Признаки состоявшегося диалога с точки зрения Т.А.Флоренской.

Каковы признаки состоявшегося диалога?

Первый признак. Собеседники переживают чувство душевного контакта, радость общения, душевный подъем. Психотерапевт вместо усталости чувствует второе дыхание. Это эмоциональный уровень контакта.

Второй признак. Между участниками диалога возникает глубокое взаимное понимание. Они находят общий язык, понимают друг друга с полуслова. Это контакт интеллектуальный.

Третий признак. Собеседники совместными усилиями находят сознательное решение психологической проблемы. В случае подсказки консультанта собеседник понимает его мысль как свою собственную. Если мысли совпадают, – это признак состоявшегося диалогического контакта. Это уровень творческого контакта.

Четвертый признак. В результате диалога с консультируемым у собеседника пробуждается осознание своего духовного «Я». Это высшая ступень диалога. Мы проходим ступени по степени возрастания. Осознание своего духовного «Я» обычно происходит через понятие и переживания совести. Происходит встреча, примирение наличного «Я» и духовного «Я».

Таковы четыре ступени диалогического контакта, вершиной которого является осознание пациентом своего духовного «Я». К психотерапевту приходят с проблемами, возникшими вследствие нарушения этого контакта с духовным «Я». Когда контакт восстанавливается, происходит исцеление, восстановление цельности человека. Таков духовный уровень диалога.

Занятие 9

О психоанализе

В...искажении природы своими низшими страстями – корни всех болезней. Покаяние и исцеление – это основной путь всего врачевания человека. Исцеление означает восстановление первозданной цельности, восстановление изначальной иерархии духовного, душевного и телесного, восстановление храма Божьего, потому что тело человека – это храм души, и оно страдает от того, что душа человека больна, от того, что человек сделал не тот выбор.

Сегодня мы будем говорить о психоанализе. Здесь нужно разобраться и принять совершенно определенную внутреннюю позицию. Еще в студенческие годы мне пришлось специально анализировать тексты фрейдовских работ и я поняла, что это совершенно не научная теория. Она многих привлекает как психология, как наука о человеке. Однако там просто концы с концами не сходятся и сойтись не могут. Приведу такой пример. Фрейд говорит о сублимации: когда неосознанные влечения осознаются, то их можно сублимировать. Спрашивается, каким образом можно сублимировать эти вытесненные влечения? Если энергия вся в бессознательном, в сексуальном либидо, то как можно ее сублимировать, если не признавать реальность духовного? А Фрейд явно не признает реальности духовного. Юнг в своих воспоминаниях писал, что как только речь заходила о духовном, то Фрейд тотчас ставил это под подозрение и начинал выискивать сексуальную подоплеку. То есть он совершенно решительно и категорически отрицал наличие духовности. Если кто-то из психоаналитиков не признавал догму пансексуализма, то Фрейд тут же изгонял его из своих рядов. На данной парадигме он стоял твердо и совершенно не терпел каких-либо возражений – на этом он разошелся с Юнгом и Адлером (считавшим ведущим мотив власти). Многие другие ученики и последователи ушли от Фрейда именно по этой причине.

Если брать теорию Фрейда и придерживаться его концепции, то либидо никак не может сублимироваться, потому что вся энергия находится внизу. Для того чтобы сублимироваться, нужно наличие более высокой, более сильной энергии, которая перетягивала бы в свое русло. А если такой энергии не существует, то сублимация невозможна, даже теоретически. Фрейд просто констатирует факт, что сублимация реально происходит. Но в рамках психоанализа этого принципиально нельзя объяснить. А если теория не объясняет реальности и внутренне противоречива, то она не научная. То есть сублимации не происходит, значит, человек безысходно вынужден быть в своем этом пансексуализме: ни культуры никакой не может быть, ни искусства. Ничего быть не может. Но это не соответствует действительности.

Культура, искусство, нравственность существуют, а в рамках психоанализа их существование объяснения не находит. Фрейд признает наличие нравственности: она нужна, чтобы люди не уничтожали друг друга. Нравственность утилитарно необходима, но откуда, почему она берется, если мешает реализации господствующей энергии, мешает человеку удовлетворять свои агрессивные, сексуальные, разрушительные влечения? У Фрейда нравственность просто констатируется как необходимый прагматический уровень.

Это следующее противоречие. То есть никакой научной концепции на самом деле здесь нет, а есть проекция определенного миросозерцания человека, для которого секс оказался доминирующим в его мировосприятии. Для Фрейда религия – это приятная иллюзия. Никакого стремления к совершенству у человека быть не может. Все развенчивается. В поздних своих работах эту сексуальную энергию Фрейд раздувает до всеобщего принципа жизни. Происходит расширение понятия, совершенно не объясняющего ничего другого: ни духовности, ни нравственности.

Фрейд выделяет инстинкт жизни – сексуальную энергию он называет уже инстинктом жизни, а кроме этого находит, что человек якобы еще стремится к смерти, – и выделяет инстинкт к смерти. Эти два полюса энергии Фрейд называет основными. С этой точки зрения он анализирует сновидения, ошибки и описки, т.е. патологию обыденной жизни. Но, естественно, что если у человека сексуальная доминанта, то и символика сновидений будет интерпретироваться с этой точки зрения.

Мы уже говорили о том, что доминанта – такое состояние психики и нервной системы, при котором все прочие внешние воздействия вбираются в русло этой доминанты и воспринимаются соответствующим образом. Если у лягушки половая доминанта, то на нее будут срабатывать и звук, и свет. Также все сновидения сексуально одержимых, сексуально доминированных людей будут объясняться с этой точки зрения. Но не у всех же людей такая доминанта. Поэтому когда за анализ сновидений берется Юнг, то там оказывается прямо противоположная доминанта. Половой акт Юнг интерпретирует как символ творческого процесса, развития или творческого союза людей. То есть в человеке все со всем связано, но вопрос в том, с какой позиции – нижней или верхней – мы будем это интерпретировать. Юнг интерпретирует с позиции творчества. И Платон, и Сократ говорят о сексуальности как о творческой энергии, о потребности родиться в красоте, т.е. в каком-то абсолютном стремлении.

У Фрейда же все интерпретируется с позиции сексуальной доминанты, а поскольку очень большой процент людей сексуально одержимых, с сексуальной доминантой, то и в терапевтической практике с людьми такого рода это будет находить подтверждение. Кроме того, теория Фрейда очень импонировала современникам, особенно с симптомокомплексом истерии, поскольку истеричность как раз и характеризуется вытеснением. У Фрейда в основном были истеричные пациентки с вытесненными сексуальными влечениями, и, соответственно, на данной категории больных этот подход находил свое подтверждение. Но категория больных не может быть характеристикой всего человечества – по сути, по норме и по призванию. Так что низведение, редукция сущности человеческой психики к сущности истеричных больных являются неправомерными и логически не оправданными.

Теперь поговорим про эдипов комплекс. По Фрейду, он появляется в семилетнем возрасте, так как у ребенка якобы есть стремление к половому сожительству с матерью; он воспринимает отца как противника, и у него есть желание отца убить Мы говорили с вами о трагедии царя Эди па. У Софокла ситуация не разрешается тем, что человек осознает свою вину и якобы отреагирует на вытесненные влечения. Эдип приходит к осознанию, раскаиванию. Он выкалывает себе глаза, идет на мученичество, добровольное изгнание, лишение всех благ. То есть реального Эдипа это приводит к покаянию. По Фрейду же, эдипов комплекс – все вытесненные влечения больных.

Интересная интерпретация мифа об Эдипе есть у С.С.Аверинцева. Он говорит о том, что Эдип убивает своего отца на скрещении трех дорог: это дорога, ведущая к инцесту (кровосмешению с матерью), дорога убийства и дорога экстраординарного знания. Каким образом это все связано? Инцест символизирует власть. Эдип получил власть, стал царем через убийство отца, кровосмешение с матерью и экстраординарное знание – он разгадывает загадку сфинкса. За всеми этими тремя путями Эдипа-преступника стоит воля к овладению, к власти, к самости, выход за нормы и рамки человеческого бытия, переход запрета. Запретное знание – запретный плод – первое грехопадение. Блуд, инцест, воля к власти: Эдип стал царем вместо своего убитого отца. Это Эдип-преступник, падшая душа человека. Падение человека и связано с тремя страстями. Но это не Эдип-человек. Эдип-человек ведет себя иначе. Он не выпускает на волю запретные влечения, не соглашается с ними, не примеряется к ним (как это происходит в психоанализе, стремящемся примирить человека с вытесненными влечениями). Он понимает, что внешнее знание его обмануло. Он раскаивается, идет добровольно на мучения – ив результате становится героем Фив. Из виновника страданий своего народа (из-за преступления царя Эдипа его страну поразила мировая язва) он становится избавителем и спасителем своего народа благодаря тому, что проходит через покаяние, через глубину раскаяния.

Надо сказать, что не всякий человек выдерживает такое осознание своей греховности. Иокаста кончает жизнь самоубийством – она лишает себя жизни, не выдержав глубины своего греха. Но Эдип – мужественный человек. Он смог понести наказание за свое преступление, смог очиститься. В образе царя Эдипа дан прообраз покаяния человеческого.

В «Повести об Андрее Критском», помещенной в «Прологе» для ежедневного чтения (русские четьи-минеи, 4 июня по старому стилю), судьба преподобного Андрея, архипастыря Критского, напоминает судьбу царя Эдипа. И он нечаянно убил своего отца, по неведению женился на своей матери. И ему еще до появления на свет было предсказано о будущих тягчайших преступлениях. Так же как и в «Эдипе-царе», все попытки избежать страшной судьбы ни к чему не привели. Узнав о своем страшном преступлении, Андрей пришел в монастырь и исповедовал содеянное. Настоятель велел бросить его в ров: «Как Господь решит, так пусть и будет». И когда после долгого времени пришли за ним, увидели, что Андрей поет и молится, находясь в радости и молитве к Господу. Тогда поняли, что Господь простил и спас его.

Преподобный Андрей Критский является автором покаянного канона, который читается Великим постом. Глубина покаяния стала поэтическим даром всего человечества, потому что каждый из нас несет в себе глубину этого греха. И канон преподобного Андрея Критского как раз и выражает глубоко и поэтично трагедию человека, отпадшего от Бога, утратившего первозданный образ Божий. Там упомянуты все виды греха, из которых на первом месте – грех прелюбодеяния, потому что этим грехом человек «осквернил ума красоту». Пойдя на поводу у низших страстей, человек осквернил Богоданную красоту своего ума, своего тела, испортил себя. Все грехи человеческие там названы, потому что все они коренятся в одном, все имеют один и тот же корень, один и тот же источник.

Не раскрепощение вытесненных влечений, не вседозволенность, не примирение с грехом, а, наоборот, непримиримость с ними, раскаяние в содеянном, просьба о прощении и восстановлении природы человеческой, отпадшей от Бога. В этом искажении природы своими низшими страстями – корни всех болезней. Покаяние и исцеление – это основной путь всего врачевания человека. Исцеление означает восстановление первозданной цельности, восстановление изначальной иерархии духовного, душевного и телесного, восстановление храма Божьего, потому что тело человека – это храм души, и оно страдает от того, что душа человека больна, от того, что человек сделал не тот выбор. Глядя на этот корень всего, мы должны стремиться помогать человеку в его болезни.

Мне и хотелось сегодня, в канун Великого поста, вспомнить о грехопадении, об Эдипе и об Андрее Критском. Знаменательно это совпадение. Вечность как бы преломляется на том или другом уровнях. На уровне античного мировоззрения это образ царя Эдипа, реального исторического лица. На уровне христианского мировоззрения это образ Критского пастыря Андрея и его Покаянный канон. Принцип покаяния один: не принятие в себе греха, не раскрепощение, а отвержение от греха, отрицание его и покаяние. Таким образом, понятия греха, покаяния, терпения должны органично войти в психотерапевтическое мировоззрение, пронизать его все, чтобы нам не увязнуть в психоаналитических болотах. Диалог – это другое направление психологии, духовно ориентированное, и знания здесь получаются не из книжек, а из внутреннего опыта. Это психология внутреннего опыта.

Занятие 10

Подведение итогов

Чем больше духовно просветляется человек, тем больше он видит в себе несоответствие своего наличного «я» своему духовному «Я», но тем и больше у него сил понести это и сопротивляться, не слушаться греховных помыслов.

В прошлый раз мы говорили о психоанализе. Сегодня резюмируем сказанное и продолжим дальше, т.е. попытаемся осознать, каков же иной путь исцеления человека, не психоаналитический. Сейчас психоаналитическое мышление настолько заполонило сознание психологов и обращающихся к ним людей, что они даже не представляют себе, что есть совершенно иные пути. В этом мы сегодня попытаемся разобраться.

Мы говорили о том, что, прежде всего, психоанализ является заблуждением с чисто научной, методологической точки зрения. Методологическая ошибка заключается в том, что высшее низводится к низшему. Так же, как нельзя статую свести к веществу (мрамору или дереву, из которых она сделана), человека нельзя свести к биохимии и биофизике. Подобно тому, как картину нельзя свести к химизму красок, точно так же целого человека нельзя свести к биологическим влечениям: в человеке они присутствуют, но он не сводится к ним –- они сами по себе являются той материей, тем «мрамором», той «биохимией красок», которые еще человеком не являются и сами по себе человека не создают. Подобная ошибка научной методологией называется редукционизмом, т.е. сведением высшего к низшему. На этом основаны психоанализ, марксизм (где духовное низводится до производительности труда). Весь материализм основан на методологическом принципе редукции.

Дальше мы говорили, что в теории Фрейда, которая апеллирует к сублимации низших влечений высшими, в этой системе понятий сублимация принципиально невозможна. Возвести высшее к низшему можно только в том случае, если признавать наличие высшего, т.е. если признавать реальность нравственных ценностей, культуры, духовности, то тогда можно было бы говорить о сублимации. Но в психоанализе Фрейд принципиально отрицает наличие бытийности высшего, нравственного, духовного начала в человеке. С его точки зрения, сама нравственность – это невротический симптом, некий невроз, общественный договор, который нужен в чисто прагматических целях. Все духовные проявления человека Фрейд сводит к низшим сексуальным проявлениям, и они как реальность отсутствуют, стало быть, сублимация невозможна. Как можно сублимировать эту энергию Ид, бессознательного до высшего, если весь энергетический заряд человека находится в этом Оно, в бессознательном?

Структура личности, по Фрейду, такова:

Сверх-Я

Я

Оно

Оно – низшее бессознательное, где находятся все биологические влечения, в основном сексуальные, и вся энергетика.

«Я» – это некий посредник между сверх-Я и Оно. «Я» отвечает принципу реальности, т.е. человек как-то приспосабливает свои влечения, стремления к требованиям внешней среды. «Я» играет приспособительную роль. Сверх-Я – это вместилище такой морали, таких моральных норм, с которыми необходимо считаться, потому что если не считаться, то в обществе не будет никакого порядка, т.е. оно имеет чисто прагматическую ценность. Сверх-Я формируется под влиянием образца родителя, под влиянием эдипова комплекса. От родителя ребенок усваивает нравственные, идеальные нормы, но вся энергетика коренится в Оно – в бессознательном человека. А раз энергетика там, то она никак не может быть сублимирована до высшего нравственного, культурного, духовного уровня, если этот нравственный, культурный, духовный уровень в себе не несет заряда. А как он тогда подтянет к себе, как он воспримет в себя эту энергию, если это нравственное, духовное не является самобытной реальностью, несущей в себе какую-то энергетику? Сублимация в теории Фрейда принципиально невозможна. Это просто констатация того, что происходит в жизни. Фрейд же не мог отрицать, что есть духовность, культура, искусство и т.д., но считал, что все это – иллюзии, уж не говоря о религии, которая для Фрейда и подавно – иллюзия. Таким образом, ничего нет, что могло бы стать доминирующим по отношению к бессознательному, к сексуальному Оно. Все это – иллюзия и невроз, результат вытесненной сексуальности.

Далее мы с вами говорили об эдиповом комплексе Фрейда, выяснили два разных толкования ситуации Эдипа: фрейдовской и софокловской, мифологической, суть которой не в том, что Эдип отреагировал вытесненные влечения (как это получается по Фрейду). Эдип не просто отреагировал и осознал, он покаялся, и в этом суть катарсиса Эдипа. Тогда как, по Фрейду, катарсис – это отреагирование вытесненных влечений. По мифу и по трагедии Софокла, суть не в этом, а в том, чтобы, осознав то, чего он не знал, Эдип раскаялся и понес страдания сознательно, т.е. катарсис – не отреагирование, а поякание. В трагедии Эдипа очень знаменательно то, что не всякий человек, осознав бездну своей низости и греховности, может это вынести. Иокаста, осознавшая ужас своего преступления, покончила самоубийством. Таким образом, отреагирование вытесненного может быть и смертельным, оно может навредить тем, что осознанные низменные влечения человека способны захватить его личность, исказить ход ее развития. Ведь аморальные влечения могут стать для человека из неприемлемых приемлемыми, и, в общем-то, вульгарный психоанализ на это и работает, делая постыдное нестыдным, неприемлемое – приемлемым. И вся современная массовая культура на этом основана. Уже нет стыдного, все становится приемлемым, вытесняется уже не безнравственное, а духовное. Так что само по себе вытеснение из сознания неприемлемых содержаний, конечно, играет патогенную роль, конечно, это признак нездоровья, но это еще не значит, что всякое осознание вытесненного (вытесненных содержаний, влечений) может быть целительно для человека, плодотворно для его личности в целом. Все зависит от того, какова судьба этого осознанного вытесненного. Оно может стать и убийственным, может стать и целительным, а может стать разлагающим человека, искажающим его сознание и личность в целом. Оно может стать джином, который, вырвавшись из бутылки, захватил личность человека, и человек не может с этим справиться. Суть в том, какова эта судьба. То есть нормальный, здоровый путь – «покаяние Эдипа». Это действительно путь коренного изменения своей личности, несение страданий за содеянное, искупление содеянного – и тогда человек очищается, неся крест покаяния.

В психоанализе осознание вытесненных влечений происходит, как известно, методом свободных ассоциаций. Человек ложится на кушетку и начинает выговаривать все, что ему приходит в голову. А психотерапевт начинает разбираться в этом, выстраивать картину, интерпретировать символику сновидений и, таким образом, вторгается в святая святых человеческой души. Очень характерная особенность западной психологии – выстраивать внутренний мир человека, вторгаться в тайну души. Данный метод не диалогичен, он монологичен по сути. Пациент не играет активной роли в таком процессе, он пассивен. Это характерно и для психосинтеза, и для всей юнгианской психологии – вот такое своевольное управление, инженерия души тоже очень небезопасны и нарушают принцип «не навреди!». Это неблагоговейное отношение к тайне человеческой души. Откуда психоаналитик знает, что его толкование символа действительно объективно, что это не перенос его каких-то собственных проблем, не его проекция себя на больного? Надо быть действительно настолько совершенным и чистым человеком, чтобы все это адекватно интерпретировать, быть на уровне святости.

То есть какой уровень личности должен быть, чтобы уметь адекватно понять скрытые тайны человеческой души! А если у психоаналитика есть соответствующая концепция, где во главе всего стоит сексуальность, когда во всяких проявлениях творчества или невроза положено искать сексуальную подоплеку, он так и будет интерпретировать эти символы и соответственно строить сознание человека, внушать ему соответствующие выводы. Значит, это будет сильное искажение сознания и души человека, обратившегося за консультацией. Человек, сам доверчиво пришедший к психоаналитику, открывающий ему свою душу, становится жертвой очень опасного манипулирования и внушения.

Теперь посмотрим, а как же дело выглядит с иной точки зрения: с точки зрения признания духовного начала в человеке. Ведь Фрейд, как мы говорили, совершенно четко и категорически отрицал реальность духовного. По словам Юнга, как только при Фрейде речь заходила о духовности, даже не в мистическом, а в каком-то рациональном плане, он тут же готов был заподозрить там какую-то скрытую сексуальность и тут же начинал это все низводить до сексуальных влечений. То есть он считал, что корень всего – совершенно определенный, и всякого, кто не признавал эту догму сексуальности, Фрейд тут же решительно изгонял из своих рядов. На этой почве они разошлись и с Юнгом, и с другими учениками: это была догма, не подлежащая обсуждению и критике. Так вот так же выглядят норма души и нормализация душевной жизни и так же – вытеснение содержаний душевной жизни, которые Фрейд интерпретировал с позиций своего пансексуализма. Мы с вами говорили о том, что в человеке особенно очевидно вытеснение духовного «Я». Например, работа с подростками показывает, что у них низменные сексуальные влечения уже не подлежат вытеснению, они все снаружи. Такова массовая культура, основанная на раскрепощении. У молодого поколения часто вытеснены как раз высшие духовные запросы, до них трудно докопаться, они об этом стесняются говорить. Подростки все расскажут про свои сексуальные проблемы, а то, что их мучат какие-то проблемы любви, проблемы смысла, – до этого докопаться непросто. В конце концов все это обнаруживается в результате долгих разговоров по телефону доверия: после получасовой беседы начинают дальше выявляться глубинные, личностные, экзистенциальные проблемы. Когда это входит в сознание, действительно происходит процесс исцеления, человек вдруг начинает и выглядеть иначе, жить иначе, у него появляется полнота жизни, снимаются суицидальные наклонности, депрессия, и многие, многие другие психические проблемы преодолеваются, и человек начинает исцеляться.

Посмотрим же, что лежит в основе обычного вытеснения так называемых низменных влечений, неприемлемых для сознания: почему и когда они вытесняются, что лежит в основе? В основе лежит желание видеть себя хорошим, потребность быть на уровне своего идеального или идеализированного «Я». А иначе зачем человеку выстраивать эти защиты, зачем ему вытеснять? То есть в основе такого вытеснения лежат гордость, гордыня, самомнение: человеку хочется выглядеть хорошим и быть хорошим на уровне моральных требований. Человеку хочется быть уважающим себя, хорошим в своих глазах: это для того, кто ориентирован на себя, на самооценку, на моральные нормы. Поэтому ему не хочется видеть в себе плохое, он это вытесняет, своими силами пытается в себе это заглушить. Такова типичная психология человека, живущего без Бога (и вне Бога), который надеется на себя. Помните, я вам говорила притчу о людях с установкой: «Господи, ты о нас не беспокойся, мы сами за себя постоим». Человек думает самосовершенствоваться, достигнуть какого-то нравственного уровня методами самовоспитания, усилиями своей воли и т.д.

Как это все происходит у верующего человека? А прямо противоположным путем. Верующий признает изначально, что он греховен, что природа человеческая является падшей, греховной природой, поэтому то, что в нем эта греховность проявляется, конечно, его может огорчать, но он не отчаивается, поскольку понимает: греховна сама природа человека. Его мысль и вопль к Богу: «Господи, даруй мне зрети моя прегрешения» (молитва прп. Ефрема Сирина). Он не вытесняет осознание свое, а просит о даровании видения своих прегрешений, чтобы можно было в них покаяться и освободиться – но не своими усилиями. Своими усилиями человеку невозможно преодолеть свою падшую греховную природу. Это возможно только с Божией помощью, но сначала надо увидеть свой грех. У верующего, даже если он стал верующим на каком-то этапе своего пути, прямой путь – это увидеть свой грех, покаяться в нем и бороться с ним. Но бороться не методами вытеснения и не своими силами, а с помощью Божией. Как Святые Отцы говорят: «Бичевать зло именем Господа Иисуса Христа». Вот приходят злые помыслы – сам человек не может от них избавиться. Только молитва Иисусова, помощь Божия его от этого избавляет, потому что бесы сильнее человека. Это надо помнить. А Господь сильнее бесов. Сам человек с бесами справиться не может. И само это усилие – самостоятельно, самому справиться – основано на гордыне, является заблуждением и может привести человека в очень тягостное состояние. Победить возможно только с помощью Божией. Как один подвижник, игумен Никон пишет (чудная книжка «Письма духовным детям»), что человеку принадлежит лишь произволение сделать добро, а уже делать он может только с помощью Божией. То есть важно понимать, что самому человеку ничего хорошего не принадлежит, все хорошее в нем – Божие, понимать, что сам он нищ и может делать только силой и помощью Божией. Поэтому у верующего нет внутренней установки и желания вытеснять, подавлять, скрывать в себе свой грех. Ему надо, наоборот, вскрыть, выявить. Вот почему он молится: «От тайных моих очисти мя», т.е. очисти меня от того, что скрыто во мне. Здесь понимание того, что во мне есть еще много скрытого. И этот путь нормальный, естественный и здоровый, потому что человеку дается видеть и знать настолько, насколько он может вынести осознанного греха. Господь не раскрывает сразу всю бездну. Это только святые, высокой жизни старцы, люди, достигшие больших духовных высот, могут видеть всю глубину греховности человека, греховность падшего Адама, гнездящуюся в каждом. А человеку еще слабому, неопытному, такого типа, как Иоакаста, дается все не сразу, а постепенно, по мере очищения. Поэтому после исповеди, после причастия вдруг че ловеку открывается новый уровень, он осознает еще глубже в себе нечто такое, чего он раньше не осознавал. Происходит осо-знавание, но оно происходит естественно, по Божией воле, а не самовольно, выворачиванием наизнанку своего нутра, которое может привести к ужасу, самоубийству и потоплению в этом грехе, к отчаянию. Господь не дает испытания больше того, что человек может вынести. Это действительно осознание неосознанного, скрытого, но оно – органично, естественно и совершается по мере готовности, возможности человека понести данное осознание. И вот это видение в себе греха идет одновременно с видением в себе образа Божия, по мере приближения человека к своему духовному «Я», к «новому человеку», как говорит апостол Павел, по мере освобождения от ветхого человека. То есть видение греха происходит в свете духовном. Чем больше духовно просветляется человек, тем больше он видит в себе несоответствие своего наличного «Я» своему духовному «Я», но тем и больше у него сил понести это и сопротивляться, не слушаться греховных помыслов. И тогда человек не просто осознает: «Ага, у меня это есть» – он борется. В психоанализе нет понятия борьбы с греховными мыслями. А на пути духовного делания, христианского делания есть понятие борьбы, т.е. христианин – воин Христов, у него в душе поле битвы. Там совершается невидимая брань. Он находится в состоянии духовного трезвения и молитвы. Когда человек молится, у него развивается внутреннее зрение, он видит, какие помыслы – греховные, недопустимые, нечистые, и тут же дает им бой, противостоит, не дает им в себе развиться.

Замечательно учение преподобного Нила Сорского «О страстях». Кстати, преподобный Нил Сорский даже в светском учебнике отечественной психологии назван основателем русской психологии. Преподобный Нил, основываясь на учении Святых Отцов, говорил о том, как надо противостоять нечистым помыслам. Надо отгонять помысел сразу, не вступать с ним в обсуждение. Если человек вступит в собеседование с помыслом, не отсечет его сразу, то потребуется большее сопротивление, чтобы ему противостоять. Есть этапы борьбы. Различаются прилог, сочетание, сосложение, когда человек уже согласен сотрудничать с помыслом. Чем дальше человек зайдет по этому пути контакта с вражьим помыслом, тем труднее ему потом от него освобождаться и тем больше опасность, что это превратится в страсть, от которой потом трудно избавляться. То есть бороться со страстями надо уже на уровне помыслов, отсекая в себе все дурное.

Это учение о страстях прямо противоположно психоанализу, оно говорит о том, какова должна быть (если говорить на языке психологии) психопрофилактика страстей, чтобы не допускать укоренения дурных помыслов, не сочетаться с ними, не допускать до того, чтобы они соединились с нашим духовным существом, не питать их своей энергией, не укреплять согласием с ними и практикой реализации этих помыслов. В той мере, в которой мы реализуем их, беседуем с ними, сочетаемся, сосла-гаемся с ними, мы в себе сами зарождаем страсть. То есть получается, что страсти возникают не снизу вверх, не от бессознательного, а от сознания, от мыслей. Вот допустили дурную мысль, согласились, напитали ее жизненной энергией – тогда это превращается в страсть. Значит, человек прежде всего – сознательное существо, он ответствен за свое сознание, за то, что допустил дурную мысль, вступил с ней в переговоры, согласился, стал с ней собеседовать, ее осуществлять.

Дурная мысль в нас всевается окружающими нас нечистыми духами, у которых из-за их нераскаянной греховности отнята возможность самостоятельного воплощения мысли, и поэтому свои цели они осуществляют через людей, послушных им. Итак, человек не должен принимать дурной мысли, что дается духовным усилием. Необходима борьба на уровне помыслов, но сам человек может бороться только именем Господа Иисуса Христа. Только этим именем можно отгонять нечистые духи. И тут христианину даны путь, указания, методы жизни, нормальной, здоровой душевной жизни, выполнение евангельских заповедей. Это путь отвержения самости, своеволия. Потому что человек впал в своеволие, непослушание, гордыню. Это путь послушания и терпения скорбей – вот что важно для нашего времени.

Святые отцы писали о том, что в последние времена люди будут спасаться не подвигами, а терпением скорбей и болезней. Потому что подвиги, как прекрасно пишет отец Никон, могут вселять гордыню. Когда человек совершает подвиги духовные, то к этому обязательно примешивается гордыня, поскольку современные люди горды. Гордость сейчас – массовая болезнь, которая достигает уже очень сильной степени. Поэтому и подвиги не полезны: к подвигу примешивается гордыня, и весь он становится бессмысленным и даже вредным. Один старец рассказывал о женщине, которая постилась жестоко, ела пищу всего один раз в день, не спала ночью, молилась и, придя на общее собрание, села на первое место, а ее взяли и пересадили на последнее место. Так она обиделась и ушла. Вот тебе и подвиги! Чем они проверяются? Терпением обид, а если гордыня есть, то ничто не имеет смысла. Или такая притча есть. Одна женщина говорит старцу: «Я сорок лет жила на необитаемом острове, и никого там не было, но я все сорок лет молилась». А он ее спрашивает: «А принимаешь ли хулу яко хвалу?» Она отвечает: «Нет, отче». Тогда он говорит: «Ничто не имаше», т.е. ничего у тебя нет. Даже если человек сорок лет молился, но нет этого смирения, терпения скорбей, то ничего и нету в душе, все бессмысленно. Поэтому в наше время духовный путь – это терпение, несение жизненных трудностей, болезней и благодарение за то, что «Господь послал эти трудности для моего же спасения», т.е. принятие их с радостью и благодарением. В наше время основное – это, а не духовные подвиги.

При такой установке нет смысла в вытеснениях, в возникновении психической защиты. Это путь терпения и покаяния, даже терпения своей немощи. Замечательно то, что Господь попускает человеку немощи и даже грехопадения, чтобы тот понимал свое бессилие, понимал, что нет в нем самом ничего, что он нищ, чтобы он достиг наконец уровня нищеты духа. Даже своих ошибок и падений не надо смущаться, не надо впадать в уныние, отчаяние, а с благодарностью все принимать и смиряться, – это тоже для смирения нам посылается иногда. Ибо как только человек впадет в гордость, обязательно последует какое-то искушение, и он совершает грех, – для того, чтобы опомниться и выйти из состояния гордости, так как страшнее гордости нет греха и выше смирения нет добродетели. Поэтому тут путь терпения, смирения и покаяния, очищающего грехи в зародыше, не допускающего человека с головой в этот грех уйти, тем более не допускающего того, чтобы человек его вытеснил. Наоборот, при полноценной духовной жизни это все осознается и тут же несется на исповедь. Исповедь – таинство, при котором сразу снимается грех, как будто его и не было. И больше этот грех уже не мучает, если настоящее покаяние, настоящая исповедь. По мере духовного развития развивается этот дар – зрение своих прегрешений. А раз дар зрения, значит, и возможность покаяния, возможность очищения. Без всякого психоаналитического раскрепощения все это получается очень органично и естественно. И борьба со страстями совершается именем Божиим. Нам дано очень мощное оружие – это ощущается моментально, тут же. Вот находит на тебя помысел – начни читать молитву Иисусову – и как будто ничего нет и не было, т.е. в самых критических ситуациях это помогает освободиться от страсти тут же, на месте. Поэтому сказано: «Бодрствуйте и молитесь, да не внидите в напасть» (Лк. 14.38). Значит, два принципа у верующего человека: бодрствование и молитва. Раз человек молится, значит, он видит свои согрешения, а видение своих согрешений и правильная их внутренняя оценка – это уже есть бодрствование, бодрствование над своей душой. Не то бодрствование, когда вы не спите ночами, бдительны, трезвенны по отношению к тому, что происходит в душе, и не допускаете того, чтобы все шло самотеком.

Такова культура, оставленная нам в наследство Святыми Отцами. Мы имеем такое богатое наследие, такую богатую традицию. Не случайно в молитве, произносимой священником перед исповедью, говорится: «вы пришли во врачебницу, да не неисцеленные отидите», т.е., исповедуя свои грехи, мы лечимся духовно. И церковная жизнь, состояние воцерковленного человека – это нормальное, здоровое состояние, нормальный путь душевного врачевания, естественный путь.

И что касается сублимации, только в данном случае не секса, эроса как энергии любви, то тут это происходит совершенно естественно. В человеке, который нормально, скажем, с детства, шел духовным путем, развивается сила любви, способность любви. Такой человек стремится выполнять первую заповедь: «возлюби Господа всем сердцем своим, всем помышлением своим» и другую: «возлюби ближнего твоего как себя самого» (Мф. 19.19).

Сила любви кроется в Боге, исходит от Бога, и человеку естественно всем сердцем и всею крепостью любить прежде всего Бога, потому что нет никого ближе. Надо всем своим существом осознать, что Бог – это наш Творец, т.е. Отец, и к нему естественно и просто обращаться, даже куда естественнее и проще, чем мы обращаемся к земному отцу. Мы Им сотворены, рождены, нет никого ближе, никакого любящего человека нет ближе, чем Бог. Действительно, человек Им жив, поэтому, естественно, вся любовь должна принадлежать Ему. Пока этого нет, – мы должны считать себя больными: в нас нет еще этой доминанты, нет господства Бога в нашей душе, вся наша сила и энергия души не принадлежат еще Ему, и поэтому мы еще нездоровы, еще больны, мы не цельны – до этих пор мы не исцелены. Поэтому мы должны быть в состоянии покаяния, что вот, мы первую заповедь не выполняем, считаем себя верующими людьми, а не исполняем самой первой заповеди, т.е. мы любим что-то другое, мы привязываемся к жизни, к людям, к родителям. А вся любовь – она в Боге.

И только тогда, когда есть эта иерархия Божественного и человеческого, будет любовь и ко всем людям. Тогда доминанта будет на каждом другом, как мы говорили, тогда мы будем в той точке круга, будем в Боге, и любовь будет к каждому, будет доминанта на каждом другом человеке. А пока мы еще на пути к этому, но надо понимать, что мы все-таки в греховном состоянии, если нет у нас всецелой любви к Богу, и в этом каяться. И по просьбе и покаянию это будет дано, и тогда ни о каком вытеснении не может быть и речи. Тогда мы идем к той иерархии, где доминирует Господь.

Нам открыт такой путь, поэтому в заповедях блаженства говорится: блаженны все, даже неся крест. Мы несем крест разбойничий, мы – кающиеся разбойники, поэтому и молимся: «Господи, даруй нам образ покаяния». Глядишь, по милости Божией и мы придем к настоящему плачу и настоящему покаянию. Многие люди и до нас несли крест свой терпеливо и с радостью. И нам нужно нести свои трудности в терпении.

Приложение

Духовный выбор(1)

Невидимая брань (из опыта самонаблюдения психолога)

(1) Публикуется по книге: Флоренская ТА. Мир дому твоему. Психология в обыденной жизни. – М.: Радонеж, 1998. – С. 227-241.

Чтобы открыться для Бога и Его Любви, необходимо решительно отказаться от своеволия, гордого самоутверждения и самовозвеличения: «Бог гордым противится, а смиренным дает благодать».

Опыт самонаблюдения А.Р., доверившей мне для психологического анализа и публикации свои дневниковые записи, психологические и духовные осознания, биографические рассказы, поучителен прежде всего потому, что, будучи психологом-консультантом, она стремится осмыслять и разрешать свои душевные проблемы в свете духовных ценностей. Это опыт духовного возрастания путем преодоления душевных трудностей, внутренней борьбы – «невидимой брани»(2).

(2) «Невидимая брань» – название книги, написанной в XIV веке, в которой содержатся глубокие духовные наставления о борьбе со злом в душе человека.

А.Р. с детства страдает мучительными приступами обиды, овладевающими ею до такой степени, что в своем, теперь уже преклонном возрасте она теряет самообладание и ведет себя, как капризный ребенок. Приступы эти сопровождаются не только психическим расстройством, но и физическим недомоганием: болью в сердце, плаксивостью, чувством душевной и физической обессиленности (один из таких приступов совпал с медицинским обследованием, и у А.Р. было обнаружено критическое снижение гемоглобина, не замечавшееся у нее обычно).

Такое болезненное состояние продолжается около двух суток, после чего к ней возвращаются хорошее душевное состояние и физическая бодрость, и тогда пережитый взрыв обиды представляется ей бессмысленным и безобразным.

А. была единственным ребенком у матери. Отца она не знала: развод родителей состоялся на первом году ее жизни. Это было трудное для матери время переезда из деревни в столицу, поисков работы, безденежья. Ребенок был нежеланным и заброшенным. А.Р. вспоминает материнские побои и упреки: «Вылитый отец...» Помнит она и свое упрямое непослушание матери, упорное молчание во время и после жестоких наказаний, побеги из дома, неудавшуюся попытку отравиться керосином. Конфликты с матерью, чувства взаимного гнева до сих пор живут в ее эмоциональной памяти и в сновидениях. Но помнит она и самоотверженную заботу матери: ночи под стук швейной машинки, редкие проявления любви и ласки и свою жажду этой любви. В детском саду, пионерском лагере и школе А. считали одаренным, но своевольным ребенком, не поддающимся воздействию воспитателей и способным повести за собой детский коллектив, поэтому старались не портить с ней отношения и даже выдвигать на почетные должности. Девочке нравилось быть «главной», это для нее значило быть признанной, если не любимой. Всякое насилие, власть воспитателей вызывали у нее бурный протест и ответную агрессию. В своих убеждениях она была непреклонна; школьная учительница позднее призналась, что боялась свою ученицу: она отказывалась писать сочинение, если тема ее не устраивала, могла сочинить язвительную эпиграмму по поводу неудачного высказывания. Но многое прощалось А. за незаурядные способности и сильный характер.

Поиск любви проходит сквозь всю душевную биографию А.Р. На всю жизнь она запомнила имя единственной любящей воспитательницы детского сада, с благодарностью вспоминает соседа коммунальной квартиры, спасавшего ее от побоев матери. Среди сверстников у нее не было близких друзей. Одной девочке, с которой ей хотелось подружиться в четвертом классе, А. написала стихотворное послание:

«Слить две души в одну большую душу,

Не разделять – твоя или моя –

Большое счастье. Для него, послушай,

Забудь плохое, злое слово «Я»!»

В этом поиске душевного слияния просвечивает духовная устремленность А., как и в других ее детских и юношеских стихах. Поиск смысла жизни, душевной гармонии позднее становится для нее главной целью, и книги по философии, религии и психологии заняли все ее время и внимание, вытеснив вузовские учебники. Здесь ее подстерегла опасность увлечения восточным мистицизмом, парапсихологией, гипнозом и магией. Чтение книг на эти темы давало ей чувство силы, власти над собой и другими, радости познания сокровенного. Она встречала людей не только читавших, но и владевших секретами магии, как она чувствовала, темной. Но удовлетворив любопытство, она решительно отошла от общения с ними. Все это не приносило ей того душевного мира, которого искала душа, того сердечного тепла, которого так не хватало ей всю жизнь. Однажды, зачитавшись книгами Штейнера, А.Р. почувствовала, что ее объяли страшный душевный холод и какое-то умственное помрачение, грозящее безумием. Это положило конец ее мистическим и экстраординарным увлечениям.

В годы молодости А.Р. страстно влюблялась в людей незаурядных, отличавшихся умом, талантами, одухотворенностью, но влюбленности эти были платоническими, скрываемыми от всех и неразделенными. Замужество ее было неудачным и кратковременным: она согласилась на брак не по любви, а из жалости к полюбившему ее человеку. Именно в браке приступы болезненной обидчивости, уязвимости, неуправляемости проявились с особой силой; стремление же мужа быть «главой» семьи и держать жену в подчинении приводило сначала к побегам, а через год брак закончился разводом. Других попыток выйти замуж у А.Р. не было, и одиночество ее не тяготило. Духовные поиски продолжались и заполняли всю ее жизнь.

Профессия психолога привлекла внимание А.Р. потому, что она с детства мечтала стать писательницей, а для этого нужно было «изучить» душу человека, да и в собственной душе ей необходимо было разобраться: ее состояние было явно неблагополучно. Но вузовские занятия психологией мало помогли ей в этом. Психологические открытия давались ей лишь в результате внутреннего опыта и его осмысления. Первым открытием была связь всех ее тягостных душевных состояний с эгоизмом, который коренился

в ее душе; забвение себя, самоотдача, творчество неизменно приносили мир, радость, утешение. Опыт душевных трудностей и их преодоления дал ей возможность помогать людям в личных беседах, в лекциях, в психоконсультировании. А.Р. на опыте поняла, что для такого рода помощи не обязательно быть избавленным от собственных трудностей – они в той или иной степени есть у любого психолога; важно быть свободным от себя в момент, когда ты нужен другому человеку, и это возможно.

Полноту этой внутренней свободы А.Р. впервые пережила в православном храме, когда, по молитвам своего спутника и его просьбе, она, неожиданно для себя, перекрестилась. До этого момента она была просто посетителем, зрителем и слушателем непонятного для нее действа, и вдруг, после крестного знамения, все внутри ее изменилось: она – не посторонний человек в этом храме, а всем родной и близкий, на душе у нее тепло и покойно, в ней разливается любовь ко всем людям. Состояние это было недолгим, но сыграло решающую роль в ее жизни.

Православный храм, духовная литература, поездки по святым местам, общение с духовно близкими людьми преобразили и наполнили ее жизнь. Но не простым было вхождение в жизнь Православной Церкви: прежний опыт мистических переживаний и груз экстраординарных познаний искажали сознание, мешали чистоте молитвы, обращая ее на себя, на свои состояния переживания. И тут эгоизм и эгоцентризм оказывались корнями зла – хотя в более тонкой, но куда более опасной форме. Опыт аутотренинга оказался трудно преодолимым препятствием для молитвы, требующей полноты обращения к Богу и всецелого забвения себя, своих мыслей, состояний и переживаний. Профессия психолога-консультанта – «знатока» человеческих душ и «мастера» их настройки и исправления – не отвечала духу смирения, ненадеяния на себя и упования на Бога. Гордость, своеволие и самолюбие заявляли о себе в новых обличьях, искажая не только душевную, но и духовную жизнь. Во всем этом А.Р. помогал разобраться ее духовник отец Д., ставший для нее самым близким и дорогим человеком.

Приступы обиды время от времени мучили А.Р. по отношению к близким людям. В отношениях же с отцом Д. они достигли особой остроты и болезненности. Реакции душевной боли возникали у А.Р., когда ее духовник беседовал в ее присутствии с людьми, не обращая на нее внимания, когда проявлял к кому-либо ласку и заботу, но когда он был строг и суров по отношению к ней, душевная боль становилась невыносимой, затяжной и запоминалась на долгие годы. Эта боль накапливалась в душе, и вспышки недовольства, обиды возникали не только по любому поводу, но и при отсутствии какого-либо реального повода. Каждый такой приступ сопровождался неудержимым желанием уйти от отца Д., прекратить с ним всякое общение, и такой уход время от времени совершался. Но А.Р. понимала, что ей не уйти от себя, не уйти от Бога, и возврат к отцу Д. был неизбежен. Однако ее душевная ситуация оставалась тяжкой и, как ей казалось, тупиковой: она увидела, что душевная привязанность к отцу Д. заполнила ее душу и, оставаясь безответной, превратилась в незаживающую рану, кровоточащую при всяком неосторожном прикосновении. Больше всего ее беспокоило то, что любовь, безграничная открытость и доверие к этому человеку порой сменяются неприязнью, сомнениями в его советах и отчуждением. Внутренняя жизнь А.Р. превратилась в выяснение отношений с отцом Д.; уже не Бог господствовал в ее душе, а отец Д.: он стал не помощником, а препятствием на ее духовном пути. Однажды эта подмена стала для нее очевидной. Вот отрывок из ее дневника.

«Сегодня мои именины. Отец Д. пригласил меня к себе домой. У меня был счастливейший день. Мы вместе молились, гуляли в парке, сидели в кафе-мороженое, вечером пошли вместе в храм. По возвращении я, переполненная благодарностью, сказала отцу Д. о своих чувствах и услышала в ответ: «Благодари Бога. Я тут ни при чем». Радость моя погасла. Я ощутила себя несчастным, одиноким ребенком, жестоко обманутым в своих надеждах на любовь самого дорогого человека. Слезы душили меня. И вдруг меня буквально пронзила мысль: Сам Господь через Своего верного служителя подарил мне отеческую любовь, которой мне так не хватало, и вместо того, чтобы радостно и благодарно ответить Ему, я страдаю от того, что любовь эта – не от человека лично. Хотя душевная боль еще не оставила меня, духовная радость от этого вразумления победила. Я увидела корень своих страданий. Слова первой заповеди о безраздельной и всецелой любви к Богу стали во мне живыми и действенными. Душевного тупика уже нет, Сам Господь вразумил меня и открыл путь к Себе. Бог любит до ревности меня лично, отвращая мою душу от неправой привязанности к человеку. Я ничего более не хочу так, как любить Бога и быть в Его Любви. Вся болезнь моей души – от разлуки с Богом и жажды заглушить боль этой разлуки...»

Это осознание не остановило болезненных проявлений психики А.Р., они продолжаются; но изменилось отношение к ним и способ их преодоления. Опыт душевных срывов и падений становится для А.Р. школой различения добра и зла, их невидимой брани в человеческой душе. Она извлекает пользу из своей душевной болезни, обретая в ней духовный опыт: «Помыслы зла убедительны и неопровержимы в момент душевной уязвленности. Если с ними согласиться и последовать их совету в своих мыслях, душа как бы успокаивается и обретает некую устойчивость и уверенность в себе, освобождается от боли. Таков помысел: «Уходи от своего духовника». Кажется, все трудности и проблемы разом разрешаются, начинается новая, свободная жизнь. Вокруг такого решения нарастает система веских аргументов, обесценивания помощи отца Д., осуждения его, выявления его слабостей, недостатков и ошибок... Решение принято. Но почему же на душе так холодно и жестко, куда ушли радость и теплота сердца, почему так мертвеет тело и не хочет двигаться? Не умираю ли я? Да, это умирание, это дно ада, в который я спустилась добровольно. Я последовала за «отцом лжи». Злой помысел говорит мне, что выхода нет, мое поведение непростительно, я преступна и буду осуждена по заслугам как изменница и предательница. Так мне и надо, у меня уже нет силы и желания сопротивляться, нет чувства самосохранения. Пусть так и будет, я этого заслуживаю. Ловлю себя на мысли, что это – самоубийство. Ну и пусть, мне себя не жаль. И вдруг мысль: что же я делаю? Как это отразится на близких людях, на многих, с кем я связана незримыми узами? Молиться не могу, только слова молитвы Иисусовой автоматически проходят в памяти. Но одно лишь произволение сердца выйти из этого ада и слабая молитва обессиленного ума выносят душу на поверхность, ее согревает солнце, ласкает свежий ветер, ее утешает материнская ласка, возвращая ей жизнь. Уже другие слезы льются из глаз – не обиды и ожесточения, а благодарности и раскаяния вернувшейся блудной дочери. Темные волны снова и снова находят на душу, пытаясь вернуть ее назад, на дно, но она уже ухватилась за руку спасения, она уже знает, где жизнь, а где – смерть. И утвердившись в молитвенном мире, душа ясно видит лживость и хитросплетение злых помыслов, казавшихся ей такими убедительными и неопровержимыми...». Темные волны еще не раз будут на

ходить на душу А.Р., ее невидимая брань продолжается. Но и молитва ее становится живым общением с Богом, попускающим эту брань для ее духовного возрастания и помощи людям.

Психологический анализ этого случая – результат нашего продолжительного диалога с А.Р., в котором не было принципиальных расхождений на уровне осознания ее критических состояний: различия пока заключаются в некоторых акцентах и глубине принятия этих осознаний, а следовательно, и возможности их жизненной реализации.

Как психолог, А.Р. понимает, что могла бы гораздо скорее избавиться от болезненных состояний путем определенных методов воздействия, психотехнических приемов, участия в тренинговых группах, аутотренинга и др. Но ее цель – не избавление от боли путем наложения пластыря, обезболивающих прививок или «выдергивания больного зуба». Она стремится к исцелению –восстановлению целостности своей души. Душа эта раздвоена в такой степени, что ее составляющие полностью отрицают друг друга. Сама она отождествляет себя со здоровой, доброй стороной своей души, но временами ею и ее волей овладевает враждебная сила, гнездящаяся в тайниках души и грозящая разрушением личности. На вопрос: «Что лежит в основе всех ее душевных срывов?» – А.Р. отвечает: «Подспудное чувство, что я нелюбима». Сознанием она верит, что отец Д. любит ее, как сама она не может любить, но самая малая эмоциональная царапина моментально разрушает эту веру, и в ней просыпается заброшенный нелюбимый ребенок, избиваемый матерью.

А.Р. осознает, что отец Д. на бессознательном уровне отождествляется ею с матерью: так в сновидениях образы отца Д. и матери подменяют друг друга. Строгость отца Д. вызывает у нее реакции, подобные переживаниям детских лет: упрямства, враждебности, желания убежать из дома, умереть (вспомним детские побеги А. и попытку покончить с жизнью). Одновременно на отца Д. переносится неудовлетворенная потребность в отцовской любви. А.Р. не исключает и вытесненной потребности в любви супружеской, о чем также свидетельствуют некоторые сновидения, хотя в сознании она практически полностью отсутствует. Отношения с отцом Д. стали доминантой ее души и неудивительно, что перенос всех неудовлетворенных разновидностей любви пал именно на него. Сама же доминантность этих отношений вызвана неудовлетворенной потребностью ребенка в родительской любви(1).

(1) «Любовь, которую младенец получает от своих родителей в самом начале своей жизни, – незаменима; это то прочное основание, на котором он будет строить всю свою жизнь. Недостаток этой любви оставляет раны – неисцелимые, если только не будет дано младенцу особой благодати любви к Богу, потому что те, кому не хватило родительской любви с самого раннего возраста, обычно бывают слишком слабы для перенесения душевных страданий, даже тех малых ударов, которые неизбежны при жизни с другими людьми». (Сестра Магдалина. Мысли о детях в Православной Церкви сегодня. – М.: 1992. – С. 8.)

Все болезненные реакции А.Р., подобно любой боли в телесном организме, являются свидетельством неблагополучия в ее душевном организме, нуждающемся в исцелении. Обида, по меткому определению одной из моих коллег, является «эмоциональным вымогательством»: А.Р. таким образом требует любви к себе. «Дефицит любви» – таков психологический диагноз ее душевной болезни.

Долгое время сама А.Р. думала, что сможет исцелиться путем личной взаимной любви, но любящие ее люди обычно превращались в жертвы ее непомерных притязаний, сцен ревности и обид. Желая любви, А.Р. ее обычно не чувствовала, не верила любящим людям, не могла ответить любовью. Ее душевная рана казалась неисцелимой.

Действительно, на уровне наличного «Я» душевная ситуация А.Р. является «тупиковой»: она ищет любви, не будучи способной принять ее и ответить на любовь. Но откуда же сама эта жажда любви у человека, не знающего ее? Первая встреча А.Р. с полнотой любви в православном храме говорит о том, что жажда эта – духовного происхождения, как и сама любовь: это голос духовного «Я» – образа Божия в человеке.

Много душевных мытарств пришлось пройти А.Р., прежде чем она осознала подмену духовной любви на душевную привязанность, незаметно совершившуюся в ней; наличное «Я» с его болезненной доминантой взяло верх над голосом духовного «Я», прозвучавшим впервые в храме. Исцеление этой души, восстановление ее целостности возможно только в полноте ее обращения к Богу – Источнику Любви.

Но как возможна эта полнота обращения для раздвоенной души, лишенной силы духовного устремления? Для разума человека ответ на этот вопрос закрыт. Он открывается лишь в духовном опыте, совпадающем с уже пережитым и описанным опытом людей, проходивших путь «невидимой брани»: «Сила Божия в немощи совершается». Пережив свою немощь, неспособность собственными силами справиться со злом, овладевающим душой, человек устремляется к Богу и опытно узнает действие Его Любви и Силы. Надеющемуся на свои силы и психологические средства этот опыт недоступен.

Милосердие Божие покрывает бессилие человеческой души и щедро врачует ее. Но от человека требуется возможное для него усилие. А.Р., анализируя свое состояние, делает акцент на «дефиците любви». Но в ее душевной биографии прослеживается и другая линия: своеволия, властности, стремления к экстраординарным знаниям и умениям. Все эти свойства одного корня: детское стремление командовать сверстниками и противиться воле воспитателей сменилось желанием овладеть тайнами психики, а затем и духовными тайнами, не только ради знания, но и ради чувства превосходства над другими. Все эти проявления «самости» оказались трудно преодолимой преградой на духовном пути А.Р.: «Благодать ничем не вяжется», ее нельзя получить и удержать своей волей. Холод, опустошенность и мертвенность души, пережитые А.Р. при чтении мистической литературы, опытно показали ей, что она сбилась с правого пути духовного поиска на путь темного мистицизма, разрушающего душу. Уже на новом уровне подтвердилась правильность ее первого психологического открытия об эгоизме как общем знаменателе всех болей и болезней души.

Чтобы открыться для Бога и Его Любви, необходимо решительно отказаться от своеволия, гордого самоутверждения и самовозвеличения: «Бог гордым противится, а смиренным дает благодать». Это усилие преодоления своей «самости» необходимо каждому человеку на пути к Богу, потому что именно в самости, непослушании, стремлении стать «как боги» и состоит первородный грех человека, коренящийся в каждой душе. А.Р. своими усилиями не может стать любящим человеком – это дар Божий, но ее усилия могут приблизить ее к этому дару, к возврату в Отчий дом, если она до глубины души осознает вину своеволия.

Литература

Библия. Издание Московской Патриархии. – М., 1976.

Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского. – М., 1963

Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. – М., 1979

БожовичЛ.И. Личность и ее формирование в детском возрасте. – М., 1968.

БуберМ. Я иТы. – М., 1993.

ГадамерХ.-Г. Истина и метод. – М., 1983

Гумбольдт В. О различии организмов человеческого языка и о влиянии этого различия на умственное развитие человеческого рода. – СПб., 1859

Мелик-Пашаев А А Педагогика искусства и творческие способности. – М., 1981.

Начала христианской психологии. Учебное пособие для вузов. – М.: Наука, 1995. Разд. II, гл. 2; раздел III, гл. 1.

Ничипоров Б.В. Введение в христианскую психологию. – М.: Школа-Пресс, 1994.

Пришвин М.М. Глаза земли. – М., 1957.

Психология индивидуальных различий. Тексты. – М., 1982.

Психология личности. Тексты. – М., 1984.

УхтомскийАА Доминанта. – М.;Л., 1966.

Ухтомский АА Письма. – В кн.: Пути в незнаемое. – М., 1973.

Флоренская Т.А «Я» – против «я». – М., 1985.

Флоренская Т.А Диалог в практической психологии. – М., 1991

Флоренская Т.А Мир дома твоего. Психология в жизни. – М.: Радонеж, 1998

Флоренский П.А У водоразделов мысли. – М., 1990.

Из святоотеческого наследия

Добротолюбие: В 5 т. - М, 1895-1900.

АвваДорофей. Душеполезные поучения и послания. – Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 1990.

Св. Иоанн Кронгитадский. Моя жизнь во Христе. – Издание Спасо-Преображенского
Валаамского монастыря, 1991

Преп.Иоанн Синайкий. Лествица. – Сергиев Посад, 1908

Авва Исаак Сирин. Слова подвижнические. – М.: Православная вера, 1993

Св. Иоанн Дамаскин. Точное изложение православной веры. – Ростов-на-Дону: Приазовский край, 1992.

Архимандрит Киприан (Керн). Антропология св. Григория Паламы – М.: Паломник, 1996. Клеман Оливье. Истоки. Богословие отцов Древней Церкви. Тексты и комментарии. – М.: Путь, 1994.

Концевич ИМ. Стяжание Духа Святаго в путях Древней Руси. – М.: Изд-во Московской Патриархии, 1993

Настольная книга священнослужителя. – Т. 8. – М.: Изд-во Московской Патриархии, 1988.

Невидимая брань. Блаженной памяти старца Никодима Святогорца. – М.: Изд-во Афонского Русского Пантелеимонова монастыря, 1912.

Преп. Нил Сорский. Устав о скитской жизни. – Свято-Троицкая Лавра, 1991.

Повесть об Андрее Критском (Месяца июня в 4 день житие иже во святых отца нашего Андрея Критского). – В кн.: Русская бытовая повесть. – М., 1991- См. также: Словарь книжников

Древней Руси. – Вып. 2,4. – Л., 1989.

ПозовАС. Основы церковной антропологии. – Мадрид. – Т. 1-2, 1965-1966.

Иером. Софроний (Сахаров). Старец Силуан. – М.: Православная община, 1991-

Еп. Феофан Затворник. Путь ко спасению (Краткий очерк аскетики). – Изд. 7. – М., 1894.

Еп. Феофан Затворник. Что есть духовная жизнь и как на нее настроиться. – Изд. 6. – Л., 1991

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: