ПСИХОСЕМАНТИКА МАССОВЫХ КОММУНИКАЦИЙ

Согласно фундаментальному принципу теории личностных конструктов Дж. Келли [Kelly, 1955]: «...по­ведение личности канализируется (структурируется) по тем же руслам, по которым происходит антиципа­ция событий». Другими словами, мы действуем в рам­ках тех представлений, через призму которых воспри­нимаем события. Отсюда и принцип С.Л. Рубинштей­на о единстве сознания и деятельности. Действительно, чтобы функционировали политические и экономиче­ские институты, необходимы определенные фигуры сознания людей, реализующих экономическое и поли­тическое поведение. Например, для того чтобы суще­ствовало феодальное общество, необходимы феодалы, имеющие свои представления об отношениях вассала и сюзерена, о долге и чести рыцаря, т. е. система тра­диций и ценностей, задающих определенный уклад; необходимы крестьяне, имеющие свое отношение к земле и труду, погруженные в мир представлений сельской общины и свой традиционный уклад; и, нако­нец, необходима некая религиозная идеология, син­хронизирующая взаимодействие различных сословий.

Помимо социальных представлений (термин С. Московичи) в механизм социального взаимодей­ствия входят и эмоциональные состояния. Например, религиозного воодушевления во времена крестовых походов, эсхатологических ожиданий близкого кон­ца света в Византии накануне первого тысячелетия или доминирующего чувства страха во времена раз­гула инквизиции или в тоталитарном обществе.

Современная Западная Европа и Северная Амери­ка, коммунистический Китай и Черная Африка, Араб­ский Восток и Индия отличаются не только и не столько промышленными технологиями и обликами городов, которые в условиях глобализации имеют тенденцию к стандартизации, сколько системой ценностей и карти­ной мира людей, их населяющих. Новейшая история демонстрирует, что в дискуссии Ф. Фукуямы, предре­кавшего конец истории как снятие противоречий при всемирном движении к либеральному обществу, и С. Хантингтона, полагавшего в ближайшем будущем противостояние нескольких крупных цивилизаций, объединенных религиозно-идеологическим единством,

прав скорее Хантингтон и антагонизм разных «правд» сохранится. Только в современную эпоху Интернета противостояние и конкуренция различных ценностей и стилей жизни необязательно должны реализовываться в привычных рамках государственных образований, а возможны и между виртуальными сообществами людей, объединенных сходством менталитета.

Понятие менталитета шире понятия сознания и включает в себя как осознаваемые, так и неосознава­емые пласты картины мира. Л.С. Выготский писал, что, являясь средством осознания, стереотипы, житейские понятия и представления, могут и не осознаваться самими субъектами. Приватная и общественная жизнь человека дает множество примеров использования малорефлексивного знания. Каждый человек строит свои отношения с другими людьми, выступая «житей­ским психологом»; планирует свой бюджет, выступая «стихийным экономистом»; имея политические при­страстия, как-то упорядочивает свои представления о власти, государстве, партиях. Этические ценности — представления о добре и зле, чести и долге — также имеют когнитивную представленность.

Для обозначения этого донаучного знания, которым располагает каждый человек, Дж. Брунер и Р. Тагиури ввели понятие имплицитной теории (или модели) от­носительно той или иной содержательной области. Имплицитной эта система называется потому, что сам субъект, как правило, не сознает те структуры катего­ризации, через призму которых он воспринимает эту реальность, вернее, строит модели мира, которые им и воспринимаются как реальность.

Задачу реконструкции этих малорефлексивных и плохо структурированных знаний реализует экспери­ментальная психосемантика, корни которой восходят к работам Ч. Осгуда по методу семантического диффе­ренциала и субъективных семантических пространств и работам Дж. Келли по созданию теории личностных конструктов и репертуарным решеткам. Отечествен­ная психосемантика возникла в начале семидесятых годов на факультете психологии Московского универ­ситета и в настоящее время представлена работами психологов из самых разных регионов России. В пси­хосемантике реализуется парадигма конструктивизма, где картина мира трактуется не как зеркальное от­ражение действительности, а как одна из возможных «пристрастных» (термин А.Н. Леонтьева) культурно-исторических (термин Л.С. Выготского, А.Р. Лурии) моделей мира, которые создает единичный или коллек

тивный субъект. В этом смысле психосемантика стоит на позиции множественности возможных моделей мира, на идее плюрализма истины и, как следствие, на идее множественности путей развития как отдельного индивида, так и общества, страны, всего человечества.

Как единичный, так и коллективный субъект, будь то индивид, политическая партия или общество в целом, обладают определенной картиной мира, позволяющей осознание мира, себя в нем, планирование и принятие решений по реализации тех или иных действий.

Понятие картины мира близко к понятию обществен­ного сознания или менталитета общества, используемых в философской литературе, но оппозиция «сознание — бессознательное», принятая в психологии, делает более эвристичным использование понятия «картина мира» как вбирающего и сознаваемые, и неосознаваемые пласты познания. Картина мира представляет собой сложное, многоуровневое образование, в которое наряду с науч­ным, понятийным знанием входят и религиозный опыт, и виртуальные построения искусства, и идеология, и глубинные пласты мифологического и коллективного бессознательного. Картина мира характеризуется не толь­ко разноуровневостью построения и различной степенью осознанности ее составляющих, но и разной степенью их адекватности бытию. Так, в картину мира могут входить и неадекватные ценности и цели (антиутопии), и предрассуд­ки, и суеверия, и ложные стереотипы.

Дж. Келли ввел понятие личностного (персональ­ного) конструкта как элемента этой конструктивной системы на уровне индивида — «имплицитной теории личности». Когда маленький ребенок говорит, что «грязная рубаха теплее» (К. Чуковский. От двух до пяти), то это его специфический личностный конструкт, связующий различные аспекты его опыта¹. Когда по­литик утверждает, что «наш народ может сохранить

¹ Согласно канонической теории Келли, личностный конструкт биполярен, и некоему качеству всегда противостоит субъективно ему антонимичное. Например, для одного человека антонимом дружелюбия будет враждебность, для другого — одиночество. Од­нако сами конструкты, по Келли, принципиально биполярны. С нашей точки зрения, в физическом мире нет биполярности, и противопоставление, например, качеств «тяжелый — легкий» вовсе не означает наличия некой антигравитационной силы, вы­ражаемой прилагательным «легкий». То есть физические па­раметры униполярны, и биполярными их делают человеческое восприятие и культура. Применительно же к личностным харак­теристикам субъект может обладать одновременно неким каче­ством и другим, антонимичным ему. Например, быть и расчетли­вым, и безрассудным.

себя через общинность, соборность, коллективизм. В ци­вилизации, где действует принцип "каждый за себя", русскому народу места нет» (НевзоровА. //День. 1992. № 43), — это его специфический личностный конструкт, отражающий его мировоззрение. Этот термин может быть расширен и применительно к общественному сознанию, впитавшему в себя личностные конструкты, ставшие достоянием культуры: «В великой мудрости великая печаль» (Екклезиаст). Конструкт может вхо­дить и в виртуальную модель некоторой идеологемы как идеальной, не ставшей, но желаемой картины мира. «Кто не работает, тот не ест» (апостол Павел) — это конструкт, фиксирующий не наличное состояние дел, а описывающий фрагмент идеального мира, или «по­требного будущего» (в терминах Н.А. Берштейна).

Конструкты общественного сознания могут претер­певать изменения. Так, для мировосприятия раннего христианства с его идеологией нестяжательства, ра­венства и стоицизма были характерны утверждения: «Блаженны нищие духом» (т. е. нищие по духу — доб­ровольно отказавшиеся от благ) и «Легче верблюду пройти через угольное ушко, чем богатому войти в Царство Небесное», суть которых операционально можно представить как разнонаправленность векторов «богоугодности» и «богатства». Для протестантской же этики, заложившей идеологическое обоснование про­мышленной революции, «испытание своей избранно­сти осуществляется посредством практической дея­тельности в миру» и «богатство, добытое трудом — угодно Богу!». Таким образом, налицо иное отноше­ние между богатством и богоугодностью, и вектор «бо­гатства», совершив поворот на 180 градусов по отноше­нию к вектору «богоугодности», образовал конструкт «блаженны преуспевающие». Нищих же и бродяг в викторианской Англии ждали тюрьма и работный дом.

Как полагает Келли, конструкты выступают не только формой, в которой происходит упорядочивание опыта, но и структурой, задающей планирование и осуществление действия. Единичные конструкты, об­разуя взаимосвязи, создают категориальные структу­ры, опосредующие восприятие и осознание действи­тельности. Выявить эти структуры — задача экспери­ментальной психосемантики. Возникнув в работах Дж. Келли как средство психодиагностики, фиксирую­щее изменение картины мира пациента в ходе психо­терапии, экспериментальная психосемантика (или тео­рия личностных конструктов) распространила область моих интересов и на анализ трансформации обще-

ственного сознания в ходе коммуникативных воздей­ствий.

В широком смысле в задачу массовой коммуника­ции входят поддержка, изменение, трансформация внутренней картины мира субъекта через сообщение ему некой позитивной информации о мире или через оценку этого мира. Тексту присуще «единство отраже­ния и отношения» (С.Л. Рубинштейн), и всегда в той или иной пропорции читателю (зрителю, слушателю) пере­дается и некоторое сообщение о мире, и эмоциональ­но-ценностная позиция автора (или социального инсти­тута, который он представляет). Но общение автора и реципиента, пусть и опосредованное средствами мас­совой коммуникации, не является перекачкой инфор­мации по каналам коммуникации. Важно не только передать информацию, но и предвидеть, как эта ин­формация будет воспринята реципиентом.

Помимо информативной значимости текста можно говорить и его духовности, определяемой тем, насколь­ко текст способствует развитию личности реципиента. Напомним, что в широком смысле слова к текстам могут быть отнесены и художественные и научные кни­ги, пьесы и фильмы, телевизионные сериалы, реклама и даже развлекательные шоу.

В статье художника и философа В.В. Кандинского «О духовном в искусстве», дается визуальная модель духовного развития личности при взаимодействии с текстами искусства.

Совокупность творцов и «пользователей» искус­ства В. Кандинский метафорически описывает в виде остроугольного треугольника, вершиною направленно­го вверх. Параллельные основанию треугольника ли­нии разбивают его на секции, где находятся люди од­ного уровня духовного развития. «Весь треугольник медленно, едва заметно движется вперед и вверх, и там, где "сегодня" находился наивысший угол, "завтра" будет следующая часть, т. е. то, что сегодня понятно одной лишь вершине и что для всего остального тре­угольника является непонятным вздором, — завтра ста­нет для второй секции полным смысла и чувства со­держанием жизни. На самой верхней секции иногда находится только один человек. Его радостное видение равнозначаще неизмеримой внутренней печали. И те, кто к нему ближе всего, его не понимают. Они возму­щенно называют его мошенником или кандидатом в сумасшедший дом. Так, поруганный современниками, одиноко стоял на вершине Бетховен. Сколько понадоби­лось лет, прежде чем большая секция треугольника

достигла вершины, где Бетховен когда-то стоял в одино­честве. И несмотря на все памятники, так ли уж много людей действительно поднялось на эту вершину?

Во всех частях треугольника можно найти пред­ставителей искусства. Каждый из них, кто может под­нять взор за пределы своей секции, для своего окру­жения является пророком и помогает движению упря­мой повозки. Но если он не обладает этим зорким глазом, или пользуется им для низменных целей и поводов, или закрывает глаза, он полностью понятен всем товарищам своей секции и они чествуют его. Чем больше эта секция (то есть, чем ниже она находится), тем больше количество людей, которым понятна речь художника. Ясно, что каждая такая секция сознатель­но (или чаще неосознательно) хочет соответствующего ему духовного хлеба. Этот хлеб дают ему художники, а завтра этого хлеба будет добиваться уже следующая секция» [Кандинский, 1990. С. 18].

Из этой визуальной модели движения искусства к вершинам духа следует важное следствие. Когда «ду­ховный хлеб» более низкого уровня становится пищей людей, пребывающих на более высоких уровнях разви­тия, он становится для них ядом и ведет к падению, «сбрасывающему душу во все более и более низкие секции». Это предостережение-пророчество В. Кандин­ского показывает пагубность потребления искусства «вообще» безотносительно к уровню духовного разви­тия человека. Массовая культура, развлекая и обольщая человека, давая ему готовые штампы и стереотипы, пичкает его «духовной жвачкой», создающей иллюзию включенности в мир искусства, в мир высоких чувств. Одна из трактовок первородного греха заключается в том, что плоды от древа познания достались первоотцам без труда, без усилий. Человек призван к сотворчеству в сотворении мира (яркий пример этому — искусство как поиск смысла бытия, создание новых форм, новых альтернативных миров). Потребление без духовной ра­боты («в поте лица добывать будешь ты хлеб свой»), без решения собственных выстраданных проблем и вопро­сов выступает формой «духовного онанизма», где, полу­чая гедонические «удовольствия», человек дезертирует от своего главного предназначения — созидания и раз­вития своего духа, своего сознания, а через них — и осу­ществления своего вклада в «интегральное сознание».

Текст существует как «тест в тексте», в перекличке с другими текстами, даже если последние явно не цити­руются. Тексты в нашем сознании существуют скорее как гипертексты, включающие мириады ассоциативных

связей, вязь перекрестных ссылок, «чувственную ткань сознания», сотканную сонмом образов и ароматом лету­чих настроений. Понимание предусматривает в той или иной степени совпадение смысловых установок, культур­ного кода — базовых знаний о мире коммуникатора и реципиента. При несовпадении культуральных тезауру­сов возникают смысловые лакуны, когда понимание неполное и даже возможен когнитивный диссонанс.

Более того, картина мира реципиента может менять­ся совсем не в ту сторону, в какую хотел бы автор со­общения, и содержание текста, резко контрастирующее с системой ценностей реципиента, может вызывать у последнего не ассимилятивную установку по приятию этой информации, а позицию контрастной установки, заключающейся в том, что субъект усиливается в своем неприятии навязываемой ему жизненной позиции, мо­дели мира или ценностных ориентиров.

Пример рассогласования намерений коммуникато­ра и понимания реципиента приводит А.П. Назаретян. В 1960-е гг. в Индии в рамках программы сокращения рождаемости местные пропагандисты выпустили ряд плакатов, где изображались оборванные родители с ку­чей чумазых и неприбранных детей и богатая преуспева­ющая пара с одним-единственным ребенком. Местные кумушки останавливались около плаката и судачили, их речи могли бы быть переведены на русский язык и рус­скую ментальность как: «несчастные люди, все у них есть, а Бог детей не дает».

Таким образом, эффективность коммуникативного воздействия подразумевает, по крайней мере, измене­ние вектора установок реципиента в желательном направлении, что предполагает необходимость рекон­струкции исходных представлений, или социальных репрезентаций (термин С. Московичи), зрителя (чита­теля, слушателя) ДО и ПОСЛЕ акта коммуникации. Однако сами эти представления, даже при всей готов­ности их носителя к конструктивному сотрудничеству с исследователем, весьма трудно эксплицируемы.

Методом и формой репрезентации этих представ­лений, фрагментов картины мира субъекта) выступает экспериментальная психосемантика. Невозможность прямого доступа к этим знаниям, ограниченность инт­роспекции диктует необходимость косвенных методов анализа их проявления, методов «деятельностного опо­средствования».

Специфика психосемантического подхода заключается в том, что анализ категориальных структур сознания, реконструкция системы значений, опосред

ствующих осознание мира субъектом, исследуются в «режиме употребления», а не интроспективно. Субъект что-либо классифицирует, оценивает, шкалирует, вы­носит суждения о сходстве и различии объектов.

Последующее применение многомерной статисти­ки (факторного, кластерного анализа, многомерного шкалирования, латентного и детерминационного ана­лиза) позволяет выявить структуры, лежащие в основе полученной матрицы данных. Интерпретация выделен­ных структур осуществляется через поиск смыслового инварианта пунктов, входящих в фактор или кластер, а также через анализ содержания объектов, наиболее полярных по выделенным факторам. Для формулиро­вания гипотезы о содержании факторов привлекаются компетентные эксперты (метод независимых судей), для облегчения интерпретации вводятся в исходный набор эталонные объекты и

т. д.

При геометрическом представлении семантиче­ского пространства категории-факторы выступают ко­ординатными осями такого n-мерного семантического пространства, где мерность пространства определяет­ся количеством независимых, некоррелирующих фак­торов, а значения анализируемой содержательной об­ласти задаются как координатные точки (или векторы) внутри этого пространства.

Математически построение семантического про­странства является переходом от базиса большой раз­мерности (признаков, заданных шкалами-дескриптора­ми) к базису меньшей размерности (категориям-факто­рам). Семантически категории-факторы являются неким метаязыком описания значений, поэтому семантические пространства позволяют разложить значения на фик­сированный алфавит категорий-факторов, т. е. проводить семантический анализ этих значений, выносить сужде­ния об их сходстве и различии, вычислять семантиче­ские расстояния между значениями путем вычисления расстояния между соответствующими координатными точками внутри n-мерного пространства.

Психосемантика реализует принцип операциональ­ной аналогии между параметрами семантического пространства и категориальной структурой сознания. Так, размерность пространства (число независимых категорий-факторов) соответствует когнитивной слож­ности сознания субъекта в некоей содержательной области. Обучение, развитие личности ведет к увели­чению размерности сознания, появлению новых содер­жательных факторов ([16]). В частности, эффект ком­муникативного воздействия, наряду с изменением лич

ностного смысла субъекта по поводу объектов (и соот­ветственно их координат в семантическом простран­стве), в своем «сильном выражении» может вести и к появлению новых измерений в осознании субъектом мира и себя.

Когнитивная сложность отражает дифференциро-ванность, развитость сознания. Тем не менее сознание гетерогенно, и субъект может иметь высокую когнитив­ную сложность в одной содержательной области и низ­кую в другой. Например, субъект или группа субъектов могут иметь высокую когнитивную сложность при диф­ференциации футбольных команд и низкую при разли­чении политических партий.

Важным качественным показателем организации, семантического пространства является само содержа­ние выделенных факторов, которое может быть в рам­ках одной содержательной области различным для разных испытуемых. Семантическое пространство, построенное на базе оценок объектов конкретной со­держательной области, оказывается производным от знания субъектом данной содержательной области, от его «имплицитной теории» данной области. Значения являются одновременно операторами классификации. И проявиться в психосемантическом эксперименте, и отобразиться затем в виде факторов-координат се­мантического пространства могут только те основания классификации, которые присущи самому субъекту. Например, в семантическом пространстве дифферен­циации видов животных вряд ли проявится фактор «съедобности / несъедобности» для вегетарианца или фактор «политические убеждения» в дифференциации людей у маленького ребенка.

Другим показателем когнитивной организации индивидуального сознания является так называемая «перцептуальная (различительная) сила признака». Субъективно более значимые основания категоризации дают и больший вклад в общую вариативность оценок объектов (вклад в общую дисперсию), и соответствую­щие им факторы — координатные оси семантического пространства — более сильно поляризуют анализиру­емые объекты. Пространство «растягивается» по оси субъективно значимого фактора.

Наконец, размещение анализируемых персонажей, событий или иных объектов в семантическом простран­стве (координаты этих объектов в новой системе кате­горий-факторов находятся путем умножения исходной матрицы оценок объектов, данных респондентами, на транспонированную матрицу факторных нагрузок ис

ходных шкал-дескрипторов) позволяет отобразить от­ношение респондентов (их личностные смыслы или коннотативные значения) к объектам анализа. Совокуп­ность этих коннотативных значений дают «ориентиро­вочную основу» (термин П.Я. Гальперина) для процес­сов эмпатии, встраивания в сознание респондентов, дают возможность увидеть события или персонажи глазами респондентов.

Построение семантических пространств реализует две задачи: координатные оси, образующие «скелет» семантического пространства, выступают операцио­нальным аналогом категориальной структуры инди­видуального сознания в рамках некоей содержательной области; размещение же в семантическом пространстве анализируемых значений позволяет реконструировать отношение респондентов к анализируемым событиям, персонажам.

Рассмотрим в качестве иллюстрации размещения объектов в семантическом пространстве отношения зрителей к телеведущим.

Психосемантический подход к исследованию лич­ности реализует парадигму «субъектного» подхода к пониманию другого. Содержательная интерпретация выделяемых структур (факторов) необходимо требует

увидеть мир «глазами испытуемого», почувствовать его способы осмысления мира. Данный подход позволяет наметить новые принципы типологии личности, где личность испытуемого рассматривается как носитель определенной картины мира, как некоторый микрокосм индивидуальных значений и смыслов.

Оценка эффективности коммуникативного воздей­ствия (прочтения книги или просмотра телефильма) на респондента в рамках психосемантического подхода осу­ществляется через оценку изменения картины мира (точ­нее, ее отдельного локуса), выражаемого семантическим пространством, т. е. через сопоставление семантического пространства некоторой содержательной области до и после коммуникативного воздействия на реципиента.

В качестве иллюстрации такого изменения приве­дем пример трансформации семантического простран­ства образов самих себя и других в ходе сессии гип­нотерапии хронических алкоголиков.

Трансформация ролевых позиций («Я — такой, ка­кой есть», «Я — в мечтах», «Я — через 3 года», «Ведущий

бессмысленный образ жизни», «Злоупотребляющий ал­коголем», «Несчастный человек», «Типичный человек» и т. д.) по первому и второму фактору и в ходе гипнотера­пии (начало каждого вектора соответствует позиции па­циента ДО гипнотерапевтической сессии, стрелка ука­зывает установку пациентов по отношению к ролевым позициям ПОСЛЕ десяти сеансов гипнотерапии.)

Исследование показало, что изменение образа «Я» трансформирует отношение пациента и к другим роле­вым позициям. Меняя себя, человек меняет и образ мира, образы значимых других (интроектов). При этом следует иметь в виду, что в данном случае трансформа­ция реконструированного в ходе исследования пятимер­ного семантического пространства осуществлялось в рамках так называемого аффинного преобразования.

В общем виде возможен ряд трансформаций семан­тического пространства в зависимости от силы комму­никативного воздействия (представленных по степени возрастания воздействия):

а) изменение координат анализируемых объектов (их коннотативного значения или личностного смысла) при неизменных категориальных осях (категориях сознания) семантического пространства;

б) изменение перцептуальной мощности (вклада фактора в общую дисперсию) самих координатных осей, что выражает изменение субъективной значимо­сти тех или иных оснований категоризации;

в) изменение содержания самих категориальных осей, что отражает изменение системы конструктов, в рамках которых идет осознание некой содержательной области;

г) изменение размерности семантического про­странства (увеличение числа факторов-категорий со­знания), изменение когнитивной сложности сознания.

Все эти параметры в отдельности или в их сочета­нии выступают операциональными критериями эффек­тивности коммуникативного воздействия и позволяют количественно и качественно описать изменение кар­тины мира субъекта под влиянием печатного слова, видеокадра или музыкального звучания или их син­кретического единства в художественном произведении.

Литература____________________________

Выготский Л.С. Мышление и речь. М., 1934. ВеберМ. Избранные произведения. М., 1990.

Климов Е.А. Образ мира в разнотипных профессиях. М, 1995.

Леонтьев А.Н. Деятельность. Сознание. Личность. М., 1975.

Кандинский В.В. О духовном в искусстве. Л., 1990. Матвеева Л.В., Аникеева Т.Я., Мочалова Ю.В. Психология телевизионной коммуникации. М., 2000. Мельчук И.А. Опыт теории лингвистических моделей «СмыслиТекст». М, 1974.

Московичи С. Машина, творящая богов. М., 1998. Петренко В.Ф. Введение в экспериментальную психосе­мантику: исследование форм репрезентации в обыденном сознании. М., 1983.

Петренко В.Ф. Телевидение и психология // Телевидение: вчера, сегодня, завтра. М., 1986. Петренко В.Ф. Психосемантика сознания. М., 1988. Петренко В.Ф. Основы психосемантики. М., 1997. Петренко В.Ф., Митина О.В. Психосемантический анализ динамики общественного сознания. М, 1997. Рубинштейн С.А. Человек и мир М., 1997. ФестингерЛ. Теория когнитивного диссонанса. М., 2000. Фукуяма Ф. Конец истории. М, 2003. Хантингтон С. Столкновение цивилизаций. М., 2003. Шрейдер Ю.А. О семантических аспектах теории инфор­мации // Теоретические проблемы информатики. М., 1968. Kelly G.A. The Psychology of Personal Constructs. N. J., 1955.

■Контрольные вопросы

1. Семантические пространства (СП) как модель категориальной структуры индивидуального и обще­ственного сознания.

2. Этапы построения семантических пространств и принцип операциональной аналогии.

3. Понятие «личностного конструкта» Дж. Келли.

4. Когнитивная сложность как характеристика со­знания.

5. Психосемантические критерии оценки эффек­тивности коммуникативного воздействия.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: