Старинный балаган с зазывалами

Народные гулянья издавна были неотъемлемой частью российской жизни. Эти веселые празднества сопровождали непременные катания на тройках, качелях, кулачные бои, борьба и различные игры. В XVIII веке места народных гуляний в Москве, Петербурге и многих провинциальных городах стали украшать легкие временные театры — балаганы, в которых профессиональные и любительские артисты давали театральные и цирковые представления.

Роскошных балаганов-театров насчитывалось в те годы не так уж много. Мало было и таких, спектакли в которых являлись для зрителей «ослепительным калейдоскопом» художественных впечатлений, писал А.Блок. Здесь публика впервые получала представление о театре, эстраде, цирке. Остросюжетные, полные динамики пантомимы содержали в себе много смешного и интересного.

Такие балаганы привлекали народ своей демократической направленностью и свободомыслием, комедианты смело, а подчас и дерзко насмехались над духовенством, язвили бар, проезжались по адресу всякого начальства. Балаганная вседозволенность была тем магнитом, который притягивал публику.

В зависимости от состояния хозяина балагана одни выглядели богато, другие — поскромнее. Но в основном это были сооружения из досок, дыры между которыми заделывались обломками ящиков. Крыша делалась из теса, полотна или мешковины, позже из брезента. Внутри балагана строилась сцена, перед которой на кольцах вешался кумачовый занавес. За сценой располагались мужская и женская артистические уборные. Зрительный зал делился на первые места — обитые красным кумачом лавки, и вторые места — так называемый загон, где публика уже стояла.

Представления обычно начинались в 12 часов дня и продолжались до темноты. За день труппа балагана успевала дать от десяти до пятнадцати представлений, каждое от 20 до 40 минут.

Представления начинались еще на улице. Перед каждым действием, чтобы привлечь публику в балаган, артисты в ярких костюмах выходили на раус — специальный балкон над входом в балаган. На раусе играл оркестр, артисты показывали отдельные куски из своих номеров, приглашая досматривать их в зрительном зале.

Но главным на раусе был «дед», который зазывал публику в балаган. Он заводил разговор с толпой, на все лады расхваливал программу, сыпал шутками и прибаутками.

Дедами становились отставные, бойкие на язык солдаты, мастеровые, мещане, мелкие торговцы. Эти веселые, ловкие, сметливые, любящие посмеяться люди как никто чувствовали, что хочет и ждет толпа. Хорошие закликалы ценились высоко, ведь от их выдумки и остроумия зависел сбор балагана.

На раусе они представали в русском наряде: серый кафтан или полушубок, лапти и шапка. По праздникам деды обшивали свой наряд красной или желтой тесьмой, нашивали на плечи и на шапку цветные ленточки. Непременным атрибутом дедов были льняные бороды.

Дед-закликала выходил на раус и обращался к публике, толпившейся около балагана и глазевшей на пеструю афишу.

— Эй, сынок! — кричал дед невидимому публике «сынку», — давай первый звонок. Представление начинается.

Сюда! Сюда! Все приглашаются!

Стой прохожий! Остановись!

На наше чудо подивись.

Барышни-вертушки,

Бабы- болтушки,

Старушки стряпушки,

Солдаты служивые,

И дедушки ворчливые,

Горбатые и плешивые,

Косопузые и вшивые,

С задних рядов протолкайтесь,

К кассе направляйтесь.

За гривенник билет купите

И в балаган входите.

— А ну-ка, сынок, — с новым жаром начинал второй куплет закликала:

Давай второй звонок.

Купчики - голубчики,

Готовьте рубчики.

Билетом запаситесь,

Вдоволь наглядитесь.

Представление на ять —

Интереснее, чем голубей гонять.

Пять и десять — небольшой расход.

Подходи, народ.

Кто билет возьмет,

В рай попадет,

А кто не возьмет, —

К черту в ад пойдет,

Сковородку лизать,

Тещу в зад целовать.

В начале своей артистической карьеры выходили на ярус братья Дуровы, Иван Радунский, создатель знаменитого дуэта Бим-Бом», Виталий Лазаренко, Аким Никитин, коего принято называть отцом русского цирка.

Никитин брал не рифмованными «складешинами» и не кривлянием, как другие, а непринужденным обращением с толпой, меткими остротами на реплики весельчаков из публики.

Умел рассмешить удачной шуткой, поддеть острым словцом кого-нибудь из собравшихся, глумливо передразнивать барыньку, проходившую мимо, да так, что все разом повернут головы ей вслед и проводят зычным гоготом; умел кинуть сверху парням и тезкам соленую двусмыслицу или пройтись по адресу важничающего околоточного, фигура которого замаячит неподалеку — сверху, с рауса многое увидишь, а паяцу-насмешнику что ни сморозь, все сходит с рук.

Сродни деду был паяц. Они были очень близки друг другу, но все же это был не один и тот же персонаж. Паяц — это тот же Пьеро, только вышедший на раус. Он превратился в веселого парня, а от иностранца у него остался только белый костюм и напудренное лицо. Из-за этого народ сразу окрестил его «мельником».

Обычно на раусе, притворяясь глухим и глупым, паяц пререкался с хозяином балагана, учившим его, как зазывать публику, и перепутывал все его наказы. На этой путанице и строился сюжет. Например, хозяин балагана кричал в толпу: «Сейчас у нас будет плясанье, ломанье и лошади ученые». Паяц ему вторил: «Сейчас у нас будут Таланья, Маланья и ложки ученые».

Еще один балаганный зазыв. Паяц сидит и поет.

Хозяин балагана: Товарищ! Ты чего здесь распелся? Ты должен приглашать публику.

Паяц: Так давно бы сказал, а ведь я не знал.

Хозяин: Ну начинай.

Паяц: Чего?

Хозяин: Приглашать.

Паяц: А как надо приглашать?

Хозяин: Уважаемая публика, пожалуйте к нам в театр.

Паяц: Чего вы стоите, идите в театр.

Хозяин: Да не так. Ты должен сказать: «Пожалуйте в нутро».

Паяц: Пожалуйте в ведро.

Хозяин: Да не так. Ты должен сказать: «Пожалуйте к нам в дверь».

Паяц: Пожалуйста, уезжайте все в Тверь, здесь вам делать нечего.

Хозяин: Да не так. Ты должен сказать: «Почтеннейшая публика, идите к нам в театр вниз».

Паяц: Сам ты нагнись, а мы не станем, у нас спина болит.

Хозяин: Ты скажи, что у нас в балагане ставят разные водевили.

Паяц: Ой, не ходите, у нас сегодня четырех удавили и до тебя, Ванюха, доберутся.

Хозяин: Ты скажи, что у нас играют три компании.

Паяц: У нас играют три канальи, а вот (показывает на хозяина) бестия стоит.

Хозяин: Да не так. Ты скажи, что у нас делают разные воздушные прыжки.

Паяц: У нас делают с навозом пирожки. Пятачок пара.

Хозяин: Да не так. Ты скажи, что у нас сегодня ставятся разные комедии.

Паяц: Ой, товарищи, не ходите, а то у нас швыряются каменьями, того и гляди кому-нибудь в голову попадут.

Хозяин: Да не так. Ты должен сказать: «Почтеннейшая публика! У кого деньги есть, все к нам, а у кого нет, все по домам».

Паяц: У кого деньги есть, все по домам. А вы, ребятишки, денег не платите, а сзади подойдите, доски оторвите и задаром смотрите. И я за вами.

«Артисты благосклонно исполняли должность артистов, и капельдинеров, и полицейских. На все руки мастера. Лучше всего оркестр, который заседает направо на лавочке. Музыкантов четыре. Один пилит на скрипке, другой – на гармонии, третий – на виолончели, четвертый – на бубнах. Играют все больше «Стрелочку», играют машинально, фальшивят, на чем свет стоит».

(рассказ «Ярмарка», Чехов А.П.)

«Карусельные деды»

Так называемый «карусельный дед» — это тот же самый зазывала, но выступал он не перед балаганом, а на специальной площадке — карусели. Надо заметить, что карусели и качели были едва ли не единственными аттракционами на ярмарках прошлых столетий. Но их было великое множество и от того, как работал зазывала, зависели сборы в кассе. За хорошего «карусельного деда» шли битвы между хозяевами аттракционов.

Самыми лучшими зазывалами считались люди находчивые и с «луженой глоткой». Ведь нужно было перекричать праздничный людской гомон, звуки гармошки, на которой наяривал подвыпивший мастеровой, крик конкурента из соседнего балагана. А находчивость нужна была для того, чтобы остроумно ответить на реплику зеваки, отбить словесное «нападение» хорохористого удальца, распустившего перья перед своей барышней. Словесные перепалки в первую очередь привлекали зрителей и уже потом «карусельный дед» использовал свое испытанное оружие — заранее подготовленные «зазывы» на разные темы.

Деды довольно часто использовали разный реквизит: пор портреты «жены», старые часы, растрепанную книгу, самовар с отбившимся краником, пустую бутылку-штоф. И все это огромных преувеличенный реквизит использовали и буффонадные клоуны, как впрочем, и различные разговорные репризы (на манер «дедовых»). Чтобы как-то разнообразить свое выступление, в основном достроенное на речи, «карусельные деды» интуитивно выработали манеру поведения — они стали суетиться. Дед никогда не стоял спокойно, он метался по балкону, то садился, то вставал, то свешивался через перила, свистел, картинно хватался за голову, бил шапкой оземь. Давно подмечено, что движущийся объект намного заметнее, чем стоящий неподвижно. Именно поэтому деды и стали метаться. Они прекрасно владели мимикой, умели сложить лицо в гримасу («корчить рожи»), вставать в самую выигрышную позу.

Позже, к концу XIX века, «карусельные деды» стали усложнять свои выступления. Они выводят на раус партнеров и разыгрывают с ними сценки. Партнерами могли быть и ряженые, и настоящие животные: петух, медведь, коза. «Дед ерзал по парапету... а рядом с ним плясали красавицы в конфедератках и жуткая коза с длинной шеей», — писалось в газете «Северная пчела».

Дедов-зазывал было великое множество. Некоторые из них 1влялись настоящими талантами, другие — просто ремесленниками. История донесла до нас имена некоторых выдающихся «дедов».

Ф.И.Шаляпин вспоминал: «Мне было 8 лет, когда на святках или на Пасхе я впервые увидел в балагане паяца Яшку. Яков Мамонов был в то время знаменит по всей Волге как «паяц» и масленичный дед». Плотный пожилой человек с насмешливо-сердитыми глазами на грубом лице, с черными усами, густыми, точно они отлиты из чугуна, — Яшка в совершенстве обладал тем тяжелым, топорным остроумием, которое и по сей день питает улицу и площадь. Его крепкие шутки, смелые насмешки над публикой, его громовой, сорванный и хриплый голос — весь он вызывал у меня впечатление обаятельное и подавляющее. Этот человек являлся в моих глазах бесстрашным владыкой и укротителем людей, — я был уверен, что все люди, и даже прокурор, боятся его».

Воспоминания великого артиста прекрасно обрисовывают не только внешний вид, но и характер одного из выдающихся зазывал прошлого века.

Другой, не менее популярный «дед» был хорошо известен петербургской публике, он выступал на ярусе карусели, стоящей на Адмиралтейской площади. «Старик Брусенцов, неистощимый шутник, прирожденный оратор, точно чувствующий темп и ритм речи и умевший внушить публике свою уверенность в успехе. Долгие годы подвизался на этом поприще дядя Серый, добродушный балагур, однако же любитель всяких двусмысленных непристойностей... В Москве на Девичьем поле славился дед Александр Бутягин, из бывших оперных певцов, находчиво остривший на злобу дня», — писал в своей главе знаменитый русский дрессировщик Валентин Филатов.

Каждый «дед» имел в загашнике заранее нарисованный портрет— карикатуру некрасивой бабы. Он показывал рисунок зрителями не менее карикатурно описывал его: «Жена моя солидна, за три версты видно. Стройная, высокая, с неделю ростом и два дня загнувши. Уже признаться сказать, как бывало, в красный сарафан нарядится да на Невский проспект покажется—даже извозчики ругаются, очень лошади пугаются. Как поклонится, так три фунта отломится».

Использовали «карусельные деды» и еще один прием, который сейчас часто используется в цирке, — «подсадку». Тогда«подсадку»— человека из толпы называли «понукалой» или «рыжая борода», а то и просто «рыжий». Происходило это так. Видя, что народ вяло реагирует на его «зазывы», не идет на карусель, дед запускал в толпу «понукалу». Тот вступал с ним в разговор. Обычно все вопросы и ответы были заранее отрепетированы, но всегда присутствовала и импровизация, особенно если в беседу встревал кто-то из зрителей. Если же «понукалы» не было, то дед обращался к кому-то в толпе! «Эй, рыжий!» — и начинал общаться с ним. Даже если выбранный зритель не отвечал, успех шуток деда уже было беспечен — зрители начинали смеяться над выбранной им «жертвой». И этот прием используется в цирке. Клоун обращается к какому-нибудь зрителю, мгновенно переводя его в разряд партнера, и потом, походу представления, постоянно общается только с ним. И реплика клоуна: «Вон тот мальчик... лысый, с рыжей бородой!» — также пришла на манеж с рауса карусели.

Большие артисты из числа «дедов-зазывал» свое лицедейство превратили в настоящее искусство. Недаром искусствоведы высоко оценивают вклад ярмарочных, карусельных, качельных, балаганных дедов в развитии народного искусства.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: