Главная

Популярная публикация

Научная публикация

Случайная публикация

Обратная связь

ТОР 5 статей:

Методические подходы к анализу финансового состояния предприятия

Проблема периодизации русской литературы ХХ века. Краткая характеристика второй половины ХХ века

Ценовые и неценовые факторы

Характеристика шлифовальных кругов и ее маркировка

Служебные части речи. Предлог. Союз. Частицы

КАТЕГОРИИ:






ГРАЖДАНСКИЙ ДОЛГ ВЫПОЛНИЛИ




 

Певучее название «Припять», как и сама украинская речь, мне знакомо не понаслышке. С момента образования этого городка атомщиков в нем жили и работали мои украинские друзья Будюк Татьяна и Кобылинский Николай (впоследствии они стали мужем и женой). Татьяна работала медсестрой на станции, Николай - атомщик. В письмах, которые присылала мне Татьяна, они восхищались этим молодым молодежным городом, красотой того места, где он был расположен, рекой Припять и всем, всем... Одним словом, они были довольны своим переездом в этот город, были молоды, счастливы (им было по 24-25 лет тогда).

Очень хорошие, добрые гостеприимные люди, Татьяна и Николай всегда приглашали меня в гости, и я на майские праздники 1985 года побывала в Припяти. Действительно - это был молодой, но очень красивый город с живописными окрестностями и рекой, на праздничных улицах было много детей, чувствовалась энергетика молодости и всей той жизни, что тогда происходила в Припяти. Когда я впервые подъезжала к городу, вырисовалась картина: громады строительных конструкций, напоминающих огромные конусы, - это была АЭС и ее 4 реактора.

Перед моим отъездом из Припяти мои украинские друзья приглашали меня переезжать жить в этот город и обещали мне сделать ответный гостевой визит в г. Гомель. По воле судьбы и злого рока этот визит задержался на 22 года, и свиделись мы опять уже в г. Гомеле только летом 2008 года. Они сейчас работают на Хмельницкой АЭС, куда были эвакуированы как специалисты. Сейчас это два средних лет человека, супруги, оба инвалиды ЧАЭС, и у них нет детей.

В сам уже такой далекий от нашего времени день 26 апреля 1986 года я не работала еще в областной СЭС, мое место работы было в санстанции железной дороги г. Гомеля. В днях жизни того времени не было ничего необычного, кроме жары, сильного пылевого смерча, дождя и мирного празднования первомайских праздников, - и далее жизнь текла по своему обычному руслу, многое уже стерлось из памяти, так как ничего особого в нашей жизни не было, даже когда было объявлено СМИ о случившейся аварии (в самом г. Гомеле не было никакого ажиотажа, паники, никаких медицинских или других мероприятий я и мои знакомые тогда на себе не ощутили).

Лишь только когда я в конце 1986 года перешла опять на свое прежнее место работы - в областную санэпидстанцию г. Гомеля, вот тогда все враз и почувствовалось, и увиделось, и ощутилось. Работала я тогда в отделении коммунальной гигиены и только с конца 1987 года - помощником врача по радиационной гигиене радиологической лаборатории облСЭС (отделения радиационной гигиены тогда еще не существовало, оно образовалось в 1990 году)

Мои тогдашние жизненные приоритеты и преимущества: молодость (28 лет), здоровье, максимализм, патриотизм, может быть, и героизм, если хотите, так что когда пошли распоряжения об отправке в Чернобыльскую зону, не появлялось даже и мысли, чтобы не поехать, «откосить». И все казалось тогда по плечу. Четко помню, как один за другим поступали приказы из вышестоящих организаций, работа строилась на сверхскоростях, срочностях. Приказы шли о проведении тех или иных мероприятий с отправкой нас в «зону» (то ли это была командировка, то ли просто заезд, так как недостаточно времени было на оформление командировочных листов, и оформлялось все постфактум).

Заезды в Чернобыльскую зону были по проведению работ по последующей эвакуации населения, по обследованию отселенных населенных пунктов с дозиметрией для реэвакуации населения, по паспортизации отселенных и существующих деревень, по отбору проб пищевых продуктов для формирования базы данных, проведения после нашего обследования дезактивационных работ другими организациями и учреждениями, затем была программа «Родон» по отбору проб воды и воздуха населенных пунктов и по разным другим заданиям свыше. Нужно было смотреть и отражать в актах санитарное состояние объектов, делать замеры разными дозиметрами ДП и ДРГ, делать записи МЭД, отбирать пробы пищевых продуктов (впоследствии люди очень неохотно давали молоко и мясо), разговаривать с населением, успокаивать людей (из зоны последующего отселения, где еще не были отселены люди), развешивать на зданиях сельских Советов результаты анализов происследованных продуктов.

И все это делалось при любых погодных условиях, под солнцепеком и в дождь, не приостанавливаясь ни на минуту, без плащей, зонтов и средств защиты. При поступлении приказов свыше быстро формировалась группа и посылалась в «горячие точки», т.е. южные районы Гомельской области (более близко расположенные к АЭС): Брагинский, Хойникский и Наровлянский, а позже и в другие районы: Буда-Кошелевский, Ветковский, Чечерский и др. Перед отправкой нам доводили до сведения только объем предстоящей нам работы, например, за 3-5 дней мы должны были отработать 10-15, а то и 20 населенных пунктов в зависимости от численности проживающего населения, расстояния их друг от друга и других факторов.

Но никто не думал, и ничего не говорилось о нашем быте, организации питания, защите от возможного загрязнения радионуклидами, оплате, не ясно было, командировка это или просто рабочий день «в зоне». Мы ехали в «зону» без инструктажа, без минимума знаний о поведении при работе на загрязненной местности. В руках у руководителя группы вместо командировочного листа был просто листок-список людей, въезжающих в «зону», с указанием срока, и хорошо, если руководитель группы был принципиален и настойчив, как, к примеру, Тирещенко Г.Д. В этом случае ставилась отметка о въезде и выезде из «зоны».

Впоследствии мы ездили уже определенной сформировавшейся группой. Все окрестности были очень многолюдны, ехали какие-то машины, чаще военные, везли людей, бродили оставленные голодные домашние животные (недоенные коровы, козы, куры, собаки, коты), но, что примечательно, они не были агрессивны, возможно, от истощенности или от действия радиации. Поначалу мы их боялись, но впоследствии сердце разрывалось от жалости к животным. С каждым нашим приездом покинутых домашних животных и бродячих становилось все меньше, впоследствии мы узнавали, что скотомогильники были переполнены.

При выезде из «зоны» наш транспорт стоял в длиннющих очередях для дозиметрического контроля, проверяли на загрязненность только транспорт, чтобы радиация не разносилась на «чистые» территории. Приборы всегда зашкаливали (резко сигналили), но мы, люди, порой были там, где не пройдет машина, мы прочесывали весь населенный пункт вдоль и поперек, лес, пашню и другие прилегающие к населенному пункту территории, потом выходили на дорогу, садились в машину и ехали дальше (однако нас никто не замерял, так как мы сидели внутри машины и «чистую территорию» не загрязняли).

Мы объезжали деревни, из которых были эвакуированы люди. Эти деревни стояли по полгода, по году пустые, без жителей, они заросли страшным бурьяном, чертополохом, густым, буйным, на полметра выше человеческого роста. Мы пробирались, как в джунглях, от одного дома к другому, от дома к ФАПу, от ФАПа - к магазину, школе, д/саду, МТФ, мехдвору и т.д. И так изо дня в день, из одной деревни в другую, из года в год - 87-89 годы и последующие годы.

И шли мы по радиоактивному бурьяну вперед, раздвигая его руками. Пыль, семена и все, что было и могло быть на траве, в природе после аварии на реакторе, - все это сыпалось нам в лица, на наши непокрытые головы, на одежду, которую потом мы хранили дома в шкафу вместе с другой одеждой. И это при всем при том, что мыться нам было негде, да и некогда, бани были переполнены, либо уже закрыты, когда мы возвращались из поездки. А приезжали мы поздно, не было сил не только помыться, но и поесть. Мылись мы под единственным краном с подводкой только холодной воды, который находился в общем коридоре старого здания Брагинской санстанции (аналогично и в других районах).

Мы заходили в дома, делали замеры и внутри. У меня и сейчас дрожь по телу от всего увиденного внутри домов. Люди покинули свои дома, ничего не взяв с собой, но процветало мародерство. Повсеместно можно было видеть такую картину: все шкафы открыты, вещи разбросаны по полу, здесь же фотоальбомы, книги, учебники, разобранное радио, телевизор, все свалено в одну кучу, разбросана посуда, огромные пауки - и густая тишина. Ощущение, что фашист прошелся по селам, все крошил и разрушал на своем пути. Много раз в день сжималось сердце от людского горя и утрат.

А тишина была не только внутри домов, но и снаружи на улице, во дворах, садах - нигде не было слышно, ни пения или щебетания птиц (то ли улетели, то ли погибли). Но были отдельные населенные пункты, в домах которых было свезено, складировано имущество, дома эти были опечатаны под пломбы и в этом населенном пункте стояли военные части - молоденькие парнишки в солдатской форме, милиция. Видимо, они охраняли это имущество и саму «зону». Здесь мы смотрели дополнительно и условия проживания, разговаривали с солдатиками, они говорили, что они здесь рвут и едят вишни, яблоки, груши и все, что выросло на деревьях. Что было поразительно, все они были молоды, но у всех в глазах не было огонька, а был потухший взор и за­стывший вопрос «А что, же будет с нами?», недоумение и безысходность.

Отдельно хочется остановиться на нашем быте.

Приезжали мы в г. Брагин (или Хойники). В Брагине, например, сотрудники санэпидстанции брали напрокат раскладушки (места в гостиницах были заняты военными, пожарными и т.д.), расставляли их в двух самых больших комнатах СЭС: большой кабинет и актовый зал, и там мы и проживали: девушки в одной комнате, парни - в другой. Возвращались мы с работы очень поздно, работали с 7-8 ч. утра до 20-21ч. вечера, всегда до наступления темноты, разгружали машину (если это были продукты для исследования), уставшие и обессиленные мылись под краном, ели свой домашний сухой паек (что-то докупали в местном магазине, т.к. в ресторане еды всем командированным не хватало), определяли объем работ на завтра, подготавливали приборы, посуду и ложились спать, а рано утром - все сначала, и так изо дня в день. А завтракали и обедали мы уже в пути, т.е. в машине «УАЗике»: водитель обедал, когда мы работали, а мы завтракали и обедали в машине между переездами из одного населенного пункта в другой, так как был очень напряженный график работы. А местное население между тем думало и говорило, что все мы, приезжие, едим свое, потому что боимся, есть «зараженное».

В первый день в первую свою поездку мы хотели пообедать на природе, подышать свежим воздухом: был красивый летний погожий денек, нашли живописную поляну неподалеку от проселочной дороги. Только вышли и стали располагаться, как все дружно рванули и машине, так как нас просто «облепили» клещи. Чтобы не занести в машину «непрошеных» гостей, мы освобождали Друг друга от насекомых, отряхивали вещи и, уже сидя в машине, еще проводили «чистку». Так мы, расстроенные, приняли решение есть «на ходу», в машине. Уставали очень. И водитель тоже, ведь мы работали по 12-14 часов в сутки, без перерыва, без полноценного питания и отдыха, несколько раз случались аварийные ситуации, не однажды приходилось выталкивать застрявшую машину (дороги были разбиты тяжелогрузными машинами, да и грязи на проселочных дорогах хватало).

Вечером мы возвращались из поездки с великой усталостью, тошнотой, головокружением, ощущением распирания и металлического привкуса во рту. Тогда я думала, что нас так укачивало, а теперь думаю, что всех не могло укачивать, возможно, это уже было действие на нас «невидимого врага» той войны, чернобыльской. Думаю, это хуже той войны, где враг видим, там человек или группа людей находят варианты, принимают решения и действуют.

Здесь же, в случае чернобыльской катастрофы, страшно было то, что народ был в неизвестности, страхе перед случившимся, врага нельзя было осязать, видеть, ощущать, а следовательно, было полное непонимание людьми ситуации, отсутствие действий и принятия решений самостоятельно, а только ожидание... А мы, ликвидаторы, были «невидимые» солдаты той «невидимой» войны, когда после нашего «прочесывания» передовой, по нашим наработкам и информациям принимались решения по данным территориям, населению и т.д. Мы не стреляли и не убивали врага, но мы делали все возможное, чтобы спасти попавших в беду людей, абсолютно не думая о себе.

Когда наша группа возвращалась в г. Гомель на рабочее место, мы сами обрабатывали свою информацию (ведь на выездах мы писали «на весу», и свой почерк расшифровывали сами) и отправляли в вышестоящие органы. И в санэпидстанции мы работали не по табелю и не на восстановление сил, а «на износ», до 20-22 часов, информацию отправляли и опять ехали в «зону», на все были свыше сроки.

Мы объезжали населенные пункты, которые еще не были отселены в то время (зона последующего отселения). Когда мы въезжали в деревни, люди сами выходили из домов, подходили к машине, засыпали нас вопросами, что с ними будет, а в глазах их было немое выражение отчаяния, безысходности, недоумения, горечи, от чего сердце сжималось и хотелось что-то им сказать, успокоить. В нашу задачу ведь входило и проведение санитарно-просветительной работы среди населения. Мы доводили в беседах и в письменном виде (через сельсоветы для жителей) результаты своих исследований, давали рекомендации, и в конце дня не чувствовали не только ног, но и языка. Да, это была невидимая война...

Мы ездили и по отселенным населенным пунктам, где оставались люди, которые еще не уехали или которые уже вернулись назад из «эвакуации», таких людей называли «самоселами». Нам нужно было обеспечить надлежащее пребывание их по санитарному состоянию, по завозу «чистых» продуктов автолавкой и т.д. Были в д. Гдень Брагинского района, оставшиеся жители показывали нам реактор с окраины деревни (менее 10 км) - в стороне Чернобыля была сильная задымленность, и иногда горизонт озарялся сполохами.

Чернобыльская катастрофа, я считаю, это большая часть истории белорусского народа, перечеркивать которую не следует. И об этой черной полосе истории должны знать и помнить и последующие поколения. Ведь эта трагедия коснулась не горстки людей, а 70 % Гомельщины было загрязнено в 1986 году и 20 % всей территории Республики Беларусь, и сотни белорусских деревень и поселков нужно было объехать с определенной нелегкой, поставленной перед нами задачей. Одна часть людей - пострадавшие, другая - их спасавшие: ликвидаторы. И страха тогда не было, была только ответственность: превозмочь все, выстоять и помочь людям.

Страх был потом - с 87 года я по клиникам и врачам, являюсь инвалидом ЧАЭС. Перенесла 3 больших и несколько малых операций, когда врачи выносили свои самые страшные вердикты. Страх и ужас меня охватывал, когда я в первые послеаварийные годы видела в переполненных клиниках с онкопатологией щитовидной железы много детей, молодежи, и они мечтали создавать семьи, рожать детей... когда в первые годы после аварии я была в санатории под Ялтой «Ай-Даниль», где были ликвидаторы России, Украины, Белоруссии, в основном молодые парни, у которых очень сильно болели ноги, и многие даже уже плохо ходили или только сидели, когда через пару лет мы встречались опять в той же клинике под Минском с одними и теми же пациентами-ликвидаторами, но только они уже не могли ходить самостоятельно, а были в инвалидном кресле - просто отнимались ноги, и ничем врачи им не могли помочь. Да и жизнь ликвидаторов проходит уже среди белых халатов, в страхе перед новыми диагнозами - и так 25 лет!

Из нашей группы двоих ликвидаторов уже нет в живых (Тирещенко Г.Д. и Вербовиков А.А.), остальные - инвалиды ЧАЭС или просто очень больные люди, как и я.

И пусть безразличие к теме ликвидаторства лежит грузом вины на тех, кто хочет умалить заслуги ликвидаторов в этой части, судьбы Беларуси. Единственный раз за 25 лет я ощутила гордость, что я ликвидатор. Это было в Сочи, 90-е годы, при предъявлении ликвидаторского удостоверения за проезд в общественном транспорте кондуктор и пассажиры смотрели на нас (я и Сойко О.), как на героев, а пожилой аксакал пытался уступить нам место, и восторженно рассматривал нас, и задавал какие-то вопросы.

Во все последующие годы я чувствую на себе, что отношение общества в целом к ликвидаторам таково, что стараешься умалчивать вообще, что ты - ликвидатор. Мне кажется, что теперешнее поколение даже не может сказать, кто такие ликвидаторы. И хотя это не малочисленная группа людей, им нет ни памятников, ни памяти, ни почета. Поэтому я хочу сказать от себя всем ликвидаторам огромное СПАСИБО за выполнение ими гражданского долга и проявленное чувство ответственности; вечная память всем не дожившим до дня сегодняшнего.

 

ВЕСКА РУДНЯ

Адсялiць людзей

у 1989-1992 гг. з населеных пунктау:

Рудня Гулева, Рудня Шлягiна (Веткаускi раён),

Ачоса Рудня (Добрушскi раён),

Смалёгауская Рудня (Нараулянскi раён),

Рудяя Дудзiцкая (Чачэрскi раён)…

З Дзяржаунай праграмы па лiквiдацыi

у Беларускай ССР вынiкау аварыi на ЧАЭС

 

Радыяцыя...

I дротам

Вёску Рудню абняслi.

Крыкi птушак над балотам -

Плач атручанай зямлi

 

Ты, бязлюдная, сцiшэла,

Загубiлася у траве...

Веска Рудня, як ты пела!

Вось памiнкi па табе...

 

Крыж на могiлках, на хаце

I на ранiшняй расе,

На каханнi бацькi, мацi,

Бабкай тканым абрусе.

 

Крыж на будучым, мiнулым,

На маучаннi толькi - не...

Веска, як табе балюча:

Без вайны ты - на вайне.

 

...Словам верша,

Жалем песнi,

Крыкам высмяглай душы,-

Як жывецца на Палессi,

Рудня, людзям раскажы.

Лiдзiя Возiсава

 

НАПРЯЖЕННЫЙ РИТМ

 

В 1986 году в Чечерской районной санэпидстанции работало 39 человек под руководством главного врача Секача Станислава Михайловича. Это было время, омраченное страшной трагедией, - катастрофой на Чернобыльской АЭС, которая нанесла невосполнимый ущерб всем отраслям жизнедеятельности района.

В первые дни после аварии основной упор был сделан на вывод людей из-под воздействия радиации. В Чечерском районе готовились к приему эвакуированного населения из близлежащих районов, в частности, Наровлянского. Были подготовлены банно-прачечный комбинат, общежитие для размещения пострадавших. О том, какой вред нанесен Чечерщине, еще никто не знал...

Экологическая ситуация нуждалась в постоянном контроле. Только так можно было правильно организовать реабилитационные мероприятия. Через два дня после катастрофы, 28 апреля 1986 года, согласно приказу Гомельского облздравотдела был издан приказ главного врача Чечерской санстанции в целях организации дозиметрического контроля. Были привлечены все сотрудники СЭС, работали круглосуточно, в выходные и праздничные дни. На территории СЭС определили контрольные реперные точки, в которых замеры производились два раза в день. Деятельность была крайне напряженной. К тому же в нашей помощи нуждались коллеги из других пострадавших районов. В г. Брагин были командированы дезинфекторы профотдела Козлова В.П., Зуборева В.И., помощник врача-гигиениста Адаменко Т.П. Также была предоставлена машина «УАЗ» (водитель Уздовский В.Д.). В г. Хойники отправились дезинфекторы Синельникова Л.Д. и Смотрова В.Д.

Для наиболее эффективного изучения радиационной обстановки в Чечерском районе в штат СЭС была введена группа ИДК, в которую входили помощник врача-гигиениста Трибуналова В.Н., дозиметристы Артемова Н.К., Конухова И.Н. В г. Чечерске и в сельской местности, по всей территории и на подконтрольных объектах они проводили замеры.

Были определены населенные пункты, в которых уровень радиоактивного загрязнения превышал 30-65 кюри/кв.км. То есть данные населенные пункты подлежали первоочередному отселению, которое началось с 1988 года. Это населенные пункты Ровковичского и Крутоевского сельских Советов. До аварии на Чернобыльской АЭС на территории Чечерского района насчитывалось 140 населенных пунктов, в период с 1986 по 1996 гг. из них были выселены 40.

За поставарийный период в районе произведена дезактивация всех социально значимых объектов (школы, сады, больницы, ФАПы, МТФ, РММ, клубы и т.д.). Дезактивационные работы на территории Чечерского района завершены в 2003 году. Для захоронения отходов, образовавшихся в ходе работ по ликвидации последствий катастрофы на ЧАЭС, на территории района оборудовано 11 пунктов захоронения отходов дезактивации (ПЗОД).

Огромное значение имели и исследования продуктов питания. В населенных пунктах врачи, помощники врачей Сущевич Л.Н., Поплавская В.И., Авсейцева Л.В., Гулевич Е.Г., Горбачева СП., Лебедева Л.А., Болсун СВ., Колесник М.А., Кулинич СВ., Ганжина СВ., Ганжин Н.Т., Державская М.В., Слесаренко Г.Я., Драгун Л.Ф., Болсун Т.А. проводили подворные обходы. Отбирались пробы продуктов и доставлялись в лабораторию санстанции. Также пробы отбирались на колхозных полях. Выездные бригады забирали в лесу грибы и ягоды, исследовалась рыба из местных озер и рек. Исследования осуществлялись в радиологической лаборатории, в которой работали, начиная с января 1987 года, врачи КруглеваГ.Ф., Концевенко М.В., помощники врачей-гигиенистов Усова Л.А., Адаменко Т.П., Панченко Л.И. В сутки исследовалось более 200 проб. В первые дни специалисты работали на аппаратах ДП-100, через 2 года - на КРВП.

Вся продукция, выращенная в личных подсобных хозяйствах, в первые 2-3 месяца превышала РДУ из-за выпавшего йода. После 2-3 месяцев, когда радиоактивный йод распался, остались цезий и стронций. Продукция личных подсобных хозяйств с этого времени (за исключением молочной продукции из ЛПХ) по настоящее время не превышает допустимые уровни. А вот качество даров леса вызывает тревогу и по сей день.

 

 

Наименование продукта 1987 год 2000 год 2010 год
всего исслед. с превыш. % всего исслед. с превыш. % всего исслед. с превыш. %
молоко из ЛПХ     77,3     7,9     1,2
дичь                 79,4
дикорастущие ягоды     22,8           52,4
грибы     43,8     77,8     29,7

 

Со стороны государства и местных органов власти уделяется большое внимание обеспечению безопасной жизнедеятельности на загрязненных радионуклидами территориях. Реализуется ряд государственных программ. Так, для улучшения качества молока осуществляется перезалужение и выделение пастбищ с экологически чистыми травами для выпаса скота, принадлежащего населению. Ведется постоянный мониторинг радиационной обстановки с информированием о результатах исследований органов местной власти и населения. Ежегодно все жители района при прохождении диспансеризации обследуются на СИЧ для контроля за внутренней дозой облучения организма.

Однако, несмотря на все принимаемые меры по обеспечению радиационной безопасности, многие жители района относятся халатно к собственному здоровью и продолжают употреблять в пищу дары леса: ягоды, грибы, дичь. Как правило, именно употребление этих продуктов приводит к превышению внутренней дозы облучения организма. Сотрудниками райЦГЭ проводится постоянная работа с населением: публикуются статьи в местной прессе, проводятся выступления по радио, выпускаются памятки и бюллетени. Ведь повышение экологической грамотности - важный залог безопасной жизни на загрязненных территориях.

 






Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском:

vikidalka.ru - 2015-2024 год. Все права принадлежат их авторам! Нарушение авторских прав | Нарушение персональных данных