Критика как движущаяся риторика и эсте­тика

Первые теоретико-эстетические положения, обобщаю­щие опыт искусства, возникли в философии. Другими сло­вами, критика возникла благодаря встречному движению науки и искусства, философии и литературы.

Начиная с IV в. до н. э. зарождаются риторические школы, формировавшие нормы ораторского искусства. Демократия полиса требовала этого искусства, а порой и навыков демагогии, и риторика была ответом на эти со­циальные потребности.

Риторика находилась в сложных и изменчивых отно­шениях с философией и в то же время опиралась на пред­шествующий литературно-художественный опыт. Посте­пенно наметился процесс вычленения из риторики лите­ратурной критики в самостоятельном виде. Порождаю­щее значение риторики по отношению к литературной критике весьма существенно для понимания ее природы, Функций и метода. Возврат к опыту риторики или, вернее, включение ее мыслительного материала в арсенал мето­дологии современной литературной (и шире — всей ху­дожественной) критики опирается на историю возникно­вения этой сферы духовной деятельности.

Первоначальное соперничество между поэзией и фи­лософией во влиянии на формирование художественной Критики далее сменяется соперничеством эстетики и рито-

рики. Своим происхождением критика обязана эстетике и риторике (риторике, обращенной на анализ не устной, а письменной, «стилистически маркированной», художе­ственной речи). Критика родилась благодаря вовлечению эстетики и риторики в процедуру формирования оценоч­ных и интерпретационных суждений.

История происхождения критики выявляет ее внут­ренние связи с эстетикой (сферой теории), с риторикой (которая в этом процессе олицетворяет собой методоло­гию) и с собственно поэзией (которая нуждалась в худо­жественных критериях и поэтому рефлектировала, созда­вая принципы и процедуры самооценки).

Зная историю становления критики, можно понять ее современную структуру и поле ее духовных взаимодей­ствий: 1) с областями теоретического изучения литерату­ры и искусства (эстетика, теория литературы, искусствове­дение, поэтика); 2) с дисциплинами, причастными к мето­дологии интерпретации (риторика, герменевтика); 3) с дис­циплинами, помогающими анализировать текст (структу­рализм); 4) с дисциплинами, вырабатывающими принци­пы и процедуры оценки (аксиология); 5) с видами искус­ства (театр, музыка, кино), каждый из которых способен быть не только объектом, но и инструментом исследова­ния. Речь идет о новой тенденции развития критической мысли — использовании опыта различных искусств и сфер искусствознания. Так, Бахтин использовал категории му­зыковедения (полифония, многоголосье) при анализе по­этики Достоевского. Эйзенштейн применил понятия ки­нотеории (монтаж, план, кадр) для исследования поэзии Пушкина. Позже в трудах Мазеля термин «монтаж» стал инструментом анализа музыки Шостаковича. Использо­вание опыта различных видов искусства обогащает кри­тику новыми приемами, новой операционной техникой и категориальным аппаратом.

«Критика — движущаяся эстетика», — говорил Бе­линский. Конечно, метафора не претендует ни на научную точность, ни на однозначность прочтения и всегда уступа­ет научному определению, но имеет по отношению к нему и преимущества: эмоциональную убедительность, нагляд­ность и выразительность. Афоризм Белинского можно

трактовать следующим образом. Эстетика, обобщая худо­жественный опыт человечества, вырабатывает ряд теоре­тических постулатов, законов и категорий, которые разви­ваются и меняются в ходе истории. Суждения эстетики являются теоретическим фундаментом критического ана­лиза художественного текста. Когда критик отказывает­ся от эстетики, она догоняет его в виде самых наивных, ретроградных и компилятивных суждений об искусстве. Убегая от знания, можно прибежать только к невежеству. Суждения же невежды о художественных достижениях, при всей его интуиции, вкусе и умении выразить свое ху­дожественное впечатление, отнюдь не продвигают ни на­уку об искусстве, ни само искусство.

Критика есть движущаяся эстетика в том смысле, что критический анализ плодотворен только тогда, когда в его процессе приводится в движение аппарат эстетических категорий и исследование текста опирается на «снятый» художественный опыт человечества — на эстетику. В этом же смысле можно сказать, что критика есть и движущая­ся риторика.

Образная мысль взаимодействует с личным опытом реципиента. Смысл образа неоднозначен. Однако в его прочтении нет места произволу. Существуют границы прочтения и интерпретации. Образ дает фиксированную программу размышления над определенным кругом жиз­ненного материала. Из этого следует: критик должен ос­воить широчайшие слои жизненного и эстетического опы­та; нельзя требовать тождества оценок от критиков, но их суждения при всех расхождениях должны оставаться в русле программы, заданной художественным произведе­нием.

Объект исследования критики — произведение и ху­дожественный процесс в целом. Критика определяет цен­ностный статус каждого художественного произведения. Для ориентации критики в пространстве мировой худо­жественной культуры большое значение имеет опора на эстетику. Пушкин отмечает, что критика «основана на совершенном знании правил, коими руководствуется ху­дожник или писатель в своих произведениях, на глубо­ком изучении образцов и на деятельном наблюдении

современных замечательных явлений» (Пушкин. 1949. С. 159). Эти идеи Пушкина нашли свое продолжение и теоретическое завершение в упомянутой формуле Белин­ского.

Теоретик систематизирует знания, выводит массу на­копленных фактов из небольшого числа основных пред­посылок. Гипотеза, подтвержденная фактами, превраща­ется в знание более высокого порядка. Существует в на­уке и «задел знаний» — факты, еще не ассимилирован­ные теорией. Эти современные представления о структуре знания объясняют и взаимоотношение эстетики и крити­ки. Последняя создает для эстетики «задел знаний» и ста­вит перед нею вопросы, решение которых продвигает тео­рию вперед. Результаты первых наблюдений критики ги­потетичные и частные, но у серьезного критика все ориен­тировано на выявление закономерностей творчества, на обобщение. Тем более это касается литературоведения и искусствоведения, которые имеют дело с процессом отно­сительно стабильным, находящимся на известном исто­рическом расстоянии. Эстетика же призвана системати­зировать знания, накопленные критикой и литературове­дением (искусствоведением), проверять, отвергать или под­нимать гипотетические знания до уровня законов и кате­горий.

Теория не является инструментом критического ана­лиза. Между исследователем и предметом исследования стоят не только теоретические суждения о данной сфере жизни, но и вытекающая из них методология. Она-то и дает инструменты анализа. Иными словами, для крити­ческого прочтения произведения мало привести в движе­ние эстетику, ее понятийный и категориальный аппарат, надо еще вооружиться выработанными на основе познан­ных закономерностей искусства установками, принципа­ми, приемами, процедурами, которые в своей совокупности и составляют метод критического анализа; и нужно при­вести в движение риторику и герменевтику.

Критическая позиция надстраивается обычно над по­знавательной, эстетической или какой-либо другой пози­цией. В своих оценочных функциях критика базируется

на эстетических аспектах теории ценностей — аксиоло­гии. А поскольку речь идет об операциях интерпретаци­онных, то другой аспект критики связан с герменевти­кой.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: