МОРСКОЕ ВЕДОМСТВО В 1850–1860-е ГОДЫ 1 страница

ВВЕДЕНИЕ

(3) В истории отдельных общественных и государственных институтов случаются периоды, когда они приобретают обычно не свойственную им историческую значимость. Они привлекают внимание современников, которые начинают следить за их развитием, и тогда наряду со специальным формируется общественный интерес к тому или иному институту. Так, в течение доброй половины XIX в. вопрос о преподавании древних языков в гимназиях не выходил за рамки педагогических кругов и ведомства народного просвещения. Но стоило самодержавию на рубеже 60–70-х годов превратить классицизм в реакционное средство формирования умственной дисциплины молодого поколения, как этот вопрос стал одним из самых злободневных на долгие годы. История порой причудливо распоряжается своим материалом, и явления, которым положено быть значительными, на самом деле оказываются на ее периферии, а на первый план выдвигаются третьестепенные события и специальные вопросы.

История русского флота, если не сводить ее к истории морских сражений и географических открытий, редко выходила за пределы внимания специалистов. Флот как политический, социальный, экономический, наконец, культурный феномен не играл столь важной роли в истории страны, как армия. Между тем он имел свой вес и во внешнеполитических, и в финансовых, и в экономических делах. Кроме того, существовали в его истории периоды, когда он оказывался в центре «переплетения важных общественно-политических вопросов. Достаточно указать на петровскую эпоху, когда флот стал не только решающим фактором превращения России в великую державу и одним из узловых центров реформ, но и «своеобразным символом того нового, что принес России XVIII век», «сгустком явлений новой культуры».[1] И в начале XX в. к флоту, хотя он и не стоял тогда в фокусе общественных интересов, сходились нити проблем формирования государственно-монополистического капитализма, внешней политики, думской борьбы[2]. История знает и такой факт, когда в течение двух-трех лет флот был объектом самого пристального общественного внимания. Этот эпизод относится ко второй половине 1850-х годов.

В 1855–1857 гг., когда страна под влиянием поражения в Крымской войне жила в ожидании грядущих перемен, Морское (4) ведомство первым показало готовность правительства к реформам. О Морском министерстве заговорили, его официальный орган «Морской сборник» читали наряду с литературными журналами, а один из приказов главы флота генерал-адмирала вел. кн. Константина Николаевича ходил по рукам в рукописных списках. Но вспышка общественного интереса вскоре погасла, так как на очередь дня встали более важные вопросы, чем смелые действия Морского министерства. Деятельность же министерства продолжалась и вылилась в целый ряд морских реформ. Однако, несмотря на то, что они опережали аналогичные преобразования в армии, на фоне более масштабных военных реформ их почти не замечали ни современники, ни историки. Очевидно, что такой контраст между популярностью начинаний и игнорированием результатов деятельности Морского министерства требует своего осмысления. Это тем более удивительно, поскольку морские реформы во многом были схожи с военными, но проводились ранее, либо, по крайней мере, одновременно с последними.

Морское ведомство опережало не только Военное министерство в своих прогрессивных начинаниях, но вообще стало первым государственным учреждением, которое заявило о необходимости преобразований и приступило к их осуществлению. Общепризнано, что исходным толчком к реформаторской деятельности правительства Александра II явилось поражение в Крымской войне. Но Морское министерство вступило на этот путь еще при Николае I, до начала войны. В течение нескольких лет оно было единственным ведомством, которое с большой гласностью готовило и проводило реформы, и неслучайно, современники называли его «министерством прогресса».

Популярность морского ведомства объяснялась не только смелой критикой собственных недостатков и демонстрацией кипучей деятельности по их устранению, но и широтой начинаний. Они шли дальше ведомственных проблем и затрагивали общегосударственные институты: административное управление, официальную печать, образование, суд, телесные наказания, крепостной труд, финансы, казенное хозяйство. Первые шаги к некоторым из «великих реформ» делались в стенах Адмиралтейства, и это обстоятельство имеет немаловажное значение для понимания их генезиса.

С этой проблемой тесно связан вопрос о тех силах в правительстве Александра II, которые участвовали в проведении реформаторского курса. Гвардией реформ была либеральная бюрократия, которая хотя и составляла правительственное меньшинство, но в наиболее сложные, кризисные для самодержавия моменты приобретала значительный вес в политических делах. Чиновники с либеральными взглядами и стремлениями в эту эпоху были не редкостью и в губернском аппарате, и в министерствах, и в высших государственных учреждениях. При этом (5) некоторые из этих учреждений отличались высокой концентрацией либеральных сил. В работе Л.Г. Захаровой «Самодержавие и отмена крепостного права в России» отмечены два таких центра, сыгравших главную роль в подготовке крестьянской реформы: Министерство внутренних дел и Редакционные комиссии[3]. Еще одним центром притяжения либеральной бюрократии было Морское министерство. Его возглавлял вел. кн. Константин Николаевич, один из крупнейших деятелей царствования Александра II. Вокруг него в середине 50-х годов сгруппировались молодые чиновники, которых в обществе называли «константиновцами». Впоследствии они разошлись по другим ведомствам, и некоторые из них достигли министерских постов: А.В. Головнин и Д.А. Толстой были министрами народного просвещения, М.X. Рейтерн – министром финансов, Д.Н. Набоков стоял во главе Министерства юстиции. Не все «константиновцы» сохраняли либеральные убеждения при переходе в другие министерства, но под сенью Мраморного дворца – резиденции Константина Николаевича – они держались дружной и сплоченной группировкой. И в отличие от своих единомышленников из Министерства внутренних дел, где рамки дозволенною были весьма ограниченны, «константиновцы» не были скованы жесткой опекой и контролем монарха. Поэтому их реформаторская деятельность представляет собой наиболее чистый опыт реализации программных задач либеральной бюрократии, приближаясь к пределам возможного.

Наконец, 1850–1860-е годы – это исключительный по своему значению период в истории флота. В эти годы в мировом судостроении дважды происходили крупные технические перевороты: сначала парусные корабли были заменены паровыми, а затем на смену деревянному флоту пришел броненосный. Морскому министерству приходилось напрягать все силы, чтобы поспевать за флотами своих потенциальных противников. Переплетение политических задач либеральной бюрократии с проблемами технической реконструкции флота осложняло деятельность Морского министерства, но в то же время позволяло ему подойти к решению этих проблем с новыми, чуждыми рутины взглядами. Воссоздание флота после Крымской войны и его техническое перевооружение составляли предмет непосредственных забот морского ведомства, и по тому, как решались эти проблемы, можно судить о возможностях либеральной бюрократии и самодержавия в целом укреплять с помощью реформ государственную мощь.

В центре настоящего исследования – деятельность Морского министерства, которое во второй половине 50-х годов являло собой интересный политический феномен как средоточие реформаторских устремлений либеральной бюрократии. Автор не стремился к равномерному освещению всех вопросов, связанных с развитием морских сил в исследуемый период, и смотрел на флот не глазами самих моряков и не посторонним взглядом (6) с берега, а из окон Адмиралтейства, откуда взирали на него либеральные чиновники министерства. В работе не затрагиваются некоторые преобразования (такие, как реформа военно-морского суда, отмена телесных наказаний во флоте, преобразование системы финансового учета, освобождение от крепостной зависимости охтенских и черноморских адмиралтейских поселян и др.), которые находились на периферии реформаторской деятельности Морского министерства и оказывались в поле его зрения по мере развертывания главных реформ. Узловыми же проблемами для либеральной бюрократии были административное управление, образование и экономическая политика. К их решению «константиновцы» приступили с первых своих шагов на реформаторском поприще и не случайно, что первые два министра из их числа – А.В. Головнин и М.X. Рейтерн – проявили себя «специалистами» именно в этих вопросах. Не менее важное место в преобразовательной деятельности Морского министерства занимало издание его ведомственного журнала «Морской сборник». Однако ввиду того, что история «Морского сборника» во второй половине 50 – начале 60-х годов получила глубокое освещение в интересной статье и богатой фактическим материалом диссертации Э.Д. Днепрова[4], автор ограничился обращением к деятельности этого журнала лишь настолько, насколько она касалась исследуемых реформ.

* * *

Круг источников по истории флота и Морского министерства в исследуемый период весьма обширен. Хотя в это время работали больше, а писали меньше, чем обычно, зато каждый документ отличался информативной насыщенностью. Материалы официального делопроизводства наполнялись не сухой цифирью мелочных отчетов и ворохом неисполнимых предписаний, а острыми суждениями, широкими обобщениями, живой мыслью. Много интересных сведений публиковалось в «Морском сборнике», публицистический характер имели многочисленные ведомственные издания, которые печатались для публики или литографировались для распространения в правительственных сферах. Разумеется, более откровенной, чем в николаевское время, была личная переписка деятелей морских реформ.

Основной корпус источников составляют официально-документальные материалы. Это в первую очередь нормативные документы: законодательные акты, высочайшие приказы, приказы генерал-адмирала, циркуляры инспекторского департамента, а также утвержденные императором всеподданнейшие доклады генерал-адмирала и управляющего министерством.

К ним примыкают материалы законодательной работы: проекты реформ, записки официального характера и замечания на них разных лиц.

К обсуждению некоторых реформ привлекались только представители (7) бюрократии, поэтому как сами проекты, так и замечания на них сохранились в небольшом числе, а то и в единственном экземпляре. А реформа морского образования, например, обсуждалась публично, и некоторые замечания печатались и «Морском сборнике». Кроме того, мнения разных лиц о первом проекте реформы и свод этих мнений были опубликованы специальным изданием[5].

Важным источником официального характера являются всеподданнейшие отчеты по Морскому ведомству, отчеты административных учреждений Морского министерства, а также отчеты и отчетные сведения по Морскому кадетскому корпусу. Всеподданнейшие отчеты представлялись в 50–60-х годах ежегодно, за исключением 1855 и 1859 гг., когда они были составлены соответственно за двух- и трехлетний периоды времени. В них содержались сведения о личном и судовом составе флота, о плавании судов во внутренних и дальних морях, о кораблестроении и развитии артиллерии, об устройстве портов, адмиралтейств и заводов, о гидрографических работах, сведения по медицинской и судебной частям, о состоянии морских учебных заведений, о Морском министерстве и его административной деятельности.

Отчеты этого времени небогаты статистическим материалом, по они ценны критическими суждениями о состоянии флота и его береговых учреждений, ясным и развернутым изложением системы предполагаемых действий, объяснением смысла и значения осуществленных мер. Статистические же сведения давались в отчетах структурных частей министерства, которые в 1861–1866 гг. печатались в объемистых приложениях к министерскому отчету. С 1867 г., после ликвидации целого ряда центральных учреждений министерства, отчеты стали выходить без приложений, поэтому материалы статистики приходилось извлекать из неполно сохранившихся в архиве отчетов портов, а также из ежегодно издававшихся «Памятных книжек Морского ведомства».

Отчеты и отчетные сведения по Морскому кадетскому корпусу в исследуемый период представлялись за 1853–1862 и 1868 гг. В 50-е годы они заключали в себе лишь сухой цифровой материал о числе воспитанников, воспитателей и учителей, об успеваемости кадет и гардемарин, стандартные фразы об успешном ходе преподавания и воспитания в корпусе. Гораздо содержательнее отчеты за 1861, 1862 и 1868 гг., представленные директором корпуса В.А. Римским-Корсаковым, который главное внимание уделял не статистическим выкладкам, а анализу состояния училища и мерам по его улучшению.

Мало чем отличаются по своему характеру от отчетов инициальные обзоры Морского министерства. Так, например, двухтомный «Обзор деятельности морского управления в России в первое двадцатипятилетие благополучного царствования государя императора Александра Николаевича. 1855–1880» (Спб., 1880), (8) составленный под руководством бывшего директора канцелярии министерства К.А. Манна, представляет собой, по сутр дела, развернутый вариант всеподданнейшего юбилейного от чета по морскому ведомству. Необходимо отметить также «Перечень главных распоряжений по Морскому ведомству в последние три года (1853, 1854 и 1855)» (Спб., 1856), двухтомный «Обзор заграничных плаваний судов русского военного флота с 1850 по 1868 год» (Спб., 1871), «Обзор работ Комитета, учрежденного в 1850 году для составления Морского устава» (Спб., 1853).

Немалую ценность имеют и документы официального делопроизводства: приказы, предписания, рапорты, донесения, представления, отношения и иные формы переписки. Особый интерес представляют донесения управляющих министерством генерал-адмиралу с его резолюциями, предписания генерал-адмирала разным чинам морского ведомства, журналы заседаний комитетов, материалы комиссий, ревизовавших учреждения морского ведомства[6].

Другую группу источников составляет публицистика. Ее значение определяется тем вниманием, которое Морское министерство уделяло изучению общественного мнения, той ролью, которую морское начальство отводило публичным выступлениям в печати при проведении своей преобразовательной политики.

Многие статьи в «Морском сборнике» – официальном органе Морского министерства – имеют самое непосредственное отношение к морским реформам. Во-первых, на его страницах проходило обсуждение готовящихся преобразований, в частности реформы морского образования. На протяжении второй половины 50-х годов «Морской сборник» являлся чуть ли не единственным рупором передовых педагогических идей. Достаточно сказать, что в журнале была опубликована знаменитая статья Н.И. Пирогова «Вопросы жизни». Здесь же печатались статьи педагогов и общественных деятелей разных взглядов и направлений: В.И. Даля, К. Бема, А.П. Николаи, Н.И. Греча, морских офицеров Е.В. Путятина, И.А. Шестакова, В.А. Римского-Корсакова, К.М. Станюковича. Во-вторых, сама деятельность «Морского сборника» служила зеркалом, в котором отражались взгляды либеральной бюрократии на средства и методы государственного управления, попытки Морского министерства установить контакт с общественным мнением и использовать его в интересах государства.

К публицистическим материалам относятся также рукописные записки, которые выходили из-под пера чиновников Морского министерства. Записки М.X. Рейтерна по финансовым вопросам[7], «Общие заметки о поездке по некоторым губерниям в 1860 году» А.В. Головнина[8], «Разные соображения в руководство при вступлении в управление отдельным ведомством» В.Е. Врангеля[9] – все это документы, отражающие идеологию правительственного либерализма. (9)

Из источников мемуарного характера наибольший интерес дли исследователя морских реформ представляют воспоминании и дневники лиц, служивших в морском ведомстве. К их числу следует отнести принадлежавшие перу А.В. Головнина «Материалы для жизнеописания великого князя Константина Николаевича». Будучи в 50-х годах личным секретарем генерал-адмирала, Головнин ежегодно кропотливо составлял биографию своего патрона за минувший год, затем компоновал из нескольких таких рукописей сводную погодную биографию великого князя, и таким образом составилось несколько редакций Жизнеописания вел. кн. Константина Николаевича. Эти материалы литографировались, с них снимались писарские копии» и в настоящее время различные редакции труда Головнина хранятся в фонде Мраморного дворца и в фондах самого автора[10]. «Материалы» Головнина содержат большой объем фактических сведений о деятельности Константина Николаевича по морскому ведомству и другим отраслям государственного управления. Кроме того, к ним приложены копии некоторых документов и писем, относящихся к содержанию самого жизнеописания.

Ценным источником по истории флота и морского ведомства во второй трети XIX в. являются воспоминания адмирала И.А. Шестакова «Полвека обыкновенной жизни»[11] и. В 50-х годах Шестаков, благодаря своим незаурядным способностям и хорошей морской выучке, полученной в лазаревском Черноморском флоте, был приближен к себе молодым генерал-адмиралом и, выполняя его ответственные поручения, быстро продвигался по служебной лестнице. Но в 1866 г. из-за конфликта с управляющим Морским министерством Н.К. Краббе Шестаков вынужден был уйти с флотской службы. Если он и до этого не жаловал «сухопутного адмирала» Краббе, то теперь ему стало немило все Морское министерство с его «августейшим» начальником и заведенными им порядками. И в своих мемуарах Шестаков не пожалел никого из власть предержащих. Излишняя пристрастность оценок, безусловно, снижает ценность этих мемуаров, но, с другой стороны, личная неприязнь к высшим морским чинам при развитом интеллекте, острой наблюдательности и гражданском мужестве позволили автору критически осмыслить политику своих недавних покровителей и сослуживцев.

Из других воспоминаний морских чинов можно отметить мемуары директора канцелярии Морского министерства К.А. Манна[12] и других чиновников морского ведомства[13], воспоминания адмиралов и офицеров флота[14], воспитанников Морского кадетского корпуса и Штурманского училища[15]. Многообещающим представлялся дневник главы Морского ведомства вел. кн. Константина Николаевича[16]. Но ценность его собственно для истории преобразований во флоте оказалась гораздо меньшей, чем можно было ожидать. Это объясняется тем, что, во-первых, дневник, не считая юношеских тетрадей, охватывает только (10) 1852 г. и периоды с 1858 по 1860 и с 1867 по 1889 г. Такт образом, записи за 1853–1857 гг., т.е. как раз за то время которое является наиболее важным для исследователя морских реформ, отсутствуют. Другим «недостатком» дневника является его сухость. Автор главным образом фиксирует события лишь изредка утруждая себя их анализом, оценкой, общими рассуждениями.

Среди эпистолярных материалов особую ценность представляет переписка А.В. Головнина, секретаря и близкого друга вел. кн. Константина Николаевича, со своим патроном[17] и другими корреспондентами. Головнин писал необыкновенно много и, стремясь быть в гуще политических и общественных событий, держал связь с весьма широким кругом государственных и общественных деятелей. Он охотно делился своими сведениями, знаниями, суждениями с теми, на кого он хотел воздействовать, и прежде всего с генерал-адмиралом. Он не обходил вниманием ни один сколь-нибудь крупный политический вопрос и по каждому из них всегда мог предложить свой рецепт решения. Поэтому многие его письма носят программный характер, да и его корреспонденты были с ним гораздо словоохотливее, чем с другими. Именно этот вид источников наиболее полно отражает замыслы и методы действий либеральной бюрократии.

«Константиновский» период в истории флота имеет весьма скромную историографию. В дореволюционной исторической науке преобразования в морском ведомстве оказались на периферии изучения «эпохи великих реформ».

Либеральная историография в морских реформах видела исключительно плоды деятельности просвещенного генерал-адмирала вел. кн. Константина Николаевича. Поскольку же великий князь был более известен как один из активных участников подготовки крестьянской реформы и как либеральный председатель Государственного совета, то реформы в его собственном ведомстве рассматривались лишь в качестве одного из этапов его многогранной деятельности[18].

Что касается официальной историографии, то ее интерес или безразличие к какому-либо историческому явлению непосредственно обусловливается политическими целями правительства и личными симпатиями и антипатиями носителей верховной власти. Поэтому в 60–70-е годы обращение к теме морских реформ было возможно лишь при условии их безоговорочной апологии. Исторические исследования того времени, как например, уже упомянутый «Обзор деятельности морского управления в России», составленный К.А. Манном, мало чем отличались от официальных отчетов.

С началом царствования Александра III вел. кн. Константин Николаевич был уволен в отставку, и отношение к реформам при его преемнике вел. кн. Алексее Александровиче резко изменялось. Управляющий Морским министерством И.А. Шестаков принялся «исправлять» реформы, и о деятельности предшественников (11) предпочли забыть, тем более что Александр III питал и личную неприязнь к отставному генерал-адмиралу. Молчание официальной историографии длилось вплоть до русско-японской войны. За все эти годы о реформах вспоминали лишь в связи с юбилеями. В 1898 г. вышла работа С.Ф. Огородникова «50-летие журнала «Морской сборник» (1848–1898)» (Спб., 1898), а четыре года спустя его же труд «Исторический обзор развития и деятельности Морского министерства за сто лет его существования (1802–1902)» (Спб., 1902). Издания эти богаты фактическим материалом, но юбилейный характер определял однозначную оценку деятельности морского управления. Автор положительно оценивает преобразования во флоте, осуществленные вел. кн. Константином Николаевичем, как, впрочем, и все деяния высочайших особ – императоров и генерал-адмиралов. Поэтому морские реформы характеризовались Огородниковым как важный этап в развитии морского ведомства, в истории которого, впрочем, неважных этапов и быть не могло.

Русско-японская война пробудила большой интерес в военно-морской публицистике к событиям полувековой давности. Моряки желали разобраться в причинах Цусимской катастрофы и, разумеется, проводили исторические аналогии с трагедией флота в Крымской войне. С другой стороны, стремление к возрождению флота, к восстановлению престижа России как морской державы обусловило повышенное внимание морской публицистики к периоду воссоздания морских сил после Крымской войны, к преобразованиям во флоте в 1850–1860-е годы. Однако исторического исследования этих реформ так и не было проведено, и многочисленные книги, статьи и заметки содержали лишь рассуждения о широте и смелости реформ, о возрождении «морского духа» в 50–60-е годы и об упадке его в последующие десятилетия. Из работ этого периода можно отметить компилятивный очерк деятельности Константина Николаевича, составленный редактором «Морского сборника» К.Г. Житковым[19]. В целом отношение публицистики к деятельности Морского министерства после Крымской войны было почти однозначно положительным, и осуждению подверглась только недооценка тогдашним морским командованием роли морских сил в военной истории России, что, по мнению моряков, послужило причиной промедления в строительстве броненосного флота.

В советское время историография морских реформ обогатилась незначительно. Одной из работ на эту тему явилась кандидатская диссертация Т.С. Шабалиной (Карловой) «Реформы в русском военно-морском флоте в 50-х годах XIX века» (Л., 1952). Она вполне отразила дух своего времени. Недостаток глубины анализа был восполнен навешиванием на сторонников правительственного.либерализма ярлыков типа «демагоги», «космополиты» и «лицемеры».

Гораздо более серьезное значение имеют работы Э.Д. Днепрова, (12) посвященные деятельности «Морского сборника» во второй половине 50-х – начале 60-х годов. Хотя Днепров не исследовал собственно морские реформы, избранная им тема имеет к ним самое непосредственное отношение. Он основательно осветил участие «Морского сборника» в подготовке реформ морского образования, военно-морского суда, а также отмены телесных наказаний. При этом автору удалось показать, как благодаря широким дискуссиям, происходившим на его страницах, преобразования во флоте оказывали воздействие и на общегосударственные реформы.

Анализируя причины морских реформ, Днепров отмечает, что эти преобразования были обусловлены технической отсталостью русского флота, который еще до Крымской войны «убедительно обнаруживал свое несоответствие задачам национальной обороны»[20]. При этом он не сбрасывает со счетов и активную роль самого Морского министерства в деле воссоздания флота. «Морские реформы середины 1850-х годов, – утверждает автор, – выражали попытку отдельной группы наиболее дальновидной бюрократии в условиях сознательной консервации феодального уклада выдвинуть часть государственного механизма навстречу требованиям капиталистического развития страны»[21]. Вступив на этот путь реорганизации флота и всего ведомства, Морское министерство затем сознательно расширяло свою программу. «Неизбежное столкновение флотского руководства при проведении морских реформ с общими вопросами государственного и народного быта, с общими препятствиями, тормозившими капиталистическое развитие страны, – объясняет Днепров политическую активизацию Морского министерства, – заставили либеральную бюрократию более широко посмотреть на проблему реформ»[22]. Подготовка морских реформ рассматривается Днепровым на фоне кризиса «верхов», благодаря чему обнаруживается зависимость позиции либеральной бюрократии от политической конъюнктуры. Отметив связь реформаторской деятельности Морского министерства с политикой правительственного либерализма в целом, автор в то же время не сумел до конца преодолеть ограниченности понимания морских реформ как следствия исключительно технических переворотов в судостроении и гибели флота в Крымской войне.

Из зарубежных ученых исследованием деятельности Морского министерства после Крымской войны плодотворно занимается американский историк Дж. Кипп. Его внимание привлекают два аспекта этой темы: во-первых, политика либеральной бюрократии в эпоху всеобщего кризиса в России, а во-вторых, модернизация русского флота в послевоенный период. Его перу принадлежат статьи, посвященные деятельности «константиновцев» как реформистской группировки в правительстве[23], а также развитию русского флота и морской стратегической доктрины в 50–60-х годах XIX в.[24]

Кипп рассматривает реформы как следствие кризиса, (13) вызванного слабостью России перед лицом своих противников в Крымской войне. «Бессилие существующего строя мобилизовать людские и материальные ресурсы для отпора морским державам направляло националистические настроения общества в оппозицию правительству»[25], – пишет он. Одной из наиболее примечательных группировок, в которой утверждалась оппозиция николаевскому режиму, и стало либеральное окружение Константина Николаевича в Морском министерстве. Реформы, к которым приступило Морское ведомство в 1854–1855 гг., были, по мнению Кипп а, попыткой мобилизовать все силы для того, чтобы избежать поражения в войне. Когда же унизительный для России мир был все-таки заключен, с помощью реформ великий князь надеялся возродить морскую мощь страны и вернуть ей статус великой державы.

Итак, преобразования в морском ведомстве в 1850–1860-е годы остаются еще малоизученной темой. Если общие вопросы политики Морского министерства в той или иной степени рассматривались в историографии, то содержание отдельных реформ, по существу, не было еще предметом специального интереса историков. (14)

МОРСКОЕ ВЕДОМСТВО В 1850–1860-е ГОДЫ

__________________________________________________________________________

В 1850 г., по случаю 25-летия царствования Николая I, главы разных ведомств представляли императору свои отчеты. В этих отчетах они перечисляли грандиозные успехи, достигнутые благодаря «монаршим попечениям» и собственному усердию. Среди прочих был 'представлен и отчет начальника Главного морского штаба св. кн. А.С. Меншикова. Он содержал в себе отрадные свидетельства морского могущества России. 44 линейных корабля, 20 фрегатов, 20 боевых пароходов[26] – эта несокрушимая морская сила должна была утверждать владычество России в Балтийском и Черном морях. Успехи были особенно очевидны на фоне состояния флота в предшествующее царствование, когда морским силам не уделяли должного внимания и они пришли в Совершенный упадок. Налицо было возрождение русского флота, и эффектные его эволюции на высочайших смотрах наглядно подтверждали эту истину.

Спустя всего четыре года обнаружилось, что морское могущество России было не более чем мифом. Крымская война стала истинным мерилом силы флота, и в свете ее тяжелых испытаний по-иному представились прежние успехи морского управления. В той картине состояния флота, какую рисовал в своем отчете за 1853–1854 гг. новый глава морского ведомства вел. кн. Константин Николаевич преобладали уже мрачные тона. Особенно не скупился он на черные краски, живописуя Балтийский флот, корабли которого, как выяснилось, были «слабой постройки и весьма посредственного вооружения, и при каждом учебном плавании по портам Финского залива весьма многие из них подвергались разнообразным повреждениям»[27]. Очень низким оказался уровень подготовки флотских офицеров, из которых «весьма немногие имели случай в продолжительных морских кампаниях свыкнуться и сродниться с морем, приобрести необходимую опытность, узнать близко иностранные флоты и следить за усовершенствованиями морского дела». Плавания судов ограничивались большей частью тесными водами Финского залива, и лишь в исключительных случаях корабли покидали пределы Балтийского моря. При том, что Финский залив на целых полгода покрывался льдом, очевидно было, что большую часть времени моряки проводили на берегу. (15) Петербургские плац-парады оказывали свое влияние и на Кронштадт, поэтому всю зиму моряки посвящали фронтовым занятиям, «дабы усиленными учениями вознаградить время, потерянное для фронта летом»[28]. Мало чем отличалась от строевых занятий и боевая подготовка. Парусные и артиллерийские учения умудрялись проводить в манеже, где на специально сооруженной для этого небольшой мачте эффектно ставились и убирались паруса и с четкостью, доведенной до автоматизма, заряжали и разряжали орудия игрушечного калибра. Настоящих же артиллерийских учений почти не проводилось, и во флоте были корабли, которые, кроме салютных выстрелов, за всю службу ни разу не стреляли из своих орудий. Стремление к красивым фронтовым упражнениям доходило до того, что на отряд канонерских лодок «смотрели, как на баталион, и делали с ним на воде, гребя, все маневры, как на баталионном учении, при сигналах на рожках, целиком взятых из того же учения»[29].

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: