Рационалистическое мышление и убеждающий текст.

Не предупреждение свыше, а рекомендация наставника. И решения должен принять сам реципиент. Есть свобода воли и личная ответственность. И задача текста – показать, что свобода воли – суверенна и беспредельна, но и личная ответственность – неотвратима и абсолютна.

Отсюда в убеждающем текста две идеи: опорная, излагающая единственно верные установки и рабочая – рекомендующая самый практичный способ действий. Отсюда специфические функциональные элементы: личностное обращение к аудитории, заострение проблемы, непререкаемые аргументы, индивидуализированные рекомендации, духовные гарантии.

Линией психологического раздела между социокультурными эпохами стало отношение к душе. Для античного философа душа – производное тела, неотделимое от телесности, для христианского богослова она вечна, бесплотна и неизменна, поэтому для человека остается возможность выбора вечного спасения или вечной погибели. «Что пользы человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит?» Декартовское «Мыслю, следовательно, существую» - рубеж эпохи Нового времени. Творчество становится авторским, вдохновение личным, а мнение индивидуальным. Синкретическое, пралогическое мышление строилось на иррациональных аффективных ассоциациях, недоступных для осмысления, закрытых для логики.

Мыслю Я, а не получаю Божественное откровение, Я оцениваю и познаю. И доказательство моего существования – не семья, давшая мне имя, не Бог, которому я служу, а моя автономная способность созерцать и познавать. Произошла дифференциация внутренних структур психики, и Я выделилось из прежде единого мира. Это сделало личность автономной, мир – познаваемым, а мышление - осознанным и произвольным. Единственное, в чем проявляется душа – в способности к сознанию и творчеству. Здесь концепция дуализма - двойственности субстанции психической и физической. При этом сохраняется абсолютная религиозность общей картины.

Картезианство (собственное имя Декарта, Картезий) воплощения ясности, четкости, непротиворечивости. Четкое разграничение физического и психического, вера в силу разума повлияли на мировосприятие людей 17-19 столетий. Общественная мысль этого периода проникнута оптимистическим духом переустройства мира, уверенностью в близком торжестве разума, идеалов всеобщего равенства и справедливости. Само название эпохи Просвещение – подчеркивает ее коммуникативную сущность.

Мощь рационалистического мышления. Говорят: Вольтер орудием насмешки погасил в Европе костры инквизиции. Суть не в том, что он пристыдил мракобесов, а в том, что его неотразимая логика, блистательная игра ума стали всеобщим достоянием (романы, статьи, анекдоты, афоризмы), и перед лицом нового общественного мнения средневековые судилища стали просто невозможны.

Герцен: «Философическое письмо» Чаадаева потрясло всю мыслящую Россию, «Телескоп» закрыт, автор объявлен сумасшедшим, но сознание стало иным.

Психология восприятия убеждающего текста состоит в осмыслении собственного переживания объективной жизненной ситуации под интегралом идеальной модели мироустройства или программы на перспективу.

Е.Пронина ставит вопрос: как соединяется в едином тексте аналитический подход к актуальным проблемам и архаические паттерны мышления, общения и поведения. Предварительный ответ может дать структура проповеди как жанра, в котором формируются сразу две идеи: опорная (излагающая богоустановленные нормы отношения к миру) и рабочая (рекомендующая оптимальный способ действия в реальных обстоятельствах мирской жизни.

Символы и ритуалы даже богословски очищенных религий несут на себе след изначальных фольклорных образов и магических обрядов, то есть сохраняют контакт с коллективным бессознательным, пусть даже это контакт противодействия.

Опорная идея – универсальный критерий истины, она словно прокалывает препону между индивидуальным сознанием и коллективным бессознательным и умопостигаемая рабочая идея вступает в прямое соприкосновение с неизреченными архетипами психики.

Можно говорить об универсальной модели убеждающего текста, по которой могут быть выстроены и религиозная проповедь, и рекламный проспект, и газетная статья и др. Отталкиваться можно как от догм религии, так и от аксиом науки, как от утопий идеологии, так и от лозунгов политики.

Всякое мировоззренческое знание тем и сильно, что является фиксацией коллективного бессознательного на том уровне и в тех формах, которые доступны человеку данного времени. И доктрина срабатывает как опорная идея, если сама опирается на непререкаемый авторитет и открывает перспективу личного спасения и торжества справедливости. А если научный прогресс пробуксовывает, а демократические принципы оказываются в пренебрежении, то убеждающая коммуникация теряет свою эффективность. «Если бы Бога не существовало, его следовало бы выдумать» (Вольтер 1769) приобретает роковое значение в наше время.

Программирующая сила опорной идеи, строго говоря, не в ней самой, а в рабочей идее, рекомендующей конкретный и практически эффективный способ действия. Но здесь ловушка. Наука выделяет два качества в любом рассуждении: правильность и истинность.

Кто попробует объяснить разницу между ними?

Первое – соответствие законам формальной логики: «Рассуждение может быть правильным (математик и логик Алонзо Черч), несмотря на то, что утверждения, из которых оно построено, ложны». Логическая правильность рабочей идеи может создавать иллюзию истины и в восприятии читателя. Манипуляционная пропаганда как всякая ложь аморальна и даже подсудна. Но логическая стройность рассуждений – квинтэссенция журналистского мастерства и особо коварная ловушка для лучших умов журналистики. Увлеченный публицист может не заметить, как он изящно подводит все свои доводы к выводам - под готовый ответ. Это может обернуться не просто пропагандистским провалом, а и глубоким творческим кризисом.

Есть масса людей, которые все же своему опыту доверяют больше, чем пропаганде. И если публицистические установки расходятся с постоянной практикой людей, тексты их не убеждают. Тогда журналистика сама по себе, а аудитория – сама по себе.

В застойный период пропаганда стала формой самоубаюкивания: журналистика работала сама по себе, а политический опыт масс складывался сам по себе. Советское государство рухнуло сначала идеологически, а потом исторически. Для журналистов, которые не стремятся к манипуляции, ключевым приемом остается слияние встречных тенденций: сведение идеала к факту и оценки идеала фактом. Типологическая единица убеждающего воздействия – идеологема, сращивающая в единое образное представление факт и идеал. Получается не плоская картинка, а сжатая в пластину логическая пружина, готовая распрямиться в любой момент совпадения реальной ситуации и образа. Социологи говорят о «спящем эффекте пропаганды». Но нет идеологем, которые не устаревали бы.

Но если содержание идеологем устаревает и время от времени отбрасывается, то прием убеждающего воздействия только модифицируется. В древних религиозных притчах он развернут в чистом виде, в двух частях: броское, меткое, живописное изложение сугубо житейской ситуации и жесткий поучающий вывод. Но там связи в виде развернутого доказательства нет. И каждый понимает ее по-своему.

Свои формы убеждающего текста сложили в журналистике второй половины 20 века. Его композиционные узлы: ввод в проблему (эквивалент экспозиции), постановка проблемы (тезис-антитезис, завязка), аргументация (развитие действия), рекомендация (эквивалент кульминации), образный ориентир (возможность расширительного толкования рабочей идеи, развязка).

Действенность и мощь идеологемы не в знании, которое всегда относительно, и не в вере, которая чревата сомнениями, а в уверенности, с которой человек действует.

Надо рационалистически относиться к собственному рационализму. «Умей мечтать, не став рабом мечтанья, и мыслить, мысли не обожествив» - писал Киплинг, который начинал как журналист.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: