quot;Это столь же захватывающее и таинственное повествование, как и его тема: традиционное обучение женщины-мага в мире дона Хуана". 19 страница

Она внимательно посмотрела на меня. - Обрати внимание, - предупредила она меня, переводя карандаш на ту фигуру, у которой на голове был перевернутый конус. - Как видишь, этот конус перевернут, открыт, как воронка. Женщины способны открывать себя прямо навстречу источнику, или наоборот, источник достигает их напрямую через широкое основание конуса. Маги говорят, что связь женщин со знанием огромна. С другой стороны, связь мужчин со знанием сильно ограничена.

- Мужчины близки к конкретному, - продолжала она. - и нацелены на абстрактное. Женщины же близки к абстрактному, но все же не отказывают себе и в конкретном.

- Почему же женщины, будучи настолько открытыми к знанию или к абстрактному, считаются по положению низшими? - перебила ее я.

Эсперанса посмотрела на меня с удивлением и восторгом. Она резко поднялась, потянулась, словно кошка, так, что все косточки хрустнули, и снова села.

- То, что женщин считают ниже по уровню, или, в лучшем случае, что женские особенности считаются дополнением к мужским, зависит от того способа, каким мужчины и женщины достигают знания, - объясняла она. - Вообще-то, женщины больше заинтересованы в том, чтобы владеть собой, а не другими, а мужчины хотят именно власти.

- Даже среди магов, - небрежно бросила Нелида, и все женщины рассмеялись.

Эсперанса продолжала, сказав, что первоначально женщинам незачем было использовать свои возможности для широкой и прямой связи с духом. Им ни к чему было говорить или философствовать об этой естественной своей способности, потому что им достаточно было задействовать ее и просто знать, что они обладают ею.

- Именно неспособность мужчин прямо связывать себя с духом вынудила их говорить о процессе достижения знания, - подчеркнула она. - Они не прекращают говорить об этом. И именно настойчивость в том, чтобы узнать, каким образом они стремятся к духу, упорство в анализе этого процесса, дали им уверенность, что рационализм является типично мужским качеством.

Эсперанса объяснила, что такое понимание разума придумано исключительно мужчинами и именно это позволило мужчинам приуменьшить женские способности и достоинства. И что гораздо хуже, это позволило мужчинам исключить женские особенности из формулировки идеалов разума.

- Однако теперь, конечно, женщины верят в то, что и было определено для них, - подчеркнула она. - Женщины были воспитаны в вере, что только мужчины могут быть рациональны и логически последовательны. Теперь мужчины имеют незаслуженное наследство, которое автоматически делает их выше, независимо от их подготовки или способностей.

- А как женщины потеряли свою прямую связь со знанием? - спросила я.

- Женщины не теряли своей связи, - поправила меня Эсперанса. - Женщины и сейчас обладают прямой связью с духом. Они только забыли, как ею пользоваться, или, скорее, они скопировали у мужчин условия ее отсутствия. Тысячи лет мужчины боролись за уверенность, что женщины забыли эту связь. Вспомни, например. Святую Инквизицию. Это была систематическая чистка, уничтожение на корню веры в то, что женщины прямо связаны с духом. Любая организованная религия представляет собой не что иное, как удавшуюся попытку поставить женщин на более низкий уровень. Религии ссылаются на Божий закон, который гласит, что женщина стоит ниже.

Я уставилась на нее в изумлении, удивляясь про себя, как она может так по-научному излагать свои мысли.

- Потребность мужчин господствовать над другими и отсутствие у женщин интереса к выражению или формулированию того, что они знают, и каким образом узнали, является самым гнусным сплавом,- продолжала Эсперанса. - Это вынуждает женщин с самого рождения признавать, что их предназначение - домашний очаг, любовь, семья, рождение детей и самопожертвование. Женщины были исключены из основных форм абстрактного мышления и приучены к зависимости. Их так тщательно воспитывали в вере, что мужчины должны за них думать, что женщины в конце концов перестали мыслить.

- Женщины вполне способны мыслить, - перебила я ее.

- Женщины способны сформулировать, чему они научились, - поправила меня Эсперанса. - А они научились тому, что определили мужчины. Мужчины определили саму природу знания и исключили из нее все, что имеет отношение к женскому. А если оставили что-то, то в негативном свете. И женщины это приняли.

- Ты отстала от жизни, - небрежно заметила я. - Сейчас женщины могут делать все, что угодно, к чему их влечет сердце. Они имеют открытый доступ к учебным центрам и почти к любой работе, которую выполняют мужчины.

- Однако все это бессмысленно, поскольку у них нет системы поддержки, фундамента, - настаивала Эсперанса. - И что хорошего в том, что они имеют доступ ко всему, что имеют мужчины, если их продолжают считать существами низшего порядка, которые должны принимать мужские отношения и правила поведения для того, чтобы добиться успеха? Те, кто действительно добиваются успеха, являются совершенными перевертышами. И они тоже свысока смотрят на женщин.

По мнению мужчин, материнская утроба женщин ограничивает их умственно и физически. В этом причина того, что женщинам, хотя они и имеют доступ к знанию, не позволяли помогать в определении того, чем является данное знание.

- Взгляни на философов, например, - предложила Эсперанса. - Чистые мыслители. Некоторые из них недоброжелательно относятся к женщинам. Другие более умны и охотно признают, что женщины могут быть такими же способными, как и мужчины, если бы не тот факт, что женщины не интересуются мыслительными процессами. А если интересуются, то им не следует делать этого. Потому что женщине больше идет, чтобы она следовала своей природе: была бы образованной, но зависела от мужчины.

Все это Эсперанса высказала с непререкаемой категоричностью. Тем не менее через несколько мгновений меня охватили сомнения. - Если знание является ничем иным, как мужским созданием, тогда почему ты настаиваешь, чтобы я шла учиться?

- Потому что ты ведьма и как ведьма должна знать, с чем тебе придется иметь дело и как ты будешь это делать, - ответила она. - Прежде чем ты от чего-то отказываешься, нужно понять, почему ты это делаешь.

Понимаешь, дело в том, что в наше время знание выведено из достижений только на пути разума. Но у женщин иной путь, никогда даже не принимающийся во внимание. Этот путь может дополнить знание, но это должен быть такой вклад, который ничего общего не имеет с путем разума.

- С чем же тогда оно имеет дело? - поинтересовалась я.

- Это тебе решать, когда ты освоишь инструменты мышления и осознания.

Я окончательно запуталась.

- Маги предлагают, чтобы мужчины не обладали исключительным правом на разум. Сейчас кажется, что они его имеют, потому что почва, на которой они могут применять разум, - это почва, где преобладает мужское начало. Давай попробуем применить разум к той почве, где преобладает женское начало. Это, естественно, тот перевернутый конус, который я тебе рисовала. Связь женщин с самим духом.

Она склонила голову набок, раздумывая, как лучше выразить свою мысль. - Эту связь нужно рассматривать с другой стороны разума. Это та сторона, которая никогда раньше не использовалась - женская сторона разума.

- Что означает женская сторона разума, Эсперанса?

- Очень многое. Сновидение, конечно, тоже. - Она вопросительно взглянула на меня, но я молчала.

Ее глубокий смех удивил меня.

- Я знаю, чего ты ждешь от магов. Ты хочешь ритуальных обрядов, заклинаний. Странных мистических культов. Хочешь петь. Хочешь быть наедине с природой. Хочешь общаться с водяными духами. Ты хочешь язычества. Какой-то романтический взгляд на то, что делают маги. Очень по-германски.

- Для прыжка в неведомое тебе нужны мужество и разум, - продолжала она. - Только имея их, ты сможешь показать себе и другим те сокровища, которые сможешь найти.

Она наклонилась ко мне, как бы открывая какую-то тайну. Потом почесала затылок и чихнула пять раз, как это делал смотритель. - Тебе нужно воздействовать на свою магическую сторону, - сказала она.

- А это что?

- Матка.

Как если бы ее не интересовала моя реакция, она произнесла это так отчужденно и спокойно, что я почти и не расслышала. Вдруг осознав абсурдность ее слов, я выпрямилась и посмотрела на остальных.

- Матка! - повторила Эсперанса. - Матка - это сугубо женский орган. Это она дает женщинам дополнительное преимущество, ту дополнительную силу, которая направляет их энергию.

Она объяснила, что мужчины, стремясь к господству, добились успеха, уменьшая таинственную силу женщины, превращая ее матку в чисто биологический орган, единственной функцией которого является воспроизводство, вынашивание мужского семени.

Как бы подчиняясь намеку. Нелида встала, обошла вокруг стола и встала позади меня. - Ты помнишь легенду о Благовещенье? - прошептала она мне на ухо.

Хихикнув, я повернулась к ней.

- Нет.

Тем же доверительным шепотом она стала рассказывать мне, что в иудейско-христианской традиции только мужчины слышат голос Бога. Женщины лишены этой привилегии, за исключением Девы Марии.

Нелида сказала, что ангел, шепчущий Марии, это, конечно, естественно. А неестественно то, что ангел должен был ей только сказать, что Она родит Сына Божьего. Матка получила не знание, а только обещание семени Божьего. Бог-мужчина, который, в свою очередь, породил другого Бога-мужчину.

Я хотела подумать, порассуждать над всем этим, но мой разум был в тупике. - А мужчины-маги? - спросило я. - У них же нет матки, но у них есть прямая связь с духом.

Эсперанса посмотрела на меня с нескрываемым удовольствием, потом посмотрела назад через плечо, как будто боялась, что кто-то подслушает, и прошептала:

- Маги способны сливаться с намерением, с духом, потому что они отказываются от того, что четко определяет их мужественность. И они больше не мужчины.

Глава 17.

Нагваль Исидоро Балтасар мерил шагами комнату совсем не так, как он делал это обычно, расхаживая по своей прямоугольной студии. Раньше его шаги действовали на меня успокаивающе. Теперь, напротив, они беспокоили меня, и в этом чувствовалась какая-то угроза. Мне пришел в голову образ тигра, рыщущего в зарослях, - не того, который готов внезапно броситься на свою жертву, а такого, который чувствует какую-то опасность.

Я отвлеклась от своей рукописи и уже хотела спросить, что произошло, когда он сказал:

- Мы едем в Мексику.

Он это произнес так, что я рассмеялась. Мрачность и серьезность его тона спровоцировали мой шутливый вопрос:

- Ты на мне женишься там?

Зло взглянув на меня, он резко остановился и рявкнул: - Это не шутка. Это серьезно. - Затем вдруг улыбнулся и покачал головой. - Что это я? - произнес он, сделав забавный беспомощный жест. - Рассердился на тебя, как будто у меня есть на это время. Позор! Нагваль Хуан Матус предупреждал, что мы связаны до конца.

Он крепко обнял меня, как будто я долго отсутствовала и только что вернулась.

- Не очень-то мне хочется ехать с тобой в Мексику.

- Отставить разговоры. Больше нет времени. - Он сказал это, как военный, отдающий приказы. А мне было весело и нельзя было удержаться, чтобы не съязвить:

- Яволь, майн группенфюрер!

Он расслабился и рассмеялся.

Мы ехали по Аризоне, и на меня вдруг нахлынуло странное новое чувство, какого я еще никогда не испытывала: в нем была абсолютная уверенность. Физически я ощутила такой утробный холод, от которого тело покрылось гусиной кожей. Что-то было не так.

- У меня был приступ интуиции. Что-то плохо! - сказала я, повышая голос против собственного желания.

Исидоро Балтасар кивнул и сказал сухим тоном:

- Маги уходят.

- Когда? - невольно вскрикнула я.

- Может, завтра или послезавтра. Или через месяц. Но уход неминуем.

С облегчением вздохнув, я откинулась на спинку сиденья и сознательно расслабилась.

- Они говорят, что собираются уходить, еще с того дня, как я их встретила, а уже больше трех лет прошло, - пробормотала я про себя, но лучше от этого мне не стало.

Исидоро Балтасар повернулся и посмотрел на меня. На лице была маска полного презрения. Было видно, что он пытается скрыть свое недовольство. Улыбнувшись, он хлопнул меня по колену и тихо сказал:

- В мире магов мы не можем привязываться к фактам. Если маги говорят что-то так долго, что это начинает раздражать, - значит, они готовят тебя к этому. Не смешивай их магические пути со своими дурацкими путями. - И тут же осадил меня своими строгим взглядом неулыбающихся глаз.

Я молча кивнула. Его слова не рассердили меня. Я была слишком напугана и сидела тихо.

Дорога отняла немного времени, а может быть, мне так показалось. Мы по очереди спали и вели машину и к полудню следующего дня были у дома ведьм. Как только затих мотор, мы оба выпрыгнули из машины и, хлопнув дверьми, побежали в дом.

- В чем дело? - спросил смотритель. Он стоял у парадной двери, явно озадаченный нашим внезапным и шумным прибытием. - Вы что, воюете или гоняетесь друг за другом? - Он посмотрел сначала на Исидоро Балтасара, потом на меня. - Ого, как разогнались!

- Когда? Когда вы уходите? - Повторяла я механически, не в состоянии больше сдерживать свои растущие беспокойство и страх.

Смеясь, смотритель ободряюще похлопал меня по спине, и произнес: - Я никуда не собираюсь. От меня так просто не отделаешься. - Его слова прозвучали достаточно искренне, но не рассеяли мою тревогу.

Я изучающе смотрела в его лицо, в глаза, пытаясь определить, не обманывает ли он, но видела в них только доброту и искренность. Осознав, что Исидоро Балтасар ушел, я снова напряглась. Он исчез бесшумно и быстро, словно тень.

Почувствовав мое волнение, смотритель указал на дом. Оттуда послышался протестующий голос Исидоро Балтасара, а потом его смех.

- Все здесь? - спросила я, обходя смотрителя.

- Они дома, но туда тебе нельзя. Тебя не ждали и попросили меня поговорить с тобой. - Он широко раскинул руки, преграждая мне путь и не слыша моих возражений, потом взял меня за руку и увел от двери. - Пойдем во двор и соберем немного листьев, - предложил он, - сожжем их, а пепел оставим водяным феям. Может, они превратят его в золото.

Собирая листья в кучи, мы не разговаривали, и физическая работа, скрежет грабель по земле успокоили меня.

Мы долго собирали и сжигали листья. Неожиданно я почувствовала, что во дворе появился кто-то еще. Я обернулась и увидела Флоринду. Сидя на скамейке под деревом сапоге в белых брюках и в белом жакете, она была похожа на привидение. Ее лицо затеняла широкополая соломенная шляпа, а в руке был кружевной веер. Она казалась неземным существом и выглядела такой отчужденной, что я просто застыла на месте, абсолютно завороженная. Я сделала к ней несколько шагов, но она никак не прореагировала на мое присутствие, и я остановилась. Не страх быть отверженной, а скорее какое-то неписаное, но подсознательно признаваемое правило удерживало меня от того, чтобы привлечь ее внимание.

Когда к ней присоединился смотритель, я взяла грабли, прислоненные к дереву, и медленно приблизилась. Рассеянно улыбаясь, смотритель взглянул на меня, поглощенный речью Флоринды. Они говорили на незнакомом мне языке, но я слушала как зачарованная. Не знаю почему - то ли из-за языка, то ли из-за привязанности к старику, - но ее хрипловатый голос звучал ласково, необычно и особенно нежно.

Внезапно она поднялась со скамейки и зигзагами, словно в ней развернулась какая-то скрытая пружина, пошла через расчищенный двор, задерживаясь на мгновенье, словно колибри, у каждого дерева, прикасаясь то там, то тут к листу или цветку.

Я подняла руку, чтобы привлечь ее внимание, но меня отвлекла ярко-голубая бабочка, отбрасывавшая в воздухе голубые тени. Она подлетела ко мне и опустилась на руку. Широкие трепещущие крылья раскрылись, и их густая тень упала мне на пальцы. Она потерла лапками головку, и, несколько раз сложив и расправив крылышки, снова взлетела, оставив на моем среднем пальце кольцо в форме треугольной бабочки.

В уверенности, что это оптический обман, я несколько раз тряхнула кистью. - Фокус, да? - спросила я смотрителя срывающимся голосом. - Оптический обман?

Смотритель покачал головой, и его лицо сморщила самая лучезарная из всех улыбок. - Красивое кольцо, - промолвил он, беря меня за руку. - Великолепный подарок.

- Подарок, - повторила я. На мгновенье меня озарила догадка, которая быстро исчезла, оставив меня в полнейшей растерянности. - Кто надел мне кольцо? - спросила я, рассматривая эту драгоценную вещь. Усики и продолговатое тельце, разделяющее треугольник, были выполнены из филигранного белого золота и усеяны крохотными бриллиантами.

- Ты не замечала его раньше? - спросил смотритель.

- Раньше? - переспросила я, сбитая с толку. - Когда раньше?

- С тех пор, как его подарила тебе Флоринда.

- Но когда? Я не помню, чтобы Флоринда подарила мне это кольцо. Почему же я его не замечала?

Смотритель пожал плечами, не в состоянии объяснить мою забывчивость, и отметил, что оно мне как раз впору. Казалось, он хотел сказать что-то еще, но передумал и предложил вернуться к сбору листьев.

- Не могу, - сказала я. - Мне нужно поговорить с Флориндой.

- Нужно? - Он задумался, как будто услышал что-то нелепое или необдуманное, но не стал меня разубеждать и показал на тропинку, ведущую к холмам. - Она пошла прогуляться.

- Я ее догоню. - Вдалеке виднелась белая фигура, мелькающая среди высокого чапарраля.

- Она далеко, - предупредил смотритель.

- Ничего. - И я побежала за Флориндой, перейдя на шаг, когда увидела ее. У нее была превосходная походка: она шла энергично, по-спортивному, не напрягаясь и не сутулясь. Услышав мои шаги, она резко остановилась, обернулась и протянула руки, приветствуя меня.

- Здравствуй, дорогая! - сказала она, пристально посмотрев на меня. Ее хрипловатый голос был воздушным, чистым и очень ласковым.

Горя нетерпением узнать о кольце, я толком с ней даже не поздоровалась. Запинаясь, я спросила, не она ли дала кольцо. - Оно теперь мое?

- Да, - ответила она. - Теперь твое. - В ее тоне было что-то такое... какая-то уверенность, которая одновременно возбуждала и ужасала меня. Но мне и в голову не пришло отказаться от этого, несомненно, дорогого подарка.

- Кольцо имеет волшебную силу? - спросила я, подняв руку на свет, чтобы каждый камешек заискрился ослепительным сиянием.

- Нет, - засмеялась она. - Оно не имеет никакой силы вообще. Хотя это и особенное кольцо. Не из-за своей ценности и не потому, что принадлежало мне. Просто сделавший его человек был необыкновенным нагвалем.

- Он был ювелир? - поинтересовалась я. - Это тот же, чьи странного вида поделки стоят у смотрителя?

- Тот же, - ответила она. - Хотя он и не был ювелиром. Как не был и скульптором. Он смеялся даже при мысли, что его могут посчитать художником. Но увидев его работы, любой сразу понимал, что только художник способен делать такие вещи, какие делал он.

Флоринда отошла от меня на несколько шагов и вгляделась в холмы, как бы в поиске воспоминаний. Потом она снова повернулась ко мне и едва слышным шепотом сказала:

- Что бы этот нагваль ни делал, будь то кольцо, кирпичная стена, плитка для пола, таинственные изобретения или обыкновенная картонная коробка, - эта вещь неизменно становилась изысканной, не только с точки зрения превосходного исполнения, но и потому, что в ней была какая-то недосказанность.

- Если такой необыкновенный человек сделал это кольцо, тогда оно должно обладать какой-то силой, - настаивала я на своем.

- Само по себе кольцо не имеет силы, независимо от того, кто его сделал, - уверяла меня Флоринда. - Сила была в его создании. Нагваль, сделавший это кольцо, настолько слился с тем, что маги называют намерением, что смог создать эту прекрасную вещь, не будучи ювелиром. Это кольцо стало актом чистого намерения.

Боясь показаться глупой, я не осмелилась признать, что не имею ни малейшего представления, что она подразумевала под намерением. Поэтому я спросила, что побудило ее сделать мне такой чудесный подарок. - Не думаю, что я его заслужила, - заключила я.

- Ты будешь использовать кольцо, чтобы нацеливать себя на намерение, - сказала она. Едва заметная улыбка пробежала по ее лицу, когда она добавила: - Ты ведь, конечно, уже знаешь о нацеливании на намерение.

- Не знаю я ничего подобного, - пробормотала я и призналась, что действительно ничего не знаю о намерении.

- Ты можешь и не знать, что означает это слово, - небрежно сказала она, - но интуитивно чувствуешь как высвобождать эту силу. - Она ближе наклонила ко мне голову и прошептала, что я всегда использовала намерение, чтобы вернуться от сновидения к действительности и чтобы вызывать сновидения-наяву. Она с надеждой посмотрела на меня, безусловно ожидая, что я сделаю напрашивающиеся выводы. Заметив непонимание на моем лице, она добавила: - И поделки в комнате смотрителя, и это кольцо были сделаны в сновидении.

- Все равно не понимаю, - жалобно вздохнула я.

- Эти поделки пугают тебя, - сказала она спокойно. - А кольцо тебе нравится. Поскольку и то, и другое - сновидение, они могут меняться местами...

- Не пугай меня, Флоринда. Что ты имеешь в виду?

- Это, дорогая, мир сновидений. Мы учим тебя, как самой вызывать их. - Ее темные сияющие глаза быстро посмотрели в мои, потом она добавила: - В данный момент все маги из окружения нагваля Мариано Аурелиано помогают тебе войти в этот мир и оставаться там сейчас.

- Это другой мир? Или это я другая?

- Ты та же, но в другом мире. - Она помолчала немного и предположила, что у меня больше энергии, чем раньше. - Эта энергия из твоих хранилищ и данная тебе в долг каждым из нас.

Аналогия была ясна. Но я никак не могла понять, что она подразумевала под другим миром.

- Оглянись вокруг! - воскликнула она, широко разведя руки. - Ведь это не мир повседневной жизни. - Она долгое время молчала, потом тихим и почти нежным шепотом добавила: - Может ли бабочка превратиться в кольцо в мире повседневных забот? В мире, который был надежно и строго построен на тех ролях, которые отведены каждому из нас?

Я не ответила и посмотрела по сторонам - на деревья, кустарники, далекие горы. Что она имела в виду под другим миром - все еще не доходило до меня. Наконец мне пришло в голову, что различие должно быть чисто субъективным.

- Да нет же, - настаивала Флоринда, прочитав мои мысли. - Это сновидение мага. Ты попала в него, потому что у тебя есть энергия.

Она беспомощно посмотрела на меня и сказала: - На самом деле нет способа научить женщин сновидеть. Можно лишь поддержать их, помогая осознавать бесконечный потенциал, заложенный в устройстве их организма.

- Поскольку сновидение для женщины является вопросом обладания собственной энергией, главное - убедить ее, что необходимо преобразовать свою глубокую социализацию, чтобы получать эту энергию. Использование этой энергии является автоматическим; женщины начинают сновидеть сновидения магов, как только получают эту энергию.

Доверительно делясь своим опытом, она говорила, что серьезной трудностью в сновидениях магов является то, что женщинам нужно иметь мужество начинать все сначала. Большинство женщин - Флоринда и себя причисляла к ним - предпочитают свои безопасные кандалы давлению нового.

- Сновидение только для мужественных женщин, - шепнула она мне на ухо. А потом громко рассмеялась и сказала: - Или же для тех, у кого нет другого выбора, потому что они в невыносимых условиях, - а к таким, даже не подозревая об этом, относится большинство.

Ее хриплый смех произвел на меня странное впечатление. Я внезапно будто проснулась после долгого сна и вспомнила что-то очень важное, о чем забыла на время сна.

- Исидоро Балтасар сказал о вашем неминуемом уходе. Когда вы уходите?

- Я пока никуда не ухожу. - Ее голос был тверд, но в нем слышалась глубокая печаль. - Твой учитель сновидений и я остаемся. Остальные уходят.

Я не совсем поняла, что она имеет в виду, но скрыла свое замешательство шуткой: - Мой учитель сновидений Зулейка за три года не сказала мне ни слова. Она даже ни разу не говорила со мной. Только ты и Эсперанса на самом деле руководили мной и учили меня.

Смех Флоринды зазвучал так весело, что от души отлегло, хотя я и чувствовала себя озадаченной.

- Объясни, Флоринда, когда ты подарила мне это кольцо? Как получилось, что, собирая листья со смотрителем, я получила его?

Флоринда с видимым удовольствием сообщила, что самым простым объяснением будет, что сбор листьев является одним из способов попасть в сновидение мага, если достаточно энергии, чтобы переступить этот порог. Она взяла меня за руку и добавила:

- Я дала тебе кольцо, когда ты переступала этот порог; поэтому твой разум не запомнил этого. А когда ты уже попала в сновидение, ты обнаружила на пальце кольцо.

Я с любопытством взглянула на нее. Что-то неуловимое было в ее словах, что-то смутное и неопределенное.

- Пойдем домой, - предложила она, - и переступи порог снова. Может, теперь ты почувствуешь этот момент.

Мы медленно возвращались, приближаясь к дому с тыльной стороны. Я шла на несколько шагов впереди Флоринды, чтобы быть абсолютно во всем уверенной, и всматривалась в деревья, крышу, стены, стараясь заметить перемену или еще что-нибудь, что дало бы мне ключ к этому переходу.

Но я ничего не заметила. Смотрителя уже не было. Я обернулась к Флоринде, чтобы сказать, что полностью пропустила переход, но и ее нигде не было. Она ушла и оставила меня совсем одну.

Я вошла в дом. Как обычно, он был пуст. Чувство одиночества уже не пугало меня, уже не вызывало ощущения, что меня все бросили. Не задумываясь, я пошла на кухню и съела оставленные в корзинке тамалес с курицей, а потом легла в гамак, чтобы привести свои мысли в порядок.

Проснувшись, я обнаружила, что лежу на койке в маленькой темной комнате. Беспомощно оглянувшись в поисках какого-нибудь намека на то, что происходит, я быстро села, когда увидела большие шевелящиеся тени, притаившиеся у двери. Горя нетерпением узнать, открыта ли дверь, в комнате ли эти тени, я пошарила рукой под кроватью, ища ночной горшок, - почему-то я знала, что он там, - и запустила им в эти тени. Горшок громко загремел за дверью.

Тени исчезли. Подумав, что все это мне почудилось, я вышла из комнаты и нерешительно посмотрела на высокую мескитовую изгородь вокруг дворика. И тут я быстро сообразила, что нахожусь за маленьким домом. Все это пронеслось в моей голове, пока я искала горшок, докатившийся до самой изгороди. Наклонившись за ним, я увидела, как сквозь изгородь протискивается койот. Инстинктивно я швырнула в него горшок, но он ударился о камень. Не обращая внимания на громкий стук и на мое присутствие, койот пересекал двор. Он несколько раз нахально поворачивал голову, поглядывая на меня. Его мех блестел, словно серебро, а пышный хвост волочился по камням наподобие волшебного веера. Каждый камень, который он задевал, оживал. Камни вскакивали, у них светились глаза и беззвучно шевелились губы.

Я завизжала; ужасающе быстро камни двинулись ко мне.

Я мгновенно поняла, что сплю. - Это один из моих обычных кошмаров, - пробормотала я про себя. - С монстрами, страхом и тому подобным.

Убежденная, что осознание этого само по себе нейтрализует воздействие кошмара, я готова была сдаться и пережить весь его ужас. Тут я услышала, как кто-то сказал: - Попробуй путь сновидения.

Я обернулась. Под рамадой стояла Эсперанса, возясь с огнем на поднятой платформе, сделанной из тростника и обмазанной толстым слоем глины. Она казалась незнакомой и далекой в бросающем отблески живом свете пламени, как будто ее отделяло от меня расстояние, ничего общего не имеющее с пространством.

- Не бойся, - приказала она. Затем чуть слышно пробормотала: - Мы все видим сны друг друга, но сейчас ты не сновидишь. - Должно быть мое лицо выражало сомнение. - Поверь мне, ты не сновидишь, - заверила она меня.

Я чуть-чуть приблизилась к ней. Не только ее голос показался незнакомым, она сама была какой-то другой. С того места, где я стояла раньше, она казалась Эсперансой, но чем-то была похожа на Зулейку. Я подошла к ней совсем близко. Это была Зулейка! Молодая, сильная и очень красивая. Ей не могло быть больше сорока. Овальное лицо обрамляли кудрявые, начинающие седеть черные волосы. Гладкое и бледное лицо освещалось влажными, широко поставленными черными глазами. Ее взгляд был обращен в себя, загадочный и ясный. Тонкая верхняя губа свидетельствовала о строгости, а нижняя, полная и чувственная, выдавала доброту, почти страстность.

Околдованная переменой в ней, я уставилась на нее, как зачарованная. Точно, сновижу, подумала я.

Ее чистый смех заставил меня осознать, что она прочла мои мысли. Она взяла меня за руку и сказала ласково: - Ты не сновидишь, моя дорогая. Это действительно я, твой учитель сновидений. Я Зулейка. Эсперанса - это мое второе я. Маги называют это телом сновидения.

Сердце так прыгнуло, что в груди стало больно. От волнения и восхищения я чуть не задохнулась. Я безуспешно попыталась освободить свою руку: она держала ее слишком крепко. Я сильно зажмурилась. Больше всего мне хотелось, чтобы, когда я их открою, ее здесь не оказалось. Но она, конечно, осталась на месте, с лучезарной улыбкой на губах. Я снова закрыла глаза, потом попрыгала и топнула в неистовстве ногой. Свободной рукой я несколько раз ударила себя по щеке, пока та не покраснела от боли. Все напрасно: я не просыпалась. Сколько бы я ни закрывала глаза, она была тут.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: