НИКОЛАЙ ЕРМАКОВ-СТАРШИЙ

Судьба человека — это всегда тайна, загадка. Особенно она замечательна у людей от рождения одаренных. Как правило, начало их жизненного пути почти всегда буднично, ординарно и, уж конечно, не обещает блистательной карьеры. Зато в одном будущие корифеи сцены, экрана, манежа несомненно схожи — их роднят фантастическое трудолюбие, настойчивость в достижении цели.

Не была исключением и судьба известного клоуна — дрессировщика, основателя известной цирковой династии Николая Ермакова.

Будущий знаменитый артист родился в деревне. Отец его слыл лошадиным чудотворцем. Он умел укротить любую норовистую, или, как говорят на профессиональном языке, «строгую», лошадь. Вели к нему лошадей на укрощение из ближних и дальних мест. На конюшне постоянно стояло по нескольку голов «строгих» лошадей. При этих-то лошадях и росли три брата Ермаковы, из которых Николай был младшим.

После трагической гибели старшего брата отец привозит Сергея и Николая в Москву на заработки. Вот так и заколесил по улицам Москвы пятнадцатилетний возница.

Извоз был Николаю не по нутру. Хотелось ему научиться выезжать и дрессировать лошадей. Его привлекал профессиональный манеж, а больше всего манеж цирковой, куда он заглядывал частенько, благо дядя его еще со времен Саламонского служил там берейтором. Дядя уговаривал его поступить конюхом в цирк, отец был решительно против, но в конце концов уступил.

Обязанности циркового конюха довольно разнообразны. Четыре лошади. Их надо вычистить до лоска, по тридцать две скребницы выбить из каждой лошади. А лошадь на лошадь не похожа, иная попадется — примешь с ней горя! Потом надо напоить, накормить. Да все это по часам и по мерке. Потом репетиция часа на три. Репетиция — это главное событие дня. Тут приходилось подавать на манеж и убирать лошадей, помогать берейтору держать то лонжу, то корду, водить разгоряченных лошадей по манежу и коридорам, пока не остынут и можно будет поставить их в станок. Но главной обязанностью во время репетиции было садиться верхом на непонятливых лошадей в «свободе» и направлять их. Легкий вес Николая Ермакова позволял посадить его на любую лошадь.

А вечером, во время представления, надо стоять в униформе. «Стоять» — так только называется. Не стоять, а работать надо. И больше всего во время конных номеров. Загрести манеж, подать лошадей из конюшни, стоять в боковом проходе, незаметно направляя движение лошадей в «свободе», водить лошадь по первой писте (то есть по кругу вдоль барьера) во время люфт-паузы, чтобы дать передохнуть наезднику и лошади. На такие луфт-паузы чаще других конюхов посылали Николая Ермакова. Он обладал приятной внешностью, стройной фигурой, и униформа — мундир, рейтузы и сапожки с отворотами — сидела на нем ладно.

Николай стоит в униформе допоздна, а еще нужно прибраться на конюшне, задать корм лошадям на ночь. Домой вернется глубокой ночью, а утром опять в цирк.

Жизнь и работа были напряженными, хотя и интересными для будущего берейтора и дрессировщика. Через Московский цирк за те годы (конец двадцатых и начало тридцатых) прошел ряд первоклассных конюшен как отечественных, так и иностранных: Вильямса Труцци, Ефимова, Медрано, Барума, Предо. Каждая из них имела свои черты, свой репертуар, свои приемы дрессировки. Это было поучительно для молодого берейтора, каким в ту пору становился Ермаков. В некоторых конюшнях были не только лошади и пони; были и борзые, и зебу, и яки, и ламы. Особым разнообразием поголовья отличались конюшня и зверинец Медрано. При его конюшне был даже слон.

Годы работы в Московском цирке предрешили судьбу Николая Ермакова. Он стал дрессировщиком лошадей и других животных, но полученные на работе увечья затрудняли переход на артистическую работу.

Перед Николаем встал вопрос: как быть? В это время в качестве опытного дрессировщика он стал получать отдельные поручения от Центрального управления цирков: то помочь в выездке лошадей под высшую школу, то наладить работу групповых жокеев.

Временные работы никак не решали дальнейшей артистической судьбы Николая. Он хотел подготовить собачий номерок для эстрады. Подготовил собачку-математика, собачку-сальтоморталиста, собачий танец. Конечно, репертуар не блистал оригинальностью, но номерок получился приличный. С ним он прошел на конкурсе в тогдашнем «Артист-бюро» и попал в бригаду по обслуживанию частей Советской Армии на Дальнем Востоке.

Звонок. Ученики, шумя и толкаясь, гурьбой вбегают в класс. Суматоха. Но классная наставница быстро наводит порядок и добивается относительной тишины. Она проверяет, все ли подготовлено к уроку? На месте ли дежурный? Да, на месте. Сидит на первой парте. Стерто ли с доски? Стерто. Принесен ли глобус? Все ли ученики на месте? Все, за исключением одного — Бабая. Его место на последней парте пустует. Он вечно опаздывает.

Входит учитель. Это наш старый знакомый Николай Андреевич Ермаков. Кто бы узнал в этом солидном, уже немолодом учителе прежнего мальчугана-извозчика, потом циркового конюха, берейтора и дрессировщика, всадника, борца с медведем в ансамбле у цыган? Правда, на учителе клоунский костюм. Его круглая клоунская шапочка кажется головным убором астролога. И как добродушно-серьезно выражение его лица, какая сосредоточенность! То строго, то ласково смотрят через очки глаза. Его класс — это цирковой манеж, на котором установлена миниатюрная доска и по обе ее стороны два ряда таких же миниатюрных парт. А его ученики, впрочем...

Учитель пишет на доске: 10 — 4 =...

— Мальчик, отвечай!

— Гав-гав-гав! Гав-гав-гав! — яростно лает Мальчик — некоторое подобие фокстерьера. Он во все глаза глядит на учителя, боясь ошибиться.

— Правильно! — Мальчик незаметно получает прикорм и садится на место.

Однако, как видит зритель, не все ученики знают четыре правила арифметики. Шарик, вызванный к доске, упорно молчит и не может ответить на вопрос, сколько будет 6 — 4. Учитель ласково, с укоризной отправляет Шарика на место. Сев на место, Шарик слушает, что шепчет ему Мурзик с соседней парты. «Рассерженный» учитель ставит Мурзика в угол.

— Нельзя подсказывать!

А с Бабаем сущее наказание: на урок он опаздывает, причесаться забывает, вызовут его к доске — прячется под парту. Типичный кандидат во второгодники. Подсказывая, он делает ошибку. Но большинство учеников трудолюбиво. Самый трудолюбивый — дежурный по классу. Он усердно стирает с доски мел. Пожалуй, даже слишком усердно, и порывается это делать. когда не требуется.

Одни исполнители сменяют других, как ученики в настоящей школе. Школа растет и процветает, только с другими участниками.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: