Главная

Популярная публикация

Научная публикация

Случайная публикация

Обратная связь

ТОР 5 статей:

Методические подходы к анализу финансового состояния предприятия

Проблема периодизации русской литературы ХХ века. Краткая характеристика второй половины ХХ века

Ценовые и неценовые факторы

Характеристика шлифовальных кругов и ее маркировка

Служебные части речи. Предлог. Союз. Частицы

КАТЕГОРИИ:






Особый язык социального взаимодействия




М.Н. Володина

Всякое воздействие одной системы на другую связа­но с передачей информации, ибо информация — это определенный аспект взаимодействия.

Н.А. Амосов

Общество функционирует и развивается лишь при условии социальной интеракции \ социального взаимо­действия между его членами, осуществляемого с по­мощью языка, и именно в языке находят отражение изменения, происходящие в жизни общества. Ключе­вые свойства вербального языка человеческого обще­ния фокусируются и по-своему преломляются в языке массовой коммуникации.

Из множества определений языка остановимся на том, согласно которому это семиотическая (знаковая) система, хранящая и передающая информацию. Существует боль­шое число самых разных знаковых систем (ср.: системы сигнализации, «язык» музыки, «язык» религиозных литур­гий и т.д.). Важнейшую роль в процессе развития челове­ка играет естественный (в отличие от искусственных) вербальный язык человеческого общения2.

Язык призван диктовать человеку адекватное по­ведение, которое первоначально вызывалось (или долж­но было вызываться) определенными ощущениями. По мнению австрийского философа Л. Витгенштейна, необходимым условием для такого поведения может быть только одинаковая для всех говорящих на данном языке естественная реакция на соответствующее ощу­щение. Значение слов, отражающее познавательный опыт языкового сообщества, обеспечивает человеку возможность конвенциональной (согласованно-обще­принятой) ориентации в мире, в чем, собственно, и состоит опосредующая роль слова как знака.

1Социальная интеракция (social interaction) понимается как социальное взаимодействие — процесс воздействия индивидов, социальных групп или общностей друг на друга в ходе реализа­ции их интересов.

2 См.: Кибрик А.Е. Язык // Лингвистический словарь. М, 1990. 1 111)4—606; Володина М.Н. Язык // Словарь философских терминов. М., 2004. С. 716-720.

 

 

Опыт многих поколений, зафиксированный и систе­матизированный в языке, по-своему формирует пред­ставление человека об окружающем его мире. Члене­ние действительности, как известно, осуществляется каждым языком по-разному, поскольку строительным материалом мысли является конкретный язык со сво­ей неповторимо-национальной спецификой. Так, аст­рономический термин «Млечный Путь» в переводе с мордовского означает «журавлиный путь», а с фин­ского — «птичий путь»3.

Язык является своего рода долговременной знаково-понятийной памятью человека как общественного индивида, необходимой для сохранения приобретен­ных знаний и передачи накопленного социального опыта в процессе общения.

В прагматическом аспекте язык рассматривается как орудие осуществления целенаправленной деятель­ности человека. Являясь средством передачи опреде­ленной информации, язык тем самым воздействует на коммуникантов в процессе общения. В этом контексте язык трактуется как особая система знаковых средств, которая, функционируя в сфере человеческой деятель­ности, по-своему регулирует поведение человека.

Прагматическим свойством информации является ее ценность. Ценность же всякой информации, ее прагматический уровень зависят от того, насколько данная информация способствует достижению постав­ленной цели, ведь общение напрямую связано с кон­кретным коммуникативным намерением (интенцией). Это обусловливает необходимость особой стратегии в выборе языковых средств, отвечающих подобным тре­бованиям.

Социальная природа языкового коллектива состо­ит в том, что, формируя условия для согласованного языкового общения, он, с одной стороны, создает необ­ходимые предпосылки для включения каждого инди­вида в общий и единый процесс познания мира через конкретный язык, а с другой — диктует обязательные для каждого члена данного сообщества «правила игры» в процессе коммуникации.

Языковая коммуникация предполагает построение особых языковых образований на основе определен­ных моделей, которые по-своему преломляются в со­знании партнеров. Общаться — значит прежде всего

3 Интересно, что в «Толковом словаре живого великорусского языка» В. Даля (Т. II. М., 1979. С. 334) в качестве аналога русского термина «Млечный Путь» дается также «Моисеева дорога».

 

 

взаимно предоставлять друг другу в процессе межлич­ностной коммуникации «осознанную свободу выбора» при формировании языковых единиц, которые, с од­ной стороны, строятся по определенным моделям кон­кретного языка (грамматика, синтаксис), а с другой — зависят от воли и возможностей партнера.

Динамика общения предполагает существование особого поля напряжения, возникающего между двумя полюсами:

1) необходимостью следовать норме, что позволяет «сходное осмысление» конструируемых языковых еди­ниц;

2) свободой выбора (языковых) средств выражения в процессе данного конструирования.

С этим связана обязательная потенциальная «не­предсказуемость» результатов коммуникативной ситуа­ции, которая является движущим механизмом, оптими­зирующим сам процесс общения.

Если бы коммуникация заключалась только в об­мене «ожидаемыми результатами», она превратилась бы в своеобразный механизм контроля, ограничиваю­щий и сдерживающий возможности преобразования информации, циркулирующей в процессе общения. Следствием этого могла бы стать полная нивелировка человеческого сознания, развитие которого стимулиру­ется качественными изменениями информации, посто­янно возникающими в результате общения.

«Общение посредством языка обеспечивает чело­веку уверенность в своих силах и побуждает к дей­ствию. Мыслительная сила нуждается в чем-то равном ей и все же отличном от нее. От равного она возгора­ется, по отличному от нее выверяет реальность своих внутренних порождений... Отчетливо сознавая свою ограниченность, человек оказывается вынужденным рассматривать истину как лежащую вне его самого, и одним из самых мощных средств приближения к ней... является постоянное общение с другими» [Гумбольдт, 1984].

Эта мысль, сформулированная Вильгельмом фон Гумбольдтом почти два века назад, кажется сейчас особенно актуальной. Социально-коммуникативный, диалогический параметр познания отмечает также наш современник и соотечественник М.М. Бахтин. Следовательно, общение является необходимым фактором питания, т. е. когнитивное начало неотделимо от коммуникативного.

Вместе с тем всякий речевой акт, как известно, направлен прежде всего на изменение в системе цен

 

 

 

ностей, лежащей в основе нашего поведения и нашей картины мира, во многом обусловленной спецификой конкретного языка.

Указывая на границы, в пределах которых можно говорить о языке как о знаковой системе, Гумбольдт отмечал: «Слово, действительно, есть знак до той сте­пени, до какой оно используется вместо вещи или по­нятия. Однако по способу построения и по действию это особая и самостоятельная сущность, индивидуаль­ность... язык — это мир, лежащий между миром внеш­них явлений и внутренним миром человека» [Там же]. Языковая деятельность протекает в особой «инфор­мационной сфере», представляющей некий простран­ственно-временной континуум, в котором формирует­ся, кодируется и декодируется, хранится и перераба­тывается многоуровневая и многозначная информация, создаваемая и воспринимаемая человеком.

Ю.С. Степанов определяет язык как «пространство мысли» в соответствии с чем «образ языка» приобре­тает черты «пространства реального, видимого, духов­ного, ментального...», являясь, с одной стороны, неот­делимым от познания, от процедур добывания знания и операций с ним, а с другой — неразрывно связан­ным с глубинным, философским постижением дей­ствительности [Степанов, 1995].

Вопрос о роли языка в познании выступает как вопрос о взаимосвязи языка и мышления. Являясь «орудием познания» действительности, мышление вы­полняет свои познавательные функции через язык. Категории мышления действуют в форме категорий языка, которые, в свою очередь, могут становиться «орудиями познания».

От декларирования связи языка и мышления со­временная лингвистика перешла к исследованию форм их взаимодействия, интегрируя опыт таких областей научного знания, как психология, неврология, ан­тропология и др. В данной связи необходимо подчерк­нуть, что сегодня объектом семантического анализа признается не только отдельно взятое слово, но и вы­сказывание, и текст.

В настоящее время и психологи, и лингвисты при­держиваются мнения о продуктивном взаимодействии образной и вербальной систем4, которое способствует более глубокому и всестороннему отражению окружа­ющей действительности в человеческом сознании.

4 См.: Paivio A. Imagery and verbal processes. N. Y., 1971.

 

 

 

Любые действия человека связаны с переработкой информации. Воспринимаемые человеком объекты и события окружающей действительности первоначаль­но им интерпретируются, чтобы или сразу определен­ным образом на них реагировать, или фиксировать их в памяти.

Информация о предмете, которую получает чело­век из внешнего мира, проходит через длинную цепь процессов, обеспечивающих всестороннее отражение свойств воспринимаемого предмета, выделение его существенных признаков и включение его в соответ­ствующую систему категорий.

Дж. Брунер в своей книге «Психология познания» определяет стратегию, «которой руководствуется нерв­ная система, когда она делает на основе признака выводы о категории и тем самым о других признаках... Воспринимая некоторую совокупность признаков того или иного рода, нервная система должна решить, яв­ляется ли данный предмет самолетом или чайкой, крас­ный это цвет или зеленый и т. п. Оказывается, что всякий акт категоризации того или иного предмета или события включает в себя целый ряд таких решений...» [Брунер, 1977. С. 25].

Ученый выделяет основные этапы последовательно­го процесса принятия решений, к которым относятся: первичная категоризация; поиск признаков; подтверж­дающая проверка; окончательное подтверждение.

Этот процесс познавательной деятельности человека, рассматриваемый с точки зрения психолога, очень хорошо «раскрывает» процесс творческой деятельности, неразрывно связанный с познанием.

Активное, творческое восприятие человеком действительности позволяет считать особенно интересным рассмотрение роли образно-абстрактного мышления в данном процессе. Способность к образ­ному восприятию окружающего мира помогает человеку сохранять наиболее существенное из увиденного и услышанного в своей памяти. Память человека

как общественного индивида играет особо важную роль в сохранении приобретенных знаний, способов общения и передачи накопленного социального опыта, диктует носителю конкретного языка особую про­щу поведения.

Память неразрывно связана с образно-смысловой трансформацией языковых единиц, с их образной (метафорической) характеристикой.

Метафора играет огромную роль в интеграции вербальной и чувственно-образной системы человека.

 

 

 

Согласно современным психолингвистическим и

фи­лософским исследованиям, метафора лежит в основе мышления. По мнению Д. Лакоффа и М. Джонсона5, именно на метафоре основывается то, как мы думаем, что мы узнаем и чем мы ежедневно занимаемся.

Наиболее изученной разновидностью образного мышления является визуальное мышление. Оно воспро­изводит многообразные фактические связи в объектах, отображает их взаимодействие и порождает новые формы, обусловленные визуальной интерпретацией объекта.

Считается, что лишь немногие способны мыслить визуально, да и не все ситуации могут быть проанали­зированы посредством зрительных образов, хотя имен­но зрительные образы обладают той подвижностью и пластичностью, какой не имеет слово.

Обратим внимание на своего рода диалектическое противоречие. Согласно Л.С. Выготскому, «имя или слово является указателем для внимания и толчком к образованию новых представлений»6. Однако именно обозначение может тормозить, сдерживать развитие мысли, поскольку жесткость классификаций нередко приводит к отсутствию необходимой гибкости во взгля­де на вещи. Избежать этого помогает умение мыслить визуально, на основе наглядных образов, не пользуясь словами вообще. С точки зрения психологов, опираясь на образы, человек вполне способен к последователь­ному мышлению.

Сегодня проблема визуального мышления выдвига­ется на первый план. Подчеркивая огромную роль об­разного компонента в познавательном процессе, Р. Арнхейм, специалист в области визуального мышления и психологии искусства, делает вывод о том, что «мышле­ние — это большей частью визуальное мышление» [Арнхейм, 1994].

Согласно современным исследованиям, до 80 % информации мы получаем визуально. Образы, как и слова, — это фиксирование, хранение и репродуцирование информации. Репродуцированные образы бодрствующего состояния психологи называют «строительным материалом» воображения или фантазии. Воображение обычно понимается как процесс, благодаря которому на основе переработки и творческого преобразования уже

5 См.: Lakoff С, Jonson М. Metaphors we live by. Chicago; London 1980. P. 51.

6 Выготский Л.С. Избранные психологические исследования М., 1956. С. 417.

 

 

 

имеющихся у человека образов действительности созда­ются новые образы.

Позволяя представить то, что еще не воспринято или отсутствует в реальном опыте, фантазия расширя­ет возможности познания и нередко способствует со­зданию нового качества. Благодаря этому воображение выступает как один из механизмов творческого мыш­ления, непосредственно связанного с художественным творчеством.

Бесспорно, что представления человека теснейшим образом связаны со словом, которое, обобщая и отвле­кая сущность от предмета или явления, одновременно вызывает и конкретный чувственный образ.

По мнению математика М. Азбеля, литература об­ращается «не к точному знанию, а к воображению, фантазии, сходству эмоций у разных людей, к способ­ности человека смоделировать "собой" переживания героя, т. е. литературе, как и всякому искусству вооб­ще, необходимо сотворчество со стороны читателя. Кроме того, настоящую литературу можно многократ­но перечитывать — она каждый раз наполняется но­вым смыслом и содержанием, поскольку и то и другое исходит от нас, а мы, наше восприятие и способность к сотворчеству зависят от многих причин, да и меня­ются со временем.

В этом смысле информация, заключенная в произ­ведении искусства, весьма своеобразна. "Объективная" информация сравнительно невелика, однако "потенци­альное" содержание в принципе почти бесконечно ве­лико, ибо приготовленная форма очень подвижна и может вместить разное наполнение. Работает вели­кий принцип дополнительности: чем меньше инфор­мация, чем она менее конкретна, чем менее жестки ее рамки, тем больший допускается простор для фан­тазии в этих заданных рамках, тем больше потенци­ально возможное содержание, но зато тем выше не­определенность, тем больше многозначность, а зна­чит, тем сильнее отличается восприятие разных людей, тем больше творчества требуется от чита теля 7.

Познавательная способность языка во многом

связана со степенью его формализации, т. е. с возможностями «формально», через знаки (символы) и их конфигурации выразить понятие. Выступая как «заместители» понятий, формальные знаковые пред-

7Азбель М. Литературная газета. 1968. 22 мая. СП.

 

 

ставления могут привести к «непостижимой эффек­тивности»8.

Эвристический характер символической репрезен­тации знания становится особенно понятным, если воспринимать символ как самостоятельный тип мыш­ления, который сочетает в себе непосредственность и многозначность образа с логической силой понятия (Вяч. Иванов). Содержание и форма знания представ­ляют собой два взаимосвязанных уровня отражения действительности«образный» и «знаковый». Этим, в свою очередь, определяются и два уровня существо­вания самого знания, что во многом обусловливает эвристическую роль в познании не только вербальных, но и невербальных средств.

Обеспечивая эффективность коммуникации, и выпол­няя функцию репрезентации знаний, языковые знаки могут и должны играть эвристическую роль в процессе познания. Это объясняется прежде всего тем, что форма знания как содержательная форма, инвариантная по своей сути, вступая в отношения с другим содержанием, способна развиваться по собственным законам и опере­жать в своем развитии существующее содержание.

Известны разные точки зрения относительно сим­волического характера языковых знаков. В соответствии с первой языковые знаки не являются символами (Соссюр). Вторая (дифференцирующая) точка зрения наде­ляет статусом символов только имена существительные, которые связаны общим символическим полем (Пирс, Моррис, Бюлер). В соответствии с третьей точкой зре­ния, язык в целом имеет символический характер. При этом с помощью языка можно совершать заклинания (Амман), создавать абстрактные автономные модели действительности, которые невозможно было бы создать иными средствами (Кассирер), а также достигать но­вых форм кооперативной коммуникации через понятий­ные символы в интерактивном процессе (Мид).

В современный период «когнитивной революции» во главу угла ставится анализ ментальной деятельности человека, т. е. изучение формирования, хранения и передачи человеческого знания.

Когнитология, или наука о знаниях, начала интен­сивно развиваться с середины 1970-х гг., представляя собой систему наук, рассматривающих способы полу­чения, обработки, хранения и использования челове­ческого знания [Герасимов, 1988]. При этом имеются в

8 Вигнер Е. Непостижимая эффективность математики в есте­ственных науках // Успехи физических наук. 1968. Т. 94. Вып. 3.

 

 

 

виду знания теоретические и обыденные, рациональ­ные и иррациональные, сознательные и бессознатель­ные, т. е. любые когнитивные образования, выступаю­щие как результат переработки информации челове­ком в его взаимодействии с окружающим миром.

По определению немецкого лингвиста М. Бирвиша, когнитивные науки представляют собой взаимодей­ствие различных научных дисциплин и методов, общей целью которых являются поиски закономерностей в ментальных структурах, обусловливающих процессы восприятия и мышления человека, а также механизмы действия языка и поведения людей. Эти поиски, с од­ной стороны, ориентируются на достижения в области философии, психологии, биологии, лингвистики, ант­ропологии и других наук, с другой же — их характе­ризуют особые теоретические методы анализа — ис­пользование результатов фундаментальных исследова­ний в области математики, формальной логики и, не в последнюю очередь, кибернетики.

Роль кибернетики при этом следует интерпрети­ровать в более широком плане. В данном случае имеет значение не столько технология, использование кото­рой оказывает воздействие на все отрасли науки, сколько особый способ мышления, вызванный к жиз­ни сравнением с компьютером (компьютерная мета­фора). В соответствии с этим сравнением, определен­ные аспекты мыслительных процессов человека могут быть формализованы, если исходить из предположе­ния, что материальная субстанция головного мозга функционирует по типу компьютера. В более простой и понятной форме эта идея сводится к тому, что мысль (или процессы мышления) ведут себя по отношению к мозгу, как программа к компьютеру.

В соответствии с этим когнитивно ориентирован­ней лингвистика превращается в научную дисципли­ну, в которой действуют теоретические методы анали­за, свойственные естественным наукам. Объектом ког­нитивной лингвистики становится языковое знание UAU ментальная структура, которая определяет язы­ковое поведениепорождение и понимание вербальных высказываний.

В настоящее время исследовательский акцент в работах по когнитивной лингвистике все больше смещается в сторону психолингвистики и информатики, Причем привлекаются не только методы данных наук, но и результаты нейрологических исследований. Сле­дует отметить, что в свете новейших достижений нейрологии в области работы головного мозга человека

 

 

 

упоминавшаяся выше компьютерная метафора стано­вится научным «реликтом»: человек рассматривается как целая система обработки информационных данных. Характеризуя когнитивную лингвистику, выделя­ют, как правило, четыре основных признака:

Ментальность — язык рассматривается как под­система в процессе познания, во главу угла ставится исследование репрезентации языковой системы в об­щей ментальной системе.

Динамизм — механизмы реализации также рас­сматриваются как детерминанты языковой компетен­ции и включаются в лингвистический анализ.

Интегративность — учитываются репрезентатив­ные и процессуальные аспекты всех компонентов язы­ковой системы.

Междисциплинарность — в лингвистический ана­лиз вовлекаются данные других когнитивных наук, что является главной отличительной чертой когнитивной лингвистики.

Согласно концепции Р. Лангакера и Дж. Лакоффа, структура языка не отделяется от его функции. Функ­циональность провозглашается важнейшим свойством естественных языков. Большое внимание уделяется со­циальным факторам. Грамматика в сравнении с лекси­коном языка рассматривается как результат комплекс­ных процессов концептуализации. Под концептуали­зацией Р. Лангакер понимает ментальные процессы, которые сводят воедино информацию разных областей человеческого опыта.

Анализируя содержание, облекаемое в форму сло­весных знаков, когнитивная лингвистика обращается к обобщению сведений о мире, окружающем человека, в который включается и к которому адаптируется сам че­ловек. Когнитивный метод лингвистических исследова­ний позволяет выявить воплощенные в языковой форме знания и опыт конкретных культурно-исторических и социальных общностей и групп. Именно лингвистика является основным поставщиком материала, необ­ходимого для уяснения механизмов организации знания, заложенного в человеческой памяти.

С позиции современных исследований типовые когнитивные структуры, соответствующие распростра­ненным и общепринятым ситуациям в коммуникатив­ной общности, к которой принадлежит говорящий, определяются как сценарии или фреймы. Это стерео­типные, специфические для конкретных социальных групп модели (со)знания, относящиеся к системе кол­лективного знания.

 

 

 

Основными посредниками в распространении кол­лективного знания сегодня являются СМИ, под кото­рыми понимаются не только технические средства, или каналы передачи информации, но также обще­ственные организации и люди, «задействованные» в процессе распространения информации.

В настоящее время к средствам массовой инфор­мации относят:

— прессу, радио, телевидение;

— кинематограф, звукозаписи и видеозаписи;

— видеотекст, телетекст, рекламные щиты и панели;

— домашние видеоцентры, сочетающие телевизионные, телефонные, компьютерные и другие линии связи. Поставляя соответствующую информацию, СМИ

включаются в процесс и результаты социальной ком­муникации, оказывая воздействие на членов конкрет­ного государственно-коммуникативного сообщества9, которые существуют в определенных общественно-социальных и политических условиях. Особую роль в данном контексте играют термины.

Как основной способ языкового выражения спе­циальных понятий термины являются своего рода фреймами. Это особые когнитивные структуры, требу­ющие соответствующего поведения, продиктованного конкретными знаниями. Выступая в качестве посред­ников в процессе специальной коммуникации, термины фокусируют в себе основные функции языкового шока, который трактуется как интерпретирующий «акт понимания» той или иной (предметной) информации, обусловленный восприятием человека.

Бернард Шоу с присущим ему остроумием опре­делял терминологию как «заговор посвященных», подчеркивая тем самым замкнутый, резко ограниченный характер распространения специальной лексики, доступной лишь избранным, «посвященным» в специфику той или иной отрасли знания.

В настоящее время термины получают все большее распространение в непрофессиональном речевом контексте.

Средства массовой коммуникации, адресованные и широкой аудитории, непрерывным потоком поставляют информацию, изобилующую все новыми терминами. При этом обращает на себя внимание явная избирательность в подходе к специальной лексике:

 

9См также: Fleischer W. DDR-typische Benennungen und ihre I lit- Hi'utsche Sprache nach der Wende / Germanistische ' 110-111. Hildesheim; Zurich; N. Y., 1992. S. 15-34.

 

 

допускаются к употреблению и получают распростра­нение только те термины, которые относятся к наибо­лее актуальным отраслям знания и общественно-поли­тической жизни. Это значит, что коммуникативная активность новых терминов, частотность их упо­требления в средствах массовой информации прямо зависит от социального заказа.

Общественно-политическую терминологию необ­ходимо рассматривать как особый язык информацион­ного воздействия, который располагает специфиче­скими средствами и символами для создания конкрет­ной картины мира в массовом сознании.

Многие знакомые нам термины из общественно-политической и социальной жизни по-своему «доку­ментируют» различные периоды существования Рос­сии, давая свою (нередко метафорическую) интерпре­тацию соответствующим понятиям. Ср., напр.:

— середина / конец 1980-х гг.: перестройка, глас­ность, плюрализм мнений, демократизация общества, новое политическое мышление и др.;

— начало 1990-х гг.: рыночная экономика, либера­лизация цен, индексация, приватизация собственно­сти, ваучеризация, «шоковая терапия» в экономике, криминальные структуры, «теневая экономика», про­цесс первоначального накопления («ларечное мышле­ние») и др.;

— конец 1990-х гг. — начало XXI в.: информацион­ное общество, глобализация, терроризм, коррупция («оборотни в погонах»), олигархия, «теневая полити­ка», конвертирование денег во власть, бизнес-элита, «урезанная демократия», (востребованность) интел­лектуальных ресурсов, (создание) высокоинтеллек­туальной управленческой среды и др.

Приведенные выше примеры демонстрируют, что коммуникация осуществляется в конкретной (ограни­ченной) социальной системе. Вербально опосредован­ную деятельность человека в специальной социальной области называют дискурсом. При этом необходимо подчеркнуть, что закономерности развития языкового знака обусловлены закономерностями развития само­го дискурса и активно действующей в нем языковой личности, обладающей специальными знаниями.

В данном контексте хотелось бы напомнить о том, что слова термин (от лат. terminus — «граница», «пре­дел») и фрейм (от англ. frame — «рамка») семантиче­ски манифестируют принципиально важное понятие ограничения. Имеется в виду ограничение области специального знания, т. е. референтной области, огра

 

 

ничение участников специальной коммуникации и, наконец, ограничение или отбор языковых средств, необходимых для оптимизации общения в соответству­ющей специальной сфере. Дискурс как важнейшая составляющая социокультурного взаимодействия так­же имеет ограничение, накладываемое определенной сферой языковой деятельности.

Однако перечисленные ограничения, связанные со спецификой функционирования терминов-фреймов и особенностями дискурса, отнюдь «не мешают» продук­тивному взаимодействию лексических единиц раз­личных уровней. В процессе общения в речевой дея­тельности людей слово обретает относительную сво­боду от правил языковой системы. Если понимать языковую систему как совокупность возможностей, обусловленных определенными закономерностями кон­кретного языка, то норма выступает как признаваемая носителями данного языка реализация возможностей этой системы. Согласно М.В. Панову, норма в настоя­щее время — это не запрет, как раньше, а выбор язы­ковых средств выражения. Норма «советует взять из языка наиболее пригодное в данном контексте»10.

Выбор языковых средств в масс-медийном дискур­се, как правило, связан с оценкой, имеющей целью воздействие на адресата, с системой ценностной ори­ентации, когда на первый план выступают концепту­альные, образные и эмоциональные характеристики. Одним из наиболее ярких языковых средств оценки являются тропы, и в первую очередь (политическая) метафора, смыслопорождающая функция которой от­четливо раскрывается в рамках когнитивного подхода. При этом речевая стратегия предстает как когнитивный процесс, в котором говорящий соотносит свою коммуникативную цель с конкретным языковым выра­жением.

Очень значимой в данном контексте представля­ли я мысль В.Ф. Петренко о том, что человеческое восприятие и осознание мира, процессы его памяти,

мышления и воображения «вооружены и одновремен­но ограничены» конкретно-исторической системой значений, которая присуща определенной социальной общности и культуре. «Общечеловеческие инварианты» подобных систем «обусловлены сходством жизнедеятельности различных социальных общностей и на­гнои, наличием общечеловеческой культуры».

 

10 Панов М.В. Из наблюдений над стилем сегодняшней периодики // Язык современной публицистики. М., 1988. С. 4 — 27.

 

 

 

Трактуя социальную действительность как текст, доступный расшифровке и прочтению, мы приходим к пониманию познания в широком смысле этого слова как к процессу «включения новой информации в си­стемное целое информационного тезауруса познающе­го субъекта»11.

Известно, что многие виды искусства рождались как определенный способ информации и коммуника­ции. Искусство танца, например, — как сообщение о событиях на охоте. Древнегреческие рисунки перво­начально служили средством передачи информации, при котором изображение воспринималось как текст. Эта онтологическая и генетическая двойственность характерна для так называемых «технических видов» искусства, к которым прежде всего относятся кино и (в известной степени) телевидение.

Определяя искусство как одну из форм обществен­ного сознания и духовного освоения мира, мы рассмат­риваем конкретные виды искусства как «специфиче­ские художественно-образные формы воспроизведения действительности»12.

В конце 1920-х гг. Л.С. Выготский сформулировал мысль о том, что искусство является важнейшим сре­доточием всех биологических и социальных процессов личности в обществе, представляя собой «способ урав­новешивания человека с миром в самые критические и ответственные минуты жизни». Искусство может «изживать не воплощенные в жизни и не нашедшие себе осуществления стороны нашего существа... и в этом оно всегда остается глубоко социальным».

В 1936 г. немецкий исследователь В. Беньямин, оценивая роль средств массовой коммуникации в про­цессе развития культуры, провозгласил историческую неизбежность массового «репродуцирования» в сфере технических искусств, объясняя ее социальную обусловленность растущим значением «массы» в со временной жизни.

Согласно В. Беньямину, вместе с изменением способа существования человеческих коллективов меняется и манера их чувственного восприятия.

За несколько лет до этого Бертольд Брехт так охарактеризовал специфику эстетического восприятии начала XX в.: «Старые формы передачи информации не остаются без изменения из-за вновь возникаютщих форм и не могут просто сосуществовать с ними. Тот,

11 Петренко В.Ф. Основы психосемантики. М., 1997. С. 37.

12 См.: БЭС. Искусство. М., 2000.

 

 

кто смотрит фильмы, по-иному читает рассказы. Но и тот, кто пишет рассказы, так же смотрит фильмы. Тех­низацию литературного производства уже невозмож­но остановить».

По словам немецкого исследователя современных масс-медиа Х.-Б. Хеллера, оценки Брехта и Беньямина совпадают прежде всего по двум пунктам: во-первых, «оба автора подчеркивают тот факт, что материальная техника современного искусства представляет собой "не некое появившееся извне условие" дистрибуции. Она (эта техника) является конституирующим, опреде­ляющим компонентом самого процесса создания соот­ветствующего произведения искусства». Во-вторых, и Брехт, и Беньямин концентрируют свое внимание на том, что «человеческое восприятие постоянно испыты­вает влияние современных средств массовой коммуни­кации, которые обнаруживают свое воздействие как в повседневной жизни, так и в сфере художественно-эстетического восприятия (курсив наш. — М. В.)».

При этом в отличие от своих соотечественников М. Хоркхаймера и Т. Адорно оба автора подчеркивали важную позитивную роль средств массовой коммуни­кации, благодаря которым искусство может стать достоянием широких масс, а не узкого круга избранных, как это было прежде.

Особое значение в этом контексте приобретают кино и телевидение. Французский исследователь Жильбер Коан-Сеа в 1946г. характеризовал появление кино с его зрительной информацией как своего рода революцию в

области средств массовой коммуникации, поскольку кино не просто новый вид массового зрелища, а преждевсего новая среда — иконосфера, в которой изменяются все условия восприятия информации и образования представлений. В данной среде зрительная информация становится «идеальной информацией», превращаясь благодаря своей наглядности в простую констатацию фактов. «Попадая в эту новую среду, зритель оказывается подверженным магическому воздействию рассчитанного «потока знаков", противостоять которому он не в силах. Поэтому зритель в кино смотрит и думает не так, как

это делает в нормальных условиях». В процессе про-

смотра фильма наблюдение через посредника заменяется простым, непосредственным наблюдением зрителя.

Если иллюстрированную газету читатель может бегло просматривать, то фильм в большинстве случаев «гипнотизирует зрителя, как «зрелище подлинной жизни».

Согласно концепции Коан-Сеа, с появлением «средства зрительной информации» изменилось и тра

 

диционное понимание сущности самой коммуникации, которое предполагало по-своему равноправные отно­шения к объекту коммуникации как со стороны посы­лающего информацию, так и со стороны воспринима­ющего ее. Эти отношения полностью изменились в результате замены слова изображением, когда полное отсутствие слов или их непонимание компенсируются восприятием изображения. Наглядность и общедоступ­ность зрительной информации уничтожила все соци­альные и культурные границы и барьеры, «определив неукротимое стремление масс видеть и воображать невозможное».

Как известно, именно визуальная информация об­ладает наибольшей силой воздействия. Поэтому кино очень скоро превратилось в мощное средство пропа­ганды идей и жизненных идеалов того общества, кото­рое его создавало, что проявлялось как в тематике фильмов, так и в самих формах выражения, с помо­щью которых утверждались и утверждаются соответ­ствующие морально-эстетические ценности.

Кино «говорит» языком экрана — языком движущих­ся изображений, сочетающихся со словом, музыкой, шумами, т. е. языком звукозрительных образов. Сила кино, по мнению А.Я. Юровского, заключается не в иллюзор­ном «эффекте присутствия», а в самобытных выразитель­ных средствах киноязыка, которые превратили кино в особый вид искусства [Юровский, 1998].

Телевидение, заимствовавшее у кино вместе с экра­ном богатейший арсенал выразительных средств, сохра­нило, однако, «эффект присутствия», утраченный кине­матографом. Важное «природное» свойство телевидения, которое отличает его от кино, заключается именно в том, что телевидение способно показывать на экране непо­средственный «сиюминутный» образ настоящего.

Другое свойство, отличающее телевидение от кино, относится к основным особенностям данного канала коммуникации. Это прежде всего условия просмотра телепередачи и характер аудитории. Небольшой размер экрана, создающий специфические условия просмотра, предполагает особый характер общения между телекоммуникатором и его аудиторией, близкий по характеру к межличностному общению. Кроме того, кино функцио­нирует дискретно (фрагментарно), а телевидение — беспрерывно. Как род искусства кино адресовано массо­вому сознанию, а телевидение апеллирует к обществен­ному мнению, не только отражая, но и формируя его.

Таким образом, можно утверждать, что различия между кино и телевидением состоят в их разных обще

 

 

ственных функциях: если кино более свойственны функции искусства, то телевидению — функции жур­налистики.

При этом необходимо отметить, что «атомизация» массового зрителя, разрушение коллективности восприя­тия, которая еще со времен античного театра присуща массовому зрелищу, не нарушила специфики телевиде­ния как ведущего СМИ. Раздробившись на миллионы «домашних залов», восприятие осталось массовым.

«Непосредственность» отображения действитель­ности, свойственная, в частности, телевидению, созда­ет у телезрителя психологическую установку на «эф­фект присутствия», и, следовательно, на особое дове­рие к телевизионной программе в целом. Благодаря этому даже предварительно зафиксированная телепе­редача может восприниматься зрителями как безуслов­но достоверное сообщение.

В данном контексте обращает на себя внимание тезис Маклюэна'3. «Средство коммуникации есть со­общение» (The medium is the message), в соответствии с которым общественная значимость события, степень его важности, определяется сообщениями об этом со­бытии по каналам массовой коммуникации.

С последним положением Маклюэна соотносится концепция немецкого социолога Н. Лумана о реальнос­ти, конструируемой средствами массовой информации. Луман рассматривает масс-медиа как одну из автономных, оперативно закрытых функциональных систем современного общества, постоянно растущее значение которой обеспечивается техникой тиражи­рования и распространения носителей информации. К масс-медиа Луман относит все общественные уч­реждения, которые пользуются техническими мно­жительными средствами с целью распространения информации (Интернет не является объектом его анализа).

С точки зрения Лумана, почти все, что нам извест­но об обществе и окружающем мире, мы узнаем через масс-медиа, к которым тем не менее чувствуем недо­верие, подозревая возможность манипулирования. Зна­ния, полученные нами с помощью масс-медиа, как бы сами собой складываются в замкнутый каркас, элемен­ты которого прочно укрепляют друг друга.

13 См.: McLuhan М. The Gutenberg Galaxy: The Making of Typographic Man. London, 1962. (Die Gutenberg-Galaxys. Das Ende dcs Buchzeitalters. Berlin, 1968.) См. также: Назаров M.M. Массовая коммуникация в современном мире. М., 1999. С. 52 — 54.

 

 

 

 

Эти знания, согласно Луману, в современном общест­ве заменяют те ценностные ориентиры (Wissensvorgaben), хранителями и проводниками которых в иной ситуации выступают старейшины, церковь и др. Общество передо­веряет важнейшие функции «самонаблюдения» (Selbst-beobachtung) системе масс-медиа, и эта система сама выбирает предмет своего внимания, определяя информа­ционную ценность конкретных категорий тем.

Масс-медиа формируют социальную память, изби­рательно (selektiv) фиксируя, о чем следует помнить, а что следует забыть. Память, созданная масс-медиа, является, по мнению Лумана, основой коммуникации, которая как триединство информации (содержания), сообщения (передачи содержания) и понимания обра­зует вторую «фоновую» реальность.

Значение основных масс-медийных форм коммуни­кации — сообщений, развлечения и рекламы (Nachrichten una Berichte, Unterhaltung und Werbung) — Луман видит в том, что они создают условия для дальнейшей коммуни­кации, предполагающей наличие заведомо известных пред­ставлений о реальности, созданной системой масс-медиа. Указывая на отсутствие взаимодействия, интерак­тивной обратной связи между отправителем и получа­телем информации в рамках масс-медийной системы, Луман подчеркивает, что масс-медиа выступают от­нюдь не как посредники, передающие информацию, — они конструируют собственную реальность, в которой господствует самореференция (отсылка к событиям, [вос]созданным все теми же масс-медиа).

На основе анализа концепции Лумана можно сде­лать вывод о том, что, конструируя собственную реаль­ность, СМИ становятся посредниками в формирова­нии отношения людей к реальному миру.

Представляя особое средство интерпретации дей­ствительности, СМИ создают свою мифологическую реальность, призванную «упорядочивать» «картину мира». В известном смысле — это организация такого мира, в котором, что бы ни случилось, все понятно и имеет смысл. Кроме того, «взламывая обыденность», миф «озаряет привычные будни фейерверком ярких красок». Самой наглядной иллюстрацией подобной мифологии является реклама, которая призвана не только привлечь внимание потенциального покупате­ля, но и побудить его к действию.

На мифологизации масс-медийного мира основы­вает свою концепцию Норберт Больц, автор фундамен­тального исследования по теории «новых массмедиа». С точки зрения Больца, условия компьютерной комму

 

 

никации в современном «информационном обществе» приводят к тому, что реальность воспринимается как действительность, программируемая (или моделируе­мая) с помощью компьютера.

Важнейшую роль, по мнению Больца, играет визуаль­ная коммуникация, позволяющая большее уплотнение информации по сравнению с вербальным языком. Карти­на мира в таком случае конструируется на базе «селек­тивных изображений», отобранных со всех концов света. При этом сам человек, согласно Болыгу, «из пользова­теля» постепенно превращаете» в некий «момент пере­ключения медийной связи», в своего рода «переходник». Возможности современной информационной связи имеют важнейшее значение для развития всех облас­тей «информационного общества». Быстрый рост сети Интернет способствует тому, что в коммуникацию всту­пают не компьютеры, а люди, стремящиеся к постоян­ному развитию профессионально-научного знания. Для этих людей компьютер становится истинным посред­ником в процессе интеллектуальной коммуникации.

Особое место среди пользователей Интернета за­нимает молодежь, для которой именно «виртуальная реальность», созданная сетевыми СМИ, является се­годня наиболее актуальной. Это новый тип вербаль­ной и (аудио)визуальной реальности, попав в которую можно общаться (коммуницировать) с другими людь­ми, также внедрившимися в нее. Формируется особый диалогический «сетевой язык» Интернета, специфика которого имеет межнациональный характер.

В условиях интенсивного использования глобаль­ной Сети получение разного рода информации почти безгранично. «Свободное плавание» по виртуальной реальности Интернета по-своему захватывает и пора­бощает. Основная особенность подобного виртуально­го общения заключается прежде всего в том, что здесь интерпретация (в герменевтическом смысле этого слова) заменяется реальным воздействием. Активным инструментом такого воздействия становится (вербаль­ная и визуальная) масс-медийная интертекстуаль­ность, свойственная текстам СМИ в целом.

Согласно Ю. Кристевой, интертекстуальность понимается прежде всего как «текстуальная интерак­ция, которая происходит внутри отдельного текста. Для познающего субъекта интертекстуальность — это при­знак того способа, каким текст прочитывает историю и вписывается в нее».

В применении к текстам СМИ понятие интертек­стуальности, с одной стороны, основывается на теории

 

 

 

«диалогизированного сознания» М.М. Бахтина, соглас­но которому «любой текст строится, как мозаика цита­ции, любой текст есть продукт впитывания и трансфор­мации какого-нибудь другого текста». С другой сторо­ны, с понятием масс-медийной интертекстуальности соотносится сознательное и маркированное использо­вание межтекстовых связей конкретного текста СМИ с предшествующими текстами. Являясь звеном в переда­че информации, тексты СМИ (как интертексты и гипер­тексты) создают свою «информационную реальность». Чтобы не превратиться в механизм контроля, огра­ничивающий и сдерживающий возможности преобра­зования информации, которая циркулирует в обществе, «информационная реальность СМИ» должна быть сопоставима с понятием «общественного диалога».

Таким образом, общую закономерность в эпоху «тотальной информатизации общества» составляет существование особого языка СМИ. Аккумулируя язы­ковую, социальную и культурно-историческую память конкретных языков, он используется для производства текстов массовой коммуникации, приобретающих меж­национальный характер.

Известное положение, согласно которому отноше­ния в языке становятся (лингвистически) существен­ными лишь благодаря их социальной сущности, не утратило своей актуальности и сегодня.

Под языком СМИ здесь понимается особый язык социальной интеракции, имеющий собственные формы выражения, структурирующие наше восприятие, созда­ющие новые значения и конструирующие (как вербально, так и визуально) особые «информационные постро­ения действительности», которые могут определяться и стремлением к документальности, и реальностью, и вы­мыслом, и даже иметь виртуальный характер.

Наша задача состоит в том, чтобы подобные «ин­формационные построения» оценивать адекватно.

■ Контрольные вопросы

 

1.В чем заключаются особенности вербального языка межличностного общения в сопоставлении с языком СМИ?

2. Определите роль СМИ в моделировании «карти­ны мира».

 

 

 

 

3. В чем состоит влияние средств массовой комму­никации на сферу (художественного) восприятия?

4.Определите специфику «языка экрана».

5. Как определяется реальность, конструируемая СМИ?

Литература

Арнхейм Р. В защиту визуального мышления // Новые очерки по психологии искусства. М., 1994. Баскаков В. Кино: методология исследования. М., 1984. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М., 1986. БрунерДж. Психология познания. М., 1977. Виртуальная реальность. Философские и психологиче­ские проблемы. М., 1997.

Володина М.Н. Основные направления когнитивной линг­вистики в Германии // Вестник Моск. ун-та. Сер. 9. Фило­логия. 1994. №6. С. 9-14.

Выготский Л. С. Психология искусства. М., 1997. Герасимов В.И., Петров В.В. На пути к когнитивной моде­ли языка //Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 23. М., 1988. С. 5-11.

Гумбольдт В. фон. Избранные труды по языкознанию. М., 1973.

Дейк Т.А. ван. Язык. Познание. Коммуникация. М., 1989. Ильин И. Постструктурализм. Деконструктивизм. Пост­модернизм. М., 1996.

Клаус Г. Сила слова. Гносеологический и прагматический анализ языка. М., 1967.

Кристева Ю. Бахтин, слово, диалог, роман // Вестник Моск. ун-та. Сер. 9. Филология. 1995. № 1. Лотман Ю.М. Внутри мыслящих миров. Человек, текст, семиосфера, история языка русской культуры. М., 1996. Петренко В.Ф. Основы психосемантики. М., 1997. Степанов Ю.С. Изменчивый «образ языка» в науке XX века // Язык и наука конца XX века. М., 1995. Чудинов А.П. Россия в метафорическом зеркале: когни­тивное исследование политической метафоры (1991 — 2000). Екатеринбург, 2001.

Юровский А.Я. Место телевидения в системе средств мас­совой коммуникации // Телевизионная журналистика. М., 1998.

 

 

 

Изучая язык СМИ, одни исследователи обращают основное внимание на форму предложений в тексте, другие — на фактическую сторону того, о чем в этих текстах говорится (насколько актуальны, правдивы сообщения журналистов и интервьюируемых и т.д.). В филологии давно уже стало общепризнанным требованием рассматривать форму в неразрывной связи с содержанием. Однако применительно к СМИ задача осложняется тем, что содержание далеко не всегда можно оценить объективно. Например, сообще­ния о взрывах и гибели ни в чем не повинных людей мы оцениваем, находясь «в глубине событий». Чтобы объективно посмотреть на такие сообщения, необходи­мо занять — хотя бы на время — «остраненную» по­зицию. Но именно такое остранение — рассмотрение вне актуальности — обедняет взгляд на тексты СМИ, лишая их своей специфики.

Следовательно, язык СМИ нужно анализировать глазами заинтересованного потребителя, «интерпрета­тора», выявляя при этом закономерности, как этого требует научное изучение.

В концепции основоположника семиотики Ч.С. Пир­са закономерности «интерпретанта» играли важнейшую роль. Вопрос ставился именно так: в результате каких мысленных процедур одни сущности рассматриваются в качестве знаков других? Как мы воспринимаем свои и чужие сообщения в рамках своеобразной сети знако­вых отношений?

Знаковые отношения, на которые опираются СМИ, пронизывают всю человеческую культуру и бес­конечно сложны. Например, репортер (основываясь на определенных канонах подачи информации в данном обществе в рамках данной идеологической системы), осознанно или неосознанно преследуя определенные цели, создает свои «знаки», опираясь на другие знаки и предполагая, что читатели в своей интерпретации. его сообщений также будут действовать в рамках (ИД 1 обязательно той же) системы знаков.

 

 

Ю.С. Степанов

ОСНОВНЫЕ ЗАКОНЫ СЕМИОТИКИ:

ОБЪЕКТИВНЫЕ ЗАКОНЫ

УСТРОЙСТВА ЗНАКОВЫХ СИСТЕМ (СИНТАКТИКА)

 

Законы семиотики с самого ее возникновения в виде отдельной науки распределялись по трем разделам, кото­рым один из ее основателей, Ч. Моррис, дал следующие названия: синтактика — изучающая отношения между знаками; семантика — изучающая отношения между зна­ками и обозначаемым предметом; прагматика— изучаю­щая отношения между знаком и человеком. Членение на три раздела восходит к разделению наук еще в Средневе­ковье и сохраняется в семиотике до наших дней. Но со­держание каждого раздела расширилось в связи с тем, что появились частные, конкретные семиотики.

Теперь соотношение частных семиотик с указан­ными частями общей семиотики, с одной стороны, таково: 1) биосемиотика, изучающая вопрос, каким обра­том в процессе эволюции нечто стало значить нечто, более отвечает семантике; 2) энтосемиотика — праг­матике; 3) абстрактная семиотика — синтактике. Лингвосемиотика отвечает всем трем частям, так как она сама и есть прообраз общей семиотики. Но это скорее исторические соответствия. Суть общей семиотики заключается в том, что она рассматривает общие зако­ны, черпая материал для обобщений в разных частных семиотиках. Важнее подчеркнуть эту сторону в семиотических законах. Мы разделим их на три группы.

А. Объективные законы устройства знаковых систем(синтактика)

Б. Законы, зависящие от позиции наблюдателя (а),-прагматика.

В. Законы, зависящие от позиции наблюдателя(б),-семантика.

Эта классификация, конечно, условна и относительна.Если какой-нибудь закон можно отнести и к тому, и к другому разделу, он отнесен к первому по порядку.






Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском:

vikidalka.ru - 2015-2024 год. Все права принадлежат их авторам! Нарушение авторских прав | Нарушение персональных данных