Тема 4. Вербальные преступления против личности 4 страница

Тема нездоровья Президента вновь стала плодотворно раз­рабатываться в прессе осенью-зимой 1996-1997 гг. в связи с длительным отсутствием Ельцина в Кремле. Последнее послу­жило причиной прямых отрицательных оценок и очередных на­меков.

<5> То, что, едва встав на ноги, Ельцин опять грозит пальцем, - плохо... Напоминания о знаменитых бойцовских ка­чествах Бориса Ельцина порядком надоели. Бойцов, куда ни глянь, навалом - мудрецов дефицит. Хотелось бы, чтобы вместо строгого покачивания дрожащего еще перста Борис Николаевич решился бы на неожиданную фразу... («КП»,)

Построенное на антитезе обобщение ("бойцов много -

мудрецов мало») в совокупности с предыдущим указанием на бойцовские качества Ельцина намекает на то, что к мудрецам паву государства отнести трудно. Аллюзия на известную пого­ворку – «Сила есть - ума не надо» - усиливает намек. Образ «дрожащего перста», впрочем, не свидетельствует о монаршей силе как в прямом, так и в переносном смысле.

Таким образом, КХ-1 осуществляется как непосредственная негативная характеристика кого-либо. Она может быть экспли­цитной (выражаться в прямых номинациях, оценочных выска­зываниях) либо имплицитной. Имплицитная семантика оскорб­ления, издевки, насмешки формируется за счет специальных приемов, К ним следует отнести нарушение максимы количест­ва (3), установление желательных причинно-следственных свя­зей (4), навязывание скрытого дедуктивного вывода (5), антите­зу (1, 5). Эта же цель достигается и средствами лексического уровня языка: оскорбительный смысл создается за счет наведе­ния семы (2), закавычивания (3), употребления в одном контек­сте стилистически неоднородных единиц (4,5), манипуляции с сигнификативным компонентом лексического значения (4).

Коммуникативный ход 2. «Он похож на N»

Данный ход по существу реализует стратегию когнитивно­го плана: цель ее - создание желательных для говорящего ас­социаций, сравнений. Это позволяет перенести негативную оценку из одной когнитивной области в другую. Вы­ше подобная техника иллюстрировалась на примере литератур­ных аллюзий: Чубайс - Барон Мюнхгаузен.

Наиболее традиционным средством реализации этой задачи является использование метафор, в том числе развернутых ме­тафорических образов. На свойство метафоры подсказывать, интерпретировать давно обратили внимание исследователи. Метафору можно считать инструментом познания действительности, поскольку с ней связаны многие операции по обработке знаний: усвоение, преобра­зование, хранение, передача. В стратегии дискредитации метафора играет далеко не по­следнюю роль, поскольку через перенос наименования с одного объекта (предмета, лица) на другой, сходный с первым в каком-либо отношении, позволяет характеризовать последний, выра­зить к нему отношение.

Разнообразные метафорические модели политического дискурса представлены в «Словаре русских политических мета­фор» А.Н. Баранова и Ю.Н. Караулова (далее - СРПМ). При этом «свойством» оскорбления и издевки обладают далеко не все. Из списка наиболее частотных метафорических моделей в соответствий с задачами нашего исследования мы выбрали те, где объектом метафорического осмысления являются политиче­ские лидеры и вожди, а также политическая жизнь в целом.

1. Концепт «театр»; политики - актеры, а политическая жизнь - театр, игра, цирк, аттракцион. Метафорическая модель актуализирует значение «ненастоящей» жизни, игры, предназна­ченной для зрителя, неискренности персонажей политического спектакля.

<6> В популистском спектакле «Новый курс» Гайдар при­готовил себе трамплин для ухода от ответственности за все содеянное. ("КП", 1995, 25 мая)

<7> В течение более 6 лет Горбачев проделывал трюк изощренного канатоходца. ("КП", 1994, 21 янв.)

2. Концепт «криминальный мир»: политические лидеры — шпана, паханы, вожаки, надсмотрщики, «кремлевские отцы», фраера.

А.Собчак – «крестный отец» города. (СРПМ, с.281)

3. Концепт «ирреальный мир»: политики - сверхъестест­венные существа (идолы, дьяволы, падшие ангелы, черта, лже­пророки, камикадзе, зомби).

<S> Он (Ельцин) совратил... молодую российскую демо­кратию....Дьявол во плоти, да и только. (СРПМ, с.271) <9> Рядовые «демократические» зомби... (СРПМ, с.295)

4. Концепт «животный мир»: политики -хищники, стадо. <10> Вокруг него, словно голодные пираньи вокруг куска

живого мяса, собираются другие невежды. (СРПМ, с.237)

5. Концепт «субъект власти»: царь, король, государь, коро­левская особа, дворянин. Король перестройки гол, ослепительно гол, а порт­ные шьющие ему фрачную пару, упаковывают свои чемода­ны (СРПМ, с.253)

<12> Ельцин хочет... сесть удельным князьком в России (СРПМ, с.264)

6. Концепт «сексуальные отношения»: политики - прости­тутки, сексбомбы, сексуальные гиганты.

<13> Ельцин, ты - политическая проститутка. (СРПМ,

с. 268)

<14> Подними любого сантехника или шофера ночью с постели и поручи организацию государственного переворо­та он сделает все гораздо лучше, чем сексбомба Янаев (СРПМ, с.274)

1. Концепт «смерть»: лидеры - политические трупы.

<1 5> Не пожелав смириться с ролью политического тру­па, бывший председатель Совмина Рыжков сограсипся сыг­рать...претендента на пост российского президента. (СРПМ, с. 272)

Таким образом, в рассмотренных выше метафорах полити­ческая жизнь предстает как мир закулисных игр, криминальных разборок, нечеловеческих отношении, животных страстей, а по­литические деятели - типичные представители этого ирреаль­ного мира. Разумеется, выборка отражает далеко не все метафо­рические модели, обладающие «оскорбительным» потенциалом (например, политик - больной, пациент и т.д.), - здесь проде­монстрированы наиболее продуктивные.

Разновидностью метафоры (если понимать метафору в ши­роком смысле) можно считать аллюзию- особый прием текстообразования, заключающийся в соотнесении содержания текста с прецедентным фактом, историческим или литератур­ным.

<16> А Ельцин за взятие Дома Советов, за обильную кровь чуждых генералу русских людей нацепил ему (Грачеву) придуманный Бурбулисом орден. И он сияет на грачиной груди так же ослепительно, как орден Победы на груди маршала Жукова, полученный за взятие фашистского Берлина. Иллокутивная сила данного высказывания заключается в обвинении: Ельцин наградил убийц)'. Аллюзия на исторический факт построена по принципу скрытой антитезы: маршал Жуков

оплот врага, а министр Грачев... Дом Советов в своей стране. Перлокутивный эффект – оскорбление - усиливается за счет лексического начения слова «нацепил» (отрицательный коннотат: 'надел безо всяких на то причин) и не соответствую­щей норме словообразовательной модели «на грачиной груди» (вместо грачевской или груди Грачева).

Аллюзия может быть не только исторической, но и литера­турной. Она строится на ассоциативной связи с каким-либо ли­тературным произведением, персонажем, эпизодом.

<17> Верховный Совет боролся с Ельциным по опреде­ленным правилам, предложенным в Конституции. Когда Борис Николаевич увидел, что ему ставят «мат», он взял эту «шахматную доску» и трахнул по голове того, с кем играл

В тексте содержится прозрачный намек на известный эпи­зод из романа "Двенадцать стульев", случившийся с лжегросс-мейстерм Остапом Бендером. Аллюзия подталкивает к выводу: президент играет не по правилам, мошенничает, предпочитает действовать с позиции силы. Образ Остапа Бендера многократ­но используется в политическом дискурсе для обличения нече­стности, нечистоплотности.

<18> Поразмыслив на досуге о плодах своего титаниче­ского труда на ниве российской экономики и памятуя заповеди известного литературного героя – «главное в профессии во­ра - вовремя смыться», Е. Т. Гайдар решил, что ему пора «брать ноги в руки»

Столкновение в одном контексте стилистически разнород­ных элементов (титанический труд, нива (перен.), памятуя за­поведь - и смыться, брать ноги в руки) усиливает издевку.

Литературные и исторические аллюзии необычайно про­дуктивны в политическом дискурсе. С целью дискредитации различные политики, по данным «Словаря русских политиче­ских метафор», сравниваются с Буратино, Иудушкой Головлевым, потомками Свидригайлова, повелителями мошек, «медведем на воеводстве»; Горбачев - с Гитлером, Керенским, Хусейном; Ельцин - с Паниковским из «Золотого теленка» Ильфа и Петрова, Бурбулис - с серым кардиналом и железным канцлером и т.д. Аллюзия создает предпосылки для возникно­вения многообразных ассоциаций, служит средством выражения оценки и создания комического эффекта. Это позволяет считать ее ярким средством для реализации рассматриваемой нами ре­чевой тактики.

Коммуникативный ход 3. «Он не похож на N, хотя в претендует»

Суть данного тактического хода заключается в развенчании прнтязаний. Тактика реализуется через прагматическую интер­претацию высказываний, содержащих скрытые семантические компоненты.

<19> Говорил Сам, можно сказать, круто. (о Ельцине)

Устаревшее разговорное Сам в значении 'глава семьи, предприятия' и разговорное словечко круто сигнализируют о притязаниях политического лидера на роль Хозяина. Нарушение речевых конвенций (именование первого лица государства раз­говорно-просторечным «Сам» делает высказывание, по крайней мере, ироничным, если не оскорбительным.

Использование лексических единиц с положительной кон­нотацией в несоответствующем контексте (например, с оскор­бительно-уничижительным смыслом) - традиционный способ развенчания притязаний.

<20> Читаешь его (Гайдара) сентенции и думаешь:»Ну и времена переживает Россия»! Характеристика высказываний Гайдара как сентенций ('из­речений нравоучительного характера') обнаруживает притяза­ния на роль Мудреца, Учителя, что служит объектом издевки.

Как и в КХ-2, здесь активно используются литературные и культурно-исторические аллюзии.

<21? > Долгожданное явление Б. Ельцина народу состоялось воскресным праздничным утром.

Очевидный намек на картину А. Иванова «Явление Христа народу» - способ развенчать Президента, претендующего (или подталкиваемого окружением) на роль Христа.

Сигналом безосновательных, по мнению автора, притяза­ний служат кавычки (графические или интонационные) и их функциональные заместители - слова якобы, так называемый и др.: «архитектор перестройки», «великий реформатор» (о Гор­бачеве), «инженер человеческих душ» и т.д. Ср.: Коммуникативный ход 4. «У него лицо как блин, и это все, что можно о нем сказать»

Основной прием, обеспечивающий успех данного речевого хода, - это прием "навешивания ярлыков". Реализуется глу­бинная стратегия когнитивного плана: по частной детали, под­робности (порой совершенно незначительной) слушателю (чи­тателю) помогают сделать общий вывод о свойствах объекта (политического лица). Ярлык не объясняет объективных свойств личности, микросоциума, а обозначает их по принципу «чужого», идеологически инородного. Он блокирует множество интерпретаций личности, заменяя их «жесткой оценкой дискриминативного типа».

<22> Ежедневно, с утра и до глубокой ночи, почти через каждые полчаса в левом нижнем углу телеэкрана на фоне триколора появлялся, как масленый блин, портрет Гайдара.

Сравнение внешности, в частности лица Гайдара, с масле­ным блином унижает и оскорбляет. Это так называемый запре­щенный прием - переход на личность. В теории полемики он попадает под модификацию «ярлык». Навешивание ярлыков - это «искусство» поиска характерной детали, черты характера или внешности, отрицательная оценка которой по принципу расширения переносится и на личность в целом.

<23> Человек лабораторного мышления, оторванный от реальной действительности страны и, как сообщали газеты, не отличивший хлебный элеватор от угольных копей, был поставлен в конце 1991 года фактически во главе Совета Министров.

Якобы спутав элеватор с угольными копями, Гайдар полу­чил ярлык ученого-теоретика, далекого от реальной жизни.

<24> Господин Минжуренко - демократ особо махро­вый.

В лексическом значении слова махровый (перен.'ярко вы­раженный со стороны какого-либо отрицательного качества') содержится оценочный коннотат, поэтому в словосочетании «махровый демократ» наводится сема отрицательной оценки. Наведение экспрессивно-оценочной семы происходит и при переходе собственных имен политиков в нарицательные.

<25> Нам же, россиянам, надо вовремя распознать антинародную суть политики, ложь, цинизм гайдаров, Федоровых, Чубайсов, коэоревых и других».

Автор выделяет у политических фигур только отрицатель­ные качества, которые в соединении с именами, употребленны­ми как нарицательные, превращаются в ярлыки.

Значительная часть ярлыков является результатом детер­минологизации: это понятия, утратившие характеристики науч­ных дефиниций и сниженные в употреблении до уровня «обязательства» (уклонист, сталинист, демократ). Оскорби­тельный смысл таких именований усиливается, если по извест­ной модели образуется новая единица-псевдотермин.

<26>...Шокотерапевт Гайдар, в одну ночь обокравший всех вкладчиков России.)

Об экономической сути теории «шоковой терапии» боль­шинство неспециалистов не имеют представления, поэтому данная характеристика Гайдара может быть воспринята только как издевка.

Речевая тактика навешивания ярлыков осуществляется также при помощи приема паронимической аттракции и мены корня: дерьмократы, коммуняки, съездюки и т.д. Обозначение Чубайса «главным прихватизатором страны» индуцирует: желательные ассоциации: прихватизатор - от прихватить (чужое добро).

Широкие возможности для языковой игры и откровенной издевки представляет именование политических деятелей (по имени, отчеству, фамилии). Использование «домашнего» имени, например, может служить развенчанию притязаний, свидетель­ствовать о непризнании статуса (КХ-3 – «Он не похож на N»). С другой стороны, подобная номинация может служить ярлы­ком, вызывающим по ассоциации представление о политике во­обще: дядя Миша (о Горбачеве), Боря, Бориска (о Ельцине), БАБ (о Березовском), Паша (о Грачеве). Присоединение к име­ни клички («Паша-Мерседес»), как это принято в дворовых и криминальных группах, обозначает человека через одну вырази­тельную деталь (для Грачева это было увлечение иностранными автомобилями) и соответствующим образом интерпретирует

личность. «Паша-Мерседес» имел все основания чувствовать се­бя униженным и оскорбленным.

Таким образом, нами рассмотрены несколько коммуника­тивных ходов речевой тактики оскорбления и издевки, которые реализуют общую стратегию дискредитации политического противника. Очевидно, что коммуникативные ходы не пред­ставляют собой закрытый список: оскорбление - процесс «творческий», и автор, желающий добиться соответствующего эффекта, всегда может пойти нехоженым путем. Однако, как видим из анализа материала, есть достаточно протоптанные тропинки, то есть тактические ходы, которые обладают высоким «дискредитирующим потенциалом».

Как неоднократно отмечалось, в тактиках речи можно на­блюдать комплексное использование разнообразных ресурсов вариативной интерпретации действительности. В рассмотрен­ной речевой тактике, как и в других, используются различные приемы языковой манипуляции и языковые средства разных уровней. К приемам когнитивного плана можно отнести сле­дующие: аллюзии, ярлыки, метафоры в широком смысле. При этом происходит как бы «распространение» отрицательного от­ношения, когда отрицательное знание из одной когнитивной об­ласти переносится в другую. К приемам, преследующим цель индуцировать желательную семантику, относятся преувеличе­ние и преуменьшение, актуализация и наведение семы, «нестандартное» словообразование, паронимическая аттракция, использование оценочной лексики и лексико-грамматических конструкций и др. К прагматическим приемам следует отнести различные импликатуры (намеки, провокации, предположения), а также нарушение правил речевого общения (избыточная ин­формация, не соответствующее статусу именование, несоблю­дение принципа уважения партнера).

Анализ речевой стратегии дискредитации убеждает в том, что средством морального уничтожения политического оппо­нента являются не столько брань и прямая негативная оценка, сколько приемы когнитивного и семантического плана, способ­ствующие желательному восприятию политических фактов и фигур. Тактика оскорбления и издевки, кроме интерпретации реалий политической жизни, преследует задачу высмеять, что усиливает эффект дискредитации. Смеясь, человечество расстается не только со своим прошлым, но и со своими иллюзиями. В области политики это имеет весьма существенное значение.

Семантический тип речевых стратегий. Стратегия и тактики уговаривания

Тема 8 «Прагматические типы скрытых стратегий дискредитации в региональном газетно-публицистическом дискурсе»

План

Инвектогенный характер иронического метода постижения социального бытия в региональной прессе. Инвективная функция насмешки и проблемы ее экспертной оценки. Типология речевых жанров дискредитации личности в региональных СМИ.

Краткое содержание

Прагматическим содержанием любой коммуникативной стратегии предстает ситуация выбора речевых средств воздействия на партнера по общению, перспектива определенных отношений с собеседником в результате реализации данного выбора. Коммуникативная стратегия есть результат выбора того или иного коммуникативного пространства, того или иного типа взаимодействия, способа порождения смысла. Для того чтобы убедить адресата адресанту необходимо представить информацию как ценную и значимую, то есть обратить внимание на смысловые характеристики своего сообщения. Смысловое воздействие, которое «надстраивается» над информационным воздействием, является производным от схем обоснования».

Современный газетно-публицистический региональный дискурс нацелен на «проговаривание» того, что мыслится в качестве объекта когнитивной установки адресанта, с целью эксплицировать ее для адресата и тем самым предложить, а точнее, «навязать» последнему то или иное речевое действие, определенного рода речевой «поступок». Последнее звено возникающего речевого произведения, содержащее собственно номинацию конкретной установки, остается скрытым. Явление коммуникативной свободы журналиста, таким образом, можно характеризовать как в определенном смысле онтологическое образование, как деятельностный или психологический феномен, оценивать его с точки зрения аксиологической. При этом возникает картина не только совокупности эстетических объектов, имеющих определенную ценность, но и иерархическая система представлений, определяемая особой способностью восприятия газетно-публицистических текстов.

В процессе интерпретации газетной критической публикации существенное значение имеет такой фактор, как «поиск изменяющейся точки зрения на изменяющийся мир» (Шкловский). Для ее восприятия важно понятие point of reference. Оно охватывает время речи, время события и точку отсчета. Сюда же относится и понятие момент речи. Подобного рода публикация часто возникает из аргументативных реакций на уже сказанное, и это взаимодействие, это сцепление как раз и создает ее дискурсивное пространство. Жизнь российского региона с многочисленными социальными проблемами порождает в газетно-публицистическом дискурсе целый спектр стратегий дискредитации чиновников, запятнавших себя, с точки зрения журналиста, недостойной деятельностью на занимаемом посту. Согласно ст. 130 Уголовного кодекса Российской Федерации, объективная сторона преступления выражается «в унижении чести и достоинства другого лица в неприличной форме». Критерии «неприличия», как показывает практика судопроизводства, определяется достаточно субъективно (исключением предстает лишь оскорбление в нецензурной форме). На страницах региональной прессы оскорбление личности не всегда реализуется в непристойной форме, а посредством имплицитных средств выражения эмоций. А поэтому доказательство неправового характера данных речевых действий в случае скрытой стратегии дискредитации личности предстает сложной задачей.

Данные стратегии отражают новое видение, новый взгляд и новую перспективу, но одновременно и новый «монтаж мира» (Шкловский), причем не только в части конституирования, но и в части интерпретации: это способ отношения к миру, это разность морали и разность традиции, поэтому идентичные слова, примененные в различных системах, порождают различный имплицитый смысл.

Достаточной асимметричностью между неэмоциональной формой и эмоциональным содержанием обладает, в частности, коммуникативная стратегия дискредитации, находящая отражение в текстах, которые ориентированы на комический эффект. Уничижительную окраску таким текстам придают не инвективные высказывания, а его стилистические особенности. Сильную позицию в тексте, унижающем честь, достоинство и деловую репутацию оппонента по информационному спору, занимает стилистическая фигура иронии, посредством которой воссоздается резко сниженный образ последнего. Ирония - категория субъективная, подчас трудно уловимая, «... это такой живой и сложный феномен, который не может быть загнан в жесткую схему», а трактуется журналистом как собственная жизненная позиция. Способ мышления и умонастроения. Выступление иронии в роли непосредственного образа жизни журналиста регионального независимого издания может быть истолковано как одна из возможностей иронического метода «имплицитного» постижения бытия, способность журналистского мышления к постижению истины.

Инвективная функция данной фигуры определяется контекстом, компонентами которого являются содержащие их высказывания. Данное стилистическое средств в прагматическом плане является экспрессивным, поскольку обладает эмоциональным или оценочным перлокутивным действием. Ироническое отношение к острым социальным проблемам с логической точки зрения выступает как парадоксальное. Парадоксальность указывает на возможность постижения актуальной социальной проблематики с рациональных позиций. На речевом уровне это выражается в том, что при реализации иронии нейтральные в стилистическом отношении языковые средства приобретают экспрессивное значение. Например:

«…На суде Антонина Игнатьевна держалась просто. Дескать, про то, что конопля запрещена для выращивания, она знать не знала, ведать не ведала… А занялась сим промыслом с одной целью – приготовить из первосортного ганджибаса отвар для самолечения. А то остеохондроз и радикулит замучили…а на докторов денег нет…» (КНК, август, 2004, №221, с.12);

«…К слову, даже сами судьи, общаясь друг с другом, о председателе стараются не распространяться. Даже шепотом его имя лишний раз не произносят. Табу. Не дай Бог, кто донесет… И все. Кадык. Волчий билет» (КНК, июнь, 2004, №212, с.1).

Отрицательное утверждение в иронии присутствует как подразумеваемое, а не высказанное. Сама по себе ирония не обладает дискредитирующим характером, однако в контексте газетной публикации, написанной в критическом ключе, она «подпитывает» текст имплицитной негативной коннотацией, служит средством изображения отрицательного речевого портрета оппонента, что свидетельствует о проявлении эмоционально-волевого иронического начала творческого метода пишущей личности.

Эмоционально-оценочные смыслы, ориентированные на внутренний мир объекта текста, равно как и авторские оценки, выражены при этом имплицитно, незримо. Вторжение авторской точки зрения и оценочной позиции объектов текста в ход иронического повествования осуществляется самыми разными способами развертывания оценочных средств в тексте: от минимального контекста до текстового фрагмента или целого текста.

Прагматический комический эффект публикации усиливается и посредством введения с нарушенной логической последовательностью, которая подчеркивает тот факт, что языковая личность журналиста при критическом освещении событий как бы расщепляется на субъект критики и субъект наблюдения. Восприятие критических событий, таким образом, становится не связанным с индивидуальным опытом журналиста, является достоянием всех лиц, способных к восприятию: пишущий проигрывает ситуацию за себя и за Другого, что, по мнению первого, снимает с него ответственность за потенциально инвективный характер публикации. Происходит деструкция пишущего субъекта, «раскалывание» между двумя пространствами. Журналист при этом делает акцент на иронии как способе существования бытия, содержащем в равной степени как когнитивное (первое пространство), так и эмотивное (второе пространство) начало. Например:

«Судью гусевского городского суда А.Н. Баркову простодушие пейзанки растрогало до слез. Так что с учетом престарелого возраста, состояния здоровья и глубокого раскаяния подсудимой … влепила слуга Фемиды бабушке всего один год лишения свободы. Да и то условно» (КНК, август, 2004, № 221, с. 12);

«То ли рассказ про разбитую машину так ее впечатлил, то ли положительные характеристики и раскаяние Лебедевой… В общем влепила неподкупная слуга Фемиды Елене Владимировне Лебедевой 2 года условно – и отпустила на все четыре стороны…» (КНК, август, 2004, №222, с.16).Ирония в этих случаях можно охарактеризовать как противоречие между видимостью и реальностью, которое раскрывается в процессе субъективного понимания актуальных социальных проблем. В реальности эмоции судьи не могут стать основанием для вынесения судебного решения. В своей деятельности судья руководствуется сводом определенных законов, а не собственным субъективным мнением. Прагматическая цель анализируемых фигур иронии – дискредитация профессиональной деятельности и компетентности представителей судебных органов власти. Подобный факт речи достаточно трудно признать оскорблением, поскольку в данном случае отсутствует неприличная форма выражения иллокутивного намерения журналиста. Насмешка обладает двоякой иллокутивной установкой: с одной стороны, она нацелена на имплицитное выражение враждебного отношения к оппонентам дискурса, с другой стороны, она сохраняет свою исходную фатическую функцию, поддержания контакта с третей стороной – свидетелями конфликта. Множественность точек зрения делает насмешку оценочно-политональной, а имплицитно-авторские оценки задают газетно-публицистическому выступлению основную оценочную доминанту. Когнитивным механизмом порождения высказывания-насмешки является деформация объективной действительности; текст комического содержания противопоставляется миру действительности или является искажением объективной реальности. У реципиента текста складывается представление о том, что есть вещи поважнее, чем объективный мир и существуют ценности, превышающие ценность человеческой жизни. Ср.:

«К тому, что чиновники у нас коррумпированы сплошь и рядом, народ как-то незаметно для себя привык…Понимающе кивают граждане, глядя на роскошные лимузины и шикарные особняки прокуроров. А продажность судей вообще воспринимается как должное. Типа, иначе в нашей стране и быть не может. Выражение «честный судья» звучит словно анекдот…» (КНК, ноябрь, 2003, №183, с. 3). Комический эффект в данном тексте создается приемом мнимой серьезности, в котором внутреннее логическое противоречие словесных сцеплений выступает как средство разоблачения действительности. Абсурдные суждения и поступки людей излагаются как логичные и мотивированные, но за прямым смыслом возникает второй план понимания, сатирический, который раскрывает истинный смысл повествования. Причем имплицитный смысл явно подчеркивает авторское отношение к проблемной социальной ситуации. Журналист выступает не только в роли наблюдателя, но и комментатора описываемых событий. Насмешка в этом случае строится по принципу гиперболизации, которая выступает как важное средство сатирической выразительности, как форма раскрытия существенных социальных противоречий в единстве рационального и эмоционального. Ирония представляется пишущей личностью как способ жизни и познания мира, мировоззренческая позиция, заключающаяся в противоречии между видимостью и сущностью социальной проблематики и дающая журналисту состояние коммуникативной свободы.

Таким образом, сложность экспертной оценки высказываний, содержащих насмешку, объясняется их иллокутивной двойственностью, которая дает возможность журналисту представить собственные приоритеты в изображении социальной действительности и одновременно подключить прием остранения: автор газетной публикации берет на себя функцию «чужака», замечающего свежим взором несуразности социальной жизни региона. По мнению С.В. Дорониной, «вопрос о степени инвективности шутки сводится к обнаружению условий, при которых «нейтрализуется» второй иллокутивный компонент высказывания, условий, при которых остроумие не в счет, поскольку в этих ситуациях просто нельзя шутить».

Коммуникативная свобода пишущей личности в процессе формирования персонального газетно-публицистического дискурса оказывается произвольной от внешних по отношению к ней факторов, и в этом смысле можно говорить лишь об ограниченной свободе, проявление которой всегда определено какими-то рамками. Природа прагматических факторов, регулирующих акты выбора журналиста в региональном дискурсе, может определять тот факт, что высказывание-насмешка приобретает иллокутивное значение оскорбления личности, дискредитации ее профессиональных качеств. Важнейшим таким фактором выступает, в частности, характер социальной дистанции между представителями конфликтующих дискурсов, стремящихся утвердить собственные принципы социальной практики. Противоречия в оценках проблемной ситуации, сложившейся в регионе, не просто уменьшает степень коммуникативной свободы участников дискурса, обнаруживающих оппозиционность по отношению к другому, но заставляет рассматривать диалог между ними как безуспешный. Однако по правилам эффективного общения он должен быть сохранен.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: