Когда-то счастлив...

Подними глаза.
Господи, почему я не родился небесным художником?
Посмотри. Сегодня такой красивый закат... Ярко-красный, нереальный...
И стремительно тающий в сумеречной синеве...
Мой небосвод растворился за горизонтом. 120 км/ч. Взгляд прикован к краю.
Там, где алая полоска догорает на западе.
Я догоню его...
И вдруг, всего на мгновение, я замечаю тебя. Рядом. Один миг. Полная картина этого дня.
Мое наказание. Твои стены.
Мои смс без ответа. Твое "больно".
И — прости... За испорченный день. За поступки на эмоциях.
никому не нужные...

Я не догнал закат. Лишь проводил в наступающую ночь.
Отправил последние багровые всполохи в глупой смс-ке... Лови.

Надеюсь, ты не пропустил его? Ведь в нем — весь я.
Со всей своей безысходностью от твоего молчания.
Я оставил в нем свои глаза. Пожалуйста, посмотри на меня..

2. У меня внутри...

Я хочу оставить светлые воспоминания о нас. Я осторожно вынимаю их из тайника своего сердца по одному. Рассматриваю, любуясь гранями бриллиантов, четкими и чистыми. Мои драгоценности. Они спрятаны во мне так глубоко, что никакие тиски не способны вытащить их.

Там, у меня внутри, существует целая Вселенная, построенная нами. Дикие леса, о которых мы забыли на долгие века сразу после того, как посеяли первые семена. Соленые моря и темные океаны. Хребты высоких гор, в которых мы прятали свои признания друг другу. Слова становились эхом и срывались вниз камнями, создавая новые, причудливые формы бытия и жизни внутри себя. Роскошные Сады, наполненные сладким ароматом цветов, утонченной красотой и алмазными фонтанами — водопады небес. Белые пустыни, в которых мы расселили первых маленьких скорпиончиков, забавных, но слегка нервных существ, для охраны того, что под песками. Погребенные цивилизации, тайны существования...
И долины. Мастер, ты помнишь наши долины? Тянущиеся до самого горизонта, усеянные гладкими озерами. И это мы придумали падающие звезды в зеркальную гладь воды, там, где вместо кругов на поверхности плясали огненные человечки, раздавая магические дары всем, кто был способен взять. И мы жили в этих долинах очень-очень много лет, так долго, что на другой стороне успели родиться и умереть новые Вселенные.

А потом были города. Широкие дороги. Строгие светофоры. Дни, залитые трелями клаксонов и шумом колес. Облака, цепляющиеся за шпили небоскребов. Несмолкающий ветер крыш. Неспящий муравейник, гудящий, гулящий город.

Что бы ни происходило, Мастер, я найду тебя. Я найду тебя в любой точке Вселенной, загляну в каждый уголок, под каждый листочек и камушек.
И везде будешь ты. Рассыпаешься на мириады атомов кислорода в моей атмосфере.
Я дышу тобой. Ты всегда со мной.
У меня внутри. В самом надежном тайнике всех времен и народов — в моем сердце.

Мастер, возвращайся скорее...

3. За секунду до...

Я просто взял тебя за руку. Я не ожидал, что все обернется... тем, о чем мы не смеем даже говорить. Потому что оба знаем, что грань очень тонка, пара неосторожных слов-действий и нас обоих можно выписывать из этой реальности.
И вписать в другую.
Контроль – это то, за что мы держимся, когда боимся отпустить себя на свободу, расправить крылья и превратить мечты в жизнь.

Черт, я же просто взял тебя за руку. Просто так. Так же как и много раз до этого. Что же изменилось?

Я почувствовал твою ладонь, теплую, мягкую, сжал твои пальцы и... уже через доли секунды целовал тебя, скользя зубами по нижней губе, и выдыхая шепотом:
— Как же я тебя хочу! Хочу... хочу... прямо сейчас...
Одежду на пол. Мне кажется, или она и так задержалась на тебе. Еще пара движений и несколько пропущенных кадров в темноте. И – влажными следами ниже по моему животу. Выгнуться навстречу и – стоном в твои губы – даааабляаааа…
Задержать дыхание, одной рукой в стену, другой за твое плечо – медленно опускаться вниз… расслабиться

впустить
тебя
полностью
в себя
до конца

Ты закрываешь глаза и – дыханием в мою шею, руки на бедра… Двигаясь в медленном темпе. Ты так осторожен... и очень нежен. Влиться долгим поцелуем. До тех пор, пока ты не приблизишься к..., ускоряясь и прижимая к себе ближе. И – горячей судорогой в меня, запрокинув голову, замираешь на несколько мгновений.

И позже – взгляд. Сначала отрешенный и невидящий, а потом ты находишь меня, и шепотом:
— А ты?
— А я гораздо позже.
Я смотрю на тебя. Ты прекрасен. Вот сейчас, когда расслаблен и не ищешь путей отступления, когда спокоен и не сожалеешь. Я взял тебя за руку. И уже через доли секунды был готов кончить…

Вся проблема в том, что я не знаю, как ты любишь. Но желание не спрашивает и не думает о таких мелочах. Поэтому я оставлю все, как есть. Сидя на твоих бедрах сверху, целуя тебя в мягкие губы, чувствуя твои горячие пальцы и ласку…
И не важно... нет... уже нет...

— Спасибо, родной… — мне не оторваться от твоих губ. Никогда. Я вообще не понимаю, как можно быть рядом с тобой и не целовать.
Дрожью по телу, захлестывающим возбуждением, твои пальцы по моей спине вверх и зарываясь в волосы. Теперь ты – на выдохе шепотом куда-то за ухо:

— Я хочу тебя еще!

4. Не спать...

Город мерцает цветными красками на ветру. Я выпускаю усталость из своих легких. Сны — это такие маленькие садисты, которые тщательно разработали план по захвату моего разума. Эти проворные паршивцы так и мечутся под моими ресницами.

Вот рыбки в прозрачной воде блестят на солнце своей зеркальной чешуей. Ящерица греется на камнях... А вот маленький мальчик пытается переплыть пруд на самодельном плоту. Надеюсь, он умеет плавать, потому что он все равно упадет в воду. Плюх!

Я вижу лето... нет, не это. Такого лета у нас еще не было! Безмятежное и солнечное до самых краев. Счастливое и улыбчивое... Ты лежишь в траве, с тонким стебельком во рту и провожаешь легкие облака взглядом. Они завиваются в причудливые формы и узоры:
— Смотри, — показываешь пальцем ввысь. — Черепаха.
— Угумс, — меня совершенно не волнуют облака, но я все же глянул краем глаза. — Черепаха, как черепаха...
Я любуюсь тобой, твоей лазурью в глазах, которую так бессовестно украло небо над нашими головами. Этот мир вообще еще тот воришка. Он постоянно крадет тебя у меня. Я не то чтобы хочу уничтожить его из-за этого, я просто не желаю делить тебя!

Я не желаю делить наше время, наше будущее лето с кем-либо еще...
Пообещай мне, что оно обязательно настанет. Нет, смотри мне в глаза и пообещ... Нет, не смотри на меня! Да-да, долгие зимы, я помню...

...Да, прямо сейчас. Я уже давно соскучился по тебе…

5. Твоя тень

Тишина. Это то, из чего я родился. То, чему я научился еще в раннем детстве. Я – тень. Никто не услышит меня ни в городских звуках, ни в шелесте желтеющих лесов. Ни в холодном ветре, гуляющим по степям. Ни в тяжелых водах остывающей реки. Хищник не почует моего запаха.

Я дышу на поверхности легких. Я открываю дверь, медленно опуская ручку так, что даже механизмы отказываются щелкать. Крадусь мягкой поступью на цыпочках, звуки тут же тонут в ворсе ковра. Единственное, по чему меня можно распознать – движение воздуха. Ведь я не маг. Я не могу его остановить. И едва ощутимые вибрации катятся…
— Я не сплю, можешь не красться, — шепчет Мастер.
Я задерживаю дыхание, превратив тело в мертвую статую. Но ветер, врывающийся в открытое окно, поднимает мои волосы. Предатель! Разумеется, этот несуществующий звук развевающихся волос Мастер слышит. И я вижу его улыбку. Он знает, что я здесь.

Тишина – это то, чем я живу. Осторожно запуская в себя лишь то, чему я мог бы довериться. И я мог бы позволить этому миру заполнить меня. Жить внешней жизнью и ее радостями. Променять тишину на все, что я мог бы отсюда взять… Если бы чувствовал в этом потребность. Но нет необходимости даже говорить об этом…

Я продолжаю стоять, наслаждаясь тем, что могу остановить любой процесс в своем теле.

Океаны. Корабли бесшумно рассекают черные воды. Небосвод движется по кругу, освобождаясь и поглощая заново. Мои волны не ударяются о камни. Мой ветер не гнет верхушки деревьев. Моя осень не отбрасывает тени. Потому что в моем мире нет света.
Синие огни. Я крадусь позади фонарей.
Я – всего лишь твоя тень. Твоя тишина.

6. Никто не знает, что...

Я — романтик. Вот если вне стальных браслетов на моих запястьях и содранной кожи под ними, если вне этого металла, так удачно сочетающегося с моей запекшейся кровью, то я — любитель красоты. Я могу подолгу сидеть на подоконнике и ака ванилька курить в темнеющее небо, уже не морщась от боли, когда одна рука тащит за цепь и кольцо другую. Потом умудриться принять душ, сделать себе чаю и даже посидеть в инете, вымазав половину лэптопа своей кровью...

Я — искатель новых ощущений. И именно поэтому я не стану искать ключ от наручников. Выкурю еще одну перед сном, раздевшись догола и не включая свет в комнате, открыв настежь окно и впуская порывистый ветер мурашками на свою кожу... и лягу спать, не дождавшись тебя. Скованный. И даже не пытавшийся освободиться.

Потому что я — твой. Мне не нужна свобода. Мне не нужен мир, в котором нет тебя. И если ты решил, что сегодня я ограничен в своей свободе, значит, так и должно быть. Я принимаю тебя таким, какой ты есть, Мастер. Точно также, как и ты смог принять меня таким, каким я родился в этой реальности.

Я — эстет. Я получаю извращенное наслаждение от ноющей боли в запястьях.
Но еще большее удовольствие я смогу почувствовать лишь тогда, когда...
Ты придешь под утро. Недовольно покачаешь головой и закроешь окно и шторы. Тихо присядешь на край кровати и — щелк! щелк! — браслеты разжимают свои объятья. И ты — влажным горячим языком проводишь по следам. Тихим стоном в мои ладони от накатившего желания, которое, несмотря на усталость, сумело пробиться сквозь холод и тишину нашей спальни...
— Малыш... — и твои пальцы уже скользят по моему животу и ниже к паху.
И я, на грани сна, — движением навстречу в твою руку...

Я — мечтатель, стоящий на коленях пред тобой и роняющий слова на ветер.
Встречающий утро под звездным небом.
Скованный.
И даже не пытавшийся освободиться. Потому что
Я люблю тебя!

7. В тени белых стен

Ты пахнешь жарким остановившимся днем. Знойным, терпким и безмолвным.
Раскаляя дыханием полуденную тень. Я вдыхаю, заполняя тобой свои легкие.

Солнечная тишина звенит. Мы здесь. И кроме нас, ни души.
Но что я могу тебе дать? Я даже в глаза боюсь посмотреть.
Но я чувствую тебя и... обещанный контроль исчезает в песках под ногами.
И сегодня... ты доверился. Вместо привычного побега... и страха...
Мы где-то... к черту координаты! Вместе.

И я накрываю твои ладони своими, сливаясь с тобой в медленном танце..
Прикрыв глаза, ощущать тебя на вкус.
И я хочу, чтобы это длилось бесконечно.
Чтобы этот день пролился в прохладную темно-синюю ночь.
Хочу знать, что ты все так же будешь рядом, двигаясь со мной в одном ритме...
Собирать тебя губами... скользить пальцами по твоему животу...
Впитывать приглушенные стоны. И — рассыпаться цветом охры по утоптанному земляному полу.
Застыть между твоих лопаток, слышать сердцебиение...
Провести языком, окунаясь в соленые воды залива...
Видеть тебя, прикасаться вместе с тобой...
И — снова желать...

Временем мимо нас, лишь музыкой, мягкой неслышной поступью
по рельефу твоих ладоней...

8. Через 3000

Я хочу, чтобы ты был рядом. Я хочу быть рядом с тобой. Сейчас. Отвергнуть реальность. Уничтожить ее парой фраз. Сжечь все мосты. Разрушить!
Сорваться. Сесть на самолет. Преодолеть 3000...

Я стою на краю. Подо мной 9 этажей страха и желания. Я хочу умереть, чтобы вернуться вновь. Чтобы страдать и ж д а т ь. Ждать, взрослеть и быть. Быть т в о и м мальчиком. Твоим ребенком.
Твои маленьким ручным зверьком... Принадлежать. Подчиняться. Жить только ради тебя. Ради твоего взгляда. Пусть строгого или злого. Ради твоего слова… Ради твоего удара, карающего и сокрушающего... Или прикосновения, нежного и ласкающего...
Я готов быть твоим рабом. Спрячь меня от всего мира. Будь моим миром сам. Будь моим Богом! Моей Вселенной. Будь моими небесами. Самолетом. Ожиданием. Воплощением.
Все, чего я хочу — быть рядом с тобой. Всегда. От начала до конца.
Я сошел с ума. Вот сейчас, когда я говорю это, когда пишу эти строки, глядя в твои глаза... Когда вся моя жизнь вдруг перевернулась и подчинилась лишь тебе, я...

Я хочу умереть.
Я хочу шагнуть вниз.
Выкурить последнюю сигарету и уйти в эту ночь, расправив свою душу навстречу Тьме...

Я хочу быть твоим.
потому что
я люблю тебя.
Слышишь?

9. Тишина

т и ш и н а

Медленная. Стекает дождем по стеклам. Бесшумно.
Замирает в сердце.
Холодные пальцы по моим щекам. Нежно и осторожно… Я закрываю глаза. И – я люблю тебя. Абсолютно другую Вселенную. Другой мир. Таится в твоих глазах. Но я молчу.
Потому что – тишина. Ее нельзя нарушить. Нужно дышать на поверхности легких, выдыхать без шума. Равновесие такое хрупкое.
Ты знаешь, я знаю, что мы – всего лишь по одной третьей. И может, даже меньше.
Я читаю секреты в твоих глазах. В намеке на улыбку. Тени становятся глубже…
Впустить ночь. Шагнуть в нее, держась за руки.
И я сжимаю твои холодные ладони. Касаюсь твоих бледных губ…
Прижаться. Чтобы согреть. Чтобы душу в пепел.
Я роняю в густую, почти осеннюю ночь "От того, что ты рядом…" И эхом ты договариваешь "от того, что нас нет…"
Утонуть. В тебе. Плыть в твоем океане. Маленькой блестящей рыбкой.
Под толщей воды. В безмолвии темного дна, отражающее небо.
Не дыши... И сегодня...

люби меня тихо.

10. Колыбельная

Я помню ее наизусть, слышишь? Каждое слово. Уже давно нет нужды доставать затертый лист, сложенный в четыре раза, из заднего кармана своих джинсов, но я все равно раскрываю его и перечитываю...
Знаешь, это словно маленькая музыкальная шкатулка. Помнишь каждую ноту мелодии, но все равно открываешь ее. Осторожно приподнимаешь крышку, чтобы услышать музыку. Чтобы услышать...
Или те самые секретики из детства. Только ты один и твой лучший друг знают, где он зарыт. И вы вдвоем, оглядываясь по сторонам, чтобы никто вас не увидел, раскапываете его, вновь и вновь любуясь на узоры фантика под стеклышком.
Так же и я, раскладываю лист... ведь это так.. странно, когда среди черной, рыхлой действительности вдруг есть что-то такое — яркое, чистое... недосягаемое для чужих сердец! И он, этот секрет, существует независимо от всего мира.

Главное, помнить о нем. И о месте, где он спрятан.
В Поднебесной моей души.
Над всем этим кошмаром.
Есть ты.

И каждое слово — радугой после дождя...
Для меня одного.

11. Мы — всего лишь...

По коридору шагать, гулко отражаясь от стен. Мы – всего лишь звуки. Чувствуешь, как бьется сердце на подушечках пальцев? Взгляд-ответ – да. Еще никого нет. И ты берешь меня за руку, переплетая пальцы. А как же камеры? Улыбка-ответ. Никто не увидит – здесь слепая зона. Эхо продолжает катиться дальше по коридорам. По закрытым дверям. В молчании я слышу твой вдох. Заливает твои щеки краской. Сожми мою руку крепче. Секунды тянутся. Тик……………так. В полумраке видеть блеск твоих глаз, видеть желание и что-то… гораздо большее.
Быть одному. Так долго, что начинаешь видеть силуэты во тьме. Ты шепчешь мне эти слова. И я понимаю, что мы вышли из... одного и того же мира. Интуитивно. За гранью человеческих чувств. За чертою. Быть рядом. Вместе.
Не бояться.
Здесь. Среди глухих стен. Среди слепых пятен.
Или среди стен дома. Быть счастливыми в своей маленькой клетке. Где не существует правил. Нет осуждения. Нет упреков. Где забывается все, о чем мы так долго молчали. Как боялись выдать себя. Даже неосторожным взглядом.
Среди стен, где сбываются мечты. Где все становится реальным и возможным. Где слова, такие хрупкие. Шелестом листьев по земле. Лучами утренними. Скользят... скользят... с подоконника на пол. С пола на простынь. По твоей ладони. И медленно добираясь до твоего лица. Ложась на ресницы белым золотом... Слова – всего лишь звуки. К черту!
Собирать губами всех солнечных зайчиков, пригревшихся на твоих щеках. И улыбку сквозь сон.
Ты все еще здесь... Среди моих стен. В моей норке. Здесь безопаснее, чем... Здесь просто безопасно. Никто не смотрит на тебя, не оценивает твоих поступков. Ну, если только твою наготу и красоту. Такую нежную и... что хочется только смотреть. И не трогать. И не тянуть руки навстречу, чтобы ощутить...
Ну, а дальше… шагать по коридору. В невидимой зоне – снова – переплести пальцы. Улыбка-поцелуй.
Разойтись в разные стороны.
Чтобы вечером вновь…

12. Без остановки

Не вздумай меня жалеть! Да, вот так, согласно кивни. Четким щелчком пальцев, и указывая мне на постель.
Зрение и голос, уплывая в черную ткань. Потому что сегодня...
Никаких стоп-слов.

И ты спросишь меня: что есть страх?
Чем мне ответить тебе? Только телом.
И сейчас, лишенный возможности смотреть и говорить, я чувствую — чувствую! — твою дрожь по пальцам. Когда вот так... вот так неправильно, но так сладко.. Когда вот так... кто-то перед тобой — обреченно-послушный... Заводит с полуоборота. О, да! Когда страх перед неизвестностью — единственное, от чего можно оттолкнуться, чтобы достигнуть абсолютного кайфа. Когда ты, наконец, отключаешь ожидание... удара или поцелуя... когда честно позволяешь другому владеть тобой, мозг перестает перебирать всевозможные комбинации ухода и отступления. Но назад пути уже нет. Я же сказал: стоп-слова сегодня не существует. Так что...
— Тииише, малыш... — губы дыханием возле моего уха. Я до сих пор ожидаю. И вот это неправильно. — Тиишеее...
Разрывая шепотом пелену древних страхов.

Ты снова спросишь меня: что есть контроль?
Когда в твоих руках чье-то тело, чья-то жизнь, лишенная всякого страха, есть только ответственность. Граничащая с безумием в тяжелой степени. Когда ты понимаешь, что есть кто-то, кто полностью тебе принадлежит, очень сложно не сорваться и не сделать страшное. Невероятно сложно дать свободу, пусть в чем-то и иллюзорную. Ведь когда что-то твое, ты вряд ли уже сможешь отпустить это.
Я бы ответил тебе. Своим многозначительным молчанием. Особенно, когда ты тихо произносишь слова, которые не предназначались для моих ушей.
— Поэтому еще неизвестно, кто кому принадлежит...
Я вздрагиваю.
Есть вещи, на которые я всегда смотрел только под одним углом.
— Я же без тебя умру. Ты что, не понимаешь?
Сквозь паузу своих мечущихся мыслей, я мотну головой — нет, о чем ты?
— Глупыш... — пальцами по моим ребрам.

Ты снова в моей голове. Это шизофрения последней стадии.
Но ты отодвигаешь ее немного в сторону и спрашиваешь: что есть границы?
Когда ты вправе пересечь их, что тебя останавливает? Что, твою мать?..
Я сказал, не вздумай меня жалеть.

И ты забываешь... страх, контроль, границы... Пусть все это останется где-нибудь снаружи. Будь со мной самим собой...
Будь вместо меня. Сейчас, когда я, как мягкий пластилин в твоих руках.
Когда ты, преодолевая мрак темноты, так жадно берешь меня.
Так созидающе наказываешь. И так разрушительно ласкаешь.

Нет никаких границ. Нет никаких страхов.
Потому что я не могу сказать тебе "стоп".
Есть только ты и твой контроль.
А между вами я, так безудержно жаждущий умереть под тобой.

13. Принадлежать

Движениями в темноте. Вкрадчиво. Я слышу. Мягкий шелк. Даже не пытаться открыть глаза. Но ощущать. Напряжение. И…
Оскал. А может быть, нежность. В одном коктейле. Пить до дна. И пьянеть. В ожидании звуков, рассекающих... И обещающих. Горячие волны. Вдоль спины. Сводить лопатки от... кайфа? Или чего-то еще... Глушить собственным рычанием. Зажмурившись так, чтобы слезы... утекали в шелк. И – еще. Зубами в ладонь. До крови. Смешивать со стонами... И – знать, что это лишь начало.

Прикосновения. Невесомые. Почти выдуманные мною. Моей жаждой. Моим воображением. В самых темных глубинах моих фантазий. Там, где ты... Усмешкой. На мою нетерпеливость.
А может, ощутимые. По спине и бедрам. На животе и... Такие настоящие. Обжигающие. Любящие... Задохнуться в подушках. И в них же оставлять. Сквозь сомкнутые губы. Звуки.
И – движениями в темноте. Властными. Требующими. Берущими. До последней капли всё, что я могу отдать. Свое тело. Свою жажду. Свое время. Свою душу. И больше – всё, что ты сможешь взять от меня. В одном коктейле. До самого дна.

14. Считай!

Разливать по бокалам мартини с клубникой. Сладко. Дождь. Тишина. Молчание. Но лишь бессловесное. Дыханием в губы. Проникать. Пропускать через себя. Дрожь. По пальцам. В такт бьющимся каплям в карниз. Запястья в красные полосы. Подари мне еще кое-что!.. Сквозь нежность и взгляд. Цвета вечернего дождя. Считай. Один… Два… Три… Забирай. Последний глоток кислорода. Стоном в хрип. В темные стены. Пять… Шесть… Семь… Вторгаясь в черные воды. И в Поднебесную. Разрядом тока по венам. Девять… Десять… Секунд до конца. Разливать по телу тишину свободы. Не слышать мыслей. А лишь – вдох! Долгий. Полный. Единственный. И снова – один… Два… Три… Вдоль позвоночника. До самого края. В ритм. Во Тьму. И – десять. Вдох… Быть рядом. В твоем сердцебиении. Оглушительно. Перекрывая. Последний раз. Совсем близко – один… два… три… Считай. Пока я буду умирать. Под тобой. В замкнутом кольце. Одиннадцать… Тринадцать… В бездну… Бестелесным духом. В горящие легкие. За пределы сознания… Вдох.
Играть.
Улыбаться.
Любить.

15. Здравствуй, пункт Б

Ноябрь без снега. Только ледяной ветер. Волосы по плечам.
Я застрял во вчерашнем вечере. Там, где на дисплее моего телефона прорывается твой звонок. Я мог принять вызов и услышать, наверное, шум бара, в котором ты отдыхал. У меня был шанс быть к тебе очень близко, ближе, чем ты подозревал. Возможно, я мог бы услышать твой голос. И — прощай крыша!
И — прощай пункт А... Сожженные мосты. Аэропорт. Самолет. Состояние, близкое к смерти. Вывернутые наизнанку легкие.
И — здравствуй пункт Б...
У меня был шанс умереть. Потому что у меня была возможность найти тебя.

Просто я нажал на кнопку сброса. Утихомиривая бурлящий адреналин, я вжимал ладони в холодные металлические балконные рамы. Ведь ничего не было.
Я застрял на втором вызове. В имени, которое высвечивалось на экране. Нечаянно. Мороз. Вызывает.
И я, упираясь в темноту на западе, сокращаю 2000 км всего лишь... гудками. Когда целый мир умещается в три длинных гудка, он перестает подчиняться установленным правилам.
Остыть в утренней сизой дымке. Быть предельно вежливым внутри себя.
Я хотел сорваться в метели. В холодно-жаркие качели. Остыть в темной шелковой обивке.
Просто я прикурил еще одну сигарету.
Я провожал твое отрицание с позиции вчерашних упущенных шансов.
Я сидел на обломках своего разрушенного мира. Тонкие струйки от осколков надежды.
Как бы я хотел быть Фениксом, бессмертным существом из пепла...

16. Я просто

Я просто жду тебя. Замирая в ноябрьском ночном дожде. Пальцами по запотевшему стеклу.
Все тот же город. Все та же дорога. Все тот же мир. И я... все в том же диком одиночестве.

Я просто стою у окна до утра.
А где-то там ты, наверное, уже спишь. Калейдоскоп снов. Аттракцион чувств.
И n тысяч знаков между мной и тобой.
Так сложилось — ненавижу эту фразу!
Не мой мир, чужой, враждебный. И жизнь, в которой уже ничего не хочется.

Я просто лежу на полу, упершись взглядом в потолок.
Я просто хочу знать, что где-то там есть ты...
Да, вот такой я идиот. Я отказываюсь от всего.
Безысходностью по нервам. Слезы прячутся в волосы. Тонкими дорожками по вискам.

У кого-то назревают дети. У кого-то разрушается печень.
Заломленные руки. Хрупкие плечи. Ничтожные дни...
А у меня все хорошо. Правда.
Я просто курю одну за другой. Не давая себе возможности сорваться.
Не оставляя себе не единого шанса.
Я просто хочу знать, что ты, также как и я, сохранил ту маленькую частичку надежды.
Крохотную, едва заметную. Ее слабый свет в кромешной тьме. На твоих раскрытых ладонях.
Я не хочу, чтобы ты видел то, что будет после. Я не хочу тебя злить.
Не хочу, чтобы больно.
Чтобы губы в кровь, чтобы крик в кулаки.

Я просто стою у открытого окна. До утра. Вдыхая тебя вместе с преддекабрьским дождем.

Спи, мой милый. Отдыхай.
А я пока что просто подожду...

17. Ведь я тебя…

Ты знаешь, ведь ты видишь.
Старый деревянный дом, в котором я жду тебя, стоя у окна и гипнотизируя горизонт.
Пыльная дорога убегает к западу, пытаясь догнать гаснущее солнце.
Золотые длинные тени ложатся на поля, отсвечивают сквозь зеленую листву. Мягкий свет.
Теплый, тихий вечер разливается перед нашим домом, сплетается с дорогой.

Ты же видишь все это, не так ли?
Ведь ты идешь по этой дороге, спиной к закату и мне навстречу.
Я выбегу к тебе босиком, с порога сразу обняв.
— Скучал по мне? — тихо спросишь ты.
— Не то слово! — прошепчу я. И это будет чистой правдой. Я весь день проторчал у окна.
Я думал только о тебе. Я вспоминал наши лучшие дни и мечтал, чтобы сегодняшний был самым-самым.
Смешанные запахи перечной мяты, корицы и молока.
Я здесь, один, бродил по дому и местным окрестностям. Я пытался читать или чем-нибудь заняться.
Но что бы я не делал, все сводилось к тому, что я делал это ради тебя.
Все решалось ответом на один-единственный вопрос: А как бы сделал ты?
И я, закрыв глаза, представлял тебя рядом. Я говорил с тишиной нашего дома.
Я везде видел тебя.
Я сошел с ума. По тебе. Еще никогда в жизни я не желал быть рядом с кем-то так сильно.
И сейчас, когда ты обнимаешь меня, я по-настоящему счастлив.

Мы где-то за пределами какого-то маленького города.
Догорающий август. И где-то там, за полосой леса прячется наше маленькое озеро.
Жаркий полдень на берегу, сверкающие стрекозы в лучах солнца, ослепительные блики на воде.
Я любуюсь тобой, твоей улыбкой. Я хочу прикоснуться к тебе, но боюсь нарушить твое сонное умиротворение.
И я сдерживаюсь до последнего, до искрящегося электричества на кончиках своих пальцев.
И в этот момент я думаю: черт возьми, какой же я везунчик!
Ведь сейчас я могу просто так быть рядом с тобой, запоминать тебя. Целовать тебя...

Труттер Эдуарда Равильевича был особенным, в ярко-голубом откровенном стиле, с забавным ником Голубой_осел. Писал он часто и обо всем, при этом умудрялся не переплетать опознавательные признаки реальности с ее обитателями, о которых, в общем-то, и шла речь. Не мог он ответить своим читателям, какую должность занимает и в какой именно компании. Скрывался, как мог. А он мог. Но при этом писал правду о себе и своей жизни, которая в последнее время прямо-таки била ключом.
Эдуард Равильевич сидел за своим широченным столом из мореного дуба, а его младший менеджер по продажам подавал на подпись бланки договоров один за другим, тыкая своим тонким длинным пальцем в места, где следует расписаться. Подпись у Эдуарда размашистая, крупная, уверенными стрелами уходящая вверх. Нет, он не тренировался рисовать ее, она сама так получалась. Но когда вот этот мальчишка стоял рядом, у него выходили какие-то каракули. Рука то и дело дергалась и, напрягаясь, выписывала мелкие буквы его батырской фамилии. Не под стать, короче.

Он вздохнул, отложил ручку в сторону, проигнорировав легкое удивление менеджера, и открыл вкладку с Труттером.
«Вот ведь зараза! Спокоен, как Будда. Красив, как Аполлон. Как? Как мне ему сказать, что я уже очень давно хочу его?»
Ну, вот, стало немного легче. Он снова взялся за ручку, поставил подпись. Раздалась звуковая трель. Младший менеджер, положил перед ним следующий договор, достал телефон, слегка улыбнулся и быстренько начал водить пальцами по сенсорному экрану. Снова раздалась трель, только на этот раз с ноутбука Эдуарда Равильевича. Вот и первые ответы. Как всегда советы, как лучше сделать то, как лучше сказать это. Но один совет ему все же понравился. Не то, чтобы он собирался воплотить его в жизнь, просто это заставило его улыбнуться.
«Повысь ему зарплату, сложив сумму прибавки в конверт. И записку между купюр: нет, что ты, я не покупаю тебя!)))))»
Менеджер положил следующий договор на стол, Эдуард Равильевич поставил подпись, написал ответ.
«Я бы и сам в этот конверт лег. Вместо записки. Потому что сил уже нет»
Раздалась трель. Менеджер кладет перед начальником очередной договор, пальцем одной руки указывая место для подписи, а другой водит по экрану. Эдуард Равильевич расписался, недовольно глядя на свои жалкие детские попытки вывести слово «мама».

Трель. Ноутбук. Ответ.
«Тогда сделай это прямо сейчас. Посмотри в глаза и скажи: Хочу тебя! Прямо сейчас!»
Договор. Подпись.
«Самый умный, да? Сам-то ты как отреагировал бы? Сразу кинулся бы с обнимашками?»
Договор. Подпись. Трель. Младший менеджер занес указательный палец над дисплеем телефона в замешательстве, потом посмотрел в окно, словно мог найти там что-то важное. Эдуард Равильевич смотрит на него, не отрывая глаз. Хорош, твою мать, чертовски хорош! Может, и правда сказать?
Трель.
«Если бы мне такое сказал мой начальник, я бы не только с обнимашками полез, но и с целовашками. И вообще, отдался бы тут же и сразу прямо на его столе»
Менеджер собирает все подписанные договора в аккуратную стопочку, молча кивает головой, убирая свой телефон в карман брюк, и выходит за дверь. Эдуард Равильевич выдыхает, роняя голову на полированную столешницу, пытается успокоиться. До следующей трели.
«Ну, что, так ничего и не сказал?»
«Нет, он уже ушел»

Димка очень боится своего начальника. И есть от чего. На совещаниях он безжалостно громит всех и каждого, за малейшую оплошность. Говорить с ним тоже опасно. Злопамятный до ужаса. При нем лучше вообще не разговаривать. Вот и сейчас он вышел из его кабинета, зашел в лифт и, как только двери сомкнулись, прислонился к стенке и начал медленно сползать. Дима не только боялся его. Похоже, он был еще и влюблен. Безответно, разумеется. Вот везет же некоторым! Их начальники любят их, задыхаются только от одного присутствия, чуть ли не на все готовы, лишь бы быть рядом. А Димка, похоже, так и будет тайно вздыхать по своему и ждать от него хотя бы взгляда. А как было бы здорово, если б Эдуард Равильевич обратил на него внимания, заглянул в глаза и сразу бы все понял, без слов. Ведь чтобы любить, говорить совсем не обязательно.
Димка уселся за свой стол, раскрыл ноутбук, зашел в Труттер. У него было весьма серьезное имя. Ситезен.
«Мне, наверное, проще уволиться и не страдать, чем ждать его милости. Он никогда не заметит меня!»
Он убрал договора в специальную папку, поставил ее на пронумерованную полку, закрыл шкаф на ключ. Раздалась трель. О, надо же, сам Голубой Осел отвечает ему.
«Может, тебе все-таки открыться ему? Оставь записку, отправь имэйл, дай о себе хоть как-то знать»
Легко сказать: отправь имэйл. Он же потом порвет меня на части, негодовал Димка на ответ осла, а потом уволит за домогательство.
«Теперь ты умничаешь, да? Имэйл не катит»
Голубой осел не ответил. Потому что сам был в такой же ситуации, и прекрасно понимал всю недостаточность, примитивность и нелепость электронных писем и прочих школьных записок. Вместо этого он оставил еще один трутт.
«Завтра корпоратив сразу за два праздника. Хоть полюбуюсь на него»
«Осел, у нас тоже завтра корпоратив. Идти не хочется, но пойду по той же причине, что и ты» - ответил Ситезен.

Они переписывались долго, поддерживая друг друга в одном страхе на двоих открыться тем, о ком уже давно мечтали. Эдуард Равильевич был человеком практичным и основательным, доводящим любое дело до конца. Во всем он предпочитал быть первым и лучшим. Смелым, решительным и конкретным. Во всем, кроме одного. Вот уже в течении полугода он никак не мог найти повод, а заодно и силы в себе для того, чтобы признаться тому, кто снился ему по ночам.
И поэтому, когда Ситезен откровенно поведал ему о своей безответной любви, он твердо решил помочь парню. Только вот как?
«Существует вероятность, что я знаком с твоим боссом» - написал Эдуард Равильевич.
«И что это значит?» - недоумевал Ситезен.
«А то, что я мог бы устроить вашу встречу. Как-нибудь»
«Ты серьезно?»
«Абсолютно»
Отступать было некуда. Сказал, конечно, не обдумав все до конца, но что ж теперь…

* * *
Веселье было в самом разгаре. Женщины из отдела маркетинга уже были готовы отплясывать русский народный стриптиз прямо на барной стойке, мужики тут же приготовили десятирублевые купюры и громко спорили, в чей бюст влезет больше. Димка терзал свой телефон, сидя с коллегой за столиком в углу. Труттер включен. Раздалась трель, которая тут же утонула в взрыве женского смеха.
«Пришли мне фото своего босса. И свое заодно. Вдруг понадобится предоставить доказательства))»
Эдуарда Равильевича постоянно окружали люди. И хорошие, практически, родные, и те, кто искал выгоду в их знакомстве. Как же они все достали! Даже на празднике все никак не могут оставить свои амбиции. Он старался уделить внимание каждому, пара привычных фраз, поздравлений, чоканье бокалами. Но все это оставалось словно на втором плане. Сейчас он держал телефон в руке и то и дело поглядывал в угол дисплея, где должен был замигать светло-голубой конвертик.
Он смотрел в дальний угол зала, где сидел его младший менеджер. Парень казался каким-то грустным и в общем веселье не участвовал. Наверное, у него своя личная жизнь, думал Эдуард Равильевич. Может, мне уже хватит вздыхать по нему?
Раздалась трель.
«Осел, пришли мне и свою фотку тоже. Я хочу знать, кому я буду обязан своим спасением. А я сейчас вышлю свою и своего босса»
Фотку? Да пожалуйста, мне не жалко. Он выбрал из каталога изображений свой снимок, на котором он выглядел очень серьезно. Олечка, секретарша, сказала, что, «несмотря на всю серьезность внешнего вида на этой фотографии, глаза у него были немного другими… не такими, как всегда… мягкими, что ли?» Да не важно. Равильевич отправил свое фото Ситезену и нажал значок конвертика с двумя вложенными файлами.

- О, черт! – Димка соскочил со стула, опрокинув его на пол. Он смотрел на фото своего начальника, присланного Голубым ослом, и чувствовал, что земля из-под ног куда-то стремительно уплывает. Дима в точности до сантиметра знал то место, где сейчас стоит тот, о котором он тут так страдает. И поднять на него глаза было равносильно.. самоубийству.

- Саныч, вот тебе путь – познай его! – Лев аккуратно положил другой конец доски на кондиционер, потряс ее на всякий случай, проверяя устойчивость, цыкнул и снова стал открывать ящики балконной тумбы. Я курил и молча наблюдал за ним. Ушибленный череп болел и ныл, в общем, так и требовал внимания. Но сейчас я не мог уделить своей голове ни одной секунды. Я смотрел на то, как Лев достает моток капроновой веревки и ножницы, как привязывает ею доску к перилам, снова дергает, проверяя на прочность. Смотрел и понимал, что мне нравится каждое его движение, каждый взгляд и слово. То, как он хмурил брови, складывал вещи обратно в ящик. Мне нравилось даже то, как он прикуривает сигарету. Я пришел в себя только тогда, когда он спросил меня:
- Ну что же, пойдешь своего детеныша звать?
- А, да.. Саныч, будь умницей, иди сюда. Человеку спать нужно, время два часа ночи…
Уговаривал я его долго. Лев вздохнул и, заходя обратно в комнату, сказал:
- Пойдем. Без нас выйдет, никуда не денется.
Он включил звук на телевизоре и бросил мне пульт.
- На, выбирай. Кабельное на любой вкус. А я пойду что-нибудь сварганю. Кофе, чай?
- Да не, неудобно как-то, - отказался я.
- Да брось, неудобно на потолке спать. Ну, так что?
- Давай кофе. А где у тебя тут руки помыть можно?
- Хы, там же, где и у тебя, - уже из кухни ответил он.
- Точно! Что-то я не подумал.
Я открыл воду и взглянул на себя в зеркало. Мама дорогая! Это что, кровь? Я принялся смывать ее, но из-за волос это было непросто сделать.
- Чо застрял? – спросил Лев, заглядывая в ванную. – А, увидел, наконец.
- Я даже не знал, что у меня кровь идет, - честно признался я.
- А ты думал, почему я тебя все время спрашивал. Пойдем в комнату, я обработаю.
Он поставил две чашки кофе на журнальный столик и достал из шкафа аптечку.
- Только не ойкай и не шипи, ладно?
- Угу, - кивнул я.
- И не кивай.
Через какое-то время он тихо засмеялся:
- Помазать тебя зеленкой? Детство вспомнишь.
- Нет, спасибо, - улыбнулся я.
На самом деле, мне больше приятно, чем больно. Его лицо было совсем близко, настолько, что я мог разглядеть темные крапинки в его зеленых глазах. В его красивых зеленых глазах… И губы, правильной формы, чуть изогнутые в усмешке, которые так хотелось…
- Ян! Тебе что, плохо? – он тряс меня за плечо.
- Нет, нет, все нормально.
- А чо тогда глаза закрываешь, как будто без сознания? Напугал, блин!
- Прости… я просто задумался.
- Ну, ты задумывайся в следующий раз как-нибудь пожизнерадостнее, - проворчал он. – А то спасать двоих за сутки мне может оказаться не по силам… О, гляди-ка!
Он смотрел на балкон, а на пороге стоял мой Саныч и сверкал своими голубыми глазами. Я взял его на руки и стал гладить.
- Красивый у тебя кот, - тихо сказал Лев.
- А то! Сам делал, - повторил я его же слова. – Хочешь познакомиться? Лев, это СанСаныч. СанСаныч, это Лев.
- Очень приятно, СанСаныч, - он погладил кота за ушком, наклонился к нему ближе, и все таким же тихим голосом, почти шепотом, спросил у него. – Слушай, серый, как ты думаешь, пригласить мне твоего хозяина больше, чем на кофе?
Я застыл на месте, перестав гладить мягкий комок на своих руках, и смотрел на Льва. Он мельком взглянул на меня и вздохнул:
- Ох, дружище, видимо, не стоит. А то подумает еще чего-нибудь не то, - он отвернулся и стал складывать содержимое аптечки на место.
Сейчас или никогда.
- А я уже подумал, - сказал я и выпустил Саныча из рук. Лев изучал меня долгим взглядом.
- Ян, останешься?
- Да, - кивнул я. – Больше, чем на кофе?
- Да, - прошептал он в мои губы. – Гораздо больше.