Тема 4. Вербальные преступления против личности 6 страница

Имплицитная оценка формируется самим содержанием отражаемых ситуаций, в связи с которыми появляется в тексте объект критики: это ситуа­ции, с которыми ассоциируется «зло». На основе реконструкции имплицитных смыслов объект текста лишь догадывается об истинной позиции журналиста текста по отношению к себе, лишь гипотетически подозревает в агрессивном речевом поведении, что делает проблематичным возбуждение гражданского иска или уголовного дела против последнего.

Таким образом, имплицитные смыслы в региональных СМИ предстают прагматической основой конструирования социальной реальности. В жанрах критических публикаций это действенный конструкт авторского воссоздания параллельной реальности с пониженной модальностью объектов критики. Коммуникативная свобода журналиста при этом соотносится со способами организации знакового пространства публикации. Понятие факта связывается с понятиями «полнота», «истина», «объективность». Мнение подчеркивает локальность и ситуативные пространственно-временные параметры и авторские позиции в организации дискурсивного пространства. Соответственно, факт и мнение апеллируют к различным способам (эксплицитным/имплицитным) своего обоснования. В смысловом плане интерпретация критического мнения объектами текста организована сложнее, чем его авторское имплицитное кодирование, что, в свою очередь, порождает затяжные информационные конфликты между региональными журналистами и объектами их публикаций. Содержанием этих конфликтов становится борьба за «достоверность» интерпретации регионального газетно-публицистического дискурса.

Трансформация мнения журналиста в высказывания с имплицитным смыслом проблематизирует вопрос о границах коммуникативной свободы пишущей личности, поскольку формой выражения авторского мнения избираются, как правило, речевые жанры потенциально нацеленные на дискредитацию личности: фельетон, памфлет, сатирическая корреспонденция. Речевой каркас данных жанров формируется общеупотребительной нормированной лексикой. Субъектно-объектная парадигма журналистского дискурса порождает имплицитные смыслы в публикации, несущие заряд инвективности в силу направленности на отрицательную оценку профессиональной квалификации и деятельности лица, занимающего в регионе значительный пост. Именно поэтому в данных жанрах, как правило, наблюдается факт нарушения журналистом допустимого диапазона коммуникативной свободы.

Имплицитный план выражения авторского смысла выражает псевдомножественность позиций наблюдения за активностью объекта журналистского текста, которые, с одной стороны, связаны с «неясностью фактической стороны проблемы», однако, с другой стороны, создают текстовые предпосылки признания значимого критического способа наблюдения. Инвективный смысл при этом является доказуемым только в одном из интерпретационных вариантах, что дает возможность журналисту избежать прямых оскорблений, за которые его можно привлечь к суду. Поэтому анализ имплицитного значения отдельного сообщения в газетно-публицистической критической статье невозможен без включения его в дискурсивное поле, актуализируемое в момент высказывания в виде «ситуации высказывания».

Анализ ситуации высказывания с имплицитной семантикой в региональной прессе включает в себя анализ стратегий обеих сторон коммуникации, каждая из этих стратегий формируется претензией на достоверность, фактичность, объективность, то есть из принципа установления властных отношений. Принципиальное несовпадение стратегий создает напряжение в дискурсивном пространстве коммуникации, основанное на отрицании способности объектов текста абсорбировать конструированную в журналистском тексте реальность в свою повседневность. В связи с этим, вопрос о коммуникативной свободе журналиста региональной прессы получает со стороны объектов критических публикаций субъективное понимание, что препятствует включению разнородных позиций в одно дискурсивное поле.

Тема 9 «Речевой конфликт и аспекты его изучения»

План

Лингвистические аспекты юридической конфликтологии. Языковые средства реализации речевого жанра угрозы. Угроза убийством или причинением тяжкого вреда здоровью.

Тема 10 «Манипуляция как лингвоюридическая проблема»

План

Противопоставленность манипуляции гносеологической истине. Манипуляция в институциональном и межличностном дискурсах. Манипулятивная коммерческая реклама. Манипулятивная политическая реклама. Тексты паблик рилейшнз и скрытой рекламы в печатных средствах массовой информации. Риторическая и нериторические стратегии убеждения. Политическая листовка и ее структура. Политическое имя. Политическая биография. Политический лозунг в политической рекламе. Политический манифест. Открытые письма. Правильность, уместность и красота политической речи.

Краткое содержание

Крушение советской моноидеологической системы привело к утверждению в современной России новых принципов организации политико-информационного пространства: политические партии обязаны теперь оспаривать лидерство в публичном информационном пространстве, соревноваться за общественное признание. Коренным образом изменился и тип политического информирования: на смену директивному воздействию со стороны власти пришел диалог, который в ходе выстраивания демократических отношений граждан с государством приобретал разнообразные формы.

Т.В. Булыгина и А.Д. Шмелев, которые подробно исследовали явление языковой демагогии[4], отмечают, что подлинный расцвет языковой демагогии имеет место сейчас, в «условиях относительной свободы». Языковая демагогия, по их мнению, использовалась и в советское время, но «инвентарь демагогичских приемов был относительно небогат: прежде всего это было использование разных рядов лексических единиц в зависимости от того, идет ли речь о «своем» или «чужом» [1997: 461]. В.З. Санников [1999: 423] полагает, что это неверно, ибо не только советская пропаганда, но и «простые советские люди» владели большим набором демагогических средств. Однако примеры, которые приведены в опровержение, скорее, подтверждают правоту точки зрения Т.В. Булыгиной и А.Д. Шмелева, ибо все они связаны с реализацией концептов «своего» и «чужого»; см.: [Санников В.З., 1999: 423].

В последнее десятилетие в отечественном языкознании сформировалось особое направление, получившее название «политологическая лингвистика», или «политлингвистика». Ее объект - политический дискурс, то есть тексты, обусловленные ситуацией политического общения, а также все их конституенты – семантика, синтаксис, прагматика, концептуарий и т.д. Политический дискурс представляет собой своеобразную знаковую систему, в которой происходит модификация семантики и функций разных типов языковых единиц и стандартных речевых действий [Шейгал Е.И., 2004: 5-6]. Характерно, что одной из функций языка политики Е.И. Шейгал [2004: 35] называет «наркотизацию» населения, под которой понимается процесс умиротворения и отвлечения внимания, усыпление бдительности реципиентов. Известны и хорошо описаны [см., например, Морозов С.П., 2007: 18-25] такие манипулятивные методы, применяемые в предвыборных кампаниях, как «ложные версии противостояния», «мозаичное информирование о выборах», «имитация предвыборной интриги», «некорректные исторические и социальные параллели», «выдвижение драматизированной альтернативы», «обнародование информации с двойным смыслом», «намеренное распространение слухов», «манипулирование рейтингами», «предварительное объявление результатов голосования» и мн. др.

Основным тематическим определителем в политическом дискурсе является борьба за власть, и в этой борьбе широко используются манипулятивные приемы, в том числе и собственно лингвистические: так, по свидетельству П. Бурдье [Bourdieu P., 1991: 68-69], мэр французского города По обращался к избирателям на местном диалекте. Такие действия в политологии квалифицируются как особый манипулятивный прием, называемый «свои ребята» или «игра в простонародье» [Грачев Г.В., Мельник И.К., 2003: 210], цель которого «состоит в попытках установить доверительные отношения с аудиторией, как с близкими по духу людьми, на основании того, что коммуникатор, его идеи, предложения, высказывания хороши, так как принадлежат простому народу. Осуществляется инициирование ассоциативных связей личности коммуникатора и его суждений с позитивными ценностями из-за их народности или принадлежности его самого к народу как выходцу из простых, обыкновенных людей».

Составной частью борьбы за власть является борьба за власть номинаций, в ходе которой политические лидеры сознательно закрепляют соответствующие их идейным установкам концепты (идеологемы и мифологемы) в ментальной и языковой картине мира социума.[5] Речь политика изобилует символами [Rathmayr R., 1995: 211], и успех речи во многом зависит от того, насколько эти символы созвучны сознанию реципиентов. Интерпретация действительности через номинативные единицы более имплицитна по сравнению с развернутой текстовой интерпретацией: номинативные единицы фокусируют внимание на одном и исключают другое [Hahn D.F., 1998: 65] и тем самым влияют на формирование отношения к проблемам.

В политическом дискурсе ярко проявляется так называемая креативная функция языка [Норманн Б.Ю., 1997], или функция создания иллюзий [Соломоник А., 1995].

Политический дискурс представлен многочисленным набором жанров (текстотипов): предвыборная агитационная речь, презентация политического деятеля, политическая реклама. Политическая реклама сегодня признается «экономической категорией – товаром, который включается в процесс обмена между производителем рекламной информации (СМИ) и ее потребителями (избирателями). Ср.: «Представляя экономическую категорию (товар), политик накапливает финансовые, организационные, имиджевые ресурсы для того, чтобы выгодно обменять на электоральный ресурс – поддержку избирателей» [Волоскова Е.В., 2003: 8]. Доминирующей интенцией политического дискурса является комиссивная интенция (интенция принятия обязательства), часто представляемая промиссивами. Манипулятивность в политическом дискурсе возведена в идеологию, ибо «единственная стратегическая мысль, которая в настоящее время претендует на роль концептуальной, укладывается в формулу: Узнаем, чего хотят избиратели, и пообещаем им это» [Хазагеров Г.Г., 2004: 66]. В целом современный политический дискурс не представляет собой гомогенного образования. Ср.: «Все мы интуитивно ощущаем существование в современной России нескольких различных видов дискурса – левотрадиционалистического с популистской, державной и националистической составляющей, «пофигистского» либерально-критического, либерально-апологетического и т.п.» [Паршин П.Б., 1999].

Политическая реклама, в свою очередь, реализуется в таких жанрах, как политический плакат, телевизионный ролик, буклет, политическая листовка, причем самым «мобильным» жанром, по мысли Л.Д. Подгорной [2006: 85-94], является политическая листовка – жанр, уходящий своими корнями в глубь веков, а сегодня имеющий такие разновидности, как имиджевые, презентационные, биографические листовки, листовки в виде «визитных карточек», листовки проблемного содержания (с изложением основных положений программных политических документов), информационные листовки-приглашения или памятки, а также дискредитирующие или поддерживающие листовки, направленные соответственно или на изложение компрометирующих противника фактов, или на поддержку имиджа кандидата. В период избирательной кампании 2008 года ЛДПР выпустила стотысячным тиражом политическую листовку следующего содержания (сохраняются орфография, пунктуация, шрифт подлинника):

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: