ЧАСТЬ II. РАБОТА РИТОРА НАД РЕЧЬЮ

С античных времен принято считать, что работа над речью состоит из трех частей.

1. Изобретение речи.

2. Расположение речи.

3. Выражение речи.

Изобретение речи

Сам термин «изобретение» в истории русской риторики был использован в качестве перевода латинского термина «inventio». В отношении к речевой деятельности этот термин звучит непривычно: изобретают в технике, а в речи – чего уж там изобретать! Но, при непривычности для многих, он очень точен: речь идет именно об изобретении, как о творческом действии, как о создании действительно чего-то нового: новой мысли, новых способов ее доказательства, новых средств воздействия на конкретную аудиторию.

Правда, в античных риториках под «изобретением речи» понимали вовсе не изобретение новой мысли, а лишь некоторое упорядочение темы, логическое аргументирование темы. (Нечто подобное тому, с чем мы все встречались в школьных сочинениях: в виде темы задается готовый тезис, т.е. мысль, которую надо доказать, например: «Золото, золото сердце народное…», - а школьнику лишь остается подобрать соответствующие аргументы). Современные требования к изобретению речи более серьезны. В современную риторику должен войти сам процесс мысленного решения проблемы.

Изобретение речи включает в себя нахождение темы, подбор материала и собственно изобретение – формирование тех мыслей, которые должны быть выражены в речи. Изобретение речи регулируется коммуникативными критериями. Никто не изобретает «речь вообще», но лишь речь для какой-то конкретной аудитории. Поэтому важной составляющей изобретения речи является ее уместность. Вот почему в понятие изобретения речи входят следующие компоненты:

· образ ритора;

· аргументация;

· учение об общих местах.

Образ ритора. В античных риториках оратор определяется как «муж благородный, в речах искусный», т.е. важнейшим качеством ритора считалась высокая нравственность и лишь вторым по значимости «искусство речи».

Естественно, что если бы трибуну предоставляли лишь людям исключительной добродетели, то в обществе воцарилось бы вечное безмолвие, «кто из нас без греха». Так что слова о «муже благородном» не следует понимать буквально.

Оратор не обязан быть нравственным идеалом, он должен лишь создать такой образ, чтобы аудитория ему доверяла. Итак, не обязательно быть, но обязательно выстроить образ нравственного ритора.

По убеждению Цицерона, оратору должны быть свойственны четыре добродетели: честность, скромность, доброжелательность и предусмотрительность.

Честность непременно должна включать в себя компетентность, наличие системы знаний и навыков, умение связать тему и содержание речи с личным жизненным опытом. Честность подразумевает способность оратора к изобретению новых идей, последовательность, добросовестность, принципиальность и самокритичность.

Понятие скромности означает в первую очередь умение с уважением относиться к аудитории, видеть в слушателях людей, равных себе, и умение дать почувствовать это отношение. Не следует, однако, смешивать скромность с подлаживанием к аудитории, с боязнью сказать нечто неожиданное для нее. Скромность оратора означает умение достичь совместимости разных этик (если обнаружится, что этика говорящего и части слушающих не совпадают). Побуждая аудиторию к новым выводам, оратор должен тем не менее демонстрировать приверженность традиционной этике.

Категория доброжелательности означает, что общение оратора с аудиторией возможно лишь в том случае, если оратор желает ей блага. Другое дело, что понятия о благе в одной и той же аудитории могут быть различными и не всегда совпадать с представлениями оратора. В этом случае следует помнить о важнейшей категории речевого общения – присоединении (о чем шла речь в теме «Диалог»). Возможно присоединение оратора к мнению аудитории (но это называется популизмом и демагогией). Возможно присоединение аудитории к мнению оратора, но это требует тщательно проработанной аргументации со стороны оратора, хорошей техники, а главное – убеждения аудитории в том, что оратор, несмотря на свои разногласия с ней, все же стремится к ее благу. В этой ситуации особенно важны те ценности, которые действительно объединяют аудиторию и оратора, т.е. ценности общечеловеческие. Умение опереться на них – насущное требование нашего времени.

Категория предусмотрительности связана с тем, что слово оратора, если оно хорошо аргументировано, не может не вызвать внутреннего разлада в аудитории. Поэтому главное условие предусмотрительности оратора – такая постановка проблемы и такая аргументация, которые делают аудиторию самостоятельной и позволяют ей компетентно эту проблему решать.

Возникающий конфликт должен быть продуктивен, он должен привести к общему мнению. Оратор помогает становлению новых ценностей, а это возможно при позитивности ораторской позиции. Таким образом, предусмотрительный оратор должен предвидеть последствия своей речи для аудитории и для самого себя, уметь в речи видеть перспективу дальнейшего развития общения.

Аргументация. Аргумент (довод) в риторике – это завершенная и словесно оформленная мысль, которая оценивается как правильная или неправильная. Правильный аргумент публичной речи содержит три аспекта:

1) истинность/ложность (т.е. соответствует ли действительности);

2) конформность/неконформность (т.е. согласуется ли с другими аргументами в данной речи);

3) уместность/неуместность (т.е. пригоден ли в данной ситуации общения).

Сейчас мы оставляем в стороне т.н. нетехнические доказательства (т.е. вещественные доказательства, документы, грамоты и т.д.), хотя, например, в суде они наиболее убедительны. Но именно в силу своей «нетехничности», т.е. нериторичности, они не рассматриваются в риторике.

Пример использования неистинных аргументов – разнообразные операции со статистическим материалом, позволяющие доказать и эффективность административной борьбы с пьянством в России, и неэффективность этих мер, и начало выхода из кризиса, и углубление его, и расширение демократизации, и сужение ее и т.д. Об этом, в частности, говорит В.В. Жириновский: «Дайте нормальную статистику, статистику правильную, когда мы даем показатель на тысячу населения. Сегодня чудаки по одной радиостанции говорят: вот за 3 месяца на дорогах России погибло 5 тысяч, а в Швеции 500. И бедные избиратели думают: как мы плохо живём, как у нас много гибнет народа. Вы уж объясните, что в Швеции население в 20 раз меньше. Перемножьте эту цифру 20 на пять тысяч и получите 10 тысяч погибших. Надо же исходить из того, какова статистика» (см. Приложение, текст №.17).

Пример неконформности аргументации: «Да, мы за гуманизм, мы за демократизацию законодательства. Но цель у гуманизации и демократизации должна быть одна – защита честных людей, а не тех, кто посягает на наши права и свободы, на личные интересы граждан, на интересы общества»[4] Автор строит свою аргументацию, апеллируя к ценностям гуманизма и демократии, пытаясь в то же время доказать, что применение принципов гуманизации и демократизации должно быть избирательным.

Важную роль в аргументации играет демонстрация, при которой с помощью той или иной логической операции (дедукция, индукция, аналогия) слушателям демонстрируется, какое отношение данный аргумент имеет к тезису.

В соответствии с принципами риторики и логики структура аргумента включает в себя три составляющих: общее место (топос), схему и редукцию. Топос выражается в виде некоторого суждения о ценностях, которое принимается участниками общения как правильное или, по крайней мере, разумное. Схема представляет собой синтаксическую конструкцию описанных выше логических процедур, а редукция – лексическое наполнение этой синтаксической схемы.

Таким образом, аргумент оказывается чем-то вроде «мостика», перекинутого от тезиса к «общему месту». Понятию «общего места» тоже крепко досталось от критиков риторики (в смысле пустопорожней болтовни). Между тем без общих мест невозможна никакая аргументация. Ибо в риторическом воздействии на аудиторию ключевым понятием является категория присоединения. Т.е. аудитория (в идеале) должна полностью или частично присоединиться к мнению оратора. А присоединение это возможно лишь при условии совпадения систем общих мест у аудитории и оратора. (Другое дело, если ничего, кроме общих мест, речь не содержит, - вот такие речи и есть худший образец краснобайства).

По своему происхождению общие места распадаются на три класса: 1) фольклорные, 2) догматические, 3) научные.

По отношению к речи различаются внешние и внутренние общие места. Последние представляют собой смысловые правила развертывания речи, ходы мысли, из которых строится аргумент. Эти топосы называются внутренними потому, что открываются исходя из поставленной проблемы как ее подтверждение и развертывание (определения, соположения, обстоятельства).

Внешние общие места лежат как бы за пределами данной речи и обнаруживаются в позициях, с которых оценивается вся речь или отдельный довод: этических, правовых, эстетических, религиозных, политических, научных.

Попытка перечислить все общие места в данном пособии – задача неблагодарная. После М.В. Ломоносова и его последователей таких попыток в нашей стране длительное время не предпринималось. С той поры, естественно, представление об общих местах в отечественной культуре существенно переменилось. В наши дни удачная попытка классифицировать такие общие места, свойственные русской культуре, была предпринята российским ученым А.А. Волковым[5]. Приведем некоторые примеры из его классификации внешних общих мест.

Так, в сфере морали А.А. Волков указывает на такие топосы, которые, как правило, отражены в фольклоре

1. Личность уникальна, неповторима, и один человек несопоставим с другим (Все люди разные: кому поп нравится, а кому – попадья).

2. Действия человека могут быть оценены другими как хорошие или дурные (На чужой роток не накинешь платок). Однако, поскольку справедливо и положение (1), то На всякий чох не наздравствуешься и.т.д.

В сфере науки

1. Мир существует объективно.

2. Человек – часть объективного мира.

3. Мир организован закономерно и.т.д.

Так, например, в работе «Материализм и эмпириокритицизм» В.И. Ленин не затрудняет себя доказательствами первичности материи. Для него и его читателей это – общее место. Поэтому почти каждый аргумент в этой работе заканчивается утверждением: «…и следовательно, это идеализм». И в рамках данной системы ценностей этой аргументации вполне достаточно, поскольку в этой ценностной системе идеализм – это очень плохо, так как идеализм несовместим с марксизмом, последний же, напротив, занимает высшее место в данной ценностной системе. А на тех, кто этой ценностной системы не придерживается, работа В.И. Ленина и не рассчитана.

Как правило, система топосов, отражающихся в речи, характеризует и личность ритора, и эпоху создания риторического произведения. Рассмотрим топосы, характерные для политической риторики начала ХХ века, на примере речи П.А. Столыпина в Третьей государственной думе 16 ноября 1907 (см. Приложение. Текст №1).

1907 год – период реакции, наступившей после первой русской революции. В III Государственной думе, избранной по новому закону (от третьего июня 1907 г.), наибольшее представительство имели октябристы и монархисты различных оттенков. П.А. Столыпин – председатель Совета министров – представлял в Государственной думе позицию правительства.

Таким образом, для характеристики образа ритора здесь важны следующие аспекты: 1) благоприятные для Столыпина и отвечающие его взглядам исторические условия (торжество существующего порядка); 2) благоприятная атмосфера выступления (аудитория умеренно-либерального толка); 3) позиция сильного по отношению к аудитории (правительство имеет большую фактическую власть и вес, чем Государственная дума).

С такой позицией связана и тема речи – общее положение России, главные проблемы современности. Целью ритора является, на первый взгляд, информирование об общем положении дел, о ситуации в стране. Но поскольку ритор обращается к известным сведениям, то такая цель превращается в один из приемов, используемых говорящим. Следовательно, цель ритора - внушить аудитории, что предлагаемый говорящим путь является единственно верным и приведет к благополучию.

Обязательный элемент официальной риторики в царской России – апелляция к авторитету монаршей воли и исторической ценности самодержавной власти. Например: «Проявление Царской власти во все времена показывало также воочию народу, что историческая самодержавная власть и свободная воля Монарха являются драгоценнейшим достоянием русской государственности, так как единственно эта Власть и эта Воля, создав существующие установления и охраняя их, призвана, в минуты потрясений и опасности дли государства, к спасению России и обращению ее на путь порядка и исторической правды». Русская государственность невозможна без царской власти и развитие государства связано, прежде всего, с монархией, призванной упрочить положение России.

Эта же мысль реализуется в целом ряде традиционных топосов:

1) апелляция к высшим целям деятельности («спокойствие страны», «внутреннее ее устроение»). Данный аргумент подчёркивает значительность предлагаемых мер и обусловленность их высокой целью;

2) апелляция к общечеловеческим нормам и ценностям («оно [правительство] пойдет к этому путем созидательным», «правительство надеется обеспечить спокойствие страны», «задачи правительства в деле укрепления порядка»). Аргумент такого типа призван подчеркнуть не разрушительность программы, выдвигаемой ритором, а ее созидательность, направленность на установление порядка;

3) апелляция к закону и порядку. Например: «С своей стороны правительство употребит все усилия, чтобы облегчить работу законодательных учреждений и осуществить на деле мероприятия, которые, пройдя через Государственную думу и Государственный совет и получив утверждение Государя Императора, несомненно восстановят порядок и укрепят прочный, правовой уклад, соответствующий русскому народному самосознанию». Или: «В этом отношении Монаршая воля неоднократно являла доказательство того, насколько Верховная власть, несмотря на встреченные ею на пути чрезвычайные трудности, дорожит самыми основаниями законодательного порядка, вновь установленного в стране и определившего пределы Высочайше дарованного ей представительного строя».

Использование общих мест является продуктивным и при решении частных задач. Так, создавая образ противника - оппонента, в качестве которого выступают крайние левые партии, ритор использует прием апелляции к традиционным нормам и ценностям: «открытое разбойничество», «преступные элементы», «разорение честных тружеников, развращение молодого поколения». Таким образом, «крайние левые партии» становятся не только противником правительства, но и врагами всего общества, представляющими опасность для каждого его члена. Подобное описание реальности становится прочной основой для оправдания действий правительства, в частности, позволяют ритору заметить: «Противопоставить этому явлению можно только силу». Применение силы оправдывается как «законное средство защиты» от «дерзости врагов общества».

Советская политическая риторика даёт примеры иной реализации системы топосов. Обязательный элемент официальной риторики в советской России - апелляция к авторитету партии и ее роли в жизни советского общества. Например: «Это она, наша партия, привела трудящихся России к победе над царизмом и капитализмом, к созданию первого в мире Советского социалистического государства. Это под ее испытанным руководством советские люди добились полной и окончательной победы социализма. Теперь партия уверенно ведет 220-миллионный советский народ к победе коммунизма, первой в истории прокладывает человечеству путь в счастливое будущее».

Кроме того, для советской политической риторики характерны следующие топосы:

1) апелляция к авторитету, ссылки на знаковые фигуры настоящего и прошлого («великий Ленин учил»; «Наша Программа, сказал Н.С. Хрущёв, это конкретная, научно обоснованная программа строительства коммунизма» и т.д.);

2) апелляция к мифологической модели развития человечества («коммунизм делает жизнь человека обеспеченной, радостной и счастливой»; «для того, чтобы все источники общественного богатства полились полным потоком, необходимо, чтобы труд на благо общества стал первой жизненной потребностью всех советских людей»);

3) устойчивые эпитеты и словосочетания («славная ленинская коммунистическая партия», «коренные вопросы», «ленинские нормы партийной жизни», «ленинское единство партийных рядов»).

Как видим, обязательное для начала ХХ века упоминание монаршей воли и царской власти в советской политической риторике меняется на описание значения партии и ссылку на авторитеты Ленина, Хрущёва.

Конец ХХ века, современная российская политика внесли коррективы в общественную идеологию, что нашло свое закономерное отражение в системе топосов. В данный период политическая аргументация находилась в своеобразном положении, поскольку испытывала непосредственное влияние мифов общественного сознания, связанных с советской эпохой. Стандартный набор мифов определял набор возможных аргументов, реализующихся в речевых штампах, и создавал представление об устройстве мира: «общество социального оптимизма», общество «социалистической» демократии, «все прогрессивное человечество», противопоставленные «обществу бесправия и угнетения», обществу «буржуазного плюрализма», «силам империализма и реакции». Как отмечает Н.А. Купина[6], политический язык эпохи перестройки продолжает оперировать ключевыми словами, отражающими опорные коммунистические идеи, но на первый план функционирования выдвигает группу новоидеологем: перестройка, плюрализм, гласность, ускорение. В этот период не существовало действенного языка публичной политики, поскольку дореволюционные традиции были забыты, а новые еще не сформировались.

Неоднозначность политической и экономической ситуации и возникающая в связи с этим двойственность системы ценностей нашли отражение в выступлениях на I съезде народных депутатов СССР 1989 г. В числе традиционных общих мест мы видим апелляцию к общечеловеческим ценностям (нравственный мир человек, гуманизм), к высшим целям деятельности («судьба Отечества в ваших руках»), к закону и порядку («только закон, выражающий волю народа, должен служить мерилом ответственности»), к авторитету (в конце ХХ века к таковым относились В.И. Ленин и М.С. Горбачёв). Однако интерпретация топосов различается у разных риторов и приводит к вариативности содержания. Например, активно использовался на I Съезде речевой штамп «социалистический плюрализм мнений», который в сочетании с отрицанием конфронтации и оппозиции приводил к сокращению приемлемых точек зрения. Естественно, плюрализм не может сосуществовать со строгим ограничением вариантов общественного мнения. «Конфронтация не просто безответственна, а и социально опасна, ибо отвлекает от конкретной работы, расшатывает нравственный мир человека, вытесняя из него сердечность, доброжелательность, уважительное отношение к людям…» «Да, мы за гуманизм, мы за демократизацию законодательства. Но цель у гуманизации и демократизации должна быть одна - защита честных людей, а не тех, кто посягает на наши права и свободы, на личные интересы граждан, на интересы общества».

В условиях социального расслоения могут значительно разниться системы ценностей у разных социальных групп. Вместе с тем такие ценности, как жизнь и здоровье человека, семья, дети и т.д., несомненно, являются общечеловеческими, и апеллировать к ним уместно при любом составе аудитории.

Вопросы и задания для самопроверки

1. Что входит в понятие изобретения речи?

2. Назовите «четыре добродетели», свойственные оратору и раскройте их содержание.

3. Что такое «аргумент» и в каких аспектах его можно рассматривать?

4.Что такое «общее место»? Какова роль «общих мест» в риторическом произведении?

5. Прочитайте тексты №4 и №8 (см. Приложение).

А) Определите тему выступления, цель ритора.

Б) Найдите аргументы, которые использует ритор для доказательства своей точки зрения.

В) Охарактеризуйте данные аргументы: истинные/ ложные, конформные/ неконформные, уместные/ неуместные.

Г) Найдите общие места. Какова их роль в данном тексте? Охарактеризуйте топосы по происхождению, по отношению к речи, по функции.

Д) Сравните общие места, используемые риторами в данных текстах. Найдите сходство и различия в содержании общих мест и их построении. Объясните, чем обусловлены, на ваш взгляд, эти сходства и различия.

Расположение речи

Как известно, для разговорной речи вопрос о композиции не ставится. В центре разговорной речи лежит повтор. В отличие от разговорной речи письменная речь конденсирована. Представьте себе, что пишущий начнет, как это принято в разговорной речи, многократно возвращаться к одному и тому же, - надолго ли хватит читателя?

Оратор, хотя он и пользуется устной формой речи, не должен забывать о словах Цицерона: «Перо – лучший и превосходнейший наставник красноречия». Разумеется, соотношение между устным и написанным текстом определяется индивидуальностью оратора. Но то, что композиция публичной речи (ораторской или гомилетической) должна быть тщательно продумана, - не подлежит сомнению.

Характерно, что и в разговорной речи тщательно продумываются те фрагменты, в которых говорящий не вполне искренен и преследует цель произвести совершенно определенное впечатление (вспомним заповедь неувядаемого Штирлица: «Запоминается всегда последняя фраза»). Таким образом, требования к композиции речи тем выше, чем менее она спонтанна. С этих позиций ораторская и гомилетическая речь не могут не иметь продуманной композиции, ибо в противном случае может возникнуть эффект, противоположный задуманному (пошатнется система аргументации, разрушится образ ритора).

Вместе с тем при продумывании композиции публичной речи необходимо принимать во внимание закономерности восприятия на слух, - а они такие же, что и при восприятии любой устной речи. Слушающий нуждается в повторе.

Итак, чтобы быть правильно понятым, надо не бояться повторов, а чтобы не утратить внимания слушателей – повторов следует избегать!

Как же проскользнуть между Сциллой непонимания и Харибдой скуки? Выход есть. И этот выход – правильное расположение речи.

Универсальная композиция была разработана в античной риторике. Достоинство этой композиции еще и в том, что она национально не маркирована, т.е. годится для речи на любом естественном языке.

Теоретиками античной риторики было разработано восемь композиционных форм речи. Эти формы назывались «частями речи» (не путать с грамматическими частями речи – это случайное совпадение звучания).

Набор и порядок расположения речи определяется темой речи, характером аудитории, жанром речи, объемом ее, характером выводов.

Части речи можно также считать крупными риторическими аргументами, средствами риторического доказывания. Классическая последовательность их такова: 1) обращение, 2) обозначение темы, 3) повествование, 4) изложение, 5) доказательство, 6) опровержение, 7) воззвание, 8) заключение.

1. Обращение представляет собой аргумент о личности говорящего. Здесь убеждает сам образ оратора. Но образ оратора действует через обращенную к аудитории речь. Поэтому в обращении содержится так или иначе выраженная просьба выслушать то, что последует за ним.

Непосредственная задача обращения – расположить аудиторию к оратору. Обращение – форма знакомства оратора с аудиторией. В нем оратор стремится так или иначе представить собственную личность. Продемонстрировать наличие у него знаний о нуждах, настроении, образе мыслей аудитории. Обращение требует от слушателей внимания. Каждый приучен к тому, что слушание следует предпочесть всем другим видам деятельности. Поэтому, учитывая этот «рефлекс слушания», лекторы часто используют обращение в середине речи, с целью восстановить ослабевшее внимание слушателей.

Обращение выполняет контактоустанавливающую функцию речи. Поэтому в обращении не следует жалеть приятных для аудитории слов. В обращении нельзя быть скучным, недоброжелательным, неуважительным.

Вместе с тем, если оратор хорошо знаком аудитории, он может позволить себе лаконичное обращение. В совещательной речи обращение может действовать как отдельный риторический аргумент – при условии, что оратор пользуется исключительным доверием и уважением публики.

2. Обозначение темы. Оно также является важным риторическим аргументом. Название темы и ее объяснение составляют смысловой центр аргументации. Название темы – необходимая часть композиции любой лекции, причем в публичной лекции название не только должно соответствовать предмету речи, но и быть понятным аудитории, а главное – должно стилистически быть построено так, чтобы заинтересовать аудиторию.

Таким образом, известная уловка Ходжи Насреддина, состоящая в его отказе от речи, сначала ввиду незнакомства аудитории с темой речи, потом именно в силу знакомства, и наконец – потому, что знающая часть аудитории могла проинформировать незнающую, – строится именно на преднамеренном неразграничении хитрецом трех частей речи: обращения, обозначения темы и повествования.

3. Повествование содержит историю предмета речи либо историю мысли об этом предмете. Повествование обычно легко и с интересом воспринимается аудиторией, однако поскольку повествование поневоле носит выборочный характер, кто-либо из аудитории может припомнить опущенные оратором подробности и тем самым подвергнуть сомнению ход мыслей, а то и выводы оратора. Поэтому при повествовании надо не просто отбирать те события, которые позволяют подвести слушателя к определенным выводам, но и обосновать свой выбор.

4. Изложение. В изложении предмет речи описывается системно, т.е. предмет рассматривается по частям, в их соотношении друг с другом и в их отношении к целому. В изложение обычно вводятся примеры, возможно описать мысленный эксперимент. В этом случае описание предшествует доказательству.

5. Доказательство – центральный аргумент речи. Без него нельзя выступать вообще. Однако в разных риторических жанрах доказательство может принимать разные формы и даже, например, в популярной лекции, быть опущено. Но это не значит, что в этом жанре эту часть не надо готовить вообще. Наоборот, всегда следует быть готовым по желанию слушателей ее воспроизвести. В доказательстве используются силлогизмы, энтимемы, примеры. Примеры могут быть обобщающие, иллюстрирующие (подтверждающие ранее сделанное обобщение), эталонные (образцовые).

Гомилетика предъявляет к примерам особые требования: значимость в истории развития какой-либо человеческой деятельности, наглядность, обыденность и, что особенно важно, нравственная ориентированность.

6. Опровержение. «Ну, а это-то зачем? – спросит иной. – Опровергнуть и без меня найдутся охотники». И даже более категорично: «Скажи о себе хорошее сам – плохое и без тебя скажут». Вот именно потому, что охотников опровергнуть слова оратора найдется немало, все возможные опровержения лучше привести самому. Тогда опровержение станет доказательством «от противного». Когда можно не прибегать к опровержению? Если аудитория однородна и не подозревает о наличии противоположной точки зрения по этой теме (хотя сегодня трудно представить себе такую тему и такую аудиторию).

7. Воззвание. Эта часть речи обращена к чувствам слушателей. Она содержит оценку всего ранее сказанного, передает личное отношение говорящего к речи. В учебной и публичной лекциях используется реже, чем в ораторике, однако при необходимости апеллировать к гражданским чувствам аудитории, указать на нравственные аспекты проблемы, привлечь внимание к общественным интересам, - эта часть уместна и в учебной гомилетике.

8. Заключение. Целесообразность этой части речи связана с особенностями восприятия речи на слух. Слушатель не в состоянии запомнить весь объем информации. Поэтому заключение должно напомнить все, что уже было сказано, т.е. представляет собой краткое изложение основного содержания, подводит итоги всего рассуждения.

Итак, восемь частей речи – восемь способов говорить об одном и том же предмете. Возможности языка ограничены только этими способами представления содержания. Девятого не дано. Приведенная выше композиция – оптимальна. Она справедлива и для письменных жанров. Однако есть жанры, где все восемь частей речи не требуются.

Так, например, агитационная речь может состоять из шести элементов:

1. Описание создавшегося положения.

2. Описание возможных выходов.

3. Опасности, которые ожидают аудиторию в случае неисполнения (или, наоборот, исполнения) чего-либо.

4. Указание на необходимость действия.

5. Обещание выгод от данного действия.

6. Призыв к действию.

Доклад-отчет о работе

1. Перечень заданий.

2. Состояние дела в связи с заданиями.

3. Причины данного состояния:

а) благоприятствующие обстоятельства;

б) неблагоприятствующие обстоятельства;

4. Перспективы.

ЖАНРЫ НАУЧНОЙ РЕЧИ

А. Академические доклады

I. Отчет о проведении исследования

1. История вопроса.

2. Современные точки зрения.

3. Критика современных точек зрения.

4. Точка зрения докладчика.

5. Преимущества этой точки зрения.

II. Доклад-защита

1. История вопроса.

2. Нерешенные проблемы.

3. Методы исследования.

4. Материал.

5. Ход исследования.

6. Результаты.

7. Выводы.

8. Перспективы.

Б. Рецензия(и реферат)

1. Автор.

2. Работа, ее жанр, на кого рассчитана.

3. Задачи, поставленные автором.

4. Степень выполнения поставленных задач:

а) последовательность/непоследовательность;

б) ясность/неясность;

в) полнота/неполнота;

г) обоснованность/необоснованность.

5. Выводы о пригодности работы.

Вопросы и задания для самопроверки

1.Каковы функции «частей речи» как риторических аргументов?

2. В каких случаях возможна минимизация обращения?

3. В каких жанрах возможно опустить воззвание?

4. Составьте рецензию на избранное вами произведение, пользуясь приведенным выше планом.

5. Прочитайте тексты №5, №9, №10 (см. Приложение).

А) Определите тип речи (совещательная, судительная, показательная).

Б) Охарактеризуйте композицию речи: выделите части речи, объясните, каким образом каждая часть речи соотносится с общим замыслом/ целью ритора.

В) Определите, все ли части речи присутствуют в каждом тексте. Если нет, объясните почему.

Г) Составьте краткий и полный планы текстов.

Выражение речи

Третья сторона ораторской речи – ее выражение. Что же должно быть выражено в речи? Те самые три средства воздействия на слушателей: этос, логос, пафос. Чтобы донести до слушателей логос, необходима логическая точность речи. Чтобы донести до слушателей пафос – необходима эмоциональная точность речи. И, чтобы донести этос, необходимы речевые средства, адекватно представляющие образ ритора. Последнее, по-видимому, является главным, т.к. если образ ритора вызовет сомнения у слушателей, логическая и, тем более, эмоциональная точность его речи эти сомнения лишь усилит («Гляди, до чего гладко врет!») И напротив, даже неумелая, запинающаяся речь человека, чья честность не подлежит сомнению аудитории, вызывает иную реакцию: «Буквы кривые, да смысл прямой».

Говоря о речевых средствах создания образа ритора, целесообразно вспомнить советы А.Ф. Кони ораторам и лекторам:

1) нужно знать предмет, о котором говоришь, в точности и подробности, выяснив себе вполне его положительные и отрицательные свойства;

2) нужно знать свой родной язык и уметь пользоваться его гибкостью, богатством и своеобразными оборотами, причем, конечно, к этому знанию относится и знакомство с сокровищами родной литературы;

3) наконец, нужно не лгать.

Увы, до сих пор не устарела типология лжи в России, составленная этим удивительным человеком. «Человек лжет в жизни вообще часто, а нашей русской жизни и очень часть, трояким образом:

а) говорит не то, что думает, - это ложь по отношению к другим;

б) он думает не то, что чувствует, - это ложь самому себе; и, наконец,

в) он впадает в ложь «в квадрате»: говорит не то, что думает, а думает не то, что чувствует». Поэтому искренность по отношению к чувству и делаемому выводу – атрибут хорошей, т.е. эффективной речи.

Однако возникает законный вопрос: а как же слушатели догадаются, что оратор лжет? О-о! Если бы об этом нельзя было догадаться, то А.Ф. Кони и не стал бы об этом говорить. В том-то и дело, что шила в мешке не утаишь. Это скажется в логической непоследовательности говорящего. В его стремлении укрыться за штампами, за повторением чужих слов. Наконец, это прорвется в интонации. Правда, в последние годы появилось определенное количество ораторов, которые лгут, как говорится, «на голубом глазу». Они создают образ ритора настолько последовательно, что ложь, исходящую от него, практически не связывают с собственной личностью и, таким образом, освобождают себя от неизбежных в случае лжи мук совести, которые и проявляются в указанных выше формах. Однако и здесь ничего не скроешь. Да, образ ритора будет последовательным. Но крайне несимпатичным. Этот образ будет характеризоваться либо крайней истеричностью, позволяющей ритору на время поверить в собственную искренность, либо, напротив, крайне низкой эмоциональностью, чтобы эмоции не позволили оратору «выдать» себя. Словом, очень трудно солгать целым текстом так, чтобы комар носа не подточил, - лучше и не пробовать. Тем более что первая неудача может стать неудачей на всю жизнь. Как говорится, единожды солгавши, кто тебе поверит.

Второе важное требование к выражению речи – логическая точность ее. П.С. Пороховщиков в своей книге «Искусство речи на суде» говорил: «Каждое слово оратора должно быть понимаемо слушателями совершенно так, как понимает он. Бывает, что оратор почему-либо находит нужным высказаться неопределенно по тому или иному поводу; но ясность слога необходима в этом случает не меньше, чем во всяком другом, чтобы сохранить именно ту степень освещения предмета, которая нужна говорящему: иначе слушатели могут понять больше или меньше того, что он хотел сказать». Примеров подобных «пробалтываний» можно привести более чем достаточно. Обратите внимание на обвинительную речь «Нежданные свидетели» (см. Приложение, текст № 11). Оратор доказывает вину обвиняемого и рассказывает о свидетелях, которые выступают в защите: «В ближайшем окружении уволенного - Кружкова Татьяна Андреевна. На вопрос суда об отношениях с истцом - убежденно заявила: «Выручаем друг друга». Кружкова и не подозревала, сколь символично прозвучало ее признание». Как видим, свидетельница говорит о характере взаимоотношений с обвиняемым, но сам выбор фразы, которую она использует для характеристики своих отношений с ним, весьма показателен и сразу наводит на мысль о ненадежности ее показаний в защиту обвиняемого.

Не следует забывать и о таком наставлении П.С. Пороховщикова: «Оратор может рассчитывать на воображение слушателей, но не на их ум и проницательность. Не так говорить, чтоб вас могли понять, а так, чтобы вас не могли не понять». Увы, мы редко следуем этому совету. Вспомните, как часто нам приходится произносить: «Вы меня не так поняли!» (Кстати, сама эта фраза, хотя и ставшая почти этикетной, не может считаться образцом тактичности: если собеседник понял нас «не так», чья в этом вина – его или ваша? Гораздо тактичнее было бы выразить ту же мысль в иной форме: «Я, наверно, неудачно выразился»). А чтобы вас поняли правильно, необходимо соблюдать несколько условий.

1. Верный выбор слова из смыслового поля: например, неточно выражение «основное внимание», точно «особое внимание».

2. Верный выбор слова из синонимического ряда. («Труженик» и «работник» синонимичны, однако далеко не всегда взаимозаменяемы. Например: * Труженики этого предприятия работают неритмично).

3. Разграничение значений многозначных слов. Приведем в качестве примера следующий диалог – в купе, между случайными попутчиками:

- А последнее время я стал увлекаться корнями.

- Вы лингвист?

Нет, что вы, я…

-А-а, математик?

- Да нет, я из корней скульптуры делаю.

Собеседники, как видим, долго не могли понять друг друга из-за многозначности слова корень. Но если в живой разговорной речи эту трудность легко преодолеть с помощью вопросов, то в ораторской речи все может обернуться непониманием более серьезным, например: Комиссия просмотрела эти документы. Так что же сделала комиссия с документами – ознакомилась с ними или не уделила им внимания?

4. Разграничение омонимов (слов с одинаковым звучанием, но разных по значению). Если у слова есть омонимы, оратор должен об этом помнить, чтобы безусловно исключить употребление слова в контексте, нейтрализующем смысловые различия, иначе может случиться конфуз: Из-за плохого качества воды многие в поселке заболели дизентерией, а Марью Васильевну пронесло («Уральская панорама», 13.09.06)[7].

5. Разграничение паронимов (однокоренных слов, близких по значению). (* Слово представляется… Правильно: Слово предоставляется…).

Соблюдение логической точности речи необходимое условие для того, чтобы быть правильно понятым, но этого недостаточно. Не менее важно соблюсти эмоциональную точность речи.

Понятие эмоциональной точности не так просто, как это может показаться на первый взгляд, ибо дело не в том, какие чувства испытывает сам оратор, а том, какие чувства он вызовет у своей аудитории. И, готовясь к речи, необходимо отчетливо представлять, какие чувства должна испытать аудитория в процессе и в результате данной речи.

Прежде всего, необходимо различать среди эмоций речи базовые и небазовые. По мнению теоретиков риторики, начиная от Аристотеля, базовыми эмоциями речи являются страх и сострадание. Это не всегда ощущается, но люди, по роду занятий или по образу жизни перегруженные речевой деятельностью (жители больших городов, продавцы, преподаватели, руководители), знают, как велика бывает потребность на время «выключиться» из речевых контактов. Это обусловлено именно тем, что первое ощущение от речи связано с базовыми эмоциями страха и сострадания – эмоциями отрицательными. Именно потому, что речи органически присущи отрицательные эмоции, красноречие, искусство речи – единственный способ снять, смягчить эти неприятные чувства, поэтому речь должна не только убеждать, но и услаждать, развлекать. И в этом нет ничего зазорного, напротив, красивая речь – это долг вежливости воспитанного человека, ибо раз уж ты рискуешь вызвать у собеседника отрицательные эмоции, сделай все, чтобы этот риск был уравновешен удовольствием от твоей речи. Итак, речь, в которой говорящий использует разнообразные приемы поддержания внимания, заинтересованности собеседника, называется экспрессивной. (Отметим, что внимание собеседника можно привлечь не только речевыми средствами, но и апелляцией к чувствам и интересам аудитории, причем не всегда высоким. В последнем случае мы будем иметь дело с обыкновенной демагогией. Однако это противоречит тому образу ритора, о котором шла речь выше, и этих случаев мы сейчас касаться не будем, т.к. это предмет отдельного разговора).

Изобразительно-выразительные средства речи описаны с античных времен. Перечень и примеры их использования имеются во множестве работ по риторике, как научных, так и популярных, поэтому, не приводя такого перечня, попытаемся показать на конкретных примерах, как можно эффективно эти средства использовать.

Рассмотрим особенности использования изобразительно-выразительных средств на примере речи об общем политическом положении, произнесенной А.И. Гучковым на совещании «Союза 17 октября» в Петербурге 8 ноября 1913 г. (см. Приложение, текст №2).[8]

В статье «На входе в кризис, или Сбывшиеся пророчества: аналитический комментарий» И. Пешков предлагает следующую интерпретацию риторических особенностей выступления А.И. Гучкова:

Гучков не пытается решать за всю страну, он только предупреждает о последствиях, которые сам увидел. Принято считать, что речь направлена на непосредственных слушателей и ее содержание целиком или по большей части зависит от них. Однако в век массовой коммуникации непосредственная аудитория является лишь поводом для речи, хотя начало и конец, во всяком случае, формально, должны быть адресованы живым слушателям. Подобное явление характерно и для речи Гучкова 1913 года. Гучков на съезде возглавляемой им партии, для конспирации названном совещанием, произносит речь о тактических задачах партии 17 октября. О вопросах тактики – 1 и 3 фрагменты и 37 – 38. Основная часть содержит размышления о России, ее историческом прошлом и будущем. Таким образом, речь, во-первых, обращена к прошлому, а во-вторых, к будущему, к потомкам. Первый фрагмент представляет собой своеобразное вступление, прямой риторический приступ к основной теме путем защитного удара – «символ веры не меняется». Тем самым происходит мобилизация аудитории партийных соратников, строй которых поколеблен выборами в IV Думу: октябристам «не от чего отрекаться», их программа проникла в общественное сознание, и другие партии включили ее в свои программы-минимумы (аудитория начинает гордиться собой).

Во втором фрагменте основной мыслью становятся слова о невыполнении этой хорошей программы. То есть главной неудачей является не сама программа, высоко оцениваемая, а только ее воплощение, неудачное осуществление. Возникает, «словом, вопрос о тактике». Ставится задача всей речи – определить способы изменения тактики. Здесь вступление (приступ) вместе с изложением практической проблемы заканчивается. Начинается широкая экспозиция вопроса. Ритор здесь, несомненно, не забывает об аудитории, он авансирует ей свое доверие – верит в ее способность глубокого проникновения и интерпретации вроде бы узкопартийной истории в масштабе истории отечества. Верит, что слушающие будут мыслить, поэтому мыслит вместе с ними, но не только для них (обращенность речи в будущее).

Для образа ритора в этом тексте характерно изобретение, которое можно условно обозначить как «игра времен». Речь идет об искусном сочетании приемов апелляции к прошлому и обращения к будущему. Так, сначала адресант обращается ко времени становления земства до революции 1905 года. Далее излагается история формирования и развития правил взаимодействия власти и общества, правил, которые декларировал Столыпин (апелляция к авторитету) и автор подходит к времени господства реакции. Движение событий оказывается кризисным. Становится очевидно, что либерализм и реакция не могут существовать одновременно, им недоступно совещательное речевое общение. Апофеоз программы оратора – формула «нашему терпению пришел конец» (37) и как результат его – трагический уход октябристов в оппозицию существовавшему правительству. Таким образом, ритор находит для слушателей план конкретных действий. Однако сам говорящий обращается далее к проблеме будущего, здесь на первый план выходят категории интуиции и эстетики. Для данной части выступления характерно широкое использование метафоры. После того как «иссякло государственное творчество», «государственный корабль потерял всякий курс, зря болтаясь по волнам» и далее вплоть до «элемента комического». Затем «развал уже и местной власти доходит до «озорства» (23), для общества и правительства «кончился медовый месяц» (24). Эти пафосные эстетические образы располагаются в конце периодов, то есть в ударных местах. Внутренний кризис правительства дополняется внешнеполитическим, общая картина действительности создается автором с помощью эсхатологических образов. Ряд риторических вопросов приводит к «неизбежной тяжелой катастрофе». Ритор стремится уточнить факты и сроки будущего времени, однако будущее не дает точности. Ритор предупреждает общество об опасностях и в связи с этим начинает подводить итог собственной, и октябристской в том числе, деятельности: «Попытка…потерпела неудачу» (28); «оптимизм потерпел поражение» (29). К концу речи общеэстетические термины локализуются, концентрируются в термины театральные: «драма», «сцена», «подмостки».

Таким образом, ритор предупреждает о грядущем хаосе, и возможностью его преодоления оказывается творческая ответственность. Говорящий призывает отказаться от судебной догматики, построенной хоть по старым (реакция), хоть по «новым» (радикализм) меркам. Единственно возможной становится та позиция, выразителем которой является ритор, - либерализм[9].

Для образа ритора в данном тексте характерно искусное, виртуозное использование речевых средств. Мы отмечали выше широкое употребление говорящим метафоры при обращении к проблеме будущего, но в целом употребление выразительных средств характерно и для всего текста, например: «рано еще ставить дальнейшие вехи по тому же пути»; «как еретическая с точки зрения правоверного радикализма»; «октябризм вышел из недр…либеральной оппозиции»; «процесс умиротворения и отрезвления»; «неустойчивые элементы, которые издавна привыкли сообразовывать свой курс с господствующим направлением атмосферных течений» (15)[10], «жизненный нерв всякого государственного человека России» (17), «правительство понемногу теряло …легкую конституционную окраску» (17), «политическая предсмертная агония» (18); «кончился медовый месяц» (24) и т.п. Показательно для нашего анализа следующее выражение: «Теперь они выползли из всех щелей – эти «спасатели отечества», а где они тогда были?»(10). Ритор использует ироническое звучание этого словосочетания (спасатели отечества), что на письме отражается с помощью кавычек. Данное впечатление усиливается риторическим вопросом и инверсией, также способствующими особому интонированию. Кроме того, ритор часто обращается к такому приему, как особый лексический отбор. Например, при изображении сил реакции (10): «Теперь они выползли из всех щелей… среди «бывших людей» отжившего государственного строя, среди дворцовой камарильи, среди тех темных элементов, которые в прежнее время копошились и грелись около старых гнойников нашей русской жизни…». Оппонент полностью уничтожается с помощью лексического отбора, специальных номинаций («элементы», «копошились», «щели», «старые гнойники» и т.п.), создающих в целом негативную картину. Данное положение подчеркивается и синтаксическим параллелизмом (конструкции с предлогом «среди»), усиливающим общее впечатление. Ритор обращается и к игре слов: «Эти безответственные, внеправительственные и сверхправительственные, а в данном случае и антиправительственные течения…» (11). Создается определенное нагнетание смысла за счет осмысления сил, находящихся вне правительства, как его врагов.

Для обозначения действий своих соратников ритор также использует особые лексические средства, но порождающие обратный эффект. Так, например, используются словосочетания:

- «Русская земля» как обозначение родины, отечества, обращенное к культурной памяти;

- «Россия как великая славянская держава» (25);

- «Великая культурная миссия нашего земства» (13);

- «Путь широкого творчества» (13);

- «Эра реформ» (31) и т.п.

Такие обозначения, связанные с русским либерализмом, призваны подчеркнуть, во-первых, его патриотичность и ориентацию, прежде всего, на благополучие своей страны, во-вторых, его роль в развитии России (великая культурная миссия), и наконец, значение этого периода в истории (используются слова «эра», «эпоха», позволяющие не только подчеркнуть значительную роль данного периода в истории страны, но и создать картину отдельной, самостоятельной и великой эпохи).

Кроме того, ритор широко использует такие средства, как:

1) синтаксический параллелизм, например: «те элементы, которые во все эпохи… те силы, которые держали в своих руках…»; «сводились счеты и с партией… сводились счеты и с отдельными членами партии…»;

2) анафору («История оценит значение 3-й Думы… История оценит и те затруднения…»; «Вы помните ту сложную интригу… Вы помните ту роковую ошибку…»);

3) вопросно-ответное единство, например: «Что несет за собой надвигающаяся реакция? Куда ведет нас правительственный курс или, вернее, отсутствие всякого курса? К неизбежной тяжелой катастрофе…» или «Какова должна быть тактика Союза? Как должны сложиться его отношения к другим факторам нашей государственной жизни? Практически пересмотр вопроса уже начался…»;

4) многосоюзие, конструкции типа: «этот вопрос выдвинут… и ходом событий последних лет, и современным общим политическим положением, и…»;

5) риторический вопрос («Но сберегла бы себя Дума даже этой ценою? И разве это не было бы политическим самоубийством народного представительства?»; «Не рискуем ли мы скорее попасть в полосу длительной хронической анархии, которая приведет государство к распаду? Не переживем ли мы опять смутное время, но уже при иной, более опасной внешней политической обстановке?»).

Таким образом, искусное использование речевых средств позволяет ритору создать целостный, убедительный образ, который мы условно можем обозначить как ритор-прорицатель. Говорящий произносит речь о тактических задачах партии 17 октября, однако основная часть текста содержит размышления о России, ее историческом прошлом и будущем. Ритор предстает как человек, глубоко заинтересованный судьбой России и прослеживающий ее исторические судьбы в современности, в частных проблемах своей партии, о чем свидетельствует, в частности, и финальная фраза речи: «Да отвратит Господь Бог от нашего отечества эту грозную опасность». Подобное осмысление собственной партии ставит вопрос о соотношении ее с такими субъектами, как власть и народ, возникающими в речи. Ритор отождествляет, по вполне понятным причинам, власть и правительство, они предстают как самостоятельный субъект, действующий в соответствии с собственными принципами (а иногда и беспринципностью): «власть становилась на путь широкого творчества»; «и правительство упразднило себя, правительство капитулировало по всей линии»; «правительством был составлен и приведен в исполнение… план…». С другой стороны, отчетливо заявляется особая позиция октябризма как народного представительства: «Манифест 17 октября был, казалось, актом доверия к народу со стороны Верховной Власти; октябризм явился ответом со стороны народа…». Фактически этой фразой октябризм и приравнивается к народу. Однако между этими субъектами – правительство, октябризм, народ – устанавливаются сложные взаимоотношения, меняющиеся в разные исторические периоды, что вызывает у ритора главные опасения о будущем развитии России и сомнения в правильном выборе пути.

При анализе принципов использования выразительных средств и приемов воздействия на аудиторию необходимо учитывать еще один важный фактор – особенности, манеру речевого поведения ритора. Обратите внимание на выступление Д.С. Лихачева на I Съезде народных депутатов СССР (см. Приложение, текст №3). Речь отличается четкой, логической композицией: вступление, обоснование основных тезисов, выделение центральных объектов культуры (состояние библиотек, архивов, музеев, школ), заключительная часть. Все составные элементы речи служат выражению ее основной мысли – необходимость развития культуры. Такая композиция свидетельствует о стремлении ритора воздействовать прежде всего на разум, логику аудитории, а не на эмоции, хотя тема речи – плачевное состояние объектов культуры – дает возможность обращения к чувствам слушателей и собственным наблюдениям. Кроме того, четкое построение речи показывает логичность мышления самого ритора, для которого большую роль играют рассудочные доводы и аргументы. Об этом, в частности, свидетельствует и нейтральная форма повествования: в речи нет риторических вопросов, восклицаний, прямых обращений, воззваний к аудитории, метафор. Самые сильные в эмоциональном отношении моменты: «они, реставраторы, хранители, экскурсоводы, именно они – настоящие энтузиасты, как и «низшие» библиотечные работники»; «чьи профессии обращены к человеку, именно к человеку, а не к вещам» – возникают, когда речь заходит о предметах, близких автору, и подчеркивают его озабоченность положением культурных работников и развитием человеческого в обществе, развитием личности. Но на общем фоне речи эти эмоциональные всплески теряются и не воспринимаются как значимые.

Таким образом, данная речь представляет собой повествование в спокойной, интеллигентной манере, без драматической напряженности, риторической виртуозности, что характеризует автора как спокойного, уверенного в своей правоте человека, стремящегося воздействовать на аудиторию разумными доводами, хотя и глубоко заинтересованного и причастного к теме своего выступления.

А теперь обратимся к выступлению А.И. Солженицына в Государственной Думе 28 октября 1994 года (см. текст №5). Данная речь характеризуется предельно эмоциональным, экспрессивным стилем, что создается за счет активного использования выразительных средств и риторических фигур. Ритор стремится воздействовать прежде всего на чувства и эмоции аудитории, с этим связано и обилие эмоциональных оценок. Уже с самого начала речи Солженицын подчеркивает личностный аспект отношения к происходящим событиям и свое активное участие в них. В этом плане характерно частое употребление местоимения «я» («я прочел», «я рассматриваю», «я осознаю свою ответственность» и т.п.). С другой стороны, ритор сразу же отмечает общность своих целей и настроений с аудиторией, авансирует ей свое доверие с помощью местоимений мы и вас. И наконец, он является выразителем интересов и чаяний народа («мы все знаем», «мы слышим от правительства», «мы сейчас на переходе»). Причем склоняет к своей точке зрения он не с помощью логических убеждений и доводов, а выражая самобытное и нравственное отношение к происходящему. Об этом свидетельствует, в частности, насыщенность текста метафорами и эпитетами, например, «национальное безумие», «чудовищное равнодушие», «духовная зараза и презренные соблазны», «советское обморочное состояние» и т.д. В выступлении ярко проявляются чисто индивидуальные черты речи ритора, примеры идиолекта: «тысячи писем внагонку», «после семидесятилетнего духовного вымарывания нас», «разворовка национального имущества». Для выступления вообще характерно писательское отношение к слову, что подтверждает прямая оценка отдельных современных слов и словосочетаний, например, «снобистское словечко электорат», «так называемые субъекты Федерации (великолепное слово!)», «некоторое ГПУ (надо же настолько потерять чувство языка!)».

В этой речи широко используются риторические вопросы и восклицания, анафоры, повторы, в некоторых случаях они сочетаются: «Скажите, кто сегодня занимается контролем расширения штатов? Скажите, где сегодня есть конкурсные условия для занятия должностей?» или «Мы все знаем: план экономических реформ никогда не был объявлен. Мы все знаем: цены освобождены в угоду монополистам… Мы все хорошо знаем наши беды и наши язвы». Такая организация текста придает речи пафосность, склоняет слушателей к точке зрения ритора, которая воспринимается как искренняя и правдивая.

Широкое применение выразительных средств, риторических фигур, постоянное обращение к мнению аудитории в сочетании с конкретным материалом делает речь эффективной по своему воздействию. С другой стороны, это характеризует говорящего как человека глубоко заинтересованного и погруженного в проблемы современности. А.И. Солженицын воспринимается как активный комментатор и как непосредственный участник событий, выражающий личное, экспрессивно выраженное отношение к происходящему. Главное отличие его от образа ритора в речи Д.С. Лихачева состоит именно в экспрессивном, эмоциональном моменте речи. Если у Д.С. Лихачева возникает образ ритора – наблюдателя, повествующего в спокойной манере о конкретных событиях, то в речи А.И. Солженицына основополагающим становится выражение личностного отношения и эмоциональное воздействие. Однако эти различия можно объяснить и индивидуальными характеристиками говорящих, и целевыми установками. Так, Д.С. Лихачев сначала убеждает аудиторию в ее компетентности по вопросам культуры в силу ее высокой образованности, а затем создает ситуацию, когда эта аудитория должна сама сделать выбор, определить приоритеты, но выбор заранее задан в речи ритора, то есть спокойное повествование создает иллюзию разумности слушающих и свободы их решений. А А.И. Солженицын изначально выбирает способ воздействия на чувства.

Вопросы и задания для самопроверки

1. Как добиться логической точности речи?

2. Приведите свои примеры случаев, в которых оратор сообщает больше, чем хотел.

3. Каким образом можно преодолеть базовые отрицательные эмоции слушателей?

4. Найдите в речи А.И. Гучкова (Приложение, текст №2) устаревшие слова и выражения. Какими средствами могли бы выразить этот смысл Вы?

5. Сравните выступление А.Д. Сахарова на I Съезде народных депутатов (Приложение, текст №4) и его Нобелевскую речь (Там же, текст №8) с точки зрения использования выразительных средств. Существуют ли между этими текстами значительные различия? Почему?

6. Прочитайте текст №12 (см. Приложение).

А) Найдите изобразительно-выразительные средства в данном тексте.

Б) Объясните, как использование выразительных средств зависит от типа и вида речи.

Обобщающие задания

1) Прочитайте тексты № 6 и № 7 (см. Приложение). Дайте полную характеристику выступлений по плану:

- тип и вид речи;

- цель ритора;

- композиция выступления, части речи;

- типы аргументов;

- топосы;

- изобразительно-выразительные средства;

- соблюдение норм культуры речи и правил речевого этикета;

- образ ритора.

2) Прочитайте фрагмент статьи Л.Н. Гумилева «Древняя Русь и Великая степь» (см. текст №13).

А) Используя материал статьи, составьте план выступления на тему «Исторический путь России в свете теории Л.Н. Гумилева».

Б) Подготовьте выступление (5 – 7 минут), учитывая его устный характер и особенности аудитории.

3) Посмотрите видеозапись[11] любого публичного выступления и охарактеризуйте его по плану:

- Тема речи. Задачи и цели, которые ставил автор (на ваш взгляд).

- Структура речи. Последовательность и логичность изложения материала.

- Тип речи. Соответствие выступления личности оратора, ситуации общения, аудитории.

- Соответствие выступления нормам культуры речи (правильность).

- Чистота речи (отсутствие в речи вульгарных и просторечных выражений, нецензурной лексики).

- Выразительность речи. Богатство и разнообразие применяемых средств языка.

- Авторская позиция. Приемы ее выражения в тексте.

- Образ оратора: внешний вид, манера произнесения речи.

- Интонация и дикция оратора. Выделение голосом важных моментов выступления. Расстановка пауз.

- Роль невербальных средств общения в данном выступлении.

- Контакт с аудиторией, отношение к слушателям.

- Вывод: смог ли оратор вызвать интерес в слушателях, найти отклик, достиг ли он своей цели?

4) Подготовьте устное выступление (5 – 7 минут) по одной из предложенных тем или по теме, предложенной студентом

Заключение

Итак, мы рассмотрели понятие «риторика» с разных сторон. Анализ названия этого понятия позволил выяснить, каковы значения этого слова. Анализ взаимоотношений этого понятия со смежными позволил определить место риторических речей среди других видов речи, и, наконец, анализ содержания этого понятия дал возможность выяснить внутреннюю устроенность класса риторических речей.

Мы установили, что риторические знания используются при построении устных литературных высказываний в таких сферах речевого взаимодействия, как ораторика и гомилетика, и ознакомились с их внутренней структурой.

Мы подробно рассмотрели, что представляют собой три важнейшие составляющие работы над речью: изобретение, расположение и выражение речи. Определили, какова роль образа ритора в изобретении речи, какие категории являются обязательными составляющими для создания образа ритора, установили набор требований, предъявляемых к аргументам, выяснили, почему не надо бояться словосочетания «общее место», рассмотрели классификацию общих мест, или топосов, их роль в изобретении речи.

Мы установили, какую роль в риторике играет расположение речи и рассмотрели универсальную композицию речи и жанровую вариативность ее.

Мы выяснили, что представляет собой выражение речи, уделив особое внимание таким понятиям, как точность речи и ее экспрессивность, поняли, почему речь должна быть не только логичной, последовательной, непротиворечивой, но и красивой, яркой, запоминающейся, поскольку выразительность речи – одно из важнейших средств воздействия на аудиторию. Наконец, мы установили, что современная риторика, опираясь на теоретическую базу новейшего времени, становится важной прикладной дисциплиной, знание которой необходимо буквально каждому.

ПРИЛОЖЕНИЕ

ПРИМЕРЫ КРАСНОРЕЧИЯ В РАЗНЫХ СФЕРАХ

ПОЛИТИЧЕСКИЕ РЕЧИ

Текст №1

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: