Религии удалось убедить людей, что на небе живет 8 страница

* Э. Н. Уилсон в своей биографии Иисуса вообще выражает сомнение, был ли Иосиф плотником. Греческое слово "tekton" действительно означает "плотник", но оно является переводом арамейского "naggar", которое обозначает квалифицирован­ного ремесленника или ученого. Это лишь один из примеров смысловых ошибок в переводе Библии; самой знаменитой является неправильный перевод с иврита в Книге Исайи слова "almah" (девушка) как "девственница" (parthenos). Вполне объяснимая ошибка (сравните русские — "девушка" и "девственница"), однако в данном случае погрешность переводчика оказалась раздута до невероятных масштабов и породила нелепую легенду о непорочном зачатии матерью Иисуса! Единственной другой достойной претенденткой на первенство среди перевод­ческих ошибок является следующая, также касающаяся девственниц. Ибн Варрак не без юмора заметил, что в знаменитом обещании семидесяти двух девственниц каждому мусульманскому мученику "девственницы" — это неправильный пере­вод выражения "белые изюминки кристальной чистоты". Получи эта информация более широкую огласку, сколько безвинных жертв террористов-самоубийц оста­лись бы живы? (Ибн Варрак. Девственницы? Какие девственницы? — Free Inquiry, 26. 1. 2006. Р 45-46.)

книг, включая "Был ли Иисус?" профессор Лондонского уни­верситета Г. А. Уэллс.

Хотя Иисус, возможно, является исторической фигурой, авторитетные исследователи Библии в целом не считают Новый Завет (и тем более Ветхий Завет) надежным истори­ческим источником. Я тоже не буду рассматривать Библию в качестве доказательства существования божества любого рода. В письме своему предшественнику Джону Адамсу Томас Джефферсон однажды сделал дальновидное замечание: "Наступит время, когда таинственное зарождение Иисуса от сверхъестественного существа в чреве девственницы будет вос­приниматься в одном ряду с мифом о зарождении Минервы в голове Юпитера".

Роман Дэна Брауна "Код да Винчи" и одноименный фильм вызвали в церковных кругах широкую полемику. Хри­стиан призывали бойкотировать фильм и преграждать доступ в кинотеатры, где его показывают. Эта книга действительно от начала и до конца является выдумкой, литературным произве­дением. В этом отношении она ничем не отличается от Еван­гелий. Единственное различие между ними состоит в том, что Евангелия — древние литературные произведения, а "Код да Винчи" — современная проза.

Доказательство от авторитетных религиозных ученых

Подавляющее большинство выдающихся ученых не верят

в христианскую религию, но не заявляют об этом публично

из опасения потерять источник дохода.

Бертран Рассел

НЬЮТОН ВЕРИЛ В БОГА. Ты ЧТО, СЧИТАЕШЬ себя умнее Ньютона, Галилея, Кеплера и т. д. и т. п.? Если они не возражали против бога, то чем ты лучше?" Пожалуй, не самый сильный аргумент, хотя некоторые защитники веры добавляют в этот перечень даже Дарвина, слухи об обраще­нии которого на смертном одре, подобно дурному запаху", не перестают циркулировать с того самого времени, как они были намеренно пущены некоей "леди Хоуп" (Lady Hope, что озна­чает "госпожа Надежда"), сложившей трогательную сказочку об утопающем в подушках, озаряемом закатными лучами Дар­вине, листающем Новый Завет и провозглашающем ложность эволюционной теории. В этом разделе я хочу поговорить об ученых, потому что — по вполне понятным причинам — те, кто любит приводить примеры о верящих в бога выдающихся людях, очень часто в первую очередь называют ученых.

Ньютон действительно говорил о своей вере в бога. Так же, как говорили почти все остальные вплоть до XIX века с его ослаблением социальных и законодательных требований к проявлению религиозности и ростом числа научных аргу­ментов в пользу отказа от нее. Безусловно, у этого правила есть

* Даже мне предсказывают обращение на смертном одре. Такие слухи появляются с унылой монотонностью (см., например, утверждение Р. Стира, 2003 г.), каждый раз под иллюзорным покровом утренней свежести в надежде придать аргументу остроумие и новизну. Пожалуй, чтобы защитить свою посмертную репутацию, я действительно установлю поблизости микрофон. Лалла Вард добавляет: "Зачем тянуть до смертного одра? Если уж продаваться, лучше сделать это пораньше, чтобы загрести премию Темплтона, а потом сослаться на старческое слабоумие".

исключения как в ту, так и в другую сторону. Даже до Дар­вина далеко не все были верующими, как показал Джеймс Хот в книге "гооо лет неверия: знаменитые люди, отважившиеся сомневаться". А некоторые уважаемые ученые продолжают верить в бога и после Дарвина. Не приходится сомневаться в искренности христианских убеждений Майкла Фарадея даже после того, как он узнал о работах Дарвина. Он принадлежал к сандиманианской секте, члены которой интерпретировали Библию буквально (говорю в прошедшем времени, потому что сейчас их практически не осталось), ритуально омывали ноги новопринятым братьям и сестрам и узнавали божью волю, бро­сая жребий. Фарадей стал старейшиной в 186огоду — через год после опубликования книги Дарвина "Происхождение видов", а в 1867 году он умер, оставаясь сандиманианином. Коллега экспериментатора Фарадея, физик-теоретик Джеймс Клерк Максвелл, тоже был набожным христианином. Это же можно сказать и еще об одном гиганте английской физики xix века — Уильяме Томсоне, лорде Кельвине, который пытался доказать, что эволюция не могла иметь место в силу недостаточного для ее осуществления возраста Земли. Великий термодинамик ошибся в сроках по причине неверного заключения о том, что Солнце представляет собой огненный шар и составляющее его топливо должно полностью сгореть за десятки, а не тысячи миллионов лет. Безусловно, Кельвин не мог знать о ядерной энергии. Примечательно, что на собрании Британской ассо­циации по распространению научных знаний в 1903 году объ­явить об открытии радия, сделанном Кюри, и опровергнуть расчеты живого еще Кельвина выпало сэру Джорджу Дарвину, второму сыну Чарльза, отомстившему таким образом за своего не произведенного в рыцари отца.

В течение хх века отыскать открыто провозглашающих веру выдающихся ученых становится все труднее, и тем не менее они еще не очень редки. Подозреваю, что большинство совре­менных верующих ученых религиозны только в том же смысле,

что и Эйнштейн, а это, как я уже объяснял в главе 1, — непра­вильное использование термина. И все же имеются образчики достойных ученых, верующих в бога в полном, традиционном понимании этого слова. Из английских собратьев в этом кон­тексте, подобно диккенсовским добродетельным партнерам-юристам, постоянно упоминается одна и та же тройка имен: Пикок, Станнард и Полкинхорн. Все трое либо уже получили премию Темплтона, либо входят в состав попечительского совета Фонда. Проведя с ними немало дружеских дискус­сий, как частных, так и открытых, я продолжаю удивляться не столько их вере в космического законодателя того или иного сорта, сколько вере в детали христианской религии: воскреше­ние, искупление грехов и^ все прочее.

Аналогичные примеры есть и в США: например, Фрэнсис Коллинз, глава административного отдела американского отде­ления официального проекта "Геном человека"*. Но, как и в Великобритании, они выделяются своей необычностью и явля­ются предметом добродушного недоумения собратьев по про­фессии. В 1996 году я задал ряд вопросов своему другу Джеймсу Уотсону — одному из гениальных основателей проекта "Геном человека" — в саду кембриджского колледжа Клэр, где он раньше учился. Я в то время готовил телепередачу для Би-би-си о Грегоре Менделе — другом гениальном основателе, на сей раз — генетики. Мендель, конечно, был религиозным челове­ком, монахом-августинцем, но он жил в XIX веке, когда постри­жение в монахи было для молодого Менделя лучшим способом обеспечить себе время для занятий наукой. Это решение было эквивалентно получению в наше время стипендии. Я спросил %тсона, много ли религиозных ученых он знает нынче. "Почти никого, — ответил он. — Иногда я встречаю кого-нибудь, но чувствую себя не совсем уютно, — смеется, — потому что, зна-

^::" Не путать с неофициальным проектом генома человека под руководством блестя­щего (и нерелигиозного) "пирата" от науки Крэга Вентера.

ешь, трудно поверить, что кто-то может принимать за правду информацию, полученную в форме откровения".

Фрэнсис Крик, коллега Уотсона, с которым они вместе совершили революцию в молекулярной генетике, отказался от членства в совете колледжа Черчилля из-за решения колледжа построить часовню (по требованию благотворителя). Во время моего интервью с Уотсоном в Клэр я выразил мнение о том, что, в отличие от него и Крика, некоторые люди не признают существования конфликта между наукой и религией, потому что, по их мнению, наука объясняет, как мир работает, а рели­гия — зачем он существует. Уотсон возразил: "Но я не думаю, что мы существуем зачем-то. Мы — продукт эволюции. Мне могут возразить: "Раз вы не видите перед собой цели, ваша жизнь, должно быть, довольно уныла". Но у меня, как пра­вило, есть цель, например сейчас — хорошо пообедать". Что нам и правда удалось сделать.

Попытки непоколебимых сторонников религии найти действительно выдающихся, современных, верящих в бога уче­ных граничат с отчаянием и тщетой своей напоминают гулкие звуки, доносящиеся при выскребании остатков со дна бочки. Единственный обнаруженный мною веб-сайт, перечисляю­щий "ученых-христиан, получивших Нобелевскую премию", приводит шесть фамилий из нескольких сотен лауреатов. Но оказалось, что из этих шести четверо премии не получали, а по крайней мере один, насколько мне известно, не является верующим и ходит в церковь только по причинам социального характера. В результате проведенного Бенджамином Бейт-Халлами более систематического изучения этого вопроса "выяснилось, что среди лауреатов Нобелевской премии по всем наукам, а также литературе, отмечается поразительно высокая степень нерелигиозности по сравнению с населением стран их проживания"*².

Опубликованное Ларсоном и Уитхемом в 199$ ^Г°ДУ ^в веду­щем журнале "Природа" исследование показало, что из аме-

риканских ученых, достаточно высоко ценимых коллегами, чтобы быть выбранными в Национальную академию наук (степень, аналогичная членству в совете Королевского науч­ного общества в Великобритании), только около j процентов верят в персонифицированного бога», такое преобладание атеистов почти зеркально противоположно картине в амери­канском обществе в целом, где более 90 процентов населения верят в сверхъестественное существо какого-либо рода. Для менее известных ученых, не являющихся членами Нацио­нальной академии наук, отмечаются промежуточные данные. Как и в случае их более маститых коллег, верующие состав­ляют меньшинство, но гораздо большее в процентном отно­шении — около 4° процентов. В соответствии с ожиданиями американские ученые оказываются менее религиозными, чем население в целом, а самые выдающиеся ученые являются самыми нерелигиозными из всех. Наиболее поразительный вывод данного исследования — полярная противоположность между религиозностью американских масс и атеизмом интел­лектуальной элиты'⁴.

Довольно забавно, что это исследование Ларсона и Уит-хема цитируется на одном из ведущих веб-сайтов креацио­нистов "Ответы Бытия" (Answers in Genesis), но не в качестве доказательства несостоятельности религии, а как оружие во внутрипартийной борьбе с теми из верующих, кто утверждает, что эволюция совместима с религией. Под заголовком "Нацио­нальная академия наук безбожна до основания"⁵⁵ "Ответы Бытия" приводят заключительный абзац письма Ларсона и Уитхема редактору "Природы":

После того как мы подвели итоги исследования, НАН (Нацио­нальная академия наук) выпустила брошюру, призывающую пре­подавать эволюцию в государственных школах — этот вопрос вызывает в США постоянные трения между научным сообще­ством и некоторыми консервативными христианами. Брошюра

заверяет читателя: "Наука не призвана решать, существует бог или нет". Президент НАН Брюс Альберте заявил: "Многие выда­ющиеся члены Академии являются очень религиозными людьми, многие из них — биологи, которые также верят в эволюцию". Результаты нашей работы доказывают обратное.

Создается впечатление, что Альберте обратился к NOMA-гипотезе по причинам, рассмотренным в разделе "Эволюци­онная школа имени Невилла Чемберлена" (см. главу 1). Перед "Ответами Бытия" задачи стояли совершенно другие.

В Великобритании (а также в других странах Содруже­ства, включая Канаду, Австралию, Новую Зеландию, Индию, Пакистан, англоязычные страны Африки и т. п.) организа­цией, эквивалентной американской Национальной акаде­мии наук, является Королевское научное общество. Во время публикации этой книги мои коллеги Р. Элизабет Корнуэлл и Майкл Стиррат готовят к печати результаты аналогичного, но более тщательного исследования религиозных взглядов членов совета Королевского научного общества. Выводы авто­ров будут опубликованы в полной форме позднее, однако они любезно позволили мне привести предварительные данные. Для количественной оценки мнений использовался стандарт­ный метод — семибалльная шкала Лайкерта. Анкета была разо­слана по электронной почте всем 1074 членам совета Коро­левского научного общества, имеющим электронный адрес (подавляющее большинство), на нее откликнулись 23 про­цента опрошенных (хороший результат в такого рода иссле­довании). В анкете предлагалось оценить ряд утверждений, например: "Я верю в персонифицированного бога, который следит за жизнью человека, выслушивает молитвы и отвечает на них, печется о грехах и проступках и судит нас". Участни­кам предлагалось оценить каждое утверждение по шкале от i (категорически не согласен) до у (абсолютно согласен). Про­вести сравнение с результатами исследования Ларсона и Уит-

хема немного сложно, потому что они предлагали ученым делать выбор по трехбалльной, а не семибалльной шкале, но в целом полученные результаты очень сходны. Подавляющее большинство членов совета Королевского научного общества, аналогично подавляющему большинству членов американ­ской НАН, являются атеистами. Только з,3 процента членов совета полностью согласились с утверждением о существова­нии персонифицированного бога (выбрали значение 7), в то время как 78,8 процента категорически с этим не согласились (выбрали значение i). Если назвать "верующими" участников, выбравших 6 или у, а "неверующими" — выбравших i или г, то количество неверующих составило 213 против всего лишь 12 верующих. Аналогично Ларсону и Уитхему, а также в соответ­ствии с выводами Бейт-Халлами и Аргайла, Корнуэлл и Стир-рата выявили небольшую, но значимую тенденцию к большему проявлению атеизма среди ученых-биологов по сравнению с физиками. Подробности данного исследования и другие интересные выводы авторов см. в их собственной, готовой вскоре появиться работе'⁶.

Оставив теперь лучшие умы Национальной академии и Королевского общества, зададимся вопросом: имеются ли основания утверждать, что процент атеистов в целом выше среди более образованных и умных людей? Статистическая зависимость между религиозностью и уровнем образования, а также религиозностью и коэффициентом умственных спо­собностей (IQ) рассматривалась в нескольких исследованиях. В книге "Как мы верим. Богоискательство в научный век" Майкл Шермер описывает проведенный им совместно с кол­легой Фрэнком Салловеем крупТчЮМАсштабный опрос слу­чайно выбранных американцев. Наряду со многими другими интересными выводами они установили, что религиозность действительно негативно соотносится с уровнем образования (чем лучше образован человек, тем меньше вероятность, что он окажется религиозным). Религиозность также отрицательно

коррелирует с интересом к науке и политическим либерализ­мом (сильная отрицательная зависимость). Неудивительные результаты — так же, как и положительная зависимость между религиозностью детей и их родителей. Изучающие взгляды английских детей социологи выяснили, что только один ребе­нок из двенадцати меняет религиозные взгляды, которые ему привили в детстве.

Как и следует ожидать, различные исследователи изме­ряют разные показатели, поэтому сравнивать результаты работ зачастую нелегко. Метаанализ — это способ сравнения, при котором исследователь собирает все опубликованные по определенной теме научные работы, подсчитывает количество пришедших к одному заключению и сравнивает его с коли­чеством, сделавшим другой вывод. Единственный извест­ный мне метаанализ работ о связи религии и коэффициента умственных способностей (IQ) был опубликован Полом Бел-лом в 2OO2 году в журнале Mensa Magazine (Mensa — это обще­ство, членами которого являются люди с высоким коэффи­циентом умственных способностей, поэтому неудивительно, что их журнал публикует статьи на близкую им тему'⁷). Белл пришел к следующему заключению: "С 1927 года было про­ведено 43 исследования соотношений между религиозностью и уровнем образованности/коэффициентом умственного раз­вития; все, кроме четырех, выявили обратную зависимость. То есть чем выше умственное развитие или уровень образования человека, тем менее вероятно, что он окажется религиозным или будет придерживаться верований любого толка".

Метаанализ всегда дает менее конкретные (более обоб­щенные) результаты, чем любое из включенных в него иссле­дований. Было бы интересно получить результаты новых выполненных в этом направлении работ, а также новых опро­сов, проведенных среди членов элитных организаций, таких как национальные академии, среди лауреатов главных премий и медалей, например Нобелевской, премии Крейфурда, уче-

ных, получивших медаль Филдса, медаль "Космос", премию Киото и другие. Надеюсь, что результаты подобных исследо­ваний войдут в последующие издания этой книги. А на основе имеющихся работ можно сделать резонное заключение: апо­логетам религии стоило бы в своих же собственных интересах попридержать язык насчет массовой приверженности миро­вых светил религиозным взглядам, по крайней мере, когда речь идет об ученых.

Пари Паскаля

ВЕЛИКИЙ ФРАНЦУЗСКИЙ МАТЕМАТИК БЛЕЗ Паскаль полагал, что каким бы невероятным ни казалось существование бога, тем не менее прои­грыш в случае "неверного ответа" чересчур велик. Выгоднее верить в бога, потому что, если он есть, вы получаете вечное блаженство, а если его нет, то вы при этом ничего не теряете. С другой стороны, если вы не верите в бога, а оказывается, что он существует, вы прокляты навечно; если же вы правы и его нет, то для вас ничего не меняется. Выбор на первый взгляд очевиден: верьте в бога.

Тем не менее есть в этом аргументе что-то странное. Невоз­можно верить или не верить во что-то по выбору. Я, по край­ней мере, не могу верить только потому, что так решил. Я могу на основании своего решения ходить в церковь, читать никей-ский Символ веры, даже клясться на стопке Библий, что я верю каждому написанному в них слову. Но все это не сделает меня верующим, если я на самом деле не верю. Пари Паскаля может быть лишь аргументом в пользу того, что выгодно притво­ряться верующим. И пусть вам повезет и бог, в которого вы якобы верите, не окажется всеведущим, потому что иначе ему ничего не стоит раскусить ваши уловки. Дурацкая идея о том, что можно верить по выбору, замечательно высмеяна в книге Дугласа Адамса "Детективное агентство Дирка Джентли", где читатель встречается с роботом по имени Электрический Монах — бытовым прибором, в обязанности которого входит "верить за вас и таким образом освобождать вас от этой обре-

менительной необходимости". В рекламе усовершенствован­ной модели сообщалось, что она может "верить в такие вещи, в которые с трудом поверили бы даже жители Солт-Лейк-Сити".

Но в любом случае почему мы с такой готовностью верим в то, что самый лучший способ ублажить бога — это верить в него? Разве не может оказаться, что бог столь же охотно воз­наградит доброту, щедрость или скромность? Или искрен­ность? А что, если бог — ученый, который выше всего ценит целеустремленный поиск истины? В конце концов, разве творец Вселенной не обязан быть ученым? Бертрана Рассела как-то спросили, что бы он сказал, если, умерев, оказался бы лицом к лицу с всевышним, вопрошающим, почему он в него не верил. "Слишком мало доказательств, Господи, слишком мало доказательств", — был (чуть не сказал бессмертный) ответ Рассела. Разве бог не проявил бы больше уважения к мужественному скептицизму Рассела (не говоря о его муже­ственном пацифизме, из-за которого он оказался во время Первой мировой войны в тюрьме), чем к трусливым расчетам Паскаля? Несмотря на то что нам не дано знать, куда пово­ротил бы Господь, для доказательства несостоятельности пари Паскаля этого и не требуется. Не забывайте, речь идет о пари с исключительно неравными, по собственному утверждению Паскаля, шансами. А вы побились бы об заклад, что бог пред­почитает неискреннюю веру (или даже искреннюю веру), а не честный скептицизм?

Или представьте, что, умерев, вы сталкиваетесь не с кем иным, как с Ваалом, не менее ревнивым, как утверждают, чем его старый конкурент Яхве. Может, Паскалю было бы выгод­нее совсем не верить, чем верить в неправильно выбранного бога? Да и само по себе количество богов и богинь, на кото­рых можно делать ставки, разве не опровергает логику Паска-лева аргумента? Паскаль, скорее всего, рассуждал об этом пари в шутку, так же как и я опровергаю его ради смеха. Но мне

приходилось встречать людей, например подходивших ко мне с вопросами после лекций, которые всерьез приводили пари Паскаля в качестве аргумента в пользу веры, поэтому я и решил вкратце остановиться на нем.

И наконец, можно ли предложить какое-либо антипаска-лево пари? Представьте, что реально есть какой-то шанс, что бог существует. И тем не менее утверждаю, что вы проживете свою жизнь гораздо лучше и полнее, если сделаете ставку на его отсутствие, а не присутствие, — вам не нужно будет тратить драгоценное время на поклонение, принесение жертв, сраже­ния за него, гибель за него и т. д. Не хочу углубляться здесь в этот вопрос, но в следующих главах читатели сами смогут убедиться в пагубных последствиях религиозности и религи­озных ритуалов.

Доказательство от Байеса

АМЫМ СТРАННЫМ ДОКАЗАТЕЛЬСТВОМ СУЩЕ-ствования бога, с каким мне приходилось стал­киваться, является, по-моему, доказательство от Байеса, недавно выдвинутое Стивеном Анвином в книге "Вероятность бога". Я не сразу решил включать его сюда по причине его слабой убедительности, да и отсутствие вековой замшелости не добавляет ему авторитета. Но сразу по выходе в 2003 году книга Анвина привлекла вни­мание многих журналистов; на ее примере нам представляется возможность связать воедино некоторые нити умозаключений. В данном случае я симпатизирую намерению автора, потому что, как уже было сказано в главе 2, полагаю: существование бога, по крайней мере в принципе, можно исследовать как научную гипотезу. Да и сама донкихотская попытка Анвина дать численное выражение подобной вероятности, бесспорно, забавна.

Похоже, что подзаголовок "Простой расчет, подтвержда­ющий основу основ" был позднее добавлен издателем, потому что в самой работе Анвина такого самонадеянного заявления найти не удается. Эту книгу точнее было бы охарактеризовать как руководство для пользователя — типа "Теорема Байеса для чайников", и исследование существования бога приво­дится в ней в качестве остроумного примера. Анвин с таким же успехом мог использовать для объяснения теоремы Байеса гипотетический случай убийства. Следователь рассматривает доказательства. Отпечатки пальцев на револьвере уличают г-жу

Пикокк. Степень этого подозрения можно выразить, прице­пив к нему количественную оценку. Но у профессора Плама есть мотив навести на г-жу Пикокк подозрение. Уменьшим степень подозрения г-жи Пикокк на соответствующую вели­чину. По результатам судебной экспертизы с 70-процентной вероятностью можно заключить, что выстрел из револьвера был сделан с большого расстояния с замечательной точно­стью, что заставляет предположить, что убийца — не нови­чок в обращении с оружием. Выразим количественно степень возникшего подозрения в отношении генерала Мастарда. А самые сильные мотивы для убийства имеются у преподоб­ного отца Грина*. Увеличим количественную оценку вероят­ности его вины. Однако длинный белый волос на пиджаке убитого, несомненно, принадлежит госпоже Скарлетт... и так далее. В голове сыщика сплелись в клубок более или менее субъективно оцененные степени вероятной вины участни­ков события. Предполагается, что теорема Байеса поможет ему отыскать правильное решение. Она представляет собой математический инструмент, объединяющий ряд приблизи­тельных вероятностных оценок и позволяющий в результате получить окончательный вывод и количественную оценку его вероятности. Но, безусловно, качество окончательного вывода не может быть выше качества использованных для его получения исходных данных. А эти данные, как правило, являются результатом субъективной оценки со всеми неиз­бежно вытекающими отсюда недостатками. Налицо явное проявление принципа "мусор на входе — мусор на выходе" (GIGO — Garbage In, Garbage Out). В отношении примера Анвина с богом "приложимость принципа GIGO" — это чересчур мягко сказано.

^::" Преподобный отец Грин — персонаж продаваемой в Англии (где она появилась), Австралии, Новой Зеландии, Индии и других англоговорящих странах настоль­ной игры Cluedo; в американской версии он, однако, почему-то превращается в господина Грина. Интересно почему?

По профессии Анвин — консультант по оценке рисков, предпочитающий байесовские заключения другим методам статистики. И демонстрирует он теорему Байеса не с помо­щью детективной истории, а на примере самой крупной проблемы — вероятности существования бога. В качестве исходной позиции принимается полная неопределенность, которую в количественном выражении он оценивает так: 5<э процентов — вероятность существования бога и 50 процен­тов — вероятность его отсутствия. Далее он приводит шесть факторов, влияющих на данные вероятности, количественно взвешивает каждый из них, закладывает значения в матема­тический аппарат теоремы Байеса и смотрит, что тот выдаст. Проблема (подчеркиваю еще раз) заключается в том, что шесть исходных взвешенных значений являются не измеренными количественными данными, а просто личными оценками Сти­вена Анвина, выраженными, чтобы их можно было использо­вать, в цифрах. Вот эти шесть факторов.

1. Мы осознаем добро.

2. Люди совершают зло (Гитлер, Сталин, Саддам Хусейн).

3- В природе существует зло (землетрясения, цунами, ураганы).

4- Возможно существование малых чудес (я потерял ключи
и вновь их нашел).

5- Возможно существование великих чудес (Иисус мог вос­
стать из мертвых).

6. Люди испытывают религиозные переживания.

Сколько бы в этом ни было смысла (на мой взгляд — нет нисколько), в результате этой байесовской свистопляски бог

сначала вырывается вперед, потом сильно отстает, потом, собравшись с силами, опять дотягивает до начальной 50-про­центной отметки и, наконец, по мнению Анвина, добива­ется 67-процентного шанса на существование. Но тут Анвин решает, что 67 процентов недостаточно, и он делает странный маневр: вводит в игру аварийный резерв — "веру", что позво­ляет богу воспарить до 95 процентов. Все описанное похоже на шутку, но именно так оно представлено в книге. Хотелось бы понять, как автор обосновывает все это, но об этом в книге больше ничего не говорится. Мне уже приходилось раньше сталкиваться с подобного рода бессмыслицей, когда я просил разумных во всех других отношениях религиозных ученых обосновать их веру, учитывая, что никаких доказательств в ее пользу не существует: "Согласен, доказательств нет. Именно поэтому она и называется "вера" (последняя фраза выдается почти язвительно, без какого-либо смущения или диском­форта).

Удивительно, но в шестерку факторов Анвина не попали ни аргумент от целесообразности, ни остальные "доказатель­ства" Фомы Аквинского, ни какой-либо из других разно­образных онтологических аргументов. Они его не устраивают и не добавляют ни крупицы к количественной оценке веро­ятности бога. Будучи хорошим статистиком, автор обсуждает их и отбрасывает как непригодные. Хочу его с этим поздра­вить, хотя мы отвергаем эти доказательства по разным при­чинам. Но, по моему мнению, аргументы, попавшие с его попустительства в машину Байеса, не менее слабы. Напри­мер, я бы дал им совсем другую субъективную оценку и, соот­ветственно, иное, чем он, весовое выражение; да и кого вол­нуют субъективные оценки? Он полагает, что факт осознания нами добра и зла служит веским доказательством присутствия бога, тогда как я не вижу, каким образом данный факт вообще может изменить вероятность этого присутствия по сравнению с изначально принятым значением. В главах 6 и у я надеюсь

показать, что наличие у нас способности отличать хорошее от дурного никак не связано с существованием сверхъестествен­ного божества. Так же, как и наша способность наслаждаться исполнением бетховеновского квартета, наше осознание добра и зла (из которого мы вовсе не обязательно делаем пра­вильные выводы) остается таковым вне зависимости от того, существует бог или нет.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: