Главная

Популярная публикация

Научная публикация

Случайная публикация

Обратная связь

ТОР 5 статей:

Методические подходы к анализу финансового состояния предприятия

Проблема периодизации русской литературы ХХ века. Краткая характеристика второй половины ХХ века

Ценовые и неценовые факторы

Характеристика шлифовальных кругов и ее маркировка

Служебные части речи. Предлог. Союз. Частицы

КАТЕГОРИИ:






Корабль бездельников




 

 

К нам, братья, к нам, народ бездельный!

Держали путь мы корабельный

В Глупландию вокруг земли,

Но вот – застряли на мели!

 

 

* * *

 

Над нами, дураками, смейтесь,

Но истребить нас не надейтесь:

Глупцами переполнен свет,

Нет стран, где нас, болванов, нет!

Из Дуроштадта в край глупландский

Пустился наш народ болванский.

В Монтефьяскон [86]мы завернем

За добрым тамошним вином,

Чтоб веселей нам, дуракам,

Плыть к дурогонским берегам.

Но неизвестность нас тревожит:

Как и когда нам бог поможет

Прибыть в лентяйский этот край —

Глупцам обетованный рай,

Где б мы свое создать могли

Отечество от всех вдали!

Мы кружим по морю, блуждаем,

Куда нам курс держать, гадаем,

Покоя нет, гнетет тревога,

А ведь ума у нас немного!

 

Мы приняли к себе на борт

Большую свиту и эскорт,

Что, соблазнясь дурацким благом,

Пустились плыть под нашим флагом.

Так, дни за днями, безрассудно

Морской стихии вверив судно,

Однако жизнью дорожа,

Плывем, от ужаса дрожа,

И богу молимся, чтоб спас,

Поскольку карты, и компас,

И лага счет, и склянок бой

Нам не понять, само собой,

Как в небе звезд расположенья.

Плывем вслепую – ждем крушенья:

Грозят нам скалы с двух сторон

Погибелью без похорон.

Мы много сказочных созданий

Встречали на путях скитаний: [87]

Шли мимо острова сирен,

Что завлекают пеньем в плен,

И на циклопа нарвались,

Которому хитрец Улисс —

(Такое Одиссею в Риме

Дано было второе имя) —

Глаз выколол. Но этот глаз

Вновь оживает каждый раз,

Чуть Полифем почует нюхом,

Что понесло дурацким духом.

А если разъярен циклоп,

Глаз вырастает во весь лоб.

Рот Полифема – до ушей:

Людей хватая, как мышей,

Он дурака за дураком

Заглатывает целиком.

А кто спасется чудом, тот

В плен к листригонам попадет —

И, дураками пообедав,

Оближется царь людоедов:

Болванье мясо – их питанье,

Вином им служит кровь болванья.

Вот в их утробах наш народ

Пристанище и обретет!

Все это некогда Гомер

Придумал нам, глупцам, в пример:

Не лезь, мол, в море, дуралей!

Но был Гомером Одиссей

Воспет как образец героя

За то, что при осаде Трои

Столь хитроумный дал совет.

А после, в море десять лет

Скитаясь, он из многих бед,

Умом своим руководим,

Жив выходил и невредим,

Но от опасностей себя ведь

Не мог он навсегда избавить.

Раз, в ураган попав свирепый,

Корабль его разбился в щепы,

И уцелел лишь Одиссей

В жестокой передряге сей:

До берега доплыл он голый,

Поведав случай невеселый.

Когда же наконец в свой дом

Как нищий он пришел потом,

То ум не мог помочь ему:

Никем он в собственном дому

Не узнан был, кроме собаки,

И пострадал от сына в драке.

Но речь о нас: мы счастья ищем,

В глубокий ил зарывшись днищем;

Мы слышим бури приближенье,

Мы, в луже сидя, ждем крушенья:

В лохмотья парус превращен,

Сломалась мачта… Крик и стон…

Нам нет надежды уцелеть!

Как эти волны одолеть?

То вверх тебя швырнет под тучи,

То в бездну бросит вал могучий.

Но крепко сели мы на мель —

И нам не сдвинуться отсель!

 

Мы Одиссею и в подметки

Не станем по уму и сметке:

Презрев опасности и страх,

В неведомых плывя морях

И к берегам безвестным чаля,

Хлебнул он бедствий и печалей,

А потерпев крушенье, наг,

На сушу выплыл как-никак —

И больше приобрел в скитанье,

Чем все былое достоянье!

А мы ведь горе-мореходы —

Мы терпим поделом невзгоды:

Иль мы на рифы сядем, или

Завязнет киль в глубоком иле,

А буря судно, как скорлупку,

Мотает, и за шлюпкой шлюпку

Срывает с палубы волна.

Смывает и людей она.

За борт снесен сам капитан!

Свирепствующий ураган

Корабль разбитый в море гонит —

И дураков немало тонет.

 

Глупцов погибших не вернуть.

Но целью твоих странствий будь

Лишь гавань Мудрости. Бери

Кормило в руки и, смотри,

Плыви рассчитанным путем —

И мудрым мы тебя сочтем.

Тот истинно меж нас мудрец,

Кто сам своей судьбы творец,

Кто цели жизни не изменит,

Кто мудрость высшим благом ценит.

Умен и тот, кто умным внемлет

И наставленья их приемлет.

А кто на тех и тех плюет,

Тот угодит в дурацкий флот.

К нам опоздает – не беда!

Другой корабль плывет сюда:

Там он, глупцам-собратьям брат,

Спеть «Гаудеамус» [88]будет рад

Своим козлиным дуротоном.

 

А после в море разъяренном

Равно погибнуть суждено нам.

 

 

О застольном невежестве [89]

 

 

Невеж застольных много есть, —

Избавь нас, боже, рядом сесть!

Им должен я мораль прочесть.

 

 

* * *

 

Порок и глупость изучая

И в эту книгу их включая,

Хочу еще кое-каких

Представить вам глупцов других —

Из тех, о коих разговор

Придерживал я до сих пор.

Любой из них – будь дубом-дуб,

И невоспитан будь и груб —

По простоте и слепоте

Безнравствен менее, чем те,

Которые со зла вредили

И на корабль мой угодили.

Да, этот люд не то чтоб очень,

Чтоб уж безбожно был порочен,

А просто – груб и неотесан

И за столом совсем несносен.

«Невежедурни» – так зовут их,

Мужланов этих пресловутых,

Кому поныне пред обедом

Обычай руки мыть неведом

И кто спешит к столу, спроста

Садясь не на свои места,

Так что приходится сказать:

«А ну, приятель, пересядь

Подальше-ка, туда, в конец!»

Тот, разумеется, глупец,

Кто тянется к вину и хлебу,

Не прошептав молитвы небу,

И кто из блюда первый – хвать

И – в рот, и, чавкая, – жевать,

Хотя сидит немало там

Господ значительных и дам,

В чьем обществе такой народ

Не должен вылезать вперед.

И тот ведет себя прескверно,

Кто дует столь немилосердно

На кашу, будто он губами

 

Решил тушить пожара пламя.

Неряхи оставляют пятна

На скатерти; кой-кто обратно

На блюдо общее положит

То, чего сам уплесть не может,

И отбивает аппетит

Застольникам, – иных мутит!

Бывает и наоборот:

Едок-лентяй – покуда в рот

Доставит ложку он, зевая,

И зев захлопнуть забывая,

Все, что держал зевака в ложке,

Опять в тарелке, в миске, в плошке.

 

И привередливые есть:

Что ни подай, не станут есть,

Сначала не обнюхав снеди,

Коробя этим всех соседей.

Бывает, что обжора рот

Едой набьет невпроворот —

Жует, жует, сопя и тужась,

И жвачку изо рта (вот ужас!)

Начнет выплевывать, осел,

В тарелку, на пол иль на стол!…

Увидишь – и с души воротит.

Кой-кто еще и не проглотит

Куска, а с полным ртом хлебнет —

И щеки полоскать начнет,

Так надувая их, как будто

Он весь распух в одну минуту.

И вдруг вино, что в рот влилось,

Фонтаном хлещет через нос —

И все боятся, что мужлан

В лицо плеснет вам иль в стакан.

Рот вытирать не любят, – сала

С полпальца на стекле бокала.

Пьют, громко чмокая, с особым,

Преотвратительным прихлебом.

Питье вина бывало как-то

Почти что ритуальным актом.

Теперь на ритуал плюют —

Пьют торопливо, грубо пьют.

Поднимут высоко сосуд,

Глоток побольше отсосут,

Во здравие друг дружки крякнут,

И вновь – чок-чок! – посудой звякнут,

И другу честь не воздана,

Коль ты не выпил все до дна.

Но как мой друг ни будь мне люб,

По мне, обычай этот глуп:

Что мне в твоем пустом стакане?

Я пить люблю без понуканий:

Пью для себя и в меру я.

А кто без меры пьет – свинья!

 

Глуп тот, кто разговор застольный

Один ведет, самодовольный,

А все должны – будь ему пусто! —

Молчать и слушать златоуста,

Что обличает только тех,

Кого как раз и нет, на грех.

А вот еще закон приличья:

За шестиногой серой дичью,

Что расплодилась в волосах,

Нельзя за трапезой в гостях

Охотиться и то и дело

Казнить ее в тарелке белой,

Купая ноготь свой в подливе,

Чтоб стала вкусом прихотливей,

Потом сморкаться, после сморка

Нос вытирая о скатерку.

 

Воспитанными я б не счел

И тех, которые, на стол

Поставив локти, стол качают,

Что неудобством не считают.

А то еще, избави боже,

На стол положат ноги тоже,

Как та злосчастная невеста, [90]

Что на пол шлепнулась не к месту,

Такой издав при этом звук,

Что онемели все вокруг.

Будь непристойный звук хоть слаб,

Отрыжка выручить могла б,

Но все узнали звук тот грубый.

Какой позор! К тому же зубы

Все выбила дуреха та,

И кровь – ручьями изо рта!…

 

Еще повадка есть другая:

Соседу яство предлагая,

Стараются подать ему,

Что не по вкусу самому:

Сомненьями себя не мучай —

Захватывай кусок получше!

Забавно наблюдать, как блюдо

При этом вертится, покуда

Подцепит опытный едок

Поаппетитнее кусок.

 

Чтоб рассказать о всем о том,

Что дурно делать за столом,

А делать кое-кто привык,

Мне двух таких не хватит книг.

К примеру: оторвать иного

Нельзя от кубка кругового;

Тот лезет пальцами в солонку,

Что при воспитанности тонкой

Не принято. Но я скажу,

Что чистые персты ножу

Предпочитаю, если он

Из грязных ножен извлечен,

И час назад или немножко

Пораньше обдирал он кошку.

Стучать по скорлупе яичной

Чрезмерно громко – неприлично,

Как многое, чего, признаться,

Не собираюсь тут касаться,

Поскольку это только тени

На благородном поведенье.

Я лишь о грубости пишу

И заклеймить ее спешу.

А правил светскости примерной

Не впишешь в целый том, наверно!

 

 

Извинение поэта

 

 

Нетрудно глупость бичевать,

Если ни разу надевать

И самому тебе пока

Не приходилось колпака.

 

 

* * *

 

Дурак большой, конечно, тот,

Кто платит мастерам вперед:

К чему о качестве старанье,

Коль деньги получил заране?

Хоть был заказу срок назначен,

Но если он вперед оплачен,

То наперед и знай: не раз

Просрочен будет твой заказ.

Допустим, мне вперед заплатят

(Надолго все равно не хватит!),

Чтоб я не трогал дураков.

Признаюсь без обиняков:

адут – возьму: кормиться надо,

Но ты, дурак, не жди пощады!

 

Когда бы только денег ради

Я эти заполнял тетради,

То цели бы не увидал

И всех трудов не оправдал.

Однако лишь во имя божье,

Да и на благо миру тоже

Предпринял я свои труды,

А не для славы или мзды:

Был бескорыстен я вполне —

И в этом бог свидетель мне!

Я знаю, за мои писанья

Не избежать мне наказанья.

Руководясь благой мечтой

(Не знать ей клеветы худой!),

Я господу отчет представлю

И, если перед ним слукавлю,

Его заветы искажу

Иль что-то темное скажу,

Я примирюсь с любою карой

За каждый новый грех и старый.

Всех вас я об одном прошу:

Пускай все то, о чем пишу,

Добру послужит и вреда

Не порождает никогда!

Не для того трудился я,

Хоть знаю, что судьба моя —

Судьба цветка: всем пчелам – мед,

А паукам он яд дает.

 

Я и на это не скуплюсь —

Тут хватит всем, на всякий вкус

Того, что есть. А нет – так нет,

И требовать того не след:

Не унести ведь никому

Тех ценностей, что нет в дому!

Кто благомыслия не хочет,

Тот на меня пусть зубы точит,

Но по его речам поймут,

Что он болван и баламут.

Все то глупцы порочат злобно,

В чем разобраться неспособны.

Чужие спины б им на время —

Изведали б чужое бремя!

 

Читай собранье этих притч,

Кто может пользу их постичь,

А сам я разберусь и так,

Где ногу тесный жмет башмак,

Где тут ошибка, где огрех,

За что меня корить не грех:

«Врач, исцеляйся сам, – по виду

И ты из наших, не в обиду!»

Ну, что ж! Свидетельствую богу,

Что наглупил я в жизни много,

И мне тот орден уготован,

Что мною же самим основан.

Колпак прирос ко мне, друзья,

Стянуть его не в силах я.

Но я стараюсь – и скажу,

Что сил на это не щажу, —

Глупца, в каком бы ни был чине,

Распознавать в любой личине.

Надеюсь, мне господь поможет —

Мои успехи приумножит.

 

Сих проповедей фолиант

Кончает так Себастиан Брант,

Хоть эта истина стара:

Сегодня так же, как вчера,

Открыта всем стезя добра!

 

 

Мудрец

 

 

Я все сорта глупцов назвал,

Чтоб каждый их распознавал.

А чтобы вы мудрее были,

Поможет вам мой друг Вергилий. [91]

 

 

* * *

 

Кто в наши дни столь мудрым будет,

Столь безупречным, что осудит

Себя, коль дурно поступил

Иль неблагоразумен был;

Кто сам с себя всех больше спросит —

Не потому отнюдь, что бросит

Ему упрек вельможный князь

Иль криков черни убоясь?

Такого, чтоб ни одного

Не въелось пятнышка в него,

Нет мужа мудрого. А все ж

Вот он каков, если найдешь:

Покуда день в созвездье Рака,

Пока над Овном полог мрака,

Он на одном сосредоточен,

Одной заботой озабочен:

Чтоб ни из одного угла

Какая-нибудь не легла

На совесть его в этот день

Хоть еле видимая тень

Иль неуместного иль злого

Не вымолвил он за день слова,

Путь его прям – и не свести

Соблазнами его с пути.

С пристрастием себе он сам

Чинит допросы по ночам

В бессоннице: как день был прожит?

Не замышлял ли он, быть может,

Иль не свершил недобрых дел?

Что не успел, недоглядел?

О чем подумал слишком поздно?

К чему отнесся несерьезно?

Зачем он с этим поспешил,

Так много времени и сил

На труд ненужный потеряв?

Зачем, на подступе застряв,

Полезный труд прервал, хоть мог

С успехом кончить, видит бог?

Как смел он, к своему стыду,

Чужую пропустить нужду?

И почему – то ли с боязнью,

То ли с подспудной неприязнью —

Чужое горе он встречал

И якобы не замечал?

Над чепухой полдня корпел,

А дело сделать не успел;

Там чести он не уберег,

Тут выгодою пренебрег;

Грешил устами и очами

И слддострастными мечтами;

Зачем он, бренной плоти раб,

Хотя бы в помыслах был слаб?!

 

Так взвешивает вновь и снова

Он дело каждое и слово:

То – хвалит, то – хулит, скорбя.

Так мудрый муж ведет себя,

Что, возвеличен и прославлен,

Вергилием в стихах представлен.

Кто так к себе при жизни строг,

Того по смерти взыщет бог.

За то, что мудр был в этой жизни,

Вкусит он благо в той отчизне.

Всех этого сподобь, о боже, —

Себастиана Бранта тоже!

 

 

Заключение к «Кораблю дураков»

 

 

На этом кончается «Корабль дураков», который ради пользы, благого поучения, увещевания и поощрения мудрости, здравомыслия и добрых нравов, а также ради искоренения глупости, слепоты и дурацких предрассудков и во имя исправления рода человеческого – с исключительным тщанием, рачительностью и трудолюбием создан

СЕБАСТИАНОМ БРАНТОМ,

доктором обоих прав,






Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском:

vikidalka.ru - 2015-2024 год. Все права принадлежат их авторам! Нарушение авторских прав | Нарушение персональных данных