Путь Трикасамарасья Каулы

Итак, адепты Трикасамарасья Каулы своим видом и образом жизни олицетворяют своего дэвату, природой которого являет­ся Трикасамарасья, Абсолютное. Своими воззрениями и поведе­нием они бросают вызов предрассудкам и рушат барьеры на пути к пониманию как в себе, так и в окружающих. В этом они неодиноки. Другие тантрические и нетантрические деномина­ции тоже используют этот принцип, например, пашупаты, наги, капалики, агхории и некоторые другие. Наги не стригутся и не одеваются, так и ходят голыми по всей Индии. Агхории едят любое мясо, включая человеческое, кроме конины, практикуют медитацию в местах кремации, используя для своих ритуалов трупы и различные «нечистые субстанции». Вот что пишется об асоциальных йогинах в трактате «Посох Путника»: «Секты ша-вавадинов придерживаются медитации на трупах и вещах, под­верженных гниению и тлению. Они отрицают Веды, презирают касты, высмеивают конвенции и ортодоксов-брахманов. Едят мясо всех сортов, вареное и сырое, предпочитая гниющее, неко­торые — человечину, особенно мозг, легкие, печень. До недавне­го времени они выкапывали свежепогребенные трупы и ели их внутренности. Пьют же не только фруктовые соки и вино, но кровь и мочу. Как наивысшую жертву — «махапрасада» едят и кал. Любят жить на кладбищах и на местах сожжения трупов, где для себя сооружают храмики. С удовольствием ложатся ря­дом с трупом, а если это женщина, совершают с ней половой акт, уверенные, что это увеличит их жизненные силы. Остаются возле мертвеца, пока он не начнет разлагаться, иногда ложатся на очаг, где минуту назад лежал труп, чтобы представить себе собственную смерть и прочувствовать ее. Ныне они представле­ны очень редко.

Приверженцы секты сепалов поедают шакалов, скорпионов и змей. Гордятся своей нечувствительностью к их яду. К сепа-лам относится большинство индийских укротителей змей.

Самой дурной славой пользуются капалики (от капала — че­реп, которым они пользуются для еды и питья). Они ходят обнаженными, посыпая тело пеплом сожженных трупов. Носят длинные волосы и шапочку, в руке трезубец или меч. Не моют­ся, чтобы не смыть ауру. Пьют алкоголь и разные смеси теле­сных выделений и отбросов, иногда кровь, которая течет из их тел при обрядовом самоистязании».

Не удивительно, что такие мистики вызывают страх и от­вращение у ортодоксов и обывателей. Саньясинам из вышеопи­санных направлений подают милостыню не столько из уваже­ния к их подвижнической жизни, сколь из страха и боязни по­лучить страшное проклятие. Часто из-за невежества толпы «ле-воручных» йогинов путают с последователями таких демони­ческих культов, как Таги, «душители», приносившие в жертву Богине задушенных специальными поясами-румалами людей; с пиндарами, чья практика включала в себя разбой; с агрессивны­ми садджиками. Однако умный человек обязан различать все эти направления. Не все, что вызывает с первого взгляда страх, связано со злом и насилием. В «Посохе Путника» пишется: «С одной стороны, важно усвоить, что все эти секты и школы, вклю­чая и «мрачные», «изуверские», являются пусть более или ме­нее дальними, но отростками того же самого дерева — Учения и в основе своей содержат ту или иную его идею, более или менее развитую, сохраненную или искаженную, присутствующую лишь в виде отдаленного намека на исходный смысл, но все же при­сутствующую. Согласитесь, что жить и питаться, например, по образцу шававадинов может либо безумец, человек с патологи­ческими извращенными наклонностями, либо тот, кто вопреки презрению и злобе окружающих, вопреки конвенциям, обще­принятым взглядам и мнениям, преодолевая собственное отвра­щение, самого себя, заставляет себя делать все это и есть все это во имя некоей высшей цели. Иначе говоря, «в этом безумии есть логика», и состоит она в борьбе с косностью мира форм, и в первую очередь с косностью собственной, такими вот круты­ми, неудобоприемлемыми, самооскверняющими мерами. (В этом-то и дело! Разумеется, есть много иных способов подоб­ной борьбы, не требующих такого самоотречения и самоуниже­ния, вполне благоприличных, вызывающих почтение и восхи­щение окружающих... но где гарантия, что тогда ведущим мо­тивом не станет тщеславие, жажда вознаграждения, жажда по­клонения, привязанность к плодам своих действий? А ведь это одна из главных уз, от которых необходимо избавляться, но об этом разговор впереди...)». И далее: «Попутно, чтобы ни у кого не возникло искушения (как это свойственно «европоцентрис­там») на основании описания обычаев этих мрачных сект гово­рить о «восточном» варварстве и дикости, прошу вспомнить, во что различными сектами средневековья и современной «циви­лизованной» Европы была превращена проповедь Путника Иисуса Христа, и что творилось и творится во имя его. Думаю, сравнения окажутся не в пользу европейцев».

Я бы дополнил то, что говорилось в «Посохе Путника», сле­дующими разъяснениями. Конечно, победа над двойственным сансарическим восприятием очень важна. Легко на словах го­ворить о том, что все есть Бог, что золото и камень, цветы и испражнения есть одно. А вот прочувствовать это на собствен­ном опыте, преодолеть двойственные психологические установки и рефлексы — это может далеко не каждый, болтающий о боже­ственном Единстве. На первом этапе медитации на отврати­тельные вещи и боль есть метод, а на продвинутом уровне — есть демонстрация практической реализации единства, прояв­ление этого единства. Понятно, что обыватели и святоши не могут принять такой путь. Их голова забита всяческой ерундой о ритуальной чистоте и нечистоте, о святости господствующей морали и эстетики. Такие люди не в силах пойти во имя Бога, во имя достижения божественности на серьезные жертвы, пре­одолевая страх, страдание и отвращение. Собственную ограни­ченность они воспринимают за нечто духовное и готовы под­вергнуть остракизму и преследованиям все то, чего боятся и чего не в силах понять.

В «Посохе Путника» излагается интересная идея. Иной че­ловек решает отречься от сансарных интересов и идет в йоги, саньясины, монахи. Он живет в бедности, безбрачии и ритуаль­ной чистоте, желая избавиться от страстей и гордыни. Пожив так некоторое время, он приобретает репутацию святого, бо­жьего человека, ученого пандита, мудрого гуру. Приходит ав­торитет, вокруг начинают группироваться последователи, при­носящие дары. Существует опасность, что эго подобного чело­века раздуется. Уверенный в собственной святости, мудрости и близости с Богом, мистик может преисполниться дуалистичес­кими важностью, гордыней, высокомерием, самопопуститель­ством, что уведет его с правильного пути и отдалит время вы-^хода из сансары. Вместо святой жизни подобный йогин может обрести еще более сильные и гротескные кармические препят­ствия. Тот же, кто идет по экстремальному пути, ходит в диком виде, ест мертвечину и прочие гадости, спит на кладбищах ц поклоняется то ли божествам, то ли монстрам, вызывает у боль­шинства людей не преклонение и восхищение, а ужас, страх и отвращение. От него отвернется общество, ортодоксальные ре­лигиозные авторитеты подвергнут его остракизму. Почитате­лей и учеников, несущих подношения, у подобного йогина бу­дет весьма немного. Все это будет в достаточной мере препят­ствовать достижению мирских целей под прикрытием духовно­го пути. Возникает вопрос — а можно ли быстро достичь само­реализации, не прибегая к такому нелегкому пути, как те тро­пы, что были описаны выше? Конечно, можно. Как сказал один мой друг-йогин, «безусловно, все суть проявление божествен­ной природы, в том числе и дерьмо. Но это не значит, что дос­тижение нирваны невозможно без поедания испражнений». (Это не помешало ему, впрочем, употребить испражнения в пищу в качестве «махапрасада» во время мистического ритуала). У меня же лично и до сих пор не возникло потребности использовать для медитации подобную пищу. Все определяется потребнос­тью с целью преуспеть в садхане.

Мой друг, упомянутый выше, и я на протяжении многих лет вели разговоры о нужности или ненужности использования для практики тех или иных экстремальных средств. На словах я ратовал за использование экстрима гораздо больше, чем он. Однажды сей весьма уважаемый практик позвонил мне и ска­зал, что только что преодолел отвращение к «махапрасаду» и съел его кусочек во время особой медитации. «Теперь твоя очередь показать, что ты преодолел двойственность и отвраще­ние, — сказал он злорадно. — Я знаю, что ты не гомосексуалист и не очень-то жалуешь мир гомосеков. Продемонстрируй свой высокий уровень осознания — вступи с кем-нибудь в гомосек­суальный акт!»

Я вовсе не испытывал необходимости в такой практике пре­одоления неприязни и психологических барьеров на тот момент. Учителя мне тоже не предписывали это, и потому я хитро отве­тил: «Что же, я согласен. Для подобной практики надо иметь партнера серьезного тантрического уровня. И я не знаю лучше­го напарника для этой медитации, чем ты. Не согласишься ли ты посодействовать мне, приняв на себя пассивную роль?». Данная идея так не понравилась моему другу, что он прекратил ехидничать и перевел разговор на другую тему. В свое время, об этом сказал, по-моему, Рамакришна: «Вода из родника, из лужи и из грязной сточной канавы — все это вода, но это не значит, что мы должны пить грязную воду. Бог находится во всем — и в святом человеке, и в тигре, и в подлецах. Но это не значит, что мы должны совать свою голову тигру в пасть или водить дружбу с негодяями». Бог есть во всем — и в золоте, и в дерьме, и в красивых женщинах, и в гниющих трупах. Однако из этого не следует, что мы обязаны есть дерьмо и вступать в половой контакт с мертвецом. А некрофилу или копрофагу ни один учитель скорее всего не станет предписывать подобные практики. Им-то что преодолевать, они, наоборот, испытывают влечение к дерьму или трупам, так что контакт с этими непри­ятными для большинства людей предметами не будет никаким духовным подвигом. Для многих подобные «агхорические» прак­тики не нужны, а для некоторых даже очень вредны и опасны. Иным все это хорошо помогло бы, но они не в силах преодолеть слабость и вступить на эту тропу.

Бессмысленно вести такой образ жизни и практиковать все эти особые техники, если ты не знаешь, как все это надо делать правильно, как при выполнении физического действия работать с сознанием и энергией. Лишь незначительное меньшинство иогинов хотят и могут стать на путь леворучнои экстремальной садханы, и еще меньшее количество готовы открыто деклариро­вать свое учение и не скрывать свой стиль жизненной практики от посторонних.

Как ко всем этим медитациям относятся адепты Трикасама-расья Каулы? Учение говорит, что каула-тантрик использует в своей практике все, что в силах употребить для скорейшего до­стижения Самарасьи. Он не может и не желает ждать тоталь­ной встречи с Богом сотни реинкарнаций. Идеал каулы — дос­тичь божественности здесь, при жизни. Само собой, ради тако­го достижения йогин идет на различные меры, могущие пока­заться профану ужасными. Однако в Кауле не существует обя­зательного требования использовать экстремальные средства. Такие техники существуют, но использует их тот, кто видит в этом необходимость. Иному можно пройти весь путь и достичь божественности, ни разу не отведав гниющей плоти и не совер­шая некоторых иных аналогичных медитаций.

Далее, не существует обязательных требований к внешнему виду. Некоторые ветви капаликов обязаны ходить с черепом, насаженным на посох, садху-пашупату трудно представить глад­ко побритым и коротко подстриженным. Каула же нашей ветви не имеет обетов, определяющих внешний облик. Существуют определенные предписания относительно внешнего вида. Так, мужчинам рекомендуется не посягать на свою бороду — зачем скрывать свой возраст или пол, если естественный уклад боже­ственной природы наделил тебя бородой? Из соображения сле­дования естественности, многие практики не стригут волос — это помогает ощутить себя слитным с природой, с наследием предков, с иштадэвой. Допускается использование татуировок в виде священных символов. Они поддерживают практика про­явлением божественного присутствия и напоминают о пути и цели. Так, например, я имею несколько татуировок. Одна из них расположена на руке, чуть выше того места, где люди обычно носят часы, и представляет собой трезубец, переви­тый змеей, — единство Шивы и Шакти. Каждый раз, когда я интересуюсь, который час, этот символ напоминает мне о том, кто я, каков мой путь, в чем смысл моей жизни. Данный сим­вол призывает меня не терять времени зря и не тратить его на всякую ерунду. Иногда садхана проходит особенно успешно, если практик использует в ней ритуальную одежду — черные рубаху, шаровары, шаль-накидку и тюрбан. У женщин черный тюрбан заменяет черная или красная шаль. Так же принято об­лачаться в это одеяние во время важных мистических собраний. Если это позволяют условия, практики-авадхуты могут ходить обнаженными или полуобнаженными, посыпав тело пеплом, со­бранным в местах кремации. Однако в наше время ходить в таком виде возможно разве что в Индии и Непале.

Надо отметить, что в наше время среди адептов нашего пути стала проявляться интересная тенденция. Одежда старинного восточного покроя в основном теперь применяется при совер­шении коллективных медитаций, при различных инициацион-ных обрядах и при праздновании духовных торжеств, таких как Шиваратри, дни солнцестояния и равноденствия. Однако это не значит, что садхаки-бхайравайты не желают более мани­фестировать вовне на уровне формы сознание, энергию и тра­дицию божеств. Роль старинной восточной одежды в повсед­невной жизни стала играть современная одежда особых стилей, таких как NЕОТКIВАL, СОТН1С и др. Этим стилям присущи черный цвет, красные и белые узоры в виде племенных перво­бытных орнаментов и татуировок, узоры в виде змеящихся язы­ков пламени, «агхорическая» символика в виде черепов, драко­нов и различных хтонических существ.

Ничто не обязывает каулу отращивать волосы, татуировать символы, повсюду ходить в ритуальной восточной одежде или использовать современный западный ее эквивалент. Все зависит от рекомендации учителя, личных склонностей и потребнос­тей и, наконец, от окружающих условий. Тем не менее, многие предпочитают в основном следовать традиционному облику, ибо это помогает практике. Таков же принцип, определяющий по­ведение адепта в обществе. Говорится, что мистик не должен маскироваться под обычного человека в степени большей, чем это необходимо для относительно безопасной жизни. Если кого-либо раздражает наш облик, наши воззрения и наше поведе­ние и это раздражение не грозит нам существенными пробле­мами — мы не беспокоимся. Ведь мы проявляем вовне свя­щенную истину, свой священный принцип, и многим это мо­жет помочь в их духовной жизни. Некоторые считают, что «вызывающее» поведение является насилием над окружающи­ми и потому бездуховно. Однако мы стоим на том, что каждый имеет право быть собой, лишь бы это не причиняло вреда жизни живых существ. Обычно мы не столь эпатируем простых мирс­ких людей, сколь тех, кто претендует на духовность, однако этой духовности, мягко скажем, соответствует не вполне. Быва­ло так, что после очередной моей лекции или семинара меня окружали восзторженные почитатели и «заливали» мои уши на­пыщенными, слащавыми бреднями о «духовности и силах све­та». Иногда меня приглашали в гости в различные «духовные» кружки, где все пили чай со сладостями и, болтая подобные глупости, любовались своей «чистотой» и «благородством по­мыслов». Любимым моим развлечением было отреагировать на предложение «рассказать о духовности Индии» рассказом о клад­бищенских практиках и «изуверских обрядах». А на предложе­ние сыграть на гитаре и «спеть духовную песню» — спеть что-нибудь о Колыме и блатной жизни. Приятно было смотреть на лица опешивших святош, совершенно не знающих, как на все это реагировать. На предложения нью-эйджевцев рассказать о тантрическом сексе я обычно откликаюсь рассказом о том, что практика такого секса невозможна без практики ритуальных самоистязаний, что сильно отрезвляет любителей раскрасить свою похоть в цвета восточной духовности.

Практик нашей школы может придти в места духовных со­браний и своим поведением создать ситуацию, когда сразу ста­новится ясно, насколько человек соответствует тому учению, которое проповедует другим. За это многие ханжи и трусы бо­ятся нас как огня и даже ненавидят. Это говорит о том, что мы на верном пути. Ведь мы готовы и сами подвергнуться таким Испытаниям, какие устраиваем другим.

По поводу нашего отношения к ведам и индийской ортодок­сии. Мы уважаем веды, не отвергая их авторитета. Однако ос­новными нашими писаниями являются другие писания, среди которых можно упомянуть Самарасья тантру, Виджнянабхай-рава тантру, Шива Сутры и многие другие тексты. Мы не счи­таем ортодоксальные дхарма-шастры священными текстами, не признаем святость кастовой системы, главенство мужчины над женщиной и отрицаем божественность целого ряда обычаев, свойственных ортодоксальному индуистскому «мэйнстриму». Наша школа имеет развитую философию и метафизику, а так­же язык образов и символов. Если философия и метафизика Трики еще как-то известны определенной публике, то образная символика пути Кауласиддхешвары и Кауласидхешвари до сих пор была покрыта вуалью тайны. Образ Иштадэвы определяет символы тантрического направления и его образный язык. Наши божества естественны, архаичны, архаичными являются и мно­гие наши символы. Покровители пути Трикасамарасья Каулы имеют одновременно сексуальный и гневный вид. Это тоже от­ражается на языке передачи учения и на стиле жизни. Об од­ной и той же вещи можно сказать разными словами, в зависи­мости от того, кому объясняется учение. Например, для тех, кто движется к Богу постепенным, медленным путем, учение объясняется мягким, благочестивым языком, например: «Путь к высотам божественности в чистом свете любви. Подобно тому, как чистая вода растворяет в себе кристаллы сахара, эта лю­бовь растворяет различия между садхакой и Небом. Путь к тому, выше которого ничего нет, — в свете божественной мудрости, дарующей тебе осознание Бога. Эта мудрость подобна волшеб­ному лекарству, амброзии. Она исцеляет нас от сансарических болезней, от коих страдают несчастные живые существа. По­стигнув общее в земле и небе, брахмане и шудре, прахе и драго­ценном камне, ты найдешь себя в них, а их в себе. И не будет их, а будет только Бог.

Путь к обретению запредельной мудрости лежит через бла­гословение дикши, дарованное твоим гуру и исцеляющее от сан-сарического существования.

Путы кармических омрачении спеленали и царя, и нищего. Но святой отшельник, что обрел амриту шактипата через дик-шу владыки, оседлает колесницу тантры, запряженную пятью быстрыми конями органов чувств. Подобно оживляющему дож­дю, лекарством интенсивной садханы пронесется он по вселен­ной в окружении верной свиты своих добрых дел и йогических качеств».

В то же самое время мистику, способному к быстрому, ин­тенсивному пути, учение объясняется по-другому. Тому из адеп­тов учения, чьим главным омрачением будет невежество, уче­ние передается через массу зооморфных символов. Тому, чьим главным препятствием на пути к пробуждению являются страсть, привязанность, учение передается языком, насыщенным сексу­альными символами и символами богатства, владычества, про­цветания и изобилия. Тому же, чьим главным омрачением явля­ются гнев, ненависть и неприятие, учение будет объясняться языком, полным отвратительных примеров, а символы описа­ния цели и пути будут мрачными и кровавыми. Например, при­веденный выше текст о цели, пути и средствах, описанный цве­тистым языком медленного пути, пересказываемый практику быстрого пути и имеющего проблемы с гневом и отторжением, будет звучать следующим образом:

«Путь в Бездну божественности — в кремационном пламени любви, испепеляющем и обращающем в прах различия между садхакой и Бездной. Путь к тому, глубже которого ничего в мире нет, — в диком безумии запредельной мудрости, дарую­щей тебе осознание Бога. Эта мудрость подобна проказе, по­добна серной кислоте, ядовитой плесени и раковым метаста­зам. Она разъест трупак сансары, в дерьме которого кишат не­счастные существа, подобные бледным гельминтам. Постигнув общее в великом святом и маньяке-убийце, в пророке и суке, покрытой червивыми язвами, ты найдешь себя в них, а их в себе. И не будет их, а будет только Бог.

Путь к обретению запредельной мудрости лежит через про­клятие дикши, дарованное твоим гуру, дающее тебе силу Тьмы, Света и огненной Крови и подвергающее сансарическое суще­ствование страшной порче.

Гниды и вши кармических омрачений заедают и царя, и нищего. Но воин-маг, что обрел чуму шактипата через дикшу вла-ДЫки, оседлает колесницу Каула тантры, запряженную пятью неистовыми крылатыми драконами чувств, взметнув над миром священное знамя Трикасамарасьи. Подобно раскаленной волне огненной магмы, геноцидом интенсивной садханы Бхайравы прокатится он во главе страшной орды каулических совершенств по ничтожеству омрачений. Железной рукой стремления к ис­тине мы схватим за горло мерзкого, вонючего урода человечес­ких слабостей. Орда тантрических упырей постижения и свя­щенных демонов практики разорвет на части все, что мешает обрести себя Богом. Управляя собой с помощью кнута и пряника постижения природы привязанности и отвращения, мы дос­тигнем подлинной нерушимости. Обреченное мироздание на­шего существования будет приведено к покорности железному деспотизму божественного всемогущества Бхайравы, и над ми­ром будет установлен тотальный контроль, открывающий без­граничную свободу перед тантрическим Императором. Вселен­ская мировая война огненного тапаса садханы очистит созна­ние, гармонизирует поток энергии, и сансара содрогнется в ядерном взрыве пробуждения, а мистик-бхайравайт достигнет освобождения. Он уподобится звезде и понесется в черную без­дну самоудовлетворения и гармонии, красоты, сияющей страш­ным уродством. Тление сифилиса вечной любви разъест тело сансары, и эта порча окончательно обратит двойственный сан-сарический мир в прах и гной нирванической святости. И взгля­нув на кромешную тьму Бездны, смотрящую на нас миллиарда­ми глаз, сияющих бешеным светом, мы обретем себя ей, Сама-расьей, уродством красоты, чудом, истиной, совершенством, единством Бхайравы, Бхайрави и Бхайравайта».

Какой принцип используется при передаче учения? Одного только сухого философского и метафизического языка для по­стижения учения и обретения живого переживания Бога хвата­ет далеко не всем. Образы, задевающие за живое, способны предать суть ярко, мощно и эффективно. Известно, что любое омрачение — страсть ли это, гнев или невежество — в глубине своей имеет божественную природу Шивы и Шакти и является проявлением полноты, безграничной чистоты, свободы и выс­шей запредельной мудрости. Так воспринимается это существом пробужденным. Однако существо сансарное не в силах видеть мир в его чистоте и совершенстве. Поэтому чистые энергии Бога проявляются для сансарина именно как порабощающие оковы, держащие нас в кармической клетке. Именно поэтому адепту быстрого пути Каулы учение передается так, чтобы по­казать ему то, что он имеет в качестве препятствий к самореа­лизации с божественной стороны. К примеру, образ'«прах и гной нирванической святости» дает прочувствовать, что и прах и гной есть тоже проявление божественной природы, как и дра­гоценности, и священные тексты.

Поскольку путь Трикасамарасья Каулы является быстрым путем, его образный язык насыщен природными, зооморфны­ми, сексуальными и демоническими образами. Все это страшно отпугивает профанов, поскольку те не только не способны по­нять то, что имеется в виду под этими образами, но и не способны воспринять адекватно даже подробные разъяснения, ос­вещающие эту тему. Все это вместе взятое — цель, язык, образы, методы, стиль жизни адепта Трикасамарасья Каулы — во многих не развитых духовно людях вызывает страх и отвраще­ние. Однако умный и талантливый в области мистицизма чело­век способен оценить запредельную красоту, парадоксальную мудрость, мощь методов нашего пути.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: