Лка, ставшая новогодней

Схожие рассказы Геннадия Косточакова

Схожих рассказов, ранее не публиковавшихся

лка, ставшая новогодней

У нас бытует мнение, что если ёлка, то непременно новогодняя. Нет, конечно, не всякая ёлка имеет счастье быть новогодней.

Я сказал «имеет счастье», но это не вся правда. Наряду со счастьем новогодняя ёлка имеет и горе. Вернее, у ёлки, ставшей новогодней, красивой, нарядной, счастливой, счастье неотделимо от горя. Судите сами.

Ёлка уродилась красивой и стройной. Но родилась она в лесу, который не так далёк от города. Последнее обстоятельство имеет для нас значение, но об этом потом.

Жизнь у ёлки намечалась обыкновенной, как у всех ёлок в округе. Какая это могла быть жизнь? А такая, что зимой она белела бы от мороза, стонала треском своего тела, седела от инея. А летом была бы другая пытка, она потела от жары и тоже стонала треском. Весной ёлка радовалась бы теплу, но истекала смолой. А осенью тоскливо трещала бы от бесконечных дождей и ветра. Такой жизнью жили ёлки от начала мира, и так им завещано жить до скончания века.

Но однажды зимой рядом были замечены внимательные люди с топорами в руках. И один из них стал заворожённо смотреть на нашу молодую ёлку.

– Колян! – крикнул он, закуривая сигарету.– Глянь сюда, я, кажется, отыскал себе красу Шории! Краше этой ёлки я не видел ничего! Ну где ты там?!

– Я не краса Шории.– треском и шорохом ответила ёлка.– Я сама по себе.

– О, моя красавица еще и говорить умеет! – с некоторым изумлением ответил человек. И вместо того, чтобы продолжать курить, он вдруг начал жевать сигарету.

– Я не твоя красавица. Я же сказала, что я сама по себе.– от слов ёлки с неё стал стряхиваться снег.

– Хорошо, хорошо, не моя красавица, не краса Шории, не бойся, я тебя не обижу. А как раз наоборот, я сделаю тебя богатой и счастливой! Стой пока здесь, я сейчас посоветуюсь с другом, как быстрее тебя осчастливить. – человек помчался к Коляну, погрязая в пушистом снегу своими меховыми лыжами и выбираясь наверх из снежных углублений, им же только что и созданных.

– Колян, где ты?! – его сильный голос носился по заснеженному лесу и осыпался блестящими струйками снега.

– Да здесь я, что случилось? – ответил ему голос не менее сильный.

– Я тут нашёл ёлочку, закачаешься! Себе ее возьму, сделаю конфетку! А ты нашел себе что-нибудь?

Друг Колян оказался немногословным, он только кивнул на эти слова, а сам всё смотрит по сторонам, ищет себе подходящую ёлку. Наконец, он выдавливает из себя:

– Без ёлочки я не уйду отсюда. У тебя там случайно не две ёлки?

– Нет, не две. Но, кажется, рядом с моей стоит еще одна. Пойдём.

– Пойдём, и знай, пустой я отсюда не уйду.

Два друга пошли к нашей ёлке. И верно, рядом с ней оказалась еще одна, хуже, чем наша, но лучше, чем другие вокруг и дальше. Друзья приготовились поиметь эти ёлки. Но ведь так просто их не взять. Человек подошёл к нашей ёлке и предложил ей руку и сердце:

– Ты мне очень нравишься, ёлочка! Я хочу взять тебя к себе. Ты станешь новогодней ёлочкой, ты всегда теперь будешь на виду, тебе на плечи я наброшу сверкающие меха и умопомрачительные драгоценности, а на голову одену ослепительную корону! У тебя будет блестящая жизнь! Весь мир, все люди будут кружиться вокруг тебя, петь и веселиться! И я среди них, любимая! Соглашайся на яркую жизнь, ты ведь не цирковая лошадь.

Ёлка услышала слова человека, голова у неё закружилась, приятная щекотка прокатилась по ее коре и хвое. Всё, что сказал человек, ёлка легко представила себе, и это ее представление показалось ей милее и даже реальнее мороза и снега, которые перед ней сейчас. Как она хотела бы стать новогодней ёлочкой, но здравый смысл победил. Ёлка сказала человеку:

– Ты другой породы, ты человек, а я кто? Я ёлка, мне дана родина – тайга, здесь, среди подобных мне, я обязана прожить всю жизнь. Нет, выйти за чужого я не могу, прости, ступай своей дорогой. Тебе нужна не ёлка, а девушка. Да, лучше – возьми кого-нибудь из своих, украшай, одаривай богатством от щедрой руки своей, наслаждайся и утешайся ею.

На это человек ответил взволнованно, даже несколько раздражённо:

– Но я не могу без тебя! Не могу вернуться без тебя! И даже не могу просто так уйти отсюда. Извини, но я тебя вынужден умыкнуть, если ты не согласна добровольно. Колян, помоги мне, я умыкаю эту ёлочку!

Колян, услышав эти слова, стал оглядываться с внимательной тревогой:

– А что скажут остальные ёлки?! Они же нас заметут!

– Нет,– почти закричал человек,– они не сдвинутся с места! И будут молчать! Никто нам не помешает!

Человек и Колян подошли к ёлке, вытоптали снег вокруг неё, человек достал топор и отделил тело ёлки от её родной почвы, взвалил на себя оторопевшую красавицу и отнёс на вытоптанную площадку, положил там. Колян то же самое сделал со своей ёлкой, тоже лишил её родной земли.

Никто в лесу не то, чтоб заступиться за несчастных ёлочек, даже пикнуть никто не осмелился. Словно всё так и должно быть. Тайга молчала, в тайге можно делать всё, что заблагорассудится.

Беззащитность тайги замечена лишь в последнее время: сила у неё иссякла. Когда иссякает у живого сила, живое превращается в предмет: бери-не хочу. И поэтому её тут же всю разделили и купили, никто теперь не смеет пикнуть против денежников, даже мэры, даже губернаторы. Вот какие нахлынули времена и нравы.

Но вернемся к нашей ёлке. Она потеряла сознание и всю дорогу до города пролежала без чувств. Очнулась, когда человек вынимал её из багажника своей машины. Она хотела кричать, вопить, сопротивляться, но силы оставили её, она всё видела, чувствовала, но ствол и ветки ей уже не подчинялись. Она стала абсолютно покорной. Она ощущала себя зрителем, который видит всё, происходящее с ним, но никак не может повлиять на видимые события.

Ёлку человек занёс в подъезд высотного дома, внёс в лифт, поднялся на высоту и занёс в свою квартиру. Ёлка вызвала в квартире фейерверк восторгов, которые её оглоушили. К ёлке почти одновременно подбежали мальчик и девочка, оба лет десяти, и закричали что есть силы:

– Папа ёлку принёс!

И несмотря на протесты отца, пытались обнять хвойные ветки. Человек защитил ёлку, но все равно дети в течение дня старались дотронуться до неё, часто обнимали, пылая звонким восторгом. Ёлка устала уже на тридцатой минуте, пыталась уснуть, но всегда валилась на пол без чувств.

Тогда человек поставил ёлку на крестовину, предварительно обкорнав её ноги. Больно было и горько ёлке без ног и родной почвы, но она терпела, потому что предчувствовала богатство, блеск и счастье.

Скоро всё это началось, человек вынул из серванта яркие и сверкающие игрушки, пылающий блеском дождь, корону царей, а также гирлянду мигающих разноцветных лампочек. Началось преображение ёлки! В этом участвовала вся семья, особенно преуспели девочка и мальчик, они каждую игрушку на ветках ёлки отмечали звоном восторга. Когда наконец была повешена последняя игрушка, ёлка уже была глуха и бесчувственна, лишь молнии пылающего дождя, накрыв ветки сверху, немного взбодрили её. Но тут человек включил лампочки и началась вакханалия света! Тут нельзя было ни устать, ни уснуть, ни упасть без чувств, потому что чувство счастья переполняло ёлку. Дети начали кружиться вокруг неё, так увлеклись, что мальчик чуть не уронил ёлку, человек сделал ему замечание. А поскольку это замечание было сказано с улыбкой и любовью, то кружащийся праздник детей еще продолжался некоторое время.

Ночью, когда все в доме спали, ёлка плакала от нервного перенапряжения и тоски, хвоинки падали на крестовину, одетую в белую одежду. Так хотелось всё бросить и убежать в родную тайгу, соединиться с родной почвой и питаться соками земли, а не просто водой, как сейчас здесь. Лишь крестовина позволяла ёлке держать себя в руках и не упасть в глазах людей.

А потом была новогодняя ночь. Всё-таки ёлку уронили, побили некоторые игрушки, развеяли часть дождя. Это произошло, когда человек позвал к себе своих друзей, в том числе и Коляна, и они слишком увлеклись тостами, благо, минувший год был переполнен солнечными событиями, и частое питие некоторых лишило чувства равновесия и субординации. Один качающийся друг нечаянно упал на ёлку и уронил её на пол. Ёлка ужасно испугалась, к тому же сразу погасли лампочки на ней, стало темно, раздались визг и крик. Ёлка открыла глаза и увидела на себе огромного человека, и от него пахло перегаром и пищевыми остатками во рту. Свет вскоре включили, на ней, оказывается, лежал Колян, он уже был не тут, он был во сне.

Разобрались, Коляна увели на кровать, ёлку подняли, как-то поправили наряд, разбившиеся игрушки смели и унесли. Праздник продолжился. А в душе у ёлки праздник кончился, ей показалось, что её хотели изнасиловать, то есть унизить и уничижить. Нет, не нужна ей золотая мишура, серебряный дождь и корона царицы. Ей хотелось теперь только одного: вернуться в родную тайгу, и спать до утра под снегом и позёмкой.

Но она не знала еще, что оторванность от родной почвы, от своих – это другое наименование смерти. Это смерть внутренняя, не менее жестокая, чем смерть физическая, ибо она полностью искажает переживание мира, светлое кажется тёмным, а яркое – тусклым, доброе – злым и отвратительным. Так и наша ёлка свою неволю и уничижение восприняла – как счастье.

Нет, нельзя отрываться от родной почвы, потому что на родине подбор воздуха и солнца, и набор пищи – здоровые. Твои поступки не вызывают сопротивления души, а значит, нет неврозов, нет инфарктов. Сердце на родине бьется в такт ручьям и ветру, шелесту листвы и шуршанию травы. Это мы ощущаем – как радость и счастье!

Но мы в своих поступках редко спрашиваем душу и сердце, потому и оказываемся на чужбине.

Ёлка не приходила в квартиру сама, её насильно вырвали из земли и привезли в город. Она не виновата, потому что она не вольна. А кто же волен?

Вся наша жизнь – это жёсткая цепочка необходимостей. В нашем случае: подходит Новый год, человеку нужно украсить свой дом ёлкой, так принято, и так получилось, что человек едет на место, куда его повез Колян, так получилось, что ему приглянулась наша ёлка, он не может вернуться без ёлки, без этой нашей ёлки, потому что она ему приглянулась, и тому подобное.

Но как бы светло или тоскливо, хорошо или несправедливо, по-доброму или зловредно не шла наша жизнь, всё заканчивается смертью. И у ёлки финал печальный: после старого нового года её лишили блестящего наряда, вывели вон из квартиры и жизни, и выставили возле мусорного бака на улице. К тому времени ёлка поседела и полысела – так стремительно у неё бежал возраст. Потешились ею и выбросили умирать. Мусорная машина отвезла ее за город, там, в открытом кладбище вещей, ёлка была похоронена.

За миг до смерти она увидела внутри себя самой всю свою жизнь, которая продлилась несколько лет в холодно-жаркой тайге и несколько дней в городе в тёплой квартире. Вспомнилась тщетная мечта о блеске и счастье. Всё.

Зачем сей рассказ, полный обычности?

Рассказом мне хотелось обдумать и пережить одну мысль: мы не вольны в своей жизни. И даже не вольны в мышлении.

Часто те, на кого, как нам думается, выпало счастье, на самом деле – несчастливы.

Но ни одна, ни другая сторона, в особенности, в этом признаться не желают: стыдно, да и никто не поверит.

28.12. 2012г.

Гениальная строчка

Шел поэт Иван днём по улице, видит, кто-то валяется в кустах. Уж больно цвет пальто показался знакомым: сине-грязное пальто. Подошел Иван к кустам, заглянул и узнал валяющегося, это была гениальная строчка. Стало ему стыдно за неё, он подбежал к ней, схватил её за ворот и попытался хотя бы посадить на землю. Гениальная строчка оказалась пьяная в стельку, чисто как мешок картошки: как бы ты не ставил её стоймя, все равно падает.

Устал Иван, вспотел. Прохожие стали смотреть на них внимательно, некоторые шли и оглядывались. Никто ничего не спросил, а Иван бы ответил им так:

– Это гениальная строчка, которой уготована была счастливая жизнь, однако в реальности всё оказалось наоборот, и мне так стыдно и горько! Словно это я её довёл до такой жизни. Так мне бывает не по себе. Я непременно исправлю её существование.

Иван ведь всю жизнь любил её и завидовал ей. Как увидит её, бывало, так и не может отвести от неё глаз, а сердце приятно колышется, и сладко Ивану внутри, словно настоящую шоколадную конфету съел. И так хотелось к ней приблизиться, дотронуться до неё, ощутить в себе всю её гениальность. Но у Ивана ничего не получалось, потому что она была гордая и умная. Она видела его насквозь.

Когда он в первый раз с ней разговорился, так она сразу сказала, что Иван не её поля ягодка, таланта у него, дескать, нет. Поэтому Иван, дескать, будет вынужден двигаться медленно, а все вершины придётся брать попой. Так оно и получилось, у Ивана уже возраст не Христа, а Петра, а он еще никто. Да, наверно, никем и не станет никогда. Правда, приоделся, зарплату получает высокую, дом имеется, семья, женины дети. Но это всё не его, а лишь пристёгнуто к нему. Он не уважает сам себя, стало быть, он еще никто. Нет у него того, чему он всегда молился – славы. А славу он всегда связывал с гениальной строчкой, которая его на дух не переносит.

Ивану б радоваться сейчас, что она стала забулдыгой и пошла по рукам. Да, ему б радоваться, но он хоть и бездарь, но не глуп. А неглупому человеку не получается радоваться горю ближнего. Нет таких чудес на свете, чтоб горе одного обернулось бы радостью для другого: горе со всех сторон горе, а если тебе радостно, то это лишь на время, потом горе снимет маску.

Иван ведь хоть и бездарный, но поэт. То есть радиоприёмник чувств ближних. К тому же, он ведь любил и до сих пор любит её. И не может видеть, как она опустилась.

Пока в Иване звучал сей гейзер, она очнулась и высокомерно засмеялась:

– Бездарь, привет. Неужели до сих пор любишь меня? А я ведь пример, когда совершенство не вписывается в жизнь! Почему? Я плохая? Или жизнь лицемерно ставит себя высоко, называя себя практикой, реальностью? Нет, тебе не понять мои грехи и мои просветы.

Услышав эти обидные слова по своему адресу, Иван стал давиться слезой, злобой и состраданием. Победило последнее, которое у него никогда не было последним. Но и не было первым. Он сказал гениальной строчке:

– Ради людей, которых ты радуешь и осветляешь, ты должна думать о себе. Тебе не пристало валяться на улице в пьяном виде…

– А ты уведи меня домой.– вставила гениальная строчка.– Я бездомная, у меня дома уже нет, сегодня умер мой муж – поэт Серый. Дом уже растаскан бездарными строчками, меня они выгнали вон и лишили всякого наследства. Потому что только меня одну любил поэт! А их не любил, но они вместе, в сговоре. У них и много детей, а я бездетная, за меня некому заступиться. Вот я и напилась с горя, и отрубилась тут. Так ты поведёшь меня к себе домой?

– Нет, – ответил Иван. – у меня дома жена, а ведь она нас не поймёт. Давай я тебя в гостиницу увезу, сейчас такси вызову.

– В гостиницу? Надеюсь, не в Англетер? Впрочем, давай в гостиницу, но с одним условием: ты на мне должен жениться, иначе я пропаду. Ты согласен, нет?

– А что мне делать со своей женой? – недоуменно покачал плечами Иван. Однако внутри он был счастлив от предложения гениальной строчки. – Может, её убить?

– Она и так мёртвая, зачем же её убивать? Просто выстави вон, ведь детей и наследства вы с ней не нажили. – сказала гениальная строчка.

Лицо у неё сделалось так, что глаза как будто стали навыкате и смотрели многозначительно выше лба Ивана, а руки приобрели любимый жест дирижёра: пальцы растопырено полетели вверх:

– Зачем же, позвольте вас спросить, бездарю жить с бездарной строчкой?! Пусть она катится вон! Всем порядком надоела, канцеляризм, клише!

– Охаивать мою жену просто,– вступился за свою жену Иван.– а я с ней прожил шестнадцать почти лет. Она меня кормила вкусными яствами, обстирывала, заботилась, ласкала, и теперь как бы в знак благодарности я должен её выставить вон?! Я не могу!

– Сможешь.– отрезала гениальная строчка.– Я принесу тебе то, чего у тебя никогда не было и чего ты любил больше жизни – славу! Я сделаю тебя известным! Ты прирастёшь богатством! Ты ведь хочешь славы, правда?! Нет поэта, который бы ради славы не заложил мать родную! Мать родную, а жену – тем более. Так что решайся, Иван.

И действительно, Иван решился, развёлся со своей женой – бездарной строчкой и тут же, не откладывая, женился на гениальной строчке, пошёл пир горой.

Имя Ивана стало притчей во языцех, он стал выпускать книжку за книжкой, потому что в его жизни и творчестве была вдруг обнаружена гениальная строчка. Все вокруг хвалили его, остальное, кроме этой гениальной строчки, творчество раньше считалось пустым, теперь наполнилось смыслом и даже красотой. Благодаря женитьбе на гениальной строчке Иван на самом деле обрёл славу, известность, стал богатым.

Гениальная строчка стала рожать и рожать детей, но вот беда, не было ребенка, похожего на мать. Все дети вырастали с каким-нибудь изъяном: у первого сына рано проявилась страсть к спиртному, второй сын был охоч до девушек, третья дочь была тоже слаба на передок, а четвертый сын был самозамкнут. Ни одного из детей Бог не поцеловал в темечко. Все они были лентяи и трудились спустя рукава, ни от кого не было ни грамма толка и смысла. Иван был в бешенстве, поскольку выходило, что, несмотря на женитьбу на гениальной строчке, ни его, и их детей Бог не миловал. Так не должно быть,– думал Иван.– Это несправедливо.

И потому со временем развёлся с гениальной строчкой: мы, мол, тебе не пара. И всех детей увёз от жены. Она даже не пикнула. Но позвала Ивана на откровенный разговор.

Начала разговор гениальная строчка:

– Ваня, я не виновата, что дети наши пошли не в меня. Я ведь не вольна. Я пришла от Бога, это правда. Даже гениальный поэт не может стать самим Богом, потому что не сам он, а Всевышний является автором его произведений и детей. А я – лишь гениальная строчка, прости меня и пойми. Славу принести тебе я смогла, но удержать её мне не по силам, и детям передать гениальность я тоже сама не могу. Ступай, живи по-человечески, деткам дай хлеба и зрелищ. Мой удел – жить в душах людей, а не быть человеком, женой, матерью. Никакой я не человек, жена из меня никакая, да и мать я никчемная. Я навсегда останусь у тебя в душе, ты не забудешь меня.

– Прости меня, милая,– сказал Иван.–Я возвращаюсь к бездарной строчке, надеюсь, и моих детей она приветит, бесплодные любят детей от гениальной матери.

– Возвращайся.– вздохнула гениальная строчка.– ты поэт, ты хотел славы, ты её имел. Слава останется с тобой и без меня. Но она изменится качественно. Теперь тебя будут называть плагиатором, использовавшим в корыстных целях чужую гениальную строчку. Но это ведь неважно. Ты ведь хотел славы, она от тебя не уйдёт. Слава – это когда тебя все вокруг знают, когда ты у всех на устах. Но кто сказал, что слава – это обязательно восхищение и любовь?! Это еще порицание, это еще и когда плюют в твою сторону. Это когда тебя гонят отовсюду. Так что такой славы у тебя будет много и без меня. Будь счастлив!

И гениальная строчка исчезла. Никто не знает, где она ныне. Она, не приспособленная к жизни, потому что она хотела только славы, а из славы – только лишь восхищение и любовь. Но жизнь вручала ей еще и обыденность, детей, которым нужно подтирать попы, мужей, которых нужно кормить и обстирывать, зависть-нелюбовь, близнецов со взглядом исподтишка и вкрадчивой речью, насмешку и высокомерие и многое другое нехорошее.

Гениальная строчка исчезла в жизни, но всё ещё живёт в книге, выражая жизнь Ивана и ему подобных.

06.01. 2013 г.

Фейерверк

Фейерверк не всегда был таковым. У него было солнечное детство, как у всех, была любящая мама и строгий папа, была любовь с одной девчонкой до утра на сеновале в июльскую тёплую ночь, была не менее тёплая осень золота и размышлений. В общем, у него было что вспомнить с радостной улыбкой и светлой печалью.

А теперь у него появилось и место для воспоминаний: в один какой-то весьма трудный момент жизни его насильно втиснули в маленький металлический снаряд. Причём втиснули туда не весь фейерверк со всеми его потрохами, а лишь самое лучшее и энергичное, вернее, всю его нерастраченную энергию души. Втиснули и плотно закрыли пыжом.

И вот перед нами однажды появился наш герой в новом облачении и сути. Этот теперь фейерверк, наделённый крепчайшим металлическим телом – снарядом. Нашего нынешнего героя создал не Бог, а хорошие мастера из машиностроительного завода. Создали с выдумкой, начинили его разными яркими образами и сюжетами, дав ему право самому в момент высшего вдохновения выбрать понравившуюся цепочку образов и сюжетов. А момент высшего вдохновения, сказали, у него будет тогда, когда его из пушки выстрелом выпустят в небо.

Фейерверк помнил, как его учили в момент сотворения и тогда, когда он проходил школу воспитания на складе:

– Скоро, – говорили. – мы выпустим тебя в жизнь. Это и будет твоя настоящая жизнь! Ты взлетишь на небо, станешь выше всех нас, и там, на небе, все имеющиеся в тебе образы и сюжеты претворятся в причудливую картину огня, красок и звуков. Это будет твой высший момент вдохновения! Ради него и рождаются на свет! Всё, чем ты был до завода, до снаряда, до залпа, – это всё была прелюдия, а сам залп – это и есть самая настоящая жизнь! Она коротка, но – красива! Прекрасна! Ради этого залпа ты и родился на свет! Когда ты превратишься в причудливую картину огня, цвета и звуков, народ под тобой замрёт от радости и счастья! Он всегда будет тебя помнить, и всегда будет тебя любить!

Так воспитывали фейерверк, поэтому он, плод такого воспитания, с радостным предчувствием и трепетом ждал своего салюта, своей настоящей жизни.

Однажды его и несколько его сотоварищей взяли со склад, загрузили в машину и куда-то повезли. Наконец, зарядили в пушку наш фейерверк.

Минута, вторая, третья, и – выстрелили.

Когда с человеком случается смерть, это, наверное, сногсшибательный удар, после которого всё мгновенно исчезает для умершего человека, и сам он исчезает, как дымка, как утренний туман, как призрак. Исчезает раз и навсегда. Всё, не нужно больше просыпаться и засыпать, есть и голодать, думать и чувствовать, испытывать добро и гнев. Всё, ни дна тебе, ни покрышки, финита ля комедиа, как говорится.

С фейерверком было иначе. Правда, начало похоже: сногсшибательный удар! Его выбросило высоко в небо! Это был тоннель, тоннель света и боли, тоннель, ведущий в свет! В конце тоннеля действительно был яркий свет! Фейерверк выбросило в этот яркий свет в конце тоннеля, и там, в конце тоннеля, фейерверк взорвался!

Взорвался и – исчез, умер. Но в последнее мгновение своей жизни он увидел ту самую причудливую картину огня, цвета и звуков, во что он превратился благодаря взрыву. Это было потрясающе!

– Какое счастье! – подумал фейерверк в последнее мгновение своей жизни. – Я выполнил своё предназначение: я стал ярким салютом жизни для всех, кто подо мной внизу, на земле, среди грязи и слякоти, снега и холода. Я показываю им истинную суть жизни! Жизнь – это фейерверк! Мало, но – чертовски красиво! Смотрите, учитесь, пока я жив! Я для вас – символ жизни! Я знак праздника, а праздник – лицо жизни!

Так бы и думал дальше фейерверк, но ему стало больно и душно, тоска снедала его, словно он был для тоски сладкой булочкой. Он вдруг понял, что его мысли – это еще не вся правда. А в последний миг жизни ему хотелось всю правду без остатка. Он оглянулся на себя и на своих тоже пылающих сотоварищей. И стал думать так:

– Господи, я вижу картины своей исчезающей жизни. Это моё детское село на склоне горы возле большой реки, три тополя и одна черемуха у окна кухни. А из окон зала видна железная дорога, поляна и турбаза, и курья, заросшая камышом и лилиями. Благодатное время детства видится мне, мои родители, мама, которая часто сидела рядом со мной молча, папа, делавший надписи на подарках гравировкой, старший брат, рисующий маслом, средний брат бульдозерист, сестра, ездящая на велосипеде, купленном средним братом, старая бабушка, которая оставляла вставную челюсть в граненом стакане на ночь, и еще одна бабушка, курящая Прибой.

– Неужели всё, жизнь кончилась! – закричал фейерверк и заплакал, искры его ярких слез полетели брызгами фонтана. Потом он стал падать вниз, силы еще оставались, он упал на снег и закрутился юрком, громко шипя. Скоро испустил дух.

Какой-то мальчик побежал к крутящемуся трупу фейерверка и кричит:

– Папа, он еще жив, давай его спасем! Папа, ну скорей же, скорей!

Но фейерверк уже нельзя было спасти. Есть время, когда спасти еще можно, а есть момент, когда спасти уже нельзя. У фейерверка именно такой – второй момент, к сожалению.

Люди расходились с площади, все хвалили фейерверк. Он действительно, был великолепен, ярок и причудлив по образам и сюжетам. Расходившиеся люди вспоминали образы села на склоне горы возле великой реки, три тополя и черемуху, поляну и курью, вспоминали образы женщин, мужчин, старух. Никто не увидел в фейерверке стариков, их действительно не было, они почти все погибли на великой войне. Фейерверк напомнил людям их детство, их родных и любимых, вызвал волну любви и добрых чувств.

Все видели и запомнили содержание жизни фейерверка, но никто не знал, как же зовут этот самый фейерверк.

Обидно, никто даже не поинтересовался, как же все-таки зовут этот самый фейерверк.

9 января 2013 г.

Сосулька

У сосульки была хорошая репутация. Говорили, что она добрая и чуткая, потому что когда тепло, она устраивала капель, плакала звучными слезами. И говорили еще, что она смелая и верная, так как в суровые времена становилась твердой и стойкой. И к тому же она была прозрачной, то есть честной и открытой, ведь скрывать ей было нечего.

Вот какая она была сосулька, свисающая с крыши нашего дома.

Суровые времена сменялись теплыми, и сосулька росла в глазах людей. Но времена меняются, растут и сосульки. Когда она выросла до гигантских размеров, люди уже стали смотреть на нее с опаской и тревогой: а вдруг она не сдержится, сорвется и кого-нибудь убьет. Особенно тревожно было в теплые времена, поскольку многие вещи сосулька стала принимать близко к сердцу, и трудно ей стало сдерживаться, так хотелось отреагировать на несправедливость: весной ее много выходит из-под снега.

Однажды человек все-таки решил успокоить сосульку. Подтянулся к ней на лестнице, дотронулся до нее, а она взяла и рухнула. Вместо одной великой сосульки на земле вразброс лежали кусочки ее нетленного тела. Взял человек один из ее кусочков, пощупал, присмотрелся и разочарованно сказал:

– Вода. Воду лила, а мы думали…

– Всё в мире – вода, земля или солнце,– ответила сосулька одним из своих осколков.– Я вода. И ты, человек, тоже почти весь – вода. Чему удивляешься?

– Тому, что ты – не солнце.– ответил человек.– Я-то думал, что ты – часть солнца, ты светила ярко во все времена – и в теплые, и в суровые. А ты ведь не светила, а – только отражала. Отражала нам чужой свет. Когда ты плакала капелью, свету было много, всё блестело и сверкало вокруг тебя, а оказывается, это был не твой блеск, не твое сиянье. Ты нас обманула, сосулька.

– Никого я не обманывала. – ответила сосулька.– Просто на земле никто не сияет своим собственным светом. Весь земной свет идет от солнца. Поэтому я и отражала солнечный свет. И человек тоже не имеет своего света, всё, что он выдумывает и пишет, есть отражённый свет. Посмотрись в мой осколок и ты увидишь себя самого. Так же в меня смотрелось и солнце, и оставляло часть своего света и тепла. А я делилась этим солнцем и теплом с вами. Так что я не обманываю. Это был и мой свет, так как, получив его от солнца, я пропускала его через свое сердце.

– Не это главное в тебе, не сбивай меня с мысли. – воскликнул человек.– Пусть ты и светишься солнечным светом, но ты же – холодная! Да, свет в тебе есть, но тепла в тебе не было никогда! Поэтому ты убиваешь многих, кто ходит под тобой. Чуть зазеваешься и всё – готово, убит. Безжалостный убийца. Холодный, расчетливый. Как только оттепель, так ты сразу начинаешь охоту на людей. А жертвами твоими становятся люди думающие, вдумчивые, которые так уходят в свои мысли, что начисто забывают, где идут, где живут, где разрешено. Я понял твою суть, сосулька.

– А ты не ходи подо мной. – сказала сосулька уставшим голосом. – Не ходи и под окнами. А расчета убивать людей у меня нет, это всегда несчастный случай.

– Вот ты, сосулька, и есть несчастный случай для человека.

– Я мера вашей халатности и безответственности. Сбивайте меня, не ждите оттепели и несчастного случая. Так нет же, ждете трагедии, лишь потом начинаете что-то делать, и делаете врагом номер один – меня. А я ведь не враг, и не несчастный случай, я – бедная сосулька, одинокая и никчёмная. Лишь в момент солнца и оттепели могу быть немного полезной миру: отражаю блеск солнца и пою капелью. А ведь блеск мой радостно-печальный, и песня моя светло-грустная.

И вместе с радостью, я иногда приношу людям горе, сам знаешь, какое.

– Не обессудь тогда, – сказал человек и сгрёб лопатой осколки той сосульки в ведро. Пошел и высыпал ведро за ограду на склон горы.

Однако многочисленные осколки той сосульки остались лежать на склоне горы, и каждая из них была готова блестеть – радостно-печально и петь – светло-грустно.

28.12.2012 – 10.01.2013 гг.

Судьба соболя

Говорят, мы рождаемся для счастья. Может быть, может быть. Но у каждого живущего своя судьба, то есть такое спущенное сверху стечение обстоятельств, когда счастье есть, но оно непременно сочетается с тем, что вполне может вышибить из седла, и это что-то не всегда заканчивается хорошо. Впрочем, судите сами.

Это был обыкновенный соболь. Молодость он провел рыжим, а потом стал чернеть. К тому моменту, о котором пойдёт речь, соболь стал сияюще чёрным вдоль спины, а с боков ещё оставалась некоторая рыжеватость, что придавало его виду изысканность начинающего аристократа. Взгляни теперь на нашего соболя и сразу станет очевидным, что он из той славной породы аристократических соболей, чей мех переливается на солнце ослепительно-сияющей волной мягкости и красоты.

Жить бы и дальше соболю в счастье, чем была для него молодость и первые годы зрелости, но обстоятельства сложились так, что народилось новое поколение охотников, и пространство интереса одного из них расширилось до родной земли нашего соболя. Раньше охотники туда не очень наведывались, и потому соболь их не знал. А только слышал о них.

Говорили, что на их земле орудовал один охотник по имени Толтай, который видел далеко и стрелял метко. Лучше было ему не попадаться. Если он кого выследит, то от его меткой пули никуда не спрячешься. Хоть соболи и умеют мимикрировать, но его зоркий глаз выделял соболя из листвы и хвои, веток и стволов, а потом – неизбежная смерть, потому что он всегда попадал соболю в глаз, старался в правый, но иногда получалось только в левый. Все соболи тогда молили Бога не встретиться с ним, потому что встреча всегда заканчивалась смертью соболя. А собаку он с собой не брал, сам выслеживал соболя. Жадным не был, за сезон соберет шкурок пятьдесят, и уходит спокойно восвояси. А однажды он, говорят, умер: сам в своё сердце он выстрелил в миг невыносимой тоски. А таковая с ним случилась, когда он потерял смысл жизни.

– Не знаю, – говорили между собой соболи. – какой ещё такой смысл жизни нужен людям? Живи – как предками твоими завещано, и ничего другого в жизни не надо. Нам, например, завещано жить красотой своей внешности и охотой на мелких. С недавних пор завещано и беречь свою красоту, а то человек стал на неё зариться в последнее время. Появилась, говорят, мода на соболей, красивые мы больно, даже любовь появилась к соболям. Есть же смысл жить?! А человеку еще какой-то дополнительный нужен смысл жизни. Чего самоубийце охотнику не хватало, он полсотни соболей имел за сезон, и несколько сотен белок. Ан нет, еще чего-о не хватало, вот и застрелил себя, чтоб вовсе ничего не желать впредь. Так легче.

Соболь слушал эти слова собратьев и дрожал мелкой дрожью, он очень боялся того охотника, вернее, любого. Ему казалось, что появись новый охотник взамен самоубийцы, он в первую очередь выследил бы его. Нашел бы его и тут же убил метким выстрелом в глаз, конечно, в правый. Соболь не мог представить себе свою собственную смерть: в самый важный момент строительства представления он вдруг покрывался весь холодным потом, его начинало знобить так, что собратья заподозрили эпилепсию. Набегали отовсюду собратья, приходилось отвлечься от картины своей собственной смерти.

Так и проходили дни за днями, а своё отношение к врагу, кем являлся для соболя охотник, он всё ещё не сформулировал.

Как-то утром соболь, неторопливо двигаясь по своей земле, слегка покрытой свежим снегом, позади себя услышал лай собаки. Он, конечно, слышал про собак, это были предатели, от них нельзя было скрыться, уйти, они всегда и везде тебя чуяли, особенно, если ветер дул с твоей стороны.

Однако соболь никогда собак не видел в глаза, так как прежний охотник их не жаловал, сам всё разнюхивал. Охотник – это человек, чужой, потому его было легко обмануть, он не чуял, а видел, видел умом и памятью. Собака же была своя, потому и предатель.

Услышав лай собаки, соболь тут же забрался на первую попавшуюся пихту и притаился возле самой вершины дерева.

Пихта оказалась отдельно стоящей, до ближайшего другого дерева, а это была тоже пихта, простиралось несколько десятков метров. Если б это была белка, она бы попыталась перепрыгнуть на другое дерево, и вероятно, у неё бы получился сей долгий прыжок. Но соболь – не белка, прыгать прыгает не особенно, лучше по земле перебежит, или всё-таки рискнет прыгнуть, если ветки двух деревьев стоят почти впритык.

Поэтому сразу следует заметить, что данная пихта оказалась для соболя ловушкой.

Да это правильно понял и охотник, вернее, два охотника: мужчина и мальчишка, которые прибежали к пихте через несколько минут после собаки. Первой прибежала она, сибирская лайка, которую приучили вынюхивать соболей и белок. Она вышла на след нашего соболя, тут же стала лаять, подавать знак хозяевам, мол, преследую соболя. И они не заставили себя ждать.

Охотники и собака оккупировали подножье пихты вечером. Нет, следует уточнить, в тайге вечера почти не бывает, лишь совсем немного времени. В тайге, как на юге, не вечер, а небольшой промежуток между днём и ночью. Вот и здесь: когда трое подошли к заветной пихте – был день, не успели оглянуться – наступила ночь.

Охотник мужчина, его звали Темир, – был опытен, а мальчишка – это его сын Арслан, – лишь первый раз пошёл на соболя. Поэтому мальчишка смотрел на отца, ловил каждое его слово.

Темир, подбежав к пихте, внимательно оглядел верхушку, обойдя дерево с ружьем в руках. Потом опустил ружье и сказал сыну:

– Как жаль, что я – не Толтай. Будь Толтаем, я б сейчас снял этого соболишку. А я не Толтай, поэтому стрелять не буду, боюсь не попасть в глаз, испортить шкурку. Стало быть, сынок, нам нужно устраиваться тут на ночь.

– Как это, пап? – спросил сын, тоже внимательно оглядывая верхушку пихты. Потом вдруг вздрогнул, преобразился и шепчет отцу:

– А он ведь спелый, я его вижу, давай я его попробую снять!

– Нет, сынок, и ты – не Толтай! Только он мог убить соболя выстрелом и не испортить его шкурку! Придётся брать его сетью.

– Как это?

– Вот смотри, сынок. Наш Мойнак его изрядно испугал и не даст незаметно спуститься с дерева, так? Как бы хищен не был соболь, а зубы у нашего пса острее, да и задерёт он соболя, поэтому тот не рискнёт идти против собаки. А перепрыгнуть на другое дерево соболь не может, не белка ведь. Что будет делать соболь? Он отдохнёт на дереве, а под утро часа в четыре попытается незаметно улизнуть. В это время и у собаки самый сон, и у человека. Этим обязательно воспользуется соболь. Да и как мы можем препятствовать уходу соболя ночью? Никак.

– Но есть одна древняя задумка. – продолжил Темир. – это сеть с мелкими ячейками, мы ее растягиваем вокруг дерева, чтоб она замкнула выходы вовне. Так, растянули. В сети соболь непременно запутается, попытается перегрызть сеть своими острыми зубами. И перегрызет через какое-то время, и вылезет из сети, чтобы уйти восвояси. Есть у нас минут десять. Начало этому времени дадут колокольчики, которые мы развесим в разных местах сети. Соболь затронет сеть, колокольчики скажут нам об этом, мы и прибежим к тому соболю, который запутается в сети. Прибежим с битами и забьём его насмерть. Главное, в эту ночь нам не придётся спать.

Сказанное охотники воплотили в жизнь. Вокруг пихты растянули сеть, прижав её плотно к земле, а в разных местах сети развешали колокольчики. И притаились рядом, а собаку стали держать на привязи.

Под утро колокольчики объявили тревогу. Темир и Арслан вскочили на ноги и с битами в руках побежали на колокольчик. Ещё было темно, но они успели заметить, что из ровно натянутой сети теперь получился путанный клубок в одном месте, и этот клубок звучал не то свистом, не то рычанием. Охотники подбежали к клубку и стали методично бить его битами.

– Не со всей силы. – закричал Темир. – шкурку покрошишь. Старайся в голову!

– Пап, я не вижу, где она, голова! – Арслан просто задыхался от волнения и азарта.

Скоро клубок затих и замер. Охотники тоже замерли, кашляли и сплёвывали.

Бедный соболь, он спустился давеча с дерева, собака и люди молчали, он подумал, что перехитрил их. Оказавшись на земле, он легко побежал, но угодил в сеть, чем больше пытался из неё выбраться, тем глубже в ней увязал. А в этот миг зазвонили колокольчики. Соболь перегрызал сеть, а вылезть все равно невозможно. И тут появились люди и посыпались удары, боль неимоверная пронзила всё тело и он потерял сознание. За миг до смерти пришел в себя и подумал:

– Вот и всё, а я думал: перехитрил, буду жить, дурачок, понимаешь ли…

Когда достали тельце соболя из сети, оказалось, что вместо головы у него кровавое месиво. Мальчишке стало не по себе.

Пока отец разделывал шкурку, мальчишка отошел в сторону, сунул два пальца в рот, вырыгал, и стал строить свой внешний вид и поведение по типу отца – опытного охотника.

06.09.2013 г.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: