ГЛАВА 32. БЕРЛИН, НИДЕРЛАНДЫ, 1939–1945 гг

Он — «почти Альфред». Розенберг почти сумел стать ученым, журналистом, политиком — но только почти.

Иозеф Геббельс

Почему мир льет крокодиловы слезы над совершенно заслуженной судьбой маленького еврейского меньшинства? Я спрашиваю Рузвельта, я спрашиваю американский народ: вы готовы принять в свою среду этих искусных отравителей немецкого народа и вселенского духа христианства? Мы бы с радостью дали каждому из них бесплатный пароходный билет и банкноту на тысячу марок на дорожные расходы, если бы могли от них избавиться.

Адольф Гитлер

Хотя Альфред больше не страдал от изнурительной депрессии, он так и не смог почувствовать себя уютно в собственной шкуре, и до конца жизни его самооценка бешено мчалась по замкнутому кругу: он то надувался от гордости, то обмякал — в зависимости от чувства своей близости к Гитлеру.

Гитлер никогда не любил его, однако будучи убежден в том, что его умения полезны для партии, продолжал нагружать его все новыми обязанностями. Эти обязанности всегда были дополнением к главной задаче Альфреда как главного редактора партийной газеты. «Фелькишер бео- бахтер», «боевая газета Национал-социалистической партии» под руководством Альфреда процветала: к 1940 году ее ежедневный тираж намного превышал миллион экземпляров. Сам Гитлер предпочитал вульгарные антисемитские карикатуры в штрайхеровском «Штурмовике», но «Беобахтер» был официальной партийной газетой, и сам Гитлер или его помощник Рудольф Гесс никогда не забывали ежедневно ее прочитывать.

У Альфреда сложились сердечные отношения с Гес- сом, и через него он получал доступ к Гитлеру. Но это закончилось катастрофой 10 мая 1941 года, когда после долгого ленивого завтрака с Розенбергом Гесс уехал в аэропорт, взлетел на своем «Мессершмитте BF-110», направил его в Шотландию и выбросился там с парашютом, после чего его сразу же поймали британцы и до конца жизни заключили в тюрьму. Причины этого поступка до сих пор заводят в тупик историков. Прежний пост Гесса принял Мартин Борман и, как выражался Альфред, стал «диктатором приемной». За редким исключением Борман даровал доступ к фюреру только внутреннему кругу — а в него Альфред Розенберг никогда не входил.

Однако никто не мог отказать Альфреду в удивительном успехе его книги «Миф двадцатого столетия». К 1940 году было продано свыше миллиона ее экземпляров, и по продажам она уступала только «Моей борьбе». Полным-полно у него было и других обязанностей: роль Альфреда как главы идеологического образования всей нацистской партии требовала частых митингов и публичных выступлений. Его речи никогда не уходили далеко от катехизиса, очерченного его книгой: превосходство арийской расы, еврейская злонамеренность, чистота крови, опасность смешанных браков, необходимость для Германии Lebensraum и пагубность религии. Он неустанно вещал об угрозе, которую представляют для рейха евреи, и никогда не упускал возможности подчеркнуть, что еврейский вопрос должен быть решен удалением из Европы всех евреев до единого. Когда к 1939 году стало ясно, что ни одна страна не желает принять немецких, польских и чешских евреев, он ратовал за их переселение в резервацию (подчеркивая ее негосударственный характер) за пределами Европы — к примеру, на Мадагаскар или в Гайану. Некоторое время он рассматривал вариант Аляски, но потом решил, что ее суровый климат будет для евреев слишком тяжел.

В 1939 году Гитлер вызвал Розенберга на аудиенцию.

— Розенберг, у меня в руке мое официальное заявление о присуждении вам Германской национальной премии. Я уверен, что вы помните наш разговор о том, что я вас номинирую — вы назвали этот день днем самой большой гордости в вашей жизни. Я лично одобрил эти строки: «Неустанные старания Розенберга содержать в чистоте национал-социалистическую философию особенно достойны награды. Лишь будущие поколения смогут полностью оценить глубину влияния этого человека на философские основания национал-социалистического рейха».

Зрачки Альфреда расширились: он был поражен великодушием Гитлера.

— И сегодня я планирую назначить вас на пост, для которого вы рождены. Я решил официально учредить Хохшуле — элитную партийную высшую школу, университет национал-социализма. Вы должны стать его главой.

— Я глубоко польщен, мой фюрер, но я ничего не слышал о планах по созданию Хохшуле.

— Это высший центр идеологических и образовательных исследований, который будет располагаться в Северной Баварии. Я уже представляю себе актовый зал на три тысячи человек, библиотеку на 500 тысяч томов и разнообразные отделения в разных городах рейха.

Альфред вынул рабочий блокнот.

— Мне написать об этом в «Беобахтере»?

— Да. Мой секретарь даст вам основной материал на эту тему. Короткое объявление в «Беобахтере» о его учреждении и вашем назначении его главой было бы как раз ко времени. Ваша первая задача — и это не для публикации, — Гитлер понизил голос, — создать университетскую библиотеку. И сделать это быстро. Незамедлительно! Книги можно получить уже сейчас. Я хочу, чтобы вы взяли на себя ведущую роль в изъятии содержимого всех еврейских и масонских библиотек на оккупированных территориях.

Альфред пребывал в эйфории: это задание действительно было создано для него, и он приступил к нему не мешкая. Вскоре эмиссары Розенберга мародерствовали в еврейских библиотеках по всей Восточной Европе и отсылали тысячи редких книг во Франкфурт, где библиотекари должны были отбирать лучшие экземпляры для библиотеки Хохшуле. Гитлер также планировал создание музея исчезающих народов, и другие ценные тома должны были быть отобраны для тамошней представительной экспозиции. Вскоре полномочия Альфреда были расширены, включив не только книги, но и произведения искусства. Как щенок, с энтузиазмом жаждущий внимания, он писал Гитлеру на 50-летний юбилей:

Хайль, мой фюрер!

Желая подарить Вам, мой фюрер, радость в день Вашего рождения, я беру на себя смелость представить Вам фотографии некоторых из наиболее ценных картин, которые мои сотрудники специального назначения, в согласии с Вашим приказом, спасли из бесхозных еврейских собраний искусства на оккупированных территориях. Эти фотографии представляют собою дополнение к собранию из 53 наиболее ценных объектов искусства, доставленных некоторое время назад в Вашу коллекцию.

Я прошу Вас, мой фюрер, дать мне возможность во время моей следующей аудиенции устно доложить Вам о полном масштабе и результатах этой акции по отбору предметов искусства. Прошу Вас принять краткий письменный промежуточный рапорт о продвижении и рамках акции, который будет использован как основа для будущего устного донесения, а также три экземпляра временных каталогов живописи, которые демонстрируют лишь часть коллекции, находящейся в Вашей собственности. Я возьму на себя смелость во время запрашиваемой мною аудиенции передать Вам, мой фюрер, еще 20 папок с картинами — в надежде, что увлеченное общение с прекрасными произведениями искусства, которые столь близки Вашему сердцу, бросит луч красоты и радости в Вашу высокочтимую жизнь.

В 1940 году Гитлер официально известил всю нацистскую партию об образовании АРР — Айнзацштаба[117]рейхсляйтера Розенберга, — чьей задачей была конфискация всех принадлежавших евреям европейских произведений искусства и книг в пользу рейха. Розенберг оказался во главе огромной организации, которая продвигалась вместе с войсками на захваченные территории, чтобы брать под охрану и изымать «бесхозную» собственность евреев, которая будет сочтена ценной для Германии.

Альфред трепетал от радости. Это было его самое прибыльное назначение. Гарцуя со своей АРР-командой по улицам Праги и Варшавы, он думал: Власть! Наконец-то — власть! Принимать решения о жизни и смерти в отношении еврейских библиотек и галерей Европы. И заодно иметь, нем поторговаться с Герингом, который стал внезапно весьма мил со мной. Его загребущие лапы так и тянутся к награбленным произведениям искусства, где и когда только можно. Однако теперь я в очереди первый! Я первый снимаю пенки для фюрера, прежде чем Геринг успеет зацапать их для собственной коллекции. Какая алчность! С Герингом следовало бы покончить давным-давно. Фюреру нельзя мириться с таким предательством арийской традиции и идеологии…

Захват еврейских библиотек Польши и Чехословакии подстегнул стремление Альфреда вскоре завладеть величайшим сокровищем из всех — библиотекой музея Рейнсбурга. Ясно видя своей целью библиотеку Спинозы, Альфред со страстью писал один за другим триумфальные заголовки о продвижении нацистов по Западной Европе. «Ничто не может остановить наш блицкриг», — трубил «Беобахтер». Одна страна за другой склонялась перед мощью Гитлера, и в скором времени настала очередь Нидерландов. Хотя эта маленькая страна сохраняла нейтралитет в Первой мировой войне и надеялась отделаться тем же в новой войне, у Гитлера на этот счет было иное мнение. 10 мая 1940 года нацистские войска навалились на Нидерланды всей силой. Через четыре дня люфтваффе подвергли ковровой бомбардировке индустриальный город Роттердам, разрушив целую квадратную милю городского центра, и на следующий день голландские войска капитулировали. Альфред ликовал, готовя заголовки для первой страницы и рассказ о пятидневной войне с Нидерландами для «Беобахтера», и писал редакторскую статью о непоколебимости нацистского блицкрига. Служащих «Беобахтера» ошеломило поведение Альфреда: никогда прежде они не видели на его лице такой широкой улыбки. Неужели это действительно Альфред Розенберг собственной персоной откупоривает в редакции бутылки шампанского, наливает всем и громко провозглашает тосты, сначала — за фюрера, а потом — в память Дитриха Эккарта?!

Несколько недель назад Альфред наткнулся на высказывание Альберта Эйнштейна: «Секрет творчества — в умении скрывать свои источники». Сначала он фыркнул: «Наглая бесчестность, типичное еврейское лицемерие!», и отмахнулся от него. Однако шли дни, и утверждение Эйнштейна безотчетно всплывало в памяти. Был ли это ключ к разрешению проблемы Спинозы? Возможно, «оригинальные» идеи Бенто Спинозы были не такими уж оригинальными. Возможно, истинные источники его мыслей скрывались на страницах ста пятидесяти книг его личной библиотеки…

АРР, мародерская команда Альфреда, была готова действовать в Нидерландах к февралю 1941 года. Альфред вылетел в Амстердам и посетил встречу, организованную Вернером Швейром, немецким офицером, ответственным за ликвидацию масонства и связанных с ним организаций в Нидерландах. Нацисты ненавидели масонство — неважно, еврейское или нет. Гитлер заявил в «Моей борьбе», что масонство «склонилось» перед евреями и сыграло ведущую роль в поражении Германии в Первой мировой войне. На встрече, организованной Швейром, присутствовали около десяти «провинциальных ликвидаторов», каждому из которых была отведена собственная территория. Перед встречей Швейр испросил одобрения Альфреда по поводу инструкций, которые он планировал раздать ликвидаторам. Все предметы с масонской символикой должны были быть уничтожены: стекло, бюсты, картины, нагрудные знаки, украшения, мечи, печати, мастерки, молотки председателей собраний, семисвечные канделябры и секстанты. Все деревянные предметы с неудаляемыми эмблемами должны были быть изрублены на куски или сожжены. Масонские кожаные фартуки следовало разрезать на четыре части и конфисковать. Альфред улыбался, читая, и внес только одну поправку: кожаные фартуки перед конфискацией надлежало разрезать на шестнадцать частей. Все прочее он одобрил и похвалил Швейра за тщательность. Затем, взглянув на список мест, где надлежало провести конфискации, он спросил:

— Герр Швейр, вижу, в вашем списке есть и рейнбургский дом Спинозы. Почему?

— Вся Ассоциация Спинозы кишит масонами.

— И что же, они устраивают масонские сборища в доме Спинозы?

— Нет, насколько я знаю. Мы пока не обнаружили места их встреч в Рейнсбурге.

— Я даю вам полномочия арестовывать всех заподозренных в масонстве, но предоставьте дом Спинозы АРР. Я лично нанесу туда визит, чтобы конфисковать библиотеку, и если найду какие-либо масонские материалы, передам их вам.

— Вы лично, рейхсляйтер? О, конечно! Вам нужна какая-нибудь помощь? Я бы с радостью предоставил вам своих людей.

— Спасибо, но не нужно. Мои подчиненные из АРР уже здесь и полностью готовы действовать.

— Позволительно ли с моей стороны спросить, рейхсляйтер, почему это место так важно, что требует вашего личного внимания?

— Библиотека Спинозы и его работы в целом могут иметь значение для Хохшуле. Его библиотека требует моего личного внимания. Возможно, со временем она будет выставлена в Музее исчезающих народов, открыть который планирует фюрер.

Двумя днями позже в 11 утра Розенберг и его главный помощник, обер-рейхсляйтер Шиммер, прибыли в Рейнсбург в роскошном лимузине «Мерседес», за которым следовал еще один лимузин и небольшой грузовичок, везущий личный состав АРР и пустые ящики. Альфред приказал двум солдатам встать на посту у домика смотрителя, примыкавшего к музею, а еще двум — ожидать президента общества Спинозы, который жил через дом от музея. Дверь оказалась заперта, но на то, чтобы привести смотрителя, Герарда Эдмонда, который отпер замок и открыл дверь, не потребовалось много времени. Альфред шагнул внутрь и через вестибюль прошел прямо к книжным шкафам. Он их помнил не такими: книг там стало намного меньше. Альфред молча пересчитал их. Шестьдесят восемь.

— Где остальные книги? — требовательно спросил Альфред.

Ошеломленный и перепуганный, смотритель пожал плечами.

— Где еще 91 книга? — прорычал Альфред, вытаскивая пистолет.

— Я всего лишь смотритель! Я ничего об этом не знаю!

— А кто знает?

В эту минуту вошли его подчиненные с Иоганнесом Дидериком Беренсом де Хааном, престарелым президентом общества Спинозы — исполненным достоинства, хорошо одетым стариком с белой бородкой и в очках в стальной оправе. Альфред повернулся к нему, тыча пистолетом в полупустые шкафы:

— Мы пришли за библиотекой, чтобы перевезти ее в безопасное место. Где еще 91 книга? Вы что, за дураков нас держите?

Беренс де Хаан потрясенно посмотрел на него, но ничего не ответил.

Альфред забегал по комнате.

— Кстати, герр президент, где стихотворение Эйнштейна, которое раньше висело вот здесь? — Альфред постучал стволом по стене.

Но тут уж Беренс де Хаан, казалось, был искренне озадачен. Он покачал головой и промямлил:

— Я ничего об этом не знаю. Я никогда в жизни не видел, чтобы здесь висело какое-то стихотворение.

— Сколько времени вы занимаете свой пост?

— Пятнадцать лет.

— А этот сторож, это жирное растрепанное позорище, что работало здесь в двадцатых годах? Вел себя так, будто он здесь хозяин. Где он?

— Вы, вероятно, имеете в виду Авраама. Он давно умер.

— Счастливчик! Какая жалость! Я так жаждал снова с ним повидаться! У вас есть семья, герр президент общества Спинозы?

Тот кивнул.

— В таком случае, у вас есть два варианта выбора. Либо вы ведете нас к книгам — и сразу после этого возвращаетесь к своим родным в теплую уютную кухоньку. Или ничего нам не говорите — и тогда долго-долго их не увидите. Мы отыщем эти книги, уверяю вас, даже если бы нам пришлось разобрать этот музей на щепки и не оставить от него ничего, кроме груды дерева и камней. И мы начнем прямо сейчас!

Беренс де Хаан не издал ни звука.

— А потом проделаем то же самое с соседним домом. А следующим будет ваш. Мы найдем книги — не сомневайтесь!

Беренс де Хаан с минуту раздумывал, а потом неожиданно развернулся к Эдмонду и велел:

— Отведи их к книгам.

— Я требую и стихотворение тоже, — добавил Альфред.

— Нет у нас никакого стихотворения! — огрызнулся в ответ де Хаан.

Смотритель привел их в соседний дом, где в потайном чулане в кладовке под парусиной, заставленные сверху глиняными горшками и банками с домашними заготовками, лежали сваленные грудой книги.

Солдаты деловито упаковали библиотеку и все прочие ценные предметы — портреты и бюст Спинозы, пейзаж XVII века, маленький столик для чтения — в деревянные ящики и отнесли их в грузовик. Через два часа мародеры и сокровища были на пути в Амстердам.

— Я принимал участие во многих таких операциях, рейхсляйтер Розенберг, — заговорил Шиммер на обратном пути, — но ни одна из них не была проведена так эффективно! Это большая честь — видеть вас в действии. Откуда вы знали, что там не все книги?

— Я многое знаю об этой библиотеке. Она будет бесценным вкладом для Хохшуле. Она поможет нам в разрешении проблемы Спинозы.

— А что это за проблема Спинозы?

— Это слишком сложный вопрос, чтобы сейчас подробно его обсуждать. Скажем так, это — главная еврейская мистификация в философии, которая продолжается уже несколько столетий. Я намерен лично заняться ею. Отправьте книги непосредственно в берлинское отделение АРР.

— И еще на меня произвело впечатление то, как вы обошлись с этим стариком. Хладнокровно. Действенно. Он так легко сломался!

Альфред постучал себя по лбу:

— Демонстрируйте свою силу. Демонстрируйте превосходство своего знания и решимость. Они претендуют на величие мысли, но трясутся, представив свой дом в виде груды щебня. Как только я упомянул, что теплой кухоньки больше не будет, игра была сыграна. Именно поэтому мы с легкостью возьмем власть во всей Европе.

— А что там с этим стихотворением?

— Оно значительно менее ценно, чем книги. Было ясно, что он говорит правду: никто, выдав эту бесценную библиотеку, не стал бы подвергать себя опасности из-за нескольких строчек дрянных стишков, нацарапанных на клочке бумаги. Скорее всего, оно не принадлежало музею, а было повешено лично сторожем.

Два голландца в унынии сидели на кухне смотрителя. Беренс де Хаан застонал и взялся за голову.

— Мы предали оказанное нам доверие! Мы ведь должны были сохранить книги.

— У вас не было выбора, — проговорил Эдмонд. — Сначала они снесли бы музей, потом этот дом — и нашли бы не только книги, но и ее тоже.

Беренс де Хаан продолжал стонать.

— А что сделал бы на нашем месте Спиноза, как вы думаете? — спросил смотритель.

— Я могу представить только, что он выбрал бы доброе дело. Если выбор стоит между спасением ценных вещей и спасением человеческой жизни, мы должны спасать человеческую жизнь.

— Да, я согласен. Что ж, они ушли. Сказать ей, что все закончилось?

Беренс де Хаан кивнул, и Эдмон поднялся по лестнице, взял длинный шест и трижды стукнул в потолок в углу спальни. Через пару минут люк открылся, и из него спустилась перепуганная еврейка средних лет, Сельма де Врис-Коген.

— Сельма, — проговорил Эдмон, — успокойся. Они ушли. Они забрали все ценное и теперь примутся грабить остальную страну.

— Зачем они сюда приходили? Что им было надо? — спросила Сельма.

— Полная библиотека Спинозы. Представления не имею, почему это было для них так важно. Загадка какая-то! Они с легкостью могли забрать одного Рембрандта из Рейксмузеума в Амстердаме, где его картин десятки, и он бы стоил гораздо больше, чем все эти книги, вместе взятые. Но у меня есть для тебя сюрприз. Одну они таки упустили. Там была одна книга Спинозы в голландском переводе, под названием «Этика», которую я спрятал отдельно, в собственном доме. Они не знали о ней, — и я принесу ее тебе завтра. Тебе может быть интересно прочесть ее — это главная его книга.

— В голландском переводе? Я всегда думала, что он и был голландцем.

— Так и есть, но в те дни ученые писали на латыни.

— А теперь я в безопасности? — спросила Сельма, которую все еще била дрожь. — И безопасно ли привести сюда мою мать? А вам самим ничего не угрожает?

— Никто не может быть в безопасности, пока эти звери рыщут на свободе, но ты находишься в самом безопасном городке во всей Голландии. Они опечатали музейные двери и окна, они распустили Ассоциацию Спинозы, и германское правительство объявило этот дом своей собственностью. Однако я очень сомневаюсь, что они когда- нибудь вернутся в этот пустой музей. Здесь не осталось ничего важного. И все же, чтобы полностью избежать риска, я бы переселил тебя на месяц в другое место. Несколько семей в Рейнсбурге уже вызвались прятать тебя. У тебя много друзей в Рейнсбурге. А пока нужно установить туалет в твоей комнате, ведь в следующем месяце приедет твоя мать…

Когда книги прибыли в Берлин, Альфред отдал приказ подчиненным немедленно доставить их в свой домашний кабинет. На следующее утро он взял с собой кофе, сел в кабинете и принялся разглядывать тома, пока просто наслаждаясь присутствием и запахом этих драгоценных трудов — книг, которые Спиноза держал в руках. Несколько часов он любовно оглаживал корешки и просматривал названия. Некоторые авторы были ему знакомы — Вергилий, Гомер, Овидий, Цезарь, Аристотель, Тацит, Петрарка, Плиний, Цицерон, Ливий, Гораций, Эпиктет, Сенека и пятитомное собрание сочинений Макиавелли. О, если бы я только пошел в гимназию! — закралась в его голову жалостливая мысль. — Я мог бы прочесть их! Незнание латыни и греческого — трагедия моей жизни… И тут, как громом пораженный, он понял, что здесь не было ни единой книги, которую он мог бы прочесть: ни одной на русском или немецком! Правда, там была работа Декарта «Discours de la methode» [118], но и его французский был лишь в зачаточном состоянии.

Большая часть книг была ему совершенно незнакома: огромное количество текстов на иврите, вероятно — Ветхий Завет и библейские комментарии; а о многих авторах он никогда не слышал, как например, о Низолусе, Иозефусе, Пагнинусе. Некоторые, судя по иллюстрациям, были трудами по оптике (Гюйгенс, Лонгомонтанус), другие — по анатомии (Риолан) или математике. Альфред ожидал, что сможет найти намеки на источники Спинозы по пометкам в книгах или маргиналиям[119]— и провел остаток дня, переворачивая страницу за страницей в каждой книге. Но напрасно — там не было ничего, ни единого следа Спинозы. К полудню грубая реальность предстала перед ним во всей красе: ему недоставало знаний, чтобы узнать что-нибудь о Спинозе из его библиотеки. Очевидно, следующий шаг — искать консультации у ученых.

Однако у Гитлера были на Альфреда другие планы. Вскоре после прибытия библиотеки в дом Розенберга 4,5-миллионная нацистская армия вторглась в СССР. Гитлер назначил Розенберга рейхсминистром по делам оккупированных восточных территорий и просил его набросать генеральный план, касающийся обширных пространств западной части России, населенных 30 миллионами советских граждан, чтобы перезаселить эту территорию немцами. Притом 15 миллионов местных жителей следовало депортировать, а остальным 15 млн разрешалось остаться, но они должны были «онемечиться» в течение 30 лет.

У Альфреда было сложившееся мнение по поводу СССР. Он полагал, что Советский Союз может потерпеть поражение только от славян, и что немцы должны стремиться «балканизировать»[120]страну и стараться создать боевые силы из украинцев, которые двинулись бы против ненавистных большевиков.

Это высокое назначение, поначалу воспринятое Ро- зенбергом как триумф, вскоре обернулось катастрофой. Он посвятил в свои планы Гитлера, но военные вожди — Геринг, Гиммлер и Эрих Кох — яростно противились им и полностью игнорировали или подрывали любые его предложения. Они позволили десяткам тысяч украинских военнопленных гибнуть в лагерях, а миллионам гражданских лиц — умирать от голода, переправляя все зерно и продовольственные припасы в Германию. Розенберг то и дело жаловался Гитлеру, который резко отвечал: «Перестаньте вмешиваться в дела военных. Ваша чрезмерная озабоченность идеологическими вопросами оторвала вас от реальных повседневных дел».

Автор бестселлера-миллионника, главный редактор ведущей газеты… Один престижный правительственный пост за другим: глава нацистской идеологии и образования, глава АРР, рейхсминистр по делам оккупированных восточных территорий. Притом — вечно нелюбимый и высмеиваемый внутренним кругом нацистов. Как же достиг Розенберг столь многих почестей? Порой замысловатая, переусложненная, невнятная проза вызывает незаслуженные возвышенные похвалы интеллекту автора. Возможно, именно поэтому Гитлер упорно предлагал Розенбергу одно ответственное назначение за другим.

Со временем, когда советские войска начали громить германские и отвоевывать свою территорию, положение Альфреда как рейхсминистра оккупированных восточных земель стало несущественным, и он подал прошение об отставке. Гитлер был слишком занят, чтобы ответить ему.

Его надежды на углубленное изучение библиотеки Спинозы так и не реализовались. Вскоре союзники уже вовсю бомбили Берлин. Когда было разрушено здание, стоявшее всего в двухстах метрах от его собственного дома, Альфред приказал переправить библиотеку во Франкфурт ради большей безопасности.

«Фелькишер беобахтер» — «боевая газета нацистской Германии» продолжала сражаться до последнего, и Альфред не прекращал рабски прославлять Гитлера на ее страницах. В одном из последних выпусков от 20 апреля 1945 года Розенберг воздавал фюреру хвалу по поводу его 56-летия, называя Адольфа Гитлера «человеком века». Всего через 10 дней, когда приближающиеся советские войска стояли уже всего в нескольких кварталах от подземного бункера Гитлера, фюрер женился на Еве Браун, раздал капсулы с цианистым калием участникам свадебной церемонии, написал завещание и застрелился, после того как его жена приняла цианид. Спустя 24 часа в том же бункере Геббельс и его жена убили своих шестерых детей морфием и цианистым калием, а потом совершили совместное самоубийство. Но даже после этого печатные станки «Фелькишер беобахтер» продолжали вращаться — вплоть до капитуляции Германии 8 мая 1945 года. При обыске помещений газеты советские солдаты обнаружили несколько заранее подготовленных выпусков. Последний из них, датированный И мая 1945 года, содержал инструкцию по выживанию, озаглавленную «Как выжить в немецких полях и лесах».

После смерти Гитлера Альфред вместе с другими оставшимися в живых нацистскими лидерами бежал во Фленсбург, где адмирал Дениц, новый глава государства, собирал свое правительство. Альфред надеялся, что его, старшего из выживших рейхсляйтеров, попросят войти в кабинет министров. Однако никто не обращал ни малейшего внимания на его присутствие. В конце концов он послал тщательно составленное письмо о сдаче маршалу Монтгомери. Но даже британцы не сумели по достоинству оценить важность такого пленника, и рейхсляйтер Розенберг нетерпеливо ждал в своем отеле целых шесть дней, прежде чем прибыла британская военная полиция, чтобы арестовать его. Вскоре после этого он был помещен под контроль американцев и проинформирован о том, что его вместе с небольшой группой высших нацистских военных преступников будут судить судом Нюрнбергского особого международного трибунала.

Высшие нацистские военные преступники! Ну, конечно! По губам Альфреда пробежала улыбка.

В то же время в Рейнсбурге Сельма де Врис-Коген и ее престарелая мать София спустились по лестнице из своей крошечной конуры и впервые за несколько лет вышли за дверь, на свежий воздух. Они дошли вдоль дома до входа в музей Спинозы, где вписали свои имена в книгу посетителей — первые подписи за четыре года. «С благодарными воспоминаниями о том времени, когда нам было позволено прятаться здесь. Спасибо Дому Спинозы и всем людям, которые так чудесно о нас заботились и спасли наши жизни от немецкой угрозы».

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: