои другие нужды и интересы. Возникло общество «массового потребления». Однако несмотря на это общее улучшение жизни в буржу­азном обществе, обусловленное также и гигантским рос­том производства в XX в., природа и сущность капитализ-

ма осталась прежней, то есть такой же, какой ее видели самые выдающиеся деятели культуры XIX в., подвергав­шие этот строй острейшей критике. К этой критике нема­ло справедливых и немало несправедливых, конъюнктур­ных слов добавили многие интеллектуалы Запада в XX в. и, особенно, усердные официозные деятели советской куль­туры.

С распадом СССР впервые в истории сложилась осо­бая духовная ситуация. Мир оказался в духовном тупи­ке. Кризис претерпели противостоявшие друг другу и эко­номическая, и политическая, и культурная парадигмы и капитализма и социализма. Соответственно претерпели кризис и художественные концепции противостоявших друг другу социалистического реализма и модернизма (пост­модернизма).

Кризис соцреализма наступил вместе с политическим и экономическим кризисом первого в мире государства, строившего социализм и коммунизм. В популярной со­ветской песне пелось: «Нет у революции начала, нет у ре­волюции конца». И больше века длился год. И это 37-й. Насилие, раз начавшись, продолжалось, и слезинка ребен­ка отравляла революционные достижения. Развивавшая­ся личность не получала свободу. Государство заботилось о себе и своей стабильности. Де-юре общественная соб­ственность де-факто находилась в распоряжении бюрок­ратии, действовавшей в своих эгоистических интересах. Концепция, утверждавшаяся соцреализмом, оказалась со­циально изжитой и претерпела кризис.

Модернистские и постмодернистские художествен­ные концепции и их кризис. Параллельно с реалистичес­кими направлениями развивались модернизм и постмо­дернизм, утверждавшие, что мир абсурден и враждебен личности, которая принципиально одинока и не приемлет никакой социальной (в том числе и государственной) орга­низации людей. Модернизм отталкивался от предшеству­ющей культуры, которая так и не привела людей к счас­тью и не спасла от мировых войн и других бед. Эта кон­цепция, в разработку которой внесла вклад и высокопоэ­тичная русская литература Серебряного века (1900—1920),

_{а та}кже европейская литература XX в., оказалась истори­чески не действенной и претерпела концептуальный кри­зис.

Кризис модернистских и постмодернистских художе­ственных концепций обусловлен историческим опытом, обретенным человечеством к концу XX в., когда выяви­лось, что ослабленная государственность не менее страш­на, чем тоталитаризм; сбрасывать культуру прошлого с корабля современности — губительно для общества.

Предварительные итоги поиска парадигмы. Итак, про­биваясь в исторически более высокую эпоху, человечество не находило концепцию, опираясь на которую можно было бы добиться всеобщего счастья. Повторюсь. Все истори­ческие смены парадигм бытия, как уже сказано, протека­ют по формуле афоризма Ежи Леца: ну хорошо, ты про­бьешь лбом стену, а что ты будешь делать в соседней ка­мере? С величайшими трудностями пробившись в новую эпоху, человечество продвигало историю вперед, но сразу оказывалось перед новыми непредвиденными трудностя­ми. Движение это не бесполезно и не бессмысленно, ибо благодаря ему происходит относительный исторический прогресс, хотя, к сожалению, с большими потерями и без обретения исторически неопровержимого результата.

Подчеркну, что анализ художественного развития че­ловечества, приведенный здесь, имеет ряд ограничений и даже недостатков: он по необходимости бегл и краток, он сосредоточен только на проблемах художественно-концеп­туального движения литературы. При всей кажущейся нерезультативности и всякий раз исторической кризис-ности художественно-концептуальной мысли мировой литературы, несомненны не только энергия поиска и заб­луждений, но и плодотворность исследования различных целей и путей развития человека и человечества. В куль­туре даже отрицательный результат может иметь высо­чайшую цену. Подчеркну еще раз, что эстетические и ак­сиологические стороны истории художественного разви­тия не обсуждаются сколько-нибудь подробно в этом раз­деле. Отмечу лишь главное: что эстетические достиже­ния особо ценны, потому что направлены на утверждение

23'

24—Эстетика

самоценности личности и укрепление ее активной социа­лизации в обществе. Именно в этом социально-истори­ческий смысл эстетического наслаждения — величайше­го счастья, доставляемого человеку истинным искусством

4.4. Кризис художественной культуры XX в. ~и|
его причины |

Проявления кризиса современной истории и культу­ры. Американский философ японского происхождения Фукуяма говорит о «конце истории», и это излишне сен­сационное и парадоксальное высказывание обретает ог­ромный общественный резонанс.

Международная политика стала или импровизацион­но-эмоциональной, или чаще всего прагматичной. Отсут­ствует концептуальная политика, определявшая жизнь общества в первой половине XX в., когда еще парадигмы бытия общества не претерпели кризиса.

Сегодня нет и даже на горизонте не видно масштаб­ных политиков-личностей, имеющих свою концепцию ис­торического движения. Между тем в первой половине и середине XX в. такие политики были. Можно весьма кри­тично оценивать их деятельность. Они были очень раз­ные; некоторые из них ужасны по своим действиям. Это и Ленин, и Троцкий, и Сталин, и Черчилль, и де Голль, и Гитлер, и Рузвельт, и Трумэн, и Мао, и Ганди, и Че Гевара... Они были кто угодно, но не были лишены далеко идущих стратегических целей и масштабности. И это так, хотя некоторые из них преследовали цели изначально античе­ловечные.

Отсутствие современной парадигмы, определяющей стратегические цели исторического развития. В после­дние два-три десятилетия вышло в свет много'талантли­вых и интересных произведений литературы, искусства, философии, но нет в мире ни одного произведения, кото­рое бы имело всемирно-историческое значение и достига­ло уровня классики. И нельзя ожидать такого уровня взле­тов культуры ни в искусстве, ни в философии, ни в поли­тике: до тех пор, пока какая-либо отрасль духовного про­изводства не предложит пути выхода из духовного кризи-

24-2

са человечества и хотя бы не наметит очертания новой парадигмы бытия человечества.

Отсутствие парадигмы привело к исчезновению из культуры масштабных и авторитетных личностей интел­лигентов и интеллектуалов, способных в острый и ответ­ственный момент поднять голос в защиту справедливости или во имя предотвращения очередной безответственной и авантюристической акции какого-либо политика, госу­дарства, сообщества, да так, чтобы этот голос услышал мир. Такими в XX в. были М. Горький, Р. Роллан, Б. Рассел, К. Ясперс, Ж. П. Сартр, А. Камю... В условиях кризиса человечества упал общественный спрос на духовных ли­деров и властителей дум. Эту роль ныне мог в известных пределах исполнить А. Солженицын — не потому, что он нашел новую парадигму бытия и устремлений человече­ства (к сожалению, это не удалось даже ему), а потому что он больше всех свершил духовных усилий, показывая кри­зис старых идеалов и целей современного человечества. Вероятно, XXI столетие откроет и сформулирует новую парадигму, столь важную для современного мира. Ниже попытаюсь наметить предварительные очертания этой новой парадигмы.

Без современной парадигмы не возникнут шедевры все­мирно-исторического значения. Последние десятилетия в искусстве не возникают шедевры всемирно-исторического значения. И пока что их не видно и на горизонте. Возника­ют талантливые, высокохудожественные произведения, но в мире не появляются произведения такой значимости, как «Илиада», «Божественнаякомедия», «Гамлет», «ДонКихот», «Война и мир», «Преступление и наказание», «Тихий Дон». Отсутствие шедевров такого всемирно-исторического мас­штаба объясняется общим кризисом (закат уже не только Европы) и в первую очередь тем, что кризис всех современ­ных парадигм бытия человека пока не сопровождается формированием новой парадигмы. Это относится ко всем сферам культуры. Этот кризис человечества связан, наде­юсь, с временным бессилием культуры, не вырабатываю­щей современную парадигму, которая сможет определить пути и цели движения мирового сообщества.

4.5. Россия строит «прекрасное прошлое челове­чества», в котором живут «цивилизованные народы»

Прежде чем сильно чего-то пожелать, следует осведомиться, очень ли счастлив нынешний обладатель желаемого.

Франсуа Ларошфуко

«Чумазый покажет всем нам, где раки зимуют». Мы отвергли утопическую программу строительства «прекрас­ного будущего» человечества — коммунизма и сегодня строим «прекрасное прошлое» человечества — капитализм.

Т. Мор в своей утопии выразил презрение к богатству, описывая ночные горшки из золота. У Свифта в «Путе­шествии Гулливера» люди, жаждущие наживы, изобража­ются настолько низменными и отвратительными, что срав­ниваются с содержанием ночных горшков.

Я уже упоминал общеизвестную истину, которую ныне стыдливо забывают ввиду ее неактуальности: в XIX в. Гоф­ман, Золя, Диккенс, Бальзак, Стендаль, Пушкин, Гоголь, Дос­тоевский показали пороки капитализма: алчность, преступ­ления ради обретения собственности, холодный эгоистичес­кий расчет, калечащий душу человека и внедряющий в меж­личностные отношения денежные интересы. На родине про­мышленной революции Англии, по словам Гейне, машины как люди и люди как машины. В этой «мастерской мира» человек раньше чем где бы то ни было почувствовал и преимущества буржуазного прогресса, и его недостатки.

Западный путь прогресса относительно мягок и осно­ван больше на тонкой манипуляции, чем на прямом на­силии. Капитализм по-российски определил Щедрин: «...идет чумазый Колупаев и Разуваев, и на вопрос, что есть истина, он отвечает твердо и неукоснительно — рас­пивочная и на вынос. И чумазый покажет всем нам, где раки зимуют».

Российское общество быстро постигло «чумазую» сущ­ность капитализма, и в России в первой четверти XX в. возникла острая революционная ситуация — попытка предотвратить царство чумазого. В. Арсланов говорит: «С 1917 г. по 1985 г. мы возводили плотины на его пути.

Плотина накопила энергию воды, и, когда она была про­рвана, накопленная энергия ударила по стране. Приход нынешнего «нового русского» — это приход чумазого, пострашнее того, которого знал Щедрин. Парадокс исто­рии: попытка воспрепятствовать приходу чумазого поро­дила через 70 лет чумазого в еще более страшном обли­чий, чем он был при Щедрине. Ужас этого прихода не только в том, что творится в экономической сфере. В кон­це XIX в. нравственная температура общества была тако­ва, что когда чумазый провозглашал нам «истина — рас­пивочная и на вынос», то сам Щедрин, его читатели, среди которых был М. Булгаков и подобная интеллигенция, этой формулы не принимали»¹. Сегодня многие приемлют... Приемлют даже некоторые интеллигенты (правда, ценой потери, потери таланта, интеллигентности и имени поря­дочного человека)².

Искусство XX в. и сознание трагизма человеческого существования. «Человек, рождаясь, плачет, и не случай­но». Искусство XX в. остро осознало трагизм человечес­кого существования. Особую роль обретает категория ка­тарсиса. Преодолевая чувство трагизма, искусство скло­няется к иронии.

В своем фильме «Сладкая жизнь» Ф. Феллини утвер­ждал: сладкая жизнь, полная бесконечных удовольствий и наслаждения благами современной цивилизации, лиша­ет бытие человека смысла, если за этим наслаждением не стоят труд и творчество. Такое пресыщение наслаждени­ями вызывает отторжение личности от общества... Беско­нечное наслаждение без труда антисоциально и разруши­тельно для личности.

Фильм Синдо «Голый остров» утверждал обратное — бесконечный труд без наслаждения благами цивилизации

См.: Газета «Советник президента каждый гражданин Рос­сии^. 2003. N° 6. Выступление в дискуссии В. Арсланова.

Знаю даже одного в прошлом не лишенного таланта крити­ка-шестидесятника, интеллигента-прогрессиста советской эпохи, который в новое время, выгодно (для себя) продавая коллектив­ную собственность писателей, стал весьма богатым человеком, утратив литературный талант, профессию и интеллигентность. Он вошел в сонм новых русских, но ценой потери. Печальные итоги жизни ему предстоит подводить. Богат и опозорен...

24-4

так же бесчеловечен и антисоциален. Он разрушителен для личности, выматывает силы и душу.

Могучая концептуальная пара — «Сладкая жизнь» и «Голый остров» — дала анализ состояния мира: люди, со­здающие ценности, противостоят людям, потребляющим эти ценности. Искусство констатировало с естественнонаучной точностью господство отчуждения, разрыв труда и наслаж­дения, творчества и потребления его результатов. Ясно и убедительно два фильма художественно раскрыли основное противоречие капитализма и показали процесс отчуждения.

Выскажу одну непопулярную сегодня мысль: крах коммунизма в нашей стране и ее окрестностях — это тра­гедия человечества, трагедия вселенского масштаба. Это утверждение вовсе не результат ностальгии по брежневс­кому застою или сталинскому тоталитаризму.

Еще на заре капитализма культура выразила сомне­ние в гуманности, в смысле социального и научно-техни­ческого прогресса и высказала ироническое отношение, а порой и зло осмеяла недобрую реальность, в которой гос­подствует корысть и утопические построения, попытавшись наметить пути выхода из общества, ориентированного на алчность.

Коммунизм давал человечеству надежду на выход из круга противоречий буржуазного общества. То, что ком­мунизм оказался утопией, да еще и осложненной тотали­таризмом, насилием над человеком и над самой природой вещей в обществе, и то, что лучшее воплощение этой уто­пии — СССР — рухнул, стало трагедией для человече­ства, ибо исчезла надежда на возможность преодоления исторической безысходности.

Конечно, все познается в сравнении, и капитализм, ры­нок, демократия много лучше, прагматичнее, а в некото­рых отношениях и человечней коммунизма. Однако то, что капитализм сравнительно лучше коммунизма, вовсе не значит, что бытие в буржуазном обществе светло и без­бедно. К тому же мы пока что строим всего лишь дикий, криминальный капитализм, в котором наслаждение бла­гами цивилизации особенно резко отторгнуто от труда, а труд горек и резко отторгнут от наслаждения. Формула такого капитализма: «воруй и наслаждайся, трудись и прозябай».

В нашей стране образовалась ситуация «повторения пройденного» с некоторой коррекций несовершенств со­циального бытия XIX и XX вв.

Мир в тупике. В предшествующие эпохи к моменту кри­зиса парадигмы одного художественного направления в куль­туре созревала и начинала функционировать новая парадиг­ма, которую вырабатывали или литература, или искусство, или философия, или политика. Сейчас этого не произошло.

Искусство XX в. было устремлено в будущее и все еще втайне надеялось на счастливую развязку многовековой трагедии человечества, идущей не одну тысячу лет без антрактов. Футуристическая ориентация была присуща первой половине XX в. Казалось, пристально вглядись в грядущее — и за горизонтом откроется замечательный мир. Не открылся...

Глобальной художественной концепцией мира и лич­ности в искусстве XX в. стала идея утраченных человече­ством иллюзий, обретения надежды и отыскания новых путей.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: